но  удивилась  бы,
когда, приехав туда, столкнулась бы с ним  нос  к  носу  в  гостинице  под
названием - ну не важно, - тем, которое он написал ей на карточке, которая
лежала сейчас в боковом кармане ее дорожной сумки.
   Вообще она в самом деле была бы очень удивлена, если б застала его там.
Скорее всего вместо него она найдет записку, в которой будет написано, что
его неожиданно вызвали в Гватемалу, Сеул или Тенерифе и что он обязательно
позвонит ей оттуда. Жан-Филипп был самым ускользающим типом из всех,  кого
она встречала в своей жизни. В этом смысле он явился кульминацией  в  ряду
своих предшественников. С тех пор, как желтый "шевроле" отнял у нее  Люка,
она  странным  образом  была  подвержена  каким-то  выхолощенным  эмоциям,
которые породили в ней встречи с чередой слишком поглощенных собой мужчин.
   Она попыталась спрятаться от всех этих мыслей и даже закрыла  глаза  на
секунду. Как бы она хотела, когда снова откроет их,  увидеть  прямо  перед
собой табличку с надписью "Норвегия" и стрелкой, указывающей  направление,
чтоб она могла пойти в ту сторону, не думая больше ни об этом,  ни  о  чем
другом. "Вот так, наверное, возникают религии, - размышляла она. -  Теперь
понятно, почему в аэропортах вечно рыскает множество всяких сект в поисках
новообращенных. Они хорошо знают, что люди в высшей  степени  несчастны  и
растерянны и потому готовы последовать  за  каждым,  кто  укажет  им  хоть
какой-то путь".
   Кейт  снова  открыла  глаза  и,  конечно  же,  была  разочарована.   Но
неожиданно спустя одну-две  секунды  длиннющая  волна  сердитых  немцев  в
каких-то немыслимых майках желтого цвета для игры в поло, то вздымавшаяся,
то опускавшаяся, в мгновение ока  куда-то  схлынула,  и  в  образовавшемся
просвете мелькнула  стойка  регистрации  пассажиров,  вылетающих  в  Осло.
Вскинув снова свою дорожную сумку на плечо, Кейт направилась туда.
   В очереди к стойке перед  ней  был  всего  один  человек,  у  которого,
похоже,  были  неприятности,  -  а  возможно,  он  сам  олицетворял  собой
неприятность.
   Это был крупный, внушительных размеров  мужчина,  хорошо,  даже,  можно
сказать, квалифицированно сложенный, но  в  нем  было  определенно  что-то
необычное, что-то такое, что привело Кейт в замешательство.  Она  даже  не
могла сказать, что именно в нем было необычного, кроме одного: он никак не
мог  быть  включен  в  перечень  вещей,  о  которых  она  размышляла.  Она
вспомнила, что читала в одной статье, что в главном отделе головного мозга
только семь регистров  памяти;  следовательно,  если  в  то  время,  когда
человек думает одновременно о семи вещах, туда попадает еще одна, то  одна
из тех семи мгновенно выпадает из его сознания.
   Одна за другой в голове у Кейт промелькнули мысли о том, удастся ли  ей
попасть на самолет до Осло и не было ли лишь игрой ее воображения то,  что
день казался ей каким-то  из  ряда  вон,  о  служащих  авиакомпаний  с  их
очаровательными улыбками и потрясающим хамством, о  магазинах  беспошлиной
торговли, в которых вещи должны стоить  намного  дешевле,  чем  в  обычных
магазинах, но непонятно почему не стоят. И будет ли сумка натирать меньше,
если перевесить ее на другое плечо, и, наконец, вопреки решению не  думать
о нем - о Жане-Филиппе, уже одна эта мысль  включала  в  себя  сразу  семь
подпунктов как минимум.
   Стоявший перед ней мужчина, который  о  чем-то  спорил,  мгновенно  был
вытеснен из сферы сознания.
   Лишь объявление о том, что  посадка  на  самолет,  вылетающий  в  Осло,
заканчивается, заставило ее вернуться к ситуации у стойки регистрации.
   Мужчина-великан возмущался, что ему не  забронировали  место  в  салоне
первого класса. Только что была установлена причина: у  него  отсутствовал
билет в салон первого класса.
   Мужество  окончательно  покинуло  Кейт,  внутри  у  нее  все  заныло  и
заскребло с глухим ворчанием.
   Затем выяснилось, что у мужчины вообще нет  никакого  билета,  и  тогда
дискуссия плавно перешла в высказывание с  нескрываемой  ненавистью  точек
зрения на внешность служащей авиалиний, ее личные  качества,  качества  ее
матери, а также печальное будущее, несомненно уготованное  как  ей  самой,
так и авиакомпании. Но в конце концов случайно  прекратилась,  наткнувшись
на актуальную тему: кредитной карточки.
   Кредитной карточки у него не было.
   Дискуссия возобновилась, на этот  раз  предметом  были  чеки  и  почему
компания отказывалась их принимать.
   Кейт долго и бесцельно смотрела на наручные часы.
   - Простите, это надолго? - вмешалась она в их спор. - Мне  надо  успеть
на рейс в Осло.
   - Я же занимаюсь с джентльменом. Я буду к вашим услугам буквально через
одну секундочку, - ответила девица.
   Кейт кивнула и дала пройти "буквально одной секундочке".
   - Дело в том, что самолет вот-вот должен взлететь, -  вновь  заговорила
она.  -  У  меня  только  одна  сумка,  вот  билет,  место  забронировано.
Оформление займет не больше тридцати секунд. Мне очень  жаль,  что  я  вас
прерываю, но еще более  жаль  мне  было  бы  упустить  мой  самолет  из-за
тридцати секунд. Это тридцать настоящих, реально существующих секунд, а не
ваших  "буквально  тридцати  секундочек",  из-за  которых  мы  можем   тут
заночевать.


   Девица за стойкой обратила к Кейт  весь  глянец  застывшей  улыбки,  но
прежде чем она успела что-то ответить, светловолосый великан огляделся  по
сторонам, и присутствующие почувствовали легкое смущение.
   -  Я  тоже  хочу  лететь  в  Осло,  -  медленно  произнес  он  свирепым
нордическим голосом.
   Кейт пристально посмотрела на  него.  Он  совершенно  не  вписывался  в
аэропорт или, скорее, аэропорт не вписывался в него.
   - Да, но если мы и дальше будем торчать здесь, тогда уж точно не улетит
ни один из нас, - сказала Кейт. - Нельзя ли для начала разобраться с  этим
вот? По какой причине он застрял?
   Девица за стойкой, изобразив на лице  очаровательную  дежурную  улыбку,
ответила:
   - Авиакомпания не принимает чеки. Таковы правила, установленные у нас.
   - Ну а я принимаю, - сказала Кейт, хлопнув по  стойке  своей  кредитной
карточкой. - Возьмите с джентльмена плату за билет по этой карточке, а  он
вернет мне чеками. - О'кей? - обратилась она к верзиле, смотревшему на нее
с флегматичным удивлением. У него были большие голубые  глаза,  в  которых
было то же выражение, с каким они когда-то смотрели много раз на  ледники.
Они были надменными и в то же время ничего не соображающими.
   - О'кей? - нетерпеливо повторила Кейт. - Меня зовут Кейт  Шехтер.  Одно
"ш", два "е", а также "х", "т" и "р". Главное, чтобы они все были здесь, а
уж в каком порядке они окажутся в банке - неважно для  них.  Они,  похоже,
сами никогда этого не знают.
   Мужчина  медленно  и  неуклюже  еле  заметно  наклонил  голову  в  знак
признательности. Он стал благодарить Кейт  за  ее  доброту,  любезность  и
что-то еще, произнесенное по-норвежски, - этого она не поняла; сказал, что
он давным-давно не встречал ничего подобного в своей жизни, что она  очень
энергичная и решительная женщина и что-то еще, опять по-норвежски,  и  что
он теперь у нее в долгу. В заключение он запоздало  добавил,  что  чековой
книжки у него нет.
   - Ничего! - вскричала Кейт, твердо решив не отклоняться от  намеченного
курса. Порывшись в сумке, она вытащила оттуда  листок  бумаги,  нацарапала
там что-то и сунула его мужчине.
   - Вот мой адрес. Вышлите мне туда деньги.  В  крайнем  случае  заложите
свою меховую шубу. Просто вышлите и все. О'кей? Видите,  я  иду  на  риск,
доверяя вам.
   Великан взял у нее клочок бумаги, страшно медленно прочитал то, что там
было написано, затем очень аккуратно сложил его и положил в  карман  своей
шубы. Он вновь едва заметно поклонился ей.
   Кейт внезапно осознала, что служащая ждет, когда она вернет  ей  ручку,
чтобы заполнить бланк кредитной карточки. Она с досадой пододвинула  ручку
девице, протянула ей свой билет и; напустила  на  себя  выражение  ледяной
невозмутимости.
   Объявили окончание посадки на их самолет.
   -  Ваши  паспорта,  пожалуйста,  -  сказала  девица  неторопливо.  Кейт
протянула ей свой паспорт, а великан заявил, что у него нет паспорта.
   - Нет чего? - воскликнула Кейт.
   Девица за стойкой  перестала  вообще  как-либо  реагировать  и  сидела,
уставившись в одну  точку,  предоставив  кому-то  из  них  сделать  первое
движение.
   Мужчина еще раз рассерженно повторил, что паспорта у него нет. Потом то
же самое он уже заорал и с такой силой стукнул кулаком по стойке,  что  на
ней осталась вмятина от удара.
   Кейт забрала свой билет, паспорт, кредитную карточку и  снова  вскинула
на плечо дорожную сумку.
   - Вот теперь я сдаюсь, - сказала она и просто ушла оттуда.
   Она знала, что сделала абсолютно все, что только в человеческих  силах,
чтобы попасть на самолет, но, видно, этому не суждено было случиться.  Она
попросит оставить записку для Жана-Филиппа,  в  которой  сообщит,  что  не
может приехать, и скорее всего ее записка будет валяться в соседней ячейке
с его собственной того же содержания.
   Хоть раз в жизни они будут равны в своем отсутствии.
   А теперь надо пойти и успокоиться. Она отправилась на поиски газеты,  а
затем места,  где  можно  выпить  кофе,  но,  следуя  за  соответствующими
указателями, не нашла ни того, ни другого. Потом она никак не могла  найти
исправный  телефон,  чтобы  позвонить  в  гостиницу,  где   останавливался
Жан-Филипп, и решила вообще покончить  с  этим  аэропортом.  Скорее  выйти
отсюда, найти такси - и домой, говорила она себе.
   Она стала пробираться через зал регистрации к выходу и была уже почти у
цели, но решила вдруг оглянуться  назад  на  стойку  регистрации,  которая
заставила  ее  отступить,  и  как  раз  в  этот  момент,  когда  она  туда
посмотрела, стойка взмыла ввысь, и ее поглотил оранжевый огненный шар.
   Когда Кейт лежала  под  кучей  бетонных  обломков,  в  полной  темноте,
страдая от боли и задыхаясь от пыли, ее, по крайней  мере,  утешало  одно:
значит, ей совсем не  показалось,  что  день  сегодня  ужасный.  Это  была
последняя мысль, перед тем как она потеряла сознание.



2

   Общественность  пыталась  призвать  к  ответу.  Сначала  -   Ирландскую
республиканскую  армию,  потом  Организацию   освобождения   Палестины   и
министерство газовой промышленности. Британский комитет  ядерных  ресурсов
поспешил сделать заявление, что ситуация находится под контролем, что есть
лишь один  шанс  из  миллиона,  что  вообще  могла  быть  какая-то  утечка
радиоактивного вещества, и, следовательно, площадка, где произошел  взрыв,
станет прекрасным местом для отдыха с детьми и устройства  пикников,  и  в
заключение говорилось, что к случившемуся они  не  имеют  вообще  никакого
отношения.
   Не было обнаружено ни одной причины взрыва.
   Получалось, что стойка взорвалась сама, по своей собственной воле. Было
выдвинуто несколько объяснений, но  на  самом  деле  они  просто  являлись
обычными определениями того же самого процесса,  только  выражены  другими
словами, и имели в основе те же законы, которые в  свое  время  дали  миру
выражение "усталость металла". И  вот  сейчас  для  объяснения  внезапного
самопроизвольного перехода дерева, металла и пластмассы  во  взрывоопасное
состояние было придумано похожее определение: "нелинейная сверхкритическая
структурная флуктуация", или, если сказать по-другому, как это  сделал  на
следующий  день  по  телевидению  один  из  заместителей   членов   совета
министров, "стойке регистрации крайне осточертело находиться там, где  она
находилась". Эти слова ему не могли забыть до конца его дней.
   Как бывает обычно в  подобных  случаях,  данные  о  числе  пострадавших
приводились самые разные. По одним источникам, число  погибших  составляло
47, тяжелораненых - 89, в других случаях число это доходило до  63  и  130
соответственно, а максимальная цифра поднималась до  117  погибших,  потом
опять  намечалась  тенденция  к  снижению   при   последующих   подсчетах.
Окончательные подсчеты позволили  установить,  что,  поскольку  все,  кого
можно было сосчитать, - сосчитаны, оказывалось на самом деле, что никто не
погиб вообще. Несколько человек были госпитализированы с ушибами, порезами
и  травматическим  шоком  разной  степени   тяжести,   но   этим   все   и
ограничивалось, по крайней мере до тех пор, пока не поступало заявлений  о
чьей-либо пропаже.
   Это, кстати, был еще один непонятный момент в этом  происшествии.  Сила
взрыва была достаточно мощной, чтобы превратить значительную часть  здания
аэропорта в груду обломков, а при этом все люди, который были в аэропорту,
либо умудрились упасть как-то очень удачно, либо оказались заслонены одной
частью падающей кладки от другой, или же взрывную волну принял  их  багаж.
Так или иначе, но от багажа почти ничего  не  осталось.  По  этому  поводу
парламенту были заданы некоторые вопросы, впрочем, не особенно интересные.
   Обо всех этих событиях, равно  как  и  о  существовании  внешнего  мира
вообще, Кейт узнала лишь два дня спустя.
   А она потихоньку жила в своем собственном мире,  где  со  всех  сторон,
насколько  только  хватал  глаз,  ее  окружали  старые  сундуки,   набитые
воспоминаниями о прошлом, и она рылась в них с величайшим любопытством,  а
порой и недоумением. Правда, лишь одна десятая  часть  сундуков  содержала
воспоминания, то радостные,  то  вызывающие  боль  и  чувство  неловкости;
остальные же девять десятых были заполнены пингвинами, что немало поразило
ее. Как только она осознала, что все это было не наяву, ей стало  понятно,
что она заглянула в свое подсознание.  Она  слышала,  что  считают,  будто
человек в своей жизни пользуется только одной десятой частью мозга, а  для
чего  предназначены  остальные  девять  десятых,   пока   неизвестно,   но
совершенно точно никогда не слышала, что они  предназначены  для  хранения
пингвинов.
   Постепенно пингвины, воспоминания  и  сундуки  теряли  свои  очертания,
превращаясь во что-то белое и расплывчатое, затем  во  что-то  похожее  на
белые и расплывчатые стены и, наконец, превратились просто в  белые  стены
или скорее непередаваемо-гнусного желтоватого или  зеленоватого  оттенков,
которые составились в комнату.
   В комнате царила полутьма.  Прикроватная  лампочка  была  включена,  но
отвернута книзу, в то же время в комнату сквозь  серые  занавеси  проникал
свет  от  уличного  фонаря,  образуя  на  противоположной  стене  тени  от
находящихся в комнате предметов. Кейт смутно начала догадываться, что одна
из теней - это отражение ее  собственного  тела,  лежащего  под  отогнутой
белой  простыней  и  светлыми  чистыми  одеялами.  Она   с   беспокойством
рассматривала его некоторое время, проверяя, все ли  на  месте,  и  только
после этого  попробовала  пошевелить  каждой  его  частью  в  отдельности.
Сначала правой рукой - с ней вроде было все в порядке.  Она  была  немного
онемевшей и слегка побаливала, но все пальцы  она  чувствовала,  они  были
нормальной длины и толщины, сгибались в нужных местах и направлениях.
   На минуту ее охватила паника, когда она вдруг не сразу нашла свою левую
руку, но потом увидела, что она лежит поперек живота и каким-то непонятным
образом беспокоит ее. Пару секунд она прислушивалась к разным,  достаточно
неприятным ощущениям, пытаясь как-то связать их между  собой,  и  в  итоге
обнаружила, что в руке у нее торчит игла. Это ее  неприятно  поразило.  От
иглы  тянулась  тонкой  змейкой   длинная   прозрачная   трубка,   зловеще
поблескивая в свете уличного  фонаря;  она  свисала  плавным  завитком  из
полиэтиленового мешка, подвешенного к высокому металлическому  штативу.  В
первый момент ее охватил ужас при виде этого агрегата, но,  присмотревшись
внимательнее, она смутно различила два слова:  "Физиологический  раствор".
Она снова заставила себя успокоиться и некоторое время лежала не двигаясь,
прежде чем продолжить свое обследование.
   Ребра вроде были целы. Она обнаружила несколько синяков,  но,  судя  по
тому, что  острой  боли  не  чувствовалось,  видимо,  ничего  не  сломано.
Бедренные кости и поясница побаливали, но серьезных  повреждений  не  было
видно. Она попробовала напрячь мышцы голени сначала на  правой,  потом  на
левой ноге. Ей показалось, что лодыжка на левой ноге вывихнута.
   Короче говоря, она была в полном порядке, сказала  она  себе.  В  таком
случае что она делает в этом месте,  которое,  судя  по  трупному  оттенку
стен, вне всяких сомнений, является больницей?
   Она нетерпеливо приподнялась с постели, и в  ту  же  секунду  ее  снова
окружили пингвины, повеселив ее еще несколько минут.
   Придя в сознание вновь, она решила отнестись к себе с большей заботой и
теперь уже лежала спокойно, чувствуя легкую тошноту.
   Она робко тыкалась в свою память за  объяснением  случившегося.  Память
была темной, покрытой пятнами и наплывала на нее мутными, жирными волнами,
как те, что в Северном море. Оттуда всплывали какие-то  комья  и  медленно
составлялись в  картину  то  вздымающегося,  то  опускающегося  аэропорта.
Аэропорт отдавал чем-то противным и вызывал головную боль, а в центре его,
пульсируя как мигрень, было воспоминание о кружащемся потоке света.
   Она  вдруг  все  поняла:  в  зал  регистрации  аэропорта  Хитроу  попал
метеорит. На фоне яркой вспышки выделялся силуэт мужчины в  меховой  шубе,
который, видимо, принял на себя главный удар взрывной волны  и  немедленно
превратился в облако атомов,  которые  были  вольны  разлететься  куда  им
вздумается. Она содрогнулась от этой мысли. Он был свиреп и  заносчив,  но
непонятно почему чем-то ей нравился. Было какое-то непонятное  достоинство
в его  диком,  сумасшедшем  упорстве.  Быть  может,  это  его  сумасшедшее
упорство выглядело в ее глазах полным достоинства потому, что напомнило ей
о том, как она сама упрямо  пыталась  заказать  пиццу  на  дом  в  чуждом,
враждебном, не-доставляющем-пиццу-на-дом мире,  -  внезапно  пришло  ей  в
голову. Достоинство  -  лишь  одно  из  слов,  которыми  можно  определить
состояние  протеста   против   маразматических   условностей   жизни,   но
существуют, наверное, и другие.
   Неожиданно на нее нахлынула  волна  страха  и  одиночества,  но  вскоре
схлынула, оставив  после  себя  ощущение  спокойствия,  расслабленности  и
желания посетить туалет.
   Если верить ее часам, было начало  четвертого,  если  же  верить  всему
остальному, была ночь.  Может  быть,  ей  следовало  позвать  медсестру  и
сообщить всему миру, что она пришла в сознание. В боковой стене ее комнаты
было окно, в которое был  виден  тускло  освещенный  коридор,  где  стояли
каталка и высокий черный баллон с кислородом. Не считая этих вещей, он был
пуст. Там было совсем тихо.
   Осматривая свою  маленькую  комнатку,  она  заметила  белый  деревянный
шкафчик, пару трубчатых стульев из винила и  стали,  тихо  притаившихся  в
тени, и белую деревянную тумбочку у кровати,  на  которой  стояла  ваза  с
одним-единственным бананом. С другой стороны кровати стояла капельница.  В
стену с той же стороны была вмонтирована металлическая пластинка  с  двумя
круглыми ручками и свисающими оттуда старыми бакелитовыми наушниками, а  у
изголовья, сбоку от подушки, вился провод,  к  которому  была  прикреплена
кнопка звонка. Кейт дотронулась до него, но передумала нажимать.
   С ней было все в порядке. Она сама могла найти то, что ей нужно.
   Медленно, чувствуя легкую дурноту, она оперлась  на  локти  и,  вытащив
ноги из-под простыни, спустила их на пол, который  оказался  холодным  для
них. Почти сразу она подумала, что не следовало бы  этого  делать,  потому
что каждая  клеточка  ее  ног  посылала  ей  потоки  сигналов,  в  которых
совершенно досконально сообщалось, на что была  похожа  малейшая  частичка
пола, к которой они прикасались, как будто речь шла о какой-то странной  и
тревожной вещи, доселе никогда в жизни им не встречавшейся