Умоляю
вас, помогите мне попасть на корабль-челнок. Я должен исправить допущенную
ошибку. Одно мое решение,  одно  только  слово  -  и  все  будет  спасено.
Неисправность будет устранена, и челнок  с  его  пассажирами  вернется  на
космический корабль. Мы снова сможем продолжить свой  путь.  Придет  конец
моим страданиям, и для вас я перестану быть обузой. Я прошу вас...
   В наступившем  молчании  последняя  фраза  продолжала  эхом  звучать  в
воздухе.
   - Но из этого, может, ничего и не получится!  -  воскликнул  Ричард.  -
Если мы вернем вас в прошлое, возможно,  окажется,  что  этого  вообще  не
произошло. Разве мы своими действиями не порождаем массу парадоксов?
   Профессор словно очнулся:
   - Одним парадоксом больше, одним меньше - это дела не меняет.  Если  бы
Вселенная из-за каждого сомнения в том, что на ней произошло,  оказывалась
на грани гибели, она не просуществовала бы  дольше  одной  пикосекунды.  А
таких случаев было немало. Она как человеческое тело. Несколько порезов  и
ушибов не способны нанести Вселенной серьезного ущерба. Даже хирургическое
вмешательство, если оно сделано умелыми руками. Парадоксы  для  нее  -  не
более чем шрамы. Время и пространство сами врачуют  себя,  а  люди  помнят
лишь версии событий.
   Но это отнюдь не означает, что, столкнувшись с парадоксом, вы не будете
удивлены теми или иными странностями, но если вы станете  утверждать,  что
такое никогда не случалось с вами в вашей жизни, тогда я не знаю, на какой
планете вы жили. Могу лишь сказать, что только не на этой.
   -  Раз  это  так  безопасно,  профессор,  почему  тогда  вы  ничего  не
предприняли, чтобы спасти дронтов от  вымирания?  -  взволнованно  спросил
Ричард.
   Профессор вздохнул:
   - Вы ничего не поняли, мой друг. Дронты не вымерли бы,  если  бы  я  не
вздумал изо всех сил спасать доисторическую рыбу целакант.
   - Целакант? Доисторическую рыбу? Но какое отношение имеют дронты к этим
рыбам?
   - Итак, мой  друг,  вы  задаете  мне  вопрос.  Нераскрытость  причин  и
следствий  делает  анализ  невозможным.  Континуум  не  только  похож   на
человеческое тело,  но  и  на  кусок  плохо  наклеенных  обоев  -  попытка
устранить возникший пузырь в одном месте приводит к тому, что он возникает
в другом. В исчезновении дронтов повинен я. В конце  концов  я  просто  не
вынес и заставил себя  сделать  выбор.  Когда  пытаешься  изменить  время,
прежде всего страдаешь сам. - Печально улыбнувшись, он отвернулся.
   Затем после  длительного  молчания,  похожего  на  раздумья,  профессор
добавил:
   - Нет, все должно получиться. Я циничен только потому,  что  это  часто
оборачивалось злом. Рассказ  бедняги  невероятно  печален,  и  нет  ничего
плохого в том, что кто-то попытается положить конец его  страданиям.  Ведь
это произошло очень и очень давно и на мертвой планете. Если,  мы  сделаем
это, каждый из нас запомнит этот миг как нечто происшедшее  с  ним  самим.
Будет жаль, если остальной мир этого не оценит. Впрочем, не в первый раз.
   Майкл склонил голову.
   - Почему ты молчишь, Дирк? - спросил Ричард.
   Дирк окинул его свирепым взглядом.
   - Я хочу видеть корабль, - потребовал он.


   Трубка красного телефона соскользнула с рычага и легла на стол. Если бы
в комнате был кто-то, он заметил  бы  чуть  светившиеся  очертания  фигуры
того, кто проделал это.
   Свечение  было  слабее  фосфоресцирующего  циферблата   часов.   Просто
казалось, будто  воздух  вокруг  еле  различимых  контуров  был  чуть-чуть
темнее.
   Гордон Уэй в последний раз попробовал справиться с непослушной трубкой.
Наконец он водрузил ее на место. Она легла, разъединив связь. Призрак Уэя,
сделав свой последний звонок, успокоился и исчез.



33

   Медленной тенью проплывая по орбите Земли, этот обломок казался крупнее
и имел более упорядоченные очертания. Судя по всему, он был более древнего
происхождения, чем остальные... И немудрено.
   В течение четырех миллиардов лет он вбирал в себя информацию с планеты,
над которой пролетал, сканируя, анализируя, обрабатывая данные. Иногда  он
посылал их обратно,  если  они  были  важны  и  способны  помочь  и  когда
надеялся,  что  они  будут   приняты.   И   снова   продолжал   наблюдать,
вслушиваться, записывать. Ни единый всплеск волны, ни чье-то биение сердца
не ускользали от его чувствительных приборов.
   А в остальном на планете за все эти миллиарды лет мало что  изменилось,
появилось лишь кольцо воздуха вокруг и пляшущие в нем пылинки.  И  все  же
теперь там что-то происходило. Спокойно, без  всякой  шумихи  и  волнений,
беззвучно, как падение капли влаги на лист, в серой стене, стоявшей четыре
миллиарда лет, появилась дверь. Простая белая деревянная дверь с небольшой
медной ручкой.
   Это незаметное событие  тоже  нашло  свое  место  в  потоке  собираемой
кораблем информации. И не только появление двери в стене, но  и  появление
тех, кто был за нею, их облик, поведение, состояние и самочувствие  -  все
было записано, обработано, преобразовано.
   Спустя какие-то мгновения дверь отворилась.
   За нею была видна комната, не похожая ни на один  отсек  на  корабле  -
деревянный пол, старая мебель, огонь в камине. Его пляшущее пламя возникло
на дисплеях всех компьютеров на корабле,  видны  были  даже  кружащиеся  в
воздухе пылинки.
   В дверях появилась  фигура  большого,  грузного  человека  со  странным
блеском в глазах. Когда он переступил порог и вошел в корабль-челнок,  его
лицо стало странно спокойным. Видимо, он долго ждал  этого  момента  и  не
надеялся, что он наступит.
   За ним последовал маленький человечек с седыми  встрепанными  волосами.
Он остановился, удивленно оглядываясь, столь внезапно шагнув из мира своей
комнаты  в  космическую  капсулу.  Затем  вошел  еще  один,   нетерпеливо,
порывисто и настороженно. Полы его широкого  кожаного  пальто  разлетались
как от ветра. Он тоже замер, оглядываясь и не все еще  понимая,  но  затем
сделал несколько быстрых шагов и стал внимательно изучать серые,  покрытые
древней пылью стены корабля.
   И лишь потом появился четвертый из  них,  высокий  и  худой.  Но  этот,
войдя, остановился как вкопанный,  словно  увидел  перед  собой  стену.  В
сущности, так оно и было.
   Он  оцепенел.  По  выражению  его  лица,  без  сомнения,   можно   было
предположить, что с ним произошло нечто  такое,  что  не  случалось  ранее
никогда.
   Наконец, придя в себя, он задвигался, но не шел, а словно  бы  плыл  по
воздуху, и лицо его ежесекундно меняло выражение под воздействием каких-то
внутренних  переживаний  -  от  благоговейного  страха   до   невероятного
удивления. В его глазах были слезы.
   Дирк, обернувшись, нетерпеливо поторопил его.
   - Что с тобой? - крикнул он, перекрывая возникший шум.
   - Музыка... - прошептал Ричард.
   В воздухе звучала музыка. Казалось, ничему, кроме музыки, здесь не было
места. Звучал сам воздух. Поворачивая  голову  то  в  одну,  то  в  другую
сторону, Ричард каждый раз слышал новую мелодию,  но  все  они,  слившись,
образовывали  единый  музыкальный  фон.   Оглушенный,   он   зашатался   и
прислонился к стене.
   Дирк едва успел подхватить его.
   - Пойдем, друг, - сердито сказал он. - Что с тобой, черт побери? Ты  не
выносишь музыку? Слишком громко для тебя, да? Возьми себя в руки,  Ричард.
Меня кое-что смущает. Здесь что-то не так. Пошли...
   Он подставил Ричарду свое плечо и буквально поволок его на себе.  Разум
Ричарда был подавлен шквалом звуков. В  его  сознании  рождались  странные
образы, видения сплетающихся мелодий, которых стало такое  множество,  что
они породили хаос. Мелодии росли,  усиливались,  множились,  сплетались  в
огромный клубок, пока одна из них не возобладала над остальными.  И  тогда
стало  легче.  Он  теперь  слышал  только  эту  мелодию  -   то   сильную,
торжествующую как волшебный поток, подхватывающий все на  своем  пути,  то
слабую, легкую и блуждающую, словно попавшую в водоворот сомнений. Но  тут
же, став рябью, первой приметой рождающейся новой мощной волны, она  вновь
радостно заявляла о себе...
   Ричард чувствовал, как сознание медленно покидает его.


   Он лежал неподвижно. Ему казалось,  что  он  -  старая  губка,  которую
окунули в парафин и выбросили на солнце, или старая  кляча,  чью  дубленую
шкуру оно безжалостно жжет, а его кожа жаждала легких ароматических  масел
и прохлады темных масс воды. То он видел,  как  лежит  на  белом  песчаном
берегу высушенный солнцем и ослепленный светом, одуревший от обилия рыбы и
сверкающего под солнцем песка. А то вдруг мнил себя насосом, качающим воду
в весенний день - ее струя веселым потоком стекала вниз на  свежескошенный
луг. Далекие звуки еле достигали слуха, все было словно во сне.
   Он бежал и падал, видел ночные огни далекой гавани,  море  было  совсем
близко и темной тенью набегало на песок. А  там,  где  было  глубоко,  оно
легко обволакивало тело, и  вода,  доходя  до  ушей,  казалась  тяжелой  и
маслянистой. Где-то недовольно ворчал телефон... бррр... бррр...
   Ричарду казалось, что он  слушает  музыку  самой  жизни.  Музыку  луча,
пляшущего по  ряби  вод,  поднятой  ветерком  и  приливом,  музыку  земли,
согретой солнцем.
   Он все еще лежал. Телефон беспокоил его  все  больше  -  он  настойчиво
звонил. Ричард наконец понял это, поэтому быстро поднялся и сел.
   Он лежал на узкой смятой  постели  в  небольшой  неопрятной  комнате  с
деревянными панелями, чем-то странно знакомой ему,  но  он  никак  не  мог
вспомнить. Она была загромождена книгами и  старой  обувью.  Лицо  Ричарда
выражало недоумение.
   Наконец он догадался, что телефон звонит прямо у его постели.
   - Алло? - Он поднял трубку.
   - Ричард? - В голосе Сьюзан слышалось отчаяние. Ричард тряхнул головой,
но сознание от этого не прояснилось.
   - Алло? - тупо повторил он.
   - Ричард, это ты? Где ты?
   - Э-э-э... подожди, я сейчас посмотрю.
   Он положил трубку на смятые простыни, с  трудом,  неверными  движениями
поднялся, побрел к двери и открыл ее.
   Она вела в ванную комнату. Ричард  настороженно  заглянул  в  нее.  Она
показалась ему знакомой, но чего-то в  ней  не  хватало.  Да,  не  хватало
лошади. Во всяком случае, в тот раз он видел здесь  лошадь.  Пройдя  через
ванную, он вышел в другую дверь и на слабых, непослушных  ногах  спустился
по лестнице в гостиную профессора.
   То, что он там увидел, безмерно удивило его.



34

   Ураганы  и  грозы,  бушевавшие  третьего   дня,   утихли,   наводнение,
начавшееся неделю назад, прекратилось, и,  хотя  небо  по-прежнему  сулило
дождь, к вечеру все разрешилось унылой моросью.
   Порыв ветра, пронесясь  над  сумеречными  равнинами  и  попетляв  среди
низких холмов, вырвался на простор неглубокой долины.  Здесь  он  встретил
лишь единственное препятствие - подобие наклонной  башни,  силуэт  которой
одиноко торчал над первородным месивом грязи.
   Ее  остов,  похожий  на  обрубок,  напоминал  кусок  застывшей   магмы,
исторгнутый преисподней Наклон башни был пугающе странен, словно  причиной
его было нечто более грозное и зловещее, чем внушительная  тяжесть.  Башня
казалась мертвым реликтом далеких времен сотворения мира.
   Живым и движущимся в этой долине был лишь  вяло  текущий  поток  вязкой
грязи. Но он, обойдя основание башни и достигнув неглубокой ложбины в миле
от нее, бесследно исчезал под землей.
   В сгущающихся сумерках на мертвой башне вдруг появились признаки жизни.
В ее темном чреве  забрезжил  свет.  Крохотная  красная  точка  была  едва
различимой.
   Вот что так удивило Ричарда, когда он  взглянул  в  открытую  маленькую
белую дверь в стене в нескольких сотнях футов от башни в долине.
   - Не выходи! - остановил его Дирк,  схватив  за  руку.  -  Атмосфера  -
сплошная химия. Что в ней, один  черт  знает,  но  думаю,  ковры  вычистит
отлично.
   Дирк стоял в дверях и взглядом, полным недоверия, смотрел на долину.
   - Где мы? - спросил Ричард.
   - Бермуды, - рассеянно ответил Дирк. - Все довольно сложно.
   - Спасибо, - ответил Ричард и, шатаясь, побрел через комнату.
   - Простите, - сказал  он  профессору,  который  хлопотал  около  Майкла
Вентон-Уикса. Он проверял, все ли  надежно  пригнано  в  его  костюме  для
подводного плавания, плотно ли закрыла лицо маска и все ли ладно с подачей
кислорода.
   - Простите, можно мне пройти, - повторил Ричард, обходя их. - Спасибо.
   Снова поднявшись в спальню профессора, он  неуверенно  присел  на  край
постели и взял телефонную трубку.
   - Бермуды, - сказал он в нее. - Все довольно сложно.
   Внизу  в  гостиной  профессор  щедро  смазывал  вазелином  все  швы   и
соединения скубы и те участки кожи лица Майкла, которые не закрыла  маска.
Наконец он объявил, что все готово к выходу.
   Дирк, быстро отойдя от двери и став чуть поодаль,  крайне  недружелюбно
наблюдал за приготовлениями.
   - Ну, чего вы ждете? Вперед, - наконец сказал он. - Скатертью дорога. Я
лично умываю руки. Полагаю, что нам теперь остается ждать, когда  вернется
порожняя тара, а? - Дирк,  сердито  жестикулируя,  обошел  диван.  Он  был
раздражен. Ему все это чертовски не нравилось. Особенно то, что  профессор
лучше него знаком с проблемой пространство -  время.  Но  пуще  всего  его
злило, что он сам не понимал своего дурацкого поведения.
   - Дорогой друг, - успокаивающе промолвил профессор. - Подумайте только,
что этот дружеский акт помощи нам почти ничего не стоил. Охотно соглашусь,
что столь блестяще  применив  метод  дедукции,  вы  вправе  считать  конец
банальным.  Я  знаю,  вы  ждали   большего,   а   не   всего   лишь   акта
благотворительности. Но будем щедрыми, мой друг.
   - Щедрыми? - не на шутку вспылил Дирк. - Вам недостаточно того,  что  я
плачу налоги?
   Дирк с досадой плюхнулся на диван, запустил пальцы в шевелюру и  мрачно
надулся.
   Призрак Майкла, пожав руку  профессору  и  пробормотав  какие-то  слова
благодарности, деревянной походкой направился к двери. Там он  остановился
и, повернувшись, отвесил прощальный поклон.
   Дирк круто обернулся и уставился на него свирепым взором. Его глаза  за
стеклами очков метали молнии, растрепанные волосы стояли  дыбом.  Призрак,
посмотрев на него, весь сжался от дурного предчувствия.  Покачнувшись,  он
поднял руку и трижды обвел ею вокруг себя.
   - Прощайте, - промолвил он.
   Ухватившись рукой за косяк двери, он решительно шагнул навстречу грязи,
ядовитым парам атмосферы и злому ветру.
   Выйдя, он на мгновение остановился, проверяя прочность грунта под слоем
грязи. Убедившись в его надежности, он зашагал, не поворачиваясь, подальше
от "комьев слизняков на слизистой воде" к ждущему его кораблю.
   - Черт побери, что все  это  значит?  -  раздраженно  воскликнул  Дирк,
повторив три загадочных круговых движения рукой.
   В эту минуту, с  грохотом  сбежав  по  лестнице,  в  гостиную  ворвался
Ричард. Глаза его выражали предельное волнение.
   - Убит Росс! - воскликнул он испуганно.
   - Какой еще к дьяволу Росс? - сердито огрызнулся Дирк.
   - Росс, не знаю его имени, ну тот, что стал новым редактором журнала, -
пояснил Ричард.
   - Какого журнала? - Дирк был вне себя от злости.
   -  Того  идиотского  журнала,  который  издавал  Майкл,   "Постижение",
кажется. Дирк, неужели ты забыл? Гордон выгнал его и отдал  журнал  Россу.
Майкл возненавидел этого Росса. Вчера вечером он пошел к нему и убил  его!
- Ричард остановился, задыхаясь. - Что бы там  ни  было,  но  он  убит,  -
промолвил он, отдышавшись. - Только у Майкла была причина  рассчитаться  с
ним.
   Он подбежал к двери, чтобы взглянуть на удаляющуюся фигуру.
   - Он вернется? - круто повернувшись, спросил он.
   Дирк, вскочив, уставился на него.
   - Так вот... - промолвил он, - ...почему Майкл стал его легкой добычей.
Вот что мне следовало бы искать.  Причину,  почему  призраку  удалось  так
просто завладеть им. Он поймал Майкла на том, что тот сам жаждал  сделать.
Это вполне совпадало с целями призрака.  О  Боже!  Он  вообразил,  что  мы
подменили всех их, и решил все повернуть вспять. Он считал,  что  это  его
мир, а не наш. Здесь они были намерены поселиться и построить свой  чертов
рай. Все его поступки  говорят  об  этом.  Теперь  вы  понимаете,  что  мы
натворили, профессор? Я не  удивлюсь,  если  окажется,  что  эта,  как  вы
изволили выразиться, бедная душа поспешит исправить отнюдь не свою ошибку,
приведшую к катастрофе корабля, а попытается вернуть жизнь на Земле  к  ее
истокам. - Дирк перевел свой взгляд  с  бледного  как  мел  профессора  на
Ричарда.
   - Когда ты узнал об убийстве? - спросил он.
   - Э-э-э, только сейчас. По телефону. Наверху в спальне профессора.
   - Что?
   - Мне сказала об этом Сьюзан. Она обнаружила на автоответчике  послание
от Гордона, он сообщил ей это, но мне  кажется,  у  нее  просто  истерика.
Дирк, что, черт побери, происходит? Где мы?
   - Мы в прошлом. Отброшены на четыре миллиарда  лет  назад,  -  дрожащим
голосом ответил вместо Дирка профессор.  -  Не  спрашивайте  меня,  почему
работает телефон, если мы в далеком прошлом Вселенной. Этот вопрос уместно
задать Британской телефонной компании, но...
   - К черту телефонную компанию, - уже заорал  Дирк,  по  привычке  легко
отказываясь от правил хорошего тона. Подбежав к двери,  он  нашел  глазами
смутно видневшуюся фигуру, медленно бредущую по грязи к кораблю с  планеты
Салаксала, который для них, увы, был недосягаем.
   - Сколько? - спросил он уже спокойно.  -  Сколько  времени,  по-вашему,
надо этому  толстому  самовлюбленному  придурку,  чтобы  достичь  корабля?
Потому что столько же у нас будет в запасе. Давайте сядем и все хорошенько
обсудим. У нас есть две минуты, чтобы решить,  что  делать.  После  этого,
боюсь, мы трое и все, что вокруг нас, и все, что мы знаем, включая дронтов
и рыбу цел акант, дорогой профессор, перестанет существовать!
   Он тяжело опустился на диван, но тут же вскочил и вытащил  из-под  себя
пиджак Майкла. Из кармана пиджака выпал томик стихов Кольриджа.



35

   - Я считаю это  недопустимым  святотатством,  профессор,  -  волновался
Ричард, укрывшись вместе с профессором за живой изгородью.
   Была прекрасная летняя  ночь,  с  сада  тянуло  ароматом  цветов,  а  с
Бристольского канала долетал порывистый  легкий  ветерок,  принося  запахи
океана.
   Было полнолуние, и луна проложила вдали  серебряную  дорожку  по  глади
залива. В ее сиянии были хорошо видны на юге вересковые пустоши Эксмура.
   Профессор печально вздохнул:
   - Возможно, но боюсь, он прав. Это надо сделать. Иного выхода нет.  Все
инструкции были заложены в этом отрывке, если знать, что искать.  Их  надо
уничтожить. Иначе призрак будет всегда где-то рядом. Вернее, их будет два,
если речь идет об этом стихотворение. Бедняга. Но он сам  навлек  на  себя
возмездие.
   Ричард, нервно сорвав травинки, вертел их в руках, разглядывая, как  на
них играет лунный свет.
   -  Эта  музыка,  профессор,  -  нерешительно  промолвил  он.  -  Я   не
религиозен, но это было как разговор с Богом, проникновение в  его  мысли.
Возможно, так оно и было,  и  мне,  видимо,  предназначено  быть  верующим
человеком. Я все время напоминаю себе, что музыку никто не создавал,  были
созданы инструменты, умеющие читать ноты. Нотами была сама  жизнь.  А  она
вокруг нас.
   Ричард посмотрел на небо и вдруг неожиданно тихо прочел:

   Когда бы воскресил я
   Напев ее чужой,
   Такой восторг бы ощутил я,
   Что этой музыкой одной
   Я воздвиг бы тот чертог
   И ледяных пещер красу!

   - Гм, - хмыкнул профессор. - Надеюсь, он успел.
   - Вы что-то сказали?
   - Так, ничего. Мысли вслух.
   - Господи, Дирк способен заговорить до  смерти.  Вы  так  не  считаете,
профессор? Он там уже больше часа. Что происходит? - волновался Ричард.
   Поднявшись во весь  рост,  он  посмотрел  поверх  кустов  на  маленькую
крестьянскую  хижину,  залитую  белым  лунным  светом.  Час  назад  к  ней
решительно