о бы слишком просто.
     - Сколько, вы говорите, составит моя доля?
     - Триста тысяч динаров.
     - Кажется, вы называли цифру пятьсот тысяч.
     - Это я погорячился, - сказал Ахмад Башир, и пояснил, -  нам с тобой по
триста, триста  Абу-л-Хасану, если  он согласится. Сто тысяч динаров аванса,
что я получил, ушли  на  накладные  расходы. Но  триста тысяч  тоже  хорошие
деньги, зря ты торгуешься.
     - Я не торгуюсь, - сказал Имран,  - я просто  так спросил, для меня что
триста, что  пятьсот - все едино. Я таких денег  не то  что в руках, а  даже
вблизи не видел.
     - Так ты согласен? - спросил Ахмад Башир.
     - Согласен, - ответил Имран.
     Ударили по рукам.
     - А что я должен сделать? - спросил Имран.
     - Понятия не имею, - ответил Ахмад Башир.
     Вошел Хамза и сказал:
     - Хозяин просит вас к ужину.
     Часть шестая

        "Седьмой совершенный"


     -   Вазир,  вы   слышали,  что  произошло  с  Абу-Мансуром?  -  спросил
Абу-л-Хасан.
     Они стояли в открытом зале в числе других придворных,  ожидавших начала
аудиенции у халифа.
     - Собачий холод, - ответил Али ибн Иса, - как он любит держать людей на
улице. Кто это собачий сын Абу Мансур?
     - Это  человек  ал-Фурата.  Фурат послал получить  деньги  с  откупщика
налогов  Ибн  ал-Хаджжаджа,  потому  что  тот задолжал  казне  один  миллион
дирхемов. Абу Мансур арестовал откупщика. Стал бранить  и поносить его, в то
время как  тот льстил ему  и всячески  угождал. Тогда  Абу  Мансур  приказал
сорвать с него одежду и бить, истязаемый же только приговаривал: "Да охранит
Аллах".  Потом Абу  Мансур  приказал установить  большой  столб,  прикрепить
наверху вал с веревкой за которую привязали руку Ибн ал-Хаджжаджа. Затем его
подтянули  вверх, а  Абу  Мансур не  переставал  кричать: "Деньги,  деньги".
Подвешенный умолял отпустить его, чтобы он мог переговорить с  чиновниками о
том, что с него требуют. Но Абу Мансур ничего  и слышать не хотел, сидел под
столбом и выказывал  злость  без нужды,  чтобы могли доложить  вазиру  о его
поведении. Когда  же он  притомился от препирательств, то приказал державшим
веревку:  "Бросьте этого ублюдка".  Те  отпустили веревку, а Ибн ал-Хаджжадж
мужчина -  тучный, -  он свалился Абу Мансуру на загривок  и сломал ему шею.
При этом они оба  лишились чувств. Абу Мансура унесли на носилках в его дом,
но по дороге он умер. Ибн ал Хаджжаджа отвели обратно в тюрьму, но от гибели
он  спасся.  После  того  как  его  жена уплатила  сто  тысяч  динаров,  его
выпустили, и выплату остатка отсрочили.
     Али ибн Иса посмотрел  в сторону, где стоял ал-Фурат.  Тот, заметив его
взгляд, поклонился, но Али ибн Иса отвернулся, не ответив на приветствие.
     - Все, что он делает, происходит  именно  так, - желчно сказал вазир. -
Он должен  разрушить  одно, чтобы  получить  другое. В  сущности, он  просто
фокусник, - хоп и из его рта появляется голубиное яйцо, но возьмешь в руки -
это мыльный пузырь.
     Абу-л-Хасан хотел предупредить вазира, что к ним направляется ал-Фурат,
но замялся, не желая перебивать. Подошедший Фурат, услышал последнюю  фразу.
Дотронувшись до рукава Али ибн Иса, он сказал:
     -  Вазир,  разве  ты  не  знаешь,  что править государством,  -  это, в
сущности  искусство  фокусника.  Если  хорошо  проделывать  фокусы,  то  они
становятся политикой.
     Али ибн Иса неодобрительно посмотрел на ал-Фурата и произнес:
     - Гм.
     - Как здоровье, вазир? - продолжал ал-Фурат.
     - Ничего, слава Богу, - гордо сказал Али ибн Иса, хотя на самом деле он
ощущал озноб и сухость во рту, к тому же его мучила изжога.
     - А  я разваливаюсь на  части,  - смеясь, сказал ал-Фурат, -  утром еле
встал.  Поясница  болит,  в  башке стреляет,  после вчерашнего,  да еще черт
дернул ночью  взять на ложе молоденькую негритянку. Ох, она меня измочалила,
еле живой, да  еще погода плохая. Вот я и подумал, если я так себя чувствую,
то, каково Али ибн Иса, в его то возрасте.
     -  Не беспокойся,  - сказал  Али-ибн  Иса, - я еще простужусь  на твоих
похоронах.
     В  зале появился  Наср  ал-Кушури и  объявил  о начале  аудиенции.  Два
хаджиба отворили двери, и люди  в установленном порядке стали входить в зал.
Прежде,  чем последовать за вазирами,  Абу-л-Хасан  оглянулся. Ахмад Башир и
Имран  в  кафтанах, шароварах  и чалмах черного  цвета,  цвета  аббасидского
двора, остались  в толпе придворных, состоящих в свитах  высоких должностных
лиц  и  не принимавших непосредственного  участия  в  церемонии. Абу-л-Хасан
кивнул им и скрылся в дверях.
     - Ты запомнил его? - спросил Ахмад Башир.
     - Запомнил, - ответил Имран.
     - Прекрати глазеть по сторонам, - одернул его Ахмад Башир.
     - Никак не могу  поверить,  что в десяти  шагах отсюда  находится живой
халиф. А если я не могу в это поверить, то кто мне поверит, что я был здесь,
- со вздохом  сказал Имран. - Неужели нам нельзя войти в зал и посмотреть на
халифа?
     - Потише  ты, деревенщина,  -  предостерег  его  Ахмад Башир,  -  здесь
повсюду уши.
     На "деревенщину" Имран не обиделся.
     -  Я,  между  прочим,  -  сказал он,  -  много раз бывал  во дворце,  в
Кайруане.
     - Почему  он  все-таки отказался от  денег,  - задумчиво произнес Ахмад
Башир, - что у него на уме?
     - Очень порядочный человек, - ответил Имран.
     - Мне тоже так хочется думать, но  если бы он  согласился взять деньги,
было бы спокойней.
     - Можно подумать, что вы ему предлагали деньги, а он отказался.
     - А что же я, по-твоему, предлагал? Овец? - рассердился Ахмад Башир.
     - Я имею в виду, - пояснил  Имран, - что денег  в наличие  у вас  нет и
получить их будет очень сложно. Как бы при этом головы не потерять.
     - Да, это верно, - нехотя согласился Ахмад Башир.
     - А ты заметил того, жирного ублюдка, прибывшего с огромной свитой. Это
Назук,  сахиб аш-шурта Багдада. Если бы моя жена не выкрала у меня деньги, я
сейчас был бы на его месте.
     - Вам, кажется, предлагали должность начальника ма'уны?
     -  Да какая разница, запомни, парень, - жены это  самое большое  зло на
свете.
     - Долго ли продлится аудиенция? - спросил Имран.
     - Откуда я знаю, - ответил Ахмад Башир.
     - Говорят,  где-то  здесь есть дом,  во дворе  которого, посреди  пруда
растет дерево с золотыми и серебряными ветками, с разноцветными  листьями, и
на ветках сидят игрушечные  птицы  и щебечут на разные лады.  Может,  сходим
посмотрим.
     - Сходим, -  язвительно сказал  Ахмад Башир,  - там как раз тебя  ждут,
выглядывают  из  дверей и  всех проходящих  спрашивают,  где там Имран,  сын
Юсуфа? Стой спокойно и смотри по сторонам. Мы не за этим сюда пришли.


     - Как я выгляжу? - спросил ал- Муктадир, разглядывая себя в зеркале.
     - Великолепно, - ответил Мунис.
     - Ты говоришь правду или врешь?
     - Ну, может  быть,  самую малость привираю.  А как без лести, без лести
нельзя, лесть входит в наши обязанности.
     - В чьи обязанности?
     - В обязанности евнухов, мой повелитель.
     - А-а, - протянул ал-Муктадир.
     - Тебе пора, мой повелитель, - сказал Мунис.
     Он  стоял в белом платье, перепоясанный красным поясом, возвышаясь  над
низкорослым халифом.
     - Жаль, что тебе со мной нельзя на прием, - сказал ал-Муктадир, - когда
ты рядом, я чувствую себя уверенней.
     - Я всегда буду рядом, повелитель, - уверил Мунис.
     - Странно, почему мне  в голову не  пришла  эта мысль -  назначить тебя
военачальником. Я  все больше склоняюсь к тому, что Али ибн Иса прав, у тебя
несомненные склонности к  военному делу. Но сейчас  я не могу этого сделать.
Мать словно взбесилась, узнав, что я готов последовать совету Али ибн Иса.
     - Не следует так зависеть от Госпожи, - сказал Мунис, - ты уже давно не
ребенок.
     -  Ты прав, мой дорогой Мунис,  но ее поддерживает ал-Фурат,  а с  ними
обоими мне тяжело спорить.  Они говорят, что  эта должность требует человека
умудренного опытом, которого у тебя нет.
     - Я  не  скажу о Госпоже,  но ал-Фурат  торгует назначениями  налево  и
направо.
     - Ах, Мунис, все это пустые разговоры, - надоедливо отмахнулся халиф.
     - Он  распоряжается  твоей  казной,  как своей  собственной, -  заметил
Мунис.
     - Я  сам  одолжил  ему деньги для  покрытия  дефицита бюджета.  По мере
поступления налогов он мне все вернет.
     - А ты уверен, что эти деньги идут на государственные нужды.
     -  Если я  получу  доказательство его нечистоплотности,  я  изменю свое
отношение к нему, - холодно сказал ал-Муктадир.
     Мунис поклонился и оставался  в таком положении  до тех пор, пока халиф
не вышел из комнаты.



     На  приеме  между двумя  вазирами  завязался  яростный  спор.  Ал-Фурат
сказал,  что  взятые  из  личной  казны халифа  деньги,  не покрыли  дефицит
бюджета.  Жалование  войскам   полностью   не   выплачено   и  во  избежание
недовольства, а  возможно и  беспорядков, Ал-Фурат  предложил услуги  одного
еврея-финансиста,  готового выплатить  один миллион  динаров  сейчас  с тем,
чтобы ему дали на откуп налоги с Вавилонии сроком на один год.
     Услышав  об  этом,  Али ибн  Иса  затрясся  от негодования.  Он  назвал
подобное  предложение  низостью  со стороны ал-Фурата и  предложил увеличить
арендную  плату  для   всех  земель  и  учреждений  и  сократить  количество
чиновников.
     Абу-л-Хасан, наблюдая  за  перебранкой,  подсчитывал  в  уме  примерную
стоимость налоговых  сборов с  Вавилонии  за год.  Получалось  примерно  три
миллиона  динаров.  "Недурно,  -  подумал  он,  -   видимо  половина  пойдет
ал-Фурату. И еврею хорошо, пятьдесят процентов годовых."
     Абу-л-Хасан посмотрел на  ал-Фурата.  От  былой приязни  не осталось  и
следа.  "Сколько  же  надо  тебе украсть,  чтобы  успокоиться?",  -  подумал
Абу-л-Хасан.
     ...На предложение  Ахмад Башира он  согласился сразу, не  заставив себя
уговаривать,  чем вверг Ахмад Башира, приготовившего долгую и проникновенную
речь, в легкое замешательство.
     Абу-л-Хасан задал только один вопрос:
     - Почему вы вместе? - сказал он, указывая на Имрана.
     - Мы встретились в Багдаде, - ответил Ахмад Башир, - случайность.
     -  Абу-л-Хасан внимательно  посмотрел на  них,  но  возражать не  стал,
оставив это  утверждение  на совести  Ахмад  Башира. От денег  он  отказался
наотрез.
     -  Мне  так  будет  спокойнее,  -   объяснил   он.  -  Я   все-таки  на
государственной службе и  соглашаюсь на это потому, что этот протокол никому
не понадобился, хотя я гонялся за ним три года. И было мне очень обидно, что
его  никто даже не  открыл. Кроме  того,  я в долгу  перед вами  и  буду рад
сослужить вам службу.
     Ахмад Башир вспомнил, как Имран в тюрьме Сиджильмасы  тоже отказался от
денежного вознаграждения. "Какие честные  люди меня окружают", -  разозлился
он, и спросил:
     - Где может быть сейчас эта бумага?
     - В бамбуковом  ящике, - ответил Абу-л-Хасан. Увидев недоуменный взгляд
Ахмад  Башира, пояснил:  - У  моего начальника был  бамбуковый  ящик, где он
хранил  самые  важные документы,  я думаю, что протокол он  положил именно в
этот ящик.
     Ахмад Башир открыл,  было,  рот, но  Абу-л-Хасан, не  дожидаясь  нового
вопроса, сказал:
     - Мой начальник погиб  во  время дворцового  переворота 296 года. С тех
пор о ящике я ничего не слышал.
     - Кто  наследовал должность вашего  начальника? - спросил молчавший  до
того Имран.
     Абу-л-Хасан с интересом посмотрел на Имрана и сказал, обращаясь к Ахмад
Баширу:
     - Это тот парень, которого мы выпустили из тюрьмы?
     - Он самый, раис, - с улыбкой сказал довольный Ахмад Башир.
     -  Мне нравится  ход  его  мыслей, -  одобрительно сказал  Абу-л-Хасан.
-Вазиром  стал  ал-Фурат,  но мою  службу,  к  счастью, передали  под начало
другого вазира, Али ибн Иса, как  более  опытного.  Иначе бы меня не было на
этом посту.
     - Что он за человек? - спросил Ахмад Башир.
     -Ал-Фурат умен, и богат, имеет влияние на халифа. Хорошо разбирается во
всем, что  приносит  ему личную выгоду, а  в делах государственных он полный
невежда и его деятельность на этом посту приносит стране один вред.
     - Как же он, обладая такими качествами, вершит дела?  -  удивился Ахмад
Башир.
     - Клянусь Богом, если бы на его место заступила выжившая из ума старуха
или глупый  ребенок, дела все равно бы шли своим чередом. Он гарантирован от
вопроса: "Почему ты  поступил так,  а не этак". Подобные вопросы  существуют
для царских  слуг лишь  в  самых исключительных  случаях. В каждом деле,  за
которое он берется, он выносит  неправильное решение, и только сопутствующее
ему   счастье  поправляет  впоследствии  дело.  И  в   результате  создается
впечатление, будто он действительно поступал  сообразно  откровению свыше. К
тому же  он  интриган и умеет опорочить любого,  кто  стоит у него  на пути,
прежде, чем тот успеет что-либо сказать.
     - Надо пощупать этого ал-Фурата, - сказал Ахмад Башир.
     В  сопровождении  Хамзы  вошла Анна,  держа  в руках огромный  поднос с
закусками и вином. Переставила все на  скатерть и, поклонившись, ушла.  Все,
за исключением Хамзы, проводили ее глазами.
     -  Хорошенькая  рабыня,  - сказал Ахмад Башир, -  продайте,  раис,  или
подарите. Помните, я вам подарил рабыню, а вы отказались.
     - Она не рабыня  -  свободная, - недовольно  сказал  Абу-л-Хасан. Ахмад
Башира извиняло только то, что он принял Анну за рабыню.
     Ужин прошел в молчании. Когда наши герои отправились в гостиницу, Ахмад
Башир сказал Имрану:
     -  Кажется,  раис  неравнодушен к этой девке,  -  и,  услышав невнятную
отговорку, добавил, - ты, по-моему, тоже на нее глаз положил.
     Имран что-то пробурчал в ответ.
     Ахмад Башир вздохнул и сказал задумчиво:
     - Уж больно легко он согласился, не чувствуешь подвоха?
     - Видно, что-то в этом деле ему на руку, - ответил Имран.
     Абу-л-Хасан после ухода гостей позвал Анну и предложил сесть.
     - Тебе понравился этот парень? - без обиняков спросил он.
     Анна покраснела.
     -Да,  господин, -  призналась она, - он  забавный. Кроме того, он  спас
меня и моего отца от айаров.
     -  А я  спас от айаров  его  самого, - яростно сказал  Абу-л-Хасан, еще
немного и он ударил бы Анну.
     - Да, я знаю, - глядя прямо в глаза  Абу-л-Хасану,  ответила Анна, - но
вы можете  не  беспокоиться за мою честь. Вы  -  мой  господин,  я ничего не
позволю себе без вашего ведома.
     - Ты - свободный человек, - успокаиваясь, сказал Абу-л-Хасан...
     Из задумчивости его вывел голос ал-Фурата.
     - Какая аренда, какое сокращение, - сказал он, - предложение уважаемого
вазира  очень  дельное.  Но арендная  плата  уже  собрана  за  год вперед  и
сокращение чиновников не даст  немедленных поступлений в казну. Деньги нужны
сейчас, где прикажете их взять?
     - Из личной казны халифа, - не колеблясь, ответил Али ибн Иса.
     Ал-Муктадир сморщился, словно от зубной боли. Этот старый грубиян давно
раздражал его.
     -  Мы принимаем  предложение  ал-Фурата, - твердо сказал халиф, - пусть
примут деньги у этого еврея, а мы дадим ему необходимые гарантии.
     Халиф сделал знак главному хаджибу. Наср ал-Кушури  кивнул, выступил на
середину зала и громогласно произнес:
     - Аудиенция закончена.
     Абу-л-Хасану удалось ускользнуть  от взгляда Али ибн Иса. Он отправился
на  поиски  Муниса.  В  одном  из  переходов кто-то  тронул  его  за  рукав.
Обернувшись, он увидел евнуха.
     Мунис сказал:
     - Халиф готов рассмотреть доказательства.
     - Доказательства  будут,  -  ответил  Абу-л-Хасан и  зашагал обратно  в
мусалла, где его ожидали Ахмад Башир и Имран.
     Внешне  невозмутимый,  он  едва  удерживался, чтобы не  подпрыгнуть  от
радости. Самым нелепым  в этой ситуации, учитывая восторг Абу-л-Хасана, было
то,  что никакими доказательствами он пока не располагал, но на том  уровне,
на котором  он  собирался  действовать, самым главным  было  то,  чтобы тебя
согласились выслушать. События последних дней,  их совокупность с появлением
бывшего начальника полиции и его подручного, - все  это Абу-л-Хасан расценил
как знак свыше, поэтому он так легко согласился на предложение Ахмад Башира,
иначе никакие деньги или  уговоры не  заставили бы  его злоупотребить  своим
положением.  В   случае  неудачи  его  действия   были   бы   расценены  как
государственное  преступление со всеми вытекающими  последствиями  как-то  -
конфискация имущества, казнь и предание позору его честного имени.
     - Вон он идет, - сказал Имран.
     Ахмад  Башир  повернул  голову.  Абу-л-Хасан  шел  прямо  по  лужам, не
разбирая.
     - Торопится, - заметил Ахмад Башир.
     Подойдя к ним, Абу-л-Хасан спросил:
     - Вы видели ал-Фурата? Куда он направился?
     Имран показал на  хвост  удаляющейся процессии.  Ал-Фурата сопровождало
около  двухсот  человек  одних  телохранителей,  выступавших  с  обнаженными
мечами, это не считая секретарей, помощников и прочих слуг.
     - Вот  почему  он ворует в таких масштабах, ведь  каждому из свиты надо
заплатить какое-нибудь жалование.
     - У Назука свита была больше, - завистливо сказал Ахмад Башир.
     -  Назук  - известный  щеголь, как всякий выскочка из  низов.  Он полон
спеси и чванства.
     - Неужели никто  не может указать им на это, - спросил Имран, -  к чему
это  пускание  пыли в  глаза  и  высокомерие?  Ничего  кроме  озлобления,  у
окружающих это не может вызвать.
     Абу-л-Хасан горько усмехнулся.
     - Как-то раз я отправил своего помощника Абу-л-Фараджа к вазиру Али ибн
Иса со срочными документами.  На  одной из улиц путь ему преградил  Назук со
своей процессией.  Перед  ним  прошло более  пятисот слуг с  церемониальными
свечами и  столько же факельщиков. Он вынужден был стоять почти до рассвета,
пока  они  не  прошли.  Когда  он  добрался  до  дворца,  вазир  уже  уехал,
Абу-л-Фарадж  последовал за ним  в мусаллу,  но не смог  подойти из-за толпы
вокруг  него. Та же картина была у резиденции. И лишь дома у  вазира он смог
выполнить  мое   поручение.  Али  ибн  Иса   был  недоволен  опозданием,   и
Абу-л-Фарадж поведал о том, что с ним случилось и как преградило  ему дорогу
шествие Назука.  Но когда закончил, то пожалел, что слишком возвеличил дело,
так как  вазир  недолюбливал его и  был нехорошего мнения о нем, будучи  сам
человеком  строгих   правил  и  бережливым,   он  порицал  расточительность.
Абу-л-Фарадж  испугался, что этот разговор дойдет до Назука, и тот воспримет
его как донос и подстрекательство. В этот момент вошел Назук, поцеловал руку
вазира и встал перед ним. И что вы думаете, сказал ему вазир? Он сказал: "Да
продлит  Аллах твою жизнь  Абу Мансур! Да умножит  он государственных мужей,
подобных тебе. Воистину своим торжественным выездом сегодня, как поведал мне
Абу-л-Фарадж,  ты  украсил державу и ислам. Отправляйся  сейчас же  себе  во
дворец, устрой прием, и народ прославит тебя".
     После  приема Абу-л-Фарадж вышел  и  увидел  Назука,  который  сидел  в
помещении  хаджибов.  Он вскочил со стула,  бросился навстречу,  поцеловав в
лоб, и стал всячески благодарить за оказанную услугу.
     - Вот такова логика наших государственных мужей, - сказал Абу-л-Хасан.
     - Будь ты проклята во веки веков, - сказал Ахмад Башир.
     - Это вы о ком, - удивился Абу-л-Хасан.
     - О своей жене, - пояснил Ахмад Башир.
     - Аминь, - отозвался Имран.
     - Он отправился домой, - сказал Абу-л-Хасан.- Идите за ним, посмотрите,
где он  живет, рассмотрите  дом как  следует. Я иду на службу.  Вечером, как
стемнеет приходите ко мне домой, и мы все обсудим.

     Вернувшись  в присутствие, Абу-л-Хасан затребовал из  архива агентурные
донесения за  296  год.  Какая-то догадка  брезжила  у него в голове. Что-то
послепоявилось на ал-Фурата, после событий  дворцового переворота. Весь день
Абу-л-Хасан   провел,  просматривая  документы,  и  к  вечеру  наткнулс