лась хлебная
лепешка, сыр,  оливки, чаши и глиняная бутыль  с прошлогодним  вином. Хозяин
разломил хлеб и разлил вино по чашам.
     За твой удел, - сказал хозяин и опрокинул в себя чашу.
     Имран хотел уточнить, какой  удел имеет в виду хозяин, но решил сначала
выпить и, стараясь не думать о хозяйских ногах, опрокинул в себя чашу.
     Когда выпитое вино разместилось в нем, он забыл, что за вопрос вертелся
у  него в голове.  Единственное, о чем он помнил это то,  что  он  должен  с
кем-то увидеться,  если  на то  будет Божья  воля. Но он задал совсем другой
вопрос..
     Как твое имя?
     Петр, - ответил хозяин, - Петр- ключник.
     Ключник! - удивился Имран, - как это ключник,  ты,  что же ключи  здесь
делаешь?
     Да нет, уклончиво ответил Петр, - прозвище у меня такое.
     А что это за место такое, - вновь спросил Имран.
     Давно я уже здесь, - сказал Петр, - А места здесь обычные, как и везде;
где степь, где плоскогорье, река  вон.  Оливковая  роща, виноградник,  вино,
например вот это, сам давил своими ногами...
     Да, да, я помню, - раздраженно перебил Имран.
     ...  овцы есть,  корова. Обожралась, правда,  клевера недавно, скотина.
Парнишка  не  углядел,  задал  я  ему  трепку, неделю сидеть не  мог,  живот
вздулся, пришлось ножом проколоть, но ничего выжила.
     Петр-ключник  налил  Имрану   еще  чашу.  Имран  хотел  уточнить,  кому
прокололи  живот,  но,  выпив,  забыл  и  этот  вопрос.  Теперь  он  силился
вспомнить, зачем он  вообще здесь оказался, по какому делу, но сознание  его
вдруг стало необычайно вязким, ему стало казаться, что он видит свою память,
белую бугристую и  бесплотную  на  ощупь,- она была похожа на  облако. Имран
испугался  того,  что он  ничего  не  может  вспомнить,  но в  следующий миг
облегченно вздохнул, так как совершенно отчетливо увидел Нуру, ту девушку из
публичного дома в Кайруане. Он вдруг ощутил  щемящее чувство жалости к ней и
едва удержался от слез.
     А что, - сказал в этот момент Петр,  - проститутка тоже человек. Иисус,
например, омыл ноги блуднице.
     Имран совершенно не удивился тому, что хозяин угадал его мысли, он лишь
кивнул и заметил:
     Это, смотря, какие ноги. Красивые и стройные, я бы сам  с удовольствием
омыл. Да, что там говорить и не только ноги, но и все остальное.
     Иисус  омыл ей ноги  вовсе  не поэтому, - строго  заявил Петр, -  ты не
понимаешь.  Блудница ведь  не виновата,  в  том,  что она блудница,  она  не
порочна, она просто очень добрая, она никому отказать  не может. Хотя, что я
говорю.Ты приятель меня не путай.Это  она ему омыла ноги,а он ученикам своим
ноги мыл, а  потом бросил  в нее  камень.  Да,  кажется, так и  было, но это
неважно.Понимаешь?
     Ты уверен, - недоверчиво спросил Имран.
     В чем?
     В том, что он бросил в нее камень?
     Петр задумался.
     - Так, - сказал он, - начнем с самого начала.
     - Я думаю,  что  надо еще выпить,- сказал Имран,-  тут  без выпивки  не
обойдешься . У меня, между прочим, с памятью тоже что-то происходит.
     . Но хозяин  неожиданно  замялся  и даже убрал за спину  бутыль.  Имран
удивленно посмотрел на него.
     Я наливаю всего три раза, - пояснил Петр ключник.
     А я сколько раз выпил?
     Два.
     Ну, так наливай последнюю.
     То-то и оно, что она будет последней, - сказал Петр.
     Могильным  холодом повеяло  на Имрана  от этих  слов, тем  не менее, он
сказал:
     Лей не жалей.
     На  твой счет не  было такого распоряжения, - туманно пояснил хозяин, и
тут же добавил.
     Кажется, они пришли. Так и есть, ступай.
     Куда  ступай, - слабо  удивился Имран, но поднялся и вышел из дома. Под
виноградным навесом  сидели  двое мужчин. Имран приблизился к ним настолько,
что смог их разглядеть, но дальше,  сколько ни  пытался,  не мог сделать  ни
шага. Они сидели боком к Имрану: оба были  примерно одного роста;  один, лет
тридцати  пяти,  худой,  изможденного  вида  с  длинными волосами  и  редкой
бородой, в выцветшей хламиде. Второй был постарше, лет шестидесяти, плотного
телосложения, с густой бородой  и с длинными изрядно поседевшими волосами на
голове. Одежда на нем выглядела  добротной - полотняная рубаха,  шаровары  и
такой  же пояс, на нем  была  еще чалма,  заколотая, каким-то  синим камнем,
наподобие того, что носил на пальце  Ахмад Башир. На столе перед ними стояла
глиняная  бутыль,  лежал хлеб, зажаренная  рыба, это был  видимо  тот  самый
"усач",  которым рыбак обещал его угостить, расхваливая стряпчие достоинства
своей некрасивой жены, и  которого рыбак придержал  для более важных гостей,
связка лука  и  кочан салата. Но  обиды  Имран  почему-то  не чувствовал. Он
напрягал слух, чтобы услышать хоть  одно слово из плавно текущей беседы этих
двоих.
     Зря ты ибн Абдаллах, все-таки запретил вино, -  говорил худой, разливая
вино по чашам.
     Я, ибн Масих, не запрещал вино, - ответил ибн Абдаллах, - я сказал, что
всякое опьянение нежелательно.
     Верно,  -  весело согласился тот,  кого  назвали  ибн  Масих,  - ты  не
запретил вино, ты поступил коварнее, ты запретил следствие, к которому может
приводить многое. От любви  тоже  можно опьянеть, знаешь такую песню "я пьян
от  любви". Как быть тому, кто опьянеет от любви,  он,  что станет невольным
грешником.
     Кто я такой, чтобы запрещать  что-либо, - отозвался ибн Абдаллах,  пить
он не стал, отодвинул от  себя чашу, аккуратно отделил кусок рыбы,положил ее
на лист салата и стал вынимать из нее кости.
     Ибн Масих немедленно, осушил свою чашу,  положил перед собой кусок рыбы
на лист салата и также стал вынимать из нее кости.
     А как же завет о семи  запретах, - напомнил он, -  не совершать грехов,
не пить вина,и так далее.
     У тебя  хорошая  память, - отозвался ибн  Абдаллах,  - у  меня  тоже, я
помню, что это был завет о семи советах.
     Вообше мне эти твои советы, что-то напоминают,- заметил ибн Масих,-ты у
меня их позаимствовал.
     Истину нельзя позаимствовать,ибо  она  принадлежит  всем,-парировал ибн
Абдаллах,  и продолжал,... что  же  касается запрета,то прежде  всего я имел
ввиду себя, дословно я  сказал следующее, воистину  Господь мой  сделал  для
меня  запретным вино, игру и  рабов.  Иногда  мне  приписывают  такие слова,
которые порой ставят меня в тупик.
     А как же сила воздействия личного примера,- спросил ибн Масих.
     Не обратив внимания на вопрос, ибн Абдаллах продолжал:
     - Я, например, никогда не требовал от мусульман убивать иноверцев.
     Что ты  говоришь, - с иронией в голосе произнес ибн Масих, -  а, что ты
кричал в  бою с иудеями  под Мединой,  -  напомнить,  у  меня  действительно
хорошая память, ты кричал: "убей неверного ".
     Ну,  знаешь,  во-первых, они нарушили  договор, во-вторых, что я должен
был  кричать,  держа в руке меч, это  был боевой клич.  Когда люди сходятся,
держа в руках  оружие, нельзя  от них требовать любви к ближнему. Добротой и
мягкостью не сделаешь врага другом, а только увеличишь его притязания.  Если
бы  я  не воодушевил людей своим криком, неизвестно, кто бы  взял верх арабы
или евреи.
     Хорошая рыба, -  сказал  ибн Масих, - отправляя  в рот очередной кусок,
мне  нравится,   что  она   зажарена  до  хруста,   в  иных  местах   подают
разваливающуюся, мне не нравится.
     Это  просто,  -  ответил  ибн Абдаллах,  -  я  специально наблюдал, как
готовит рыбу моя жена...
     Которая? - поинтересовался ибн Масих.
     Хафса, - ответил  ибн  Абдаллах, - хотя,  нет  Савда, точно  Савда, она
нагревала сковородку, масла поменьше, только чтоб смазать. Кладет рыбу, одну
сторону, потом другую. А то, о чем ты говоришь - это получается на медленном
огне  и  при избытке масла. Хафса так  готовила, я к ней всегда  относился с
уважением, но когда она подавала мне приготовленную таким способом рыбу, мне
хотелось одеть ей эту сковороду на голову.
     Я к еде вообще то равнодушен, - сказал ибн Масих - мне даже приходилось
поститься сорок дней кряду в  пустыне, если ты  помнишь, конечно,  но в этом
случае, мне кажется, тебя можно понять. Сначала я подумал, что это чересчур,
из-за  рыбы,  сковородой  по голове,  но  когда  я  вспоминаю  размякшую  на
сковороде рыбу, я  начинаю сомневаться в  своей правоте. Хорошо,  что у меня
жен не было, не знаю, как бы я сам поступил.
     В этот момент  у стола возник Петр Ключник. И Имран подивился тому, как
он прошел мимо него незамеченным. Хозяин подлил вина в обе чаши и сказал:
     -  Совершенно верно, то,  о чем  вы  говорите. Именно таким  способом я
научил свою жену жарить рыбу.
     Все трое засмеялись.
     Я надеюсь, что ты шутишь,- сказал ибн Масих.
     Петр Ключник кивнул, но, как- то неопределенно.
     - Позови ее, - приказал ибн Масих.
     У стола появилась хозяйка.
     Петр смерил ее взглядом, и она отступила на шаг.
     - Спасибо тебе милая за  рыбу,- сказал  ибн Масих,- очень  хорошо ты ее
зажарила. Верно я говорю, сын Абдаллаха?
     - Истину, - отозвался ибн Абдаллах,- прими женщина и мою благодарность.
     -  На здоровье,- ответила хозяйка,- только  моего  участия  здесь малая
толика. Благодарить вот его надо, рыбу то он поймал.
     -  Достойный  ответ,- улыбнулся  ибн Масих,  затем  добавил,- вино тоже
отменное.
     - Прошлогоднее,- сказал  Петр. Про то, что он давил  его своими ногами,
хозяин, почему то умолчал.
     .- Дайте воды моему другу,- попросил ибн Масих,- а то он вина не пьет.
     На столе появился кувшин с водой и чаша.
     Еще что нибудь, - спросил Петр.
     Нет, спасибо,- ответил ибн Абдаллах.
     Петр поклонился, сделал знак хозяйке и вместе с ней исчез.
     Ибн  Абдаллах  налил  себе  воды, сделал  глоток,  тут  же  выплюнул  и
удивленно сказал:
     Ничего не понимаю, он же мне воды налил, оказалось вино?
     .Сотрапезник, в  этот  момент, смотрел куда  то в сторону,  и вид  имел
отсутствующий.
     Ибн Абдаллах укоризненно посмотрел на него и сказал:
     - Твои шуточки.
     Ибн Масих спохватился .
     Извини, вдруг почудилось, что я на той свадьбе, где вина не хватило,  и
мне  пришлось  воду в  вино  превратить,  чтобы положить начало чудесам. Пей
спокойно,- и засмеялся.
     Ибн  Абдаллах недоверчиво понюхал содержимое чаши и только после  этого
выпил.
     - А разве ты  согласен  с  тем,  что  приписывают  тебе,-  спросил  он,
возвращаясь к прежней теме.
     -  Да, как тебе сказать, -  задумчиво произнес  ибн  Масих,  -  с одной
стороны  приятно, что  за тобой что-то  записывали, но с другой,  почему-то,
люди все равно по-своему поступают. К примеру, я говорил, что торговцев надо
изгнать  из  храма, помню, даже  погорячился,  опрокинув их  лавки.Торговцев
церковники  изгнали,  но, - стали торговать сами. Я  говорил, надо разрушить
храмы  и  иметь  веру  в  душе,  а  они строят  церкви, великолепие, которых
поражает;  драгоценные камни, золотые оклады икон, я как-то вошел в храм под
видом  калеки. Блеск золота  заставил меня  думать  о  богатстве, а  ведь  я
призывал к нищете, я просил своих  учеников менее довольствоваться мирским и
более верой.  Как-то меня спросили ученики,  почему, мол, я  могу  ходить по
воде, в  то время как они не  могут. Я  в  свою  очередь спросил, какую цену
имеют для них динарий и драхма. Они ответили - немалую. А я ответил, что для
меня они подобны комку  земли  и  именно поэтому я хожу по воду, также легко
как по земле.
     -.  Эти  ученики, кого  хочешь,  доведут до исступления,-воскликнул ибн
Абдаллах- один тоже ко мне подошел и спрашивает: "О, посланник Аллаха! Какие
дела  самые достойные". Я ответил: "Вера в Аллаха и подтверждение этого". Он
продолжил:  "Я  имею  в  виду  полегче  этого".  Я ответил:  "Великодушие  и
терпение". Он  опять  сказал: "Я  имею ввиду полегче  этого".  Тогда  я  ему
сказал: "Не обвиняй Аллаха по поводу того, что он решил для тебя".
     Ибн Масих засмеялся и поперхнулся, принялся кашлять.
     Ибн Абдаллах перегнулся через стол и треснул сотрапезника  по спине. От
удара ибн Масих выгнулся и сказал: "Полегче. Ну и рука у тебя ".
     Ибн Абдаллах спросил:
     Выскочила?
     Ибн Масих откашлялся, сплюнул в сторону и кивнул.
     Было бы хуже, если бы в горле застряла, - заметил ибн Абдаллах.
     Это не кость, - вытирая слезы, пояснил ибн Масих, - хлеб.
     В этот момент Имрану показалось, что он сошел  с  ума, иначе, чем можно
было объяснить то, что он стоял вблизи двух  незнакомых трапезничающих людей
и буквально  ловил каждое слово  их  беспредметного разговора.  Все то время
пока  эти люди ели рыбу и пили вино, он с трепетом ждал Слова, иначе,  зачем
кому-то обладающему властью понадобилось поместить его здесь.
     Углубившись  в  собственные  мысли,  Имран  пропустил  какую-то   часть
разговора и  вновь,  обратив внимание на собеседников, он  услышал слова ибн
Масиха.
     ... Он увязался за мной, стал рассказывать о костях, которые он нашел в
овраге  и  стал просить меня, чтобы я  его  научил словам  произносимым  при
воскрешении  мертвых, дабы он смог свершить благое, вернув жизнь тем костям.
Я  посоветовал  ему  попридержать  язык, и  сказал,  что  не  свершают такое
подобным  образом, посредством простого  произнесения, но посредством самого
дыхания, которое должно быть чище, чем падающий дождь.Тогда он стал просить,
чтобы в таком случае, я  сам произнес Божественное  слово над костями. И чем
больше я  его  отговаривал,  тем более  упорствовал  этот человек.  В  конце
концов,  я понял, что никакие увещевания не вразумят его, ни что не заставит
его  отступиться.  Ибо  чем  больше  советов  дают  глупцу,  тем упорнее  он
полагает,  что  его  пытаются  ввести в  заблуждение.  Я  уступил,  произнес
Божественное Имя над мертвыми костями и он повелел, чтобы кости приняли свой
первоначальный вид, и вдохнул  в них  жизнь. Что  ты думаешь, оказалось, что
этим  созданием был когда-то  лев,  едва к нему  вернулась сила,как он одним
ударом своей могучей лапы раскроил  бедняге  голову, да так, что  из нее как
орех из скорлупы, вывалилось  то  немногое, что  было в  ней.  Я признаться,
рассердился и гневно спросил у льва, почему он  сделал это, невзирая  на мое
присутствие. Лев ответил просто: "Он докучал тебе".
     Поделом  ему, - сказал ибн Абдаллах, дослушав до конца,  -  он заслужил
свою участь. Но ты согласился исполнить волю глупца и невольно способствовал
его гибели. Я в подобных случаях,  когда от  меня требовали в доказательство
моих слов, сотворить чудо, никогда  этого не делал,  хотя мог бы  воззвать к
Нему и посредством Божественного промысла явить  чудо,  но неверующего ничто
не остановит в его заблуждении и явленное мною чудо они бы тот час приписали
козням Иблиса, а меня объявили бы колдуном.
     -Давно хочу тебя спросить, -  сказал  ибн Масих,-  Он действительно дал
тебе знать, что Айша не виновна.
     Он сказал  мне,  поступай  так, как велит тебе твое сердце. Мол, в этом
деле главное вера. Но, у меня  есть более серьезные претензии к нему. У меня
было девять жен, а сын родился от наложницы Мариам.
     Я думаю, что ему нравится это имя, я ведь тоже рожден от Марии.
     Но я  недолго радовался  наследнику.  Он тяжело заболел.  Я  молился  и
плакал, не переставая, но он  все же забрал моего мальчика, а меня еще долго
преследовал его  запах,  я  так  любил нюхать  его  , впрочем, тебе этого не
понять, у тебя детей не было.
     Ну откуда тебе знать?
     Ибн  Масих доел  свою  часть рыбы, с  сожалением  оглядел груду  рыбьих
костей и не  найдя на  них ничего  заслуживающего внимания,  отодвинул их  в
сторону. Рядом с ними  тут же  возник  мальчик, который  полил им на руки из
кувшина  и  подал полотенце.  Совершив  омовение,  ибн Абдаллах взял чашу  с
вином, поднес ее к губам и сделал глоток.
     - Вино! - удивился ибн Масих.
     Вода, - ответил ибн Абдаллах.
     Не поверил, взял из его рук и пригубил.
     Действительно, вода, - согласился ибн Масих.
     . После этого они оба поднялись и пошли в сторону реки.
     Эй, вы, -  хотел  им крикнуть,  потерявший  терпение  Имран, но язык не
повиновался  ему,  он  хотел  последовать  за  ними,  но  ноги отказали ему,
осталось только провожать их взглядом.
     Но они сами обернулись и посмотрели на Имрана. Их лица были приветливы,
доброжелательны, несколько насмешливы, а во взорах  читалось снисходительное
любопытство.  Еще  мгновение и они скрылись, в невесть  откуда  появившемся,
белом облаке. Изумленный, Имран обернулся и увидел вздыхающего и разводящего
руками Петра ключника.
     А чего же ты хотел, - сказал он, - ты же за ними пошел.
     Я стою на месте, как вкопанный, - возмущенно сказал Имран.
     Это ты так думаешь, а на самом  деле ты за ними идешь, только  куда  он
тебя выведет,  этот путь,  еще никто  не знает, - и задумчиво добавил,  - во
всяком случае, ты не из моей паствы.
     Имран хотел еще что-то спросить, но в последний момент забыл,что именно
и тогда он спросил: "А почему ты не  дал мне рыбы?" Петр засмеялся в ответ и
подняв правую руку, положил ее Имрану на лицо...

     ... Он лежал у реки, среди валунов, слышал звуки, издаваемые  движением
воды, общий гул и частное  журчание. "Я сейчас  приду  к тебе" - услышал  он
чей-то  голос.  Имран  поднял  голову  и  увидел  на противоположном  берегу
человека,  удившего  рыбу.  "Потерпи немного,  а  то  клюет  у меня.  Первая
поклевка  за все утро.  Ап-п, - и рыбак подсек, и  вытащил  из реки довольно
крупную рыбу.
     Усач,  -  довольно  сказал  человек,  -  слава  Аллаху  и  его  пророку
Мухаммаду. Будет сегодня на ужин моим детишкам славная пища.
     Рыбак спрятал  рыбу  в холщовый  мешок,  смотал удилище и  по  валунам,
разбросанным  по реке, в несколько  прыжков добрался до Имрана  и помог  ему
встать.  Поднявшись на  ноги  Имран,  долго  оглядывался по сторонам,  затем
посмотрел на возвышавшуюся в сотне шагов от реки, скалистую кручу на вышине,
которой была видна зубчатая стена находившейся там крепости, но тут у него в
глазах появились  золотые  искры  и  он снова  повалился,  увлекая за  собой
рыбака:  "Ну,  знаешь" - рассердился рыбак, - я  согласился помочь тебе,  но
такого уговора не было, чтобы больной здорового с ног валил.
     На этот раз Имран быстро пришел в себя. Рыбак помог ему встать, и увлек
за собой.
     Хижина, куда они пришли, была сложена из речного булыжника, с крышей из
вязаной  соломы.  Недалеко   от  хижины  находился  естественный  навес   из
виноградной  лозы, под которым стоял грубо сколоченный стол с двумя лавками.
Навстречу им вышла жена рыбака, женщина  такой красоты, что Имран,  несмотря
на слабость даже невежливо засмотрелся на нее. Но рыбак,  ничего не заметив,
обратился к жене:
     - Сегодня Аллах послал нам гостя, рыбу и даже деньги. Пожарь рыбу, надо
угостить гостя.
     Покажи, - потребовала женщина.
     Рыбак засмеялся и показал ей серебряную монету.
     -Десять дирхамов - вот за него дали. Попросили покормить и позаботиться
о нем.
     Женщина взяла рыбу и ушла. Рыбак провел Имрана в комнату. Пол в ней был
местами глиняный, а местами накрыт матами из вязаного камыша.
     Садись, - предложил рыбак.
     Имран опустился на камыши, которые неприятно захрустели под ним.
     Не  грусти, - весело сказал рыбак, - сейчас жена рыбу  пожарит, поедим.
Если хочешь, даже вином угощу, если ты никому не скажешь, что у меня пил.
     Имран  кивнул.  Рыбак  полез куда-то  в стенную  нишу  и извлек  оттуда
глиняный кувшин, две чаши и разлил вино. " Ну, будь здоров" - Он опрокинул в
себя вино.
     Как тебя зовут? - спросил Имран.
     Петр, - ответил рыбак, - Петр -ключник.
     Ты что же ключи делаешь.
     Точно, раньше делал, я в городе раньше жил, потом дела плохо пошли, так
я сюда перебрался.
     Вино сам давил? - подозрительно спросил Имран.
     Да  нет, -  сокрушенно  сказал  Петр, - моего винограда только  детям и
хватает, зеленый обрывают, поспеть не дают. Свояк гостил, привез в подарок.
     Имран выпи