, - Грызлов  взял  с  подноса
четвертинку  помидора,  -  что,  блин,  простительно  в   такой   глухой
провинции, он оказался еще и глупым. На той поляне ни кустов, ни больших
деревьев не было, однако, блин, в двадцати  метрах  начинался  лес,  где
никакой Вася его бы не нашел. Но тупая зверюга  выбрала  самый  стремный
вариант - забралась на обгорелый ствол небольшой  пятиметровой  сосенки,
единственного высокого места. И уселась на самой верхушке, причем, блин,
не забыв утащить с собой самую жирную шишку. Разгоряченный погоней  Вася
решил идти на штурм и полез на сосенку... Запрыгнув где-то на метр,  он,
блин, цепляясь неизвестно за что, начал медленно, но верно, продвигаться
вверх. Прикиньте картину - сосенка тонкая, Вася - центнер тренированного
жира, конструкция, блин, начинает раскачиваться...
   Слушатели задумчиво кивнули.
   - Бурундук, блин, почувствовал себя уже  совсем  хреново,  -  Ортопед
похрустел огурчиком, - и, блин, не выпуская из лап шишку, вовсю гадит на
голову Васи... Вася пачкается  и  матерится,  но  лезет  к  цели.  Народ
упирается веслами в дно речки, чтоб не уплыть, и ржет как резаный.  Вася
поднимается  все  выше,  соответственно,  амплитуда   раскачки   сосенки
увеличивается. И тут, блин, - апогей... Вершина сосенки с  закрепившимся
на ней бурундуком наклоняется так, что Вася оказывается в горизонтальном
положении, руки у него со ствола соскальзывают и Вася, блин,  падает  на
землю... С хрустом, блин... Сосенка распрямляется, и тут уже,  блин,  не
удерживается зверь. Короче, бурундук, с прижатой к  груди  недогрызенной
шишкой, уходит из верхней точки по аккуратной баллистической  траектории
в лес, сшибая ветки и шурша листвой... Вася, блин, в нокдауне.  Бурундук
где-то в лесу... Зрелище  чего-то  полосатого  с  хвостом,  стремительно
улетающего в чащу... Народ, блин, бросил весла и упал... В общем,  блин,
уплыли они метров на триста - только тогда их прибило  к  берегу  и  они
остановились. Сами не  могли.  Вася  их  там  и  догнал...  Грустный,  с
бурундучьим калом в волосах и почти, блин, трезвый...
   - Со спиртом, блин, надо осторожней, - покачал головой Тулип. -  Это,
блин, не "Охта". И даже не "Менделеев"...
   - Точно, - согласился Комбижирик.
   Возле стола материализовался официант с подносом, на  котором  стояли
запотевшая бутылка ледяной "Синопской" и маленькие хрустальные рюмочки.
   - Расставляй, - Клюгенштейн широко взмахнул дланью и улыбнулся.
 
*** 
 
   В родном  РУВД  Крысюка  отлили  водой,  кое-как  привели  в  порядок
изодранную  форму  и  отправили  отдыхать  в  общежитие,  где  он  делил
маленькую комнатушку на десятом этаже с  капитаном  Юрием  Синяком,  чья
пропитая внешность полностью соответствовала его неблагозвучной фамилии.
   Увидев получившего мощное "боевое крещение" соседа, капитан  проникся
к младшему лейтенанту несвойственной правоохранителю со стажем отеческой
заботой, являвшейся на самом деле  проявлением  скрытых  гомосексуальных
наклонностей Синяка, и решил напоить избитого Крысюка пивом, чтобы  хоть
как-то  сгладить  неприятные  впечатления   от   проигранной   драки   с
сослуживцами.
   Всосав по литру кисловатого и сильно  отдающего  стиральным  порошком
"Клинского", Синяк и Крысюк,  к  которым  присоединились  еще  несколько
обитателей ментовской  общаги,  перешли  на  дешевый  розовый  портвейн,
разлитый, судя по этикетке, в солнечной Молдавии, а на самом  деле  -  в
фанерной будочке на задворках Сытного  рынка,  где  трое  бомжей  мешали
виноградный  спирт  с  водой  и  подкрашивали  его   обычными   лиловыми
чернилами. Правда, бомжи были из Молдавии,  но  сей  факт  вряд  ли  мог
послужить оправданием к надписи на этикетке.
   Через два часа застолья, когда кончился портвейн и начался свекольный
самогон, кто-то из присутствующих посетовал, что, мол, скучновато просто
так сидеть и что неплохо было бы как-нибудь развлечься.
   Стали придумывать - как.
   Народ в компании подобрался отчаянно  ленивый,  что  естественно  для
большинства российских  стражей  порядка.  А  в  голову  лезли  какие-то
неподходящие идеи, которые либо  требовали  немалого  вложения  средств,
либо много "силовой энергии".
   И вот, наконец, младший сержант по фамилии Лизун выдал мысль:
   - А давайте старый Юрин стул в окно выбросим и будем смотреть как  он
красиво полетит и красиво разобьётся, а? И ходить никуда не надо...
   Народ нисколько не возражал, идея всем показалась замечательной.
   Синяк тоже был не против, так  как  стул  был  действительно  старый,
многократно клееный "Моментом" и обмотанный изолентой.
   Набившиеся  в  комнатенку  служители  законности  заняли  места   для
наблюдения полёта и приземления обречённого стула, Синяк взял его в руки
и с криком "Э-э-эх-х-х, твою мать!" выкинул в окно.
   Стул и вправду  "красиво  пошёл",  но  в  конечной  точке  полёта  не
разбился в щепки, как предполагалось, а воткнулся всеми четырьмя ножками
в землю. Так и встал: цел и невредим.
   Разочарованная публика начала наезжать на  не  менее  разочарованного
капитана:
   - Надо сильнее кидать было!
   - Довернуть, довернуть надо было!
   - Не умеешь - не берись, метатель хренов!
   Менты расселись все на свои места, выпили еще по полстакана самогонки
и стали склонять Синяка к тому, чтобы  он  сбегал  вниз  за  стулом  для
повторной попытки. И хотя капитан для себя решил, во что бы то ни  стало
покончить с не хотевшим разбиваться стулом, идти вниз ему  не  хотелось.
Но после ещё одной порции горячительного напитка его  осенила  очередная
гениальная мысль:
   - Да на фига мне бежать? Ща у соседа возьмём гирю и  ею  добьём  этот
гадский стул!
   Естественно, никто и не подумал, что за гирей тоже нужно будет идти.
   Открыли окно, снова заняли места.
   Синяк взял выпрошенную "буквально на пять минут" двухпудовую гирю  и,
целясь в стул, насколько позволяло выпитое, запулил её в окно.
   Мимо.
   Офигевший от такой невезухи и обозванный  "косым  придурком"  капитан
побежал вниз за гирей, ибо народ  решил  уничтожить  стул  именно  таким
образом. Через несколько минут запыхавшийся Синяк возвратился.
   Все приготовились...
   Бац!
   Опять мимо...
   Когда капитан вернулся во второй  раз,  Крысюк  заплетающимся  языком
изрек:
   - Мужики! Надо привязать верёвку к гире и вытягивать её в окно. И  не
надо бегать каждый раз. Всё вас учить приходится...
   Сказано - сделано.
   Где-то была найдена бухточка с верёвкой. Один конец привязали к гире,
а другой, чтобы случайно не упустить, к железной ножке общажной кровати.
Однако никто не удосужился хотя бы прикинуть длину веревки...
   В очередной раз злой и почти протрезвевший Синяк метнул снаряд.
   И тут произошло следущее - кровать,  к  которой  был  привязан  груз,
внезапно подлетела к окну и  застряла  в  нём  среди  орущих,  пьяных  и
матерящихся на весь Петроградский район мусоров. А на третьем  этаже,  в
комнате коменданта, раздался звон разбивающегося стекла  и  в  помещение
влетела злополучная гиря. Со страшным грохотом она упала на стол у окна,
за которым в это время комендант пил чай.
   Стол пополам, престарелый майор милиции в отставке -  без  чувств  на
полу.
   Потом Крысюка, вбросившего в сознание масс  приведшее  к  трагическим
последствиям предложение, били уже всем коллективом во главе с  Синяком.
После того, разумеется, как выбрались из-за  зажатой  в  оконном  проеме
кровати...
 
*** 
 
   Испив  "Синопской"  и  откушав  соляночки,  братки  пришли  в  доброе
расположение духа, обсудили  несколько  насущных  проблем,  связанных  с
приведением в чувство некоторых потерявших связь с реальностью подшефных
бизнесменов, решили дать им шанс  одуматься,  и  приступили  к  поеданию
отменно приготовленного шашлыка.
   Мирный процесс восстановления растраченных во время охоты  на  тигров
белковых запасов был прерван разразившейся за соседним столиком семейной
сценой.
   Мужчина  с  лицом   бывшего   комсомольского   работника,   долго   и
проникновенно что-то втолковывавший сидевшей перед ним  моложавой  даме,
повысил голос и громко сказал:
   - Таня, ну нельзя же быть такой ревнивой!
   - Скотина! - вскинулась женщина, перегнулась через стол,  сбросив  на
пол вазочку с чайной розой и недопитой бутылкой шампанского,  и  влепила
своему визави звонкую оплеуху. - Ты опять назвал меня Таней!
   Обернувшиеся на шум братаны неодобрительно насупились.
   - Эй, блин,  -  прогудел  Армагеддонец.  -  Отношения  дома  выяснять
надо...
   Парочка опасливо покосилась на пятерых бугаев и притихла.
   - Совершенно нет культуры поведения в общественных местах,  -  громко
заявил Комбижирик, накладывая себе  на  тарелку  оливки  из  хрустальной
вазочки. - Учить, блин, народ надо...
   - Верно, - согласился Тулип. - Вот, помнится, когда я первый  раз  за
границу поехал, так, блин, спецом целый  курс  прослушал,  как  себя  за
столом вести и вообще...
   - А где побывал? - спросил Ортопед.
   - В Египте...
   -  Хорошее  место,  -  сказал  Грызлов  и  незаметно  для  окружающих
вздохнул.
   В Египет Мишу после его  единственного  посещения  этой  удивительной
страны больше не пускали.
   Придрались, в общем, к несущественной мелочи.
   Ортопед, возмущенный царившим в Египте сухим законом и  драконовскими
ценами  на  спиртное  в  гостиницах  для  иностранцев,  на  второй  день
пребывания в Каире заложил в приобретенную на рынке двадцатипятилитровую
канистру десять кило фиников, засыпал сахаром, залил  водой  и  поставил
созревать на балкон, дабы к "отвальной"  обеспечить  свою  туристическую
группу качественной брагой.
   Неделя пролетела незаметно.
   За сутки до отлета все собрались в номере Грызлова и подняли  стаканы
за благополучное возвращение на Родину. Брага была хороша, но совершенно
не цепляла. Первые два часа. А потом -  словно  подлые  египетские  боги
набросили на сознание русских туристов непроницаемое черное покрывало...
   В общем, спустя двенадцать часов Ортопеда  и  компанию  обнаружили  в
какой-то маленькой, дотоле неизвестной  гробнице  в  ста  километрах  от
Каира, с  полупустой  канистрой  браги,  с  трехлитровой  банкой  из-под
соленых огурцов, на дне которой плескался недопитый рассол,  распевающих
русские  народные  песни  и  использующих  для   освещения   безжалостно
разломанные  деревянные  фигурки  идолов,  вырезанных  древнеегипетскими
умельцами многие столетия назад. Мумия жреца, похороненного в  гробнице,
была цинично выброшена из саркофага и валялась в углу, и  на  его  место
положили совершенно невменяемого экскурсовода, обернутого, к тому же,  в
сорванный где-то в городе государственный флаг.
   Полицейские  комизм  ситуации  не  оценили   и   навсегда   запретили
участникам мероприятия въезжать  в  страну,  внеся  их  имена  в  память
бездушного компьютера...
   - Да, там неплохо, только, блин, жарковато, - Армагеддонец  отодвинул
пустую тарелку  и  щелкнул  пальцами,  подзывая  официанта.  -  Тащи-ка,
милейший, кофеек и какую-нибудь наливочку...
   - Какую изволите? - прошелестел вышколенный "милейший".
   - "Мон плезир" есть?
   - Разумеется...
   - А мне - "Северную", - молвил Клюгенштейн, вытирая губы  крахмальной
салфеткой.
   - Короче, по рюмашке и той, и этой, - подытожил Тулип. - Будем, блин,
смаковать...
   - Кстати, Миша, - Аркадий повернулся к задумавшемуся о  чем-то  своем
Грызлову. - Ты зачем на прошлой неделе в  кабаке  каким-то  арабам  пять
тонн бакинских вручил и попросил, блин, чтобы они тебе из  своей  Арабии
валенки привезли?
   - Да-а, погуляли..., - Ортопед закатил глаза. - А мы, между прочим, и
тебя, блин, тогда ждали... Но ты ж где-то сам тусовался.
   - Нигде я не тусовался, - удивился Глюк.
   - Как не тусовался? - возмутился Михаил. - Я ж тебе  на  мобилу  раза
три звонил. Слышно ж было - крики пьяные, музон орет, ржач... С  кем  ты
там бухал?
   - Да какой там бухал, - Аркадий  печально  махнул  рукой.  -  У  меня
джипер в тот день сломался. Это я, блин, в троллейбусе ехал...
 
*** 
 
   Крысюку не везло по жизни всегда.
   Принцип обмазанного с обеих сторон маслом бутерброда преследовал  его
денно и нощно. Ножки стульев, на  которых  восседал  младший  лейтенант,
непременно подламывались, стаканы с портвейном так и  норовили  окропить
его свеженадетые рубашки рубиновыми, лиловыми или сиреневыми потоками, а
килька в томате просто  проживала  жизнь  зря,  если  не  оказывались  у
Крысюка за пазухой.
   Да, что там говорить, если даже одинокий орел, кружа над Кольцо-горой
в Кисловодске, из всех приехавших на экскурсию курсантов питерской Школы
Милиции, нагадил именно на него.
   Но Крысюк с завидным упрямством продолжал испытывать судьбу...
   Стражи порядка - народ экономный.
   Поэтому,  подсчитывая  число  калорий,  необходимых  для  поддержания
истощенного  дежурствами  и  патрулированием  организмов,   предпочитают
колбасе  пиво,  а  котлетам  -  водочку.  А  посему,  в  разгар  пьянки,
посвященной  счастливому  разрешению  конфликта  между  стулом,   гирей,
комендантом и обитателями комнаты на десятом этаже ментовской общаги, на
столе оказалось  количество  алкоголя  несоизмеримо  большее  количеству
закусок.
   Еда в виде двух банок баклажанной икры, одного  черствого  бублика  и
трехсот граммов худосочной салаки горячего копчения кончилась быстро.
   Денег у собравшихся в комнатушке  одиннадцати  офицеров  и  сержантов
было совсем мало. Да и глупо тратить последние деньги на еду,  если  они
утром понадобятся на пиво.
   Зато были мозги.
   Мозги, которые думают.
   После четверти час размышлений кто-то вспомнил, что на шестом  этаже,
как раз под комнатой Синяка с  Крысюком,  за  окошком  висит  авоська  с
продуктами, в которой запасливый и жадный лейтенант из  местного  отдела
вневедомственной охраны хранил присланное ему из деревни сало.
   Тут же возник вопрос номер два - кому лезть?
   Изрядно разогретые самогонкой служители Фемиды решили разыграть его в
карты.
   Крысюку, естественно, досталась самая младшая карта...
   Синяк с Лизуном связали несколько простыней, коих хватало аккурат  до
шестого этажа,  одним  концом  привязали  их  к  батарее,  дабы  младший
лейтенант не выскользнул из нетрезвых рук и вывалили "гонца" за  окошко,
наказав ему не задерживаться, ибо, судя по тучам на небе,  с  минуты  на
минуту должна была разразиться страшная гроза.
   Но тут же отвлеклись от процесса наблюдения  за  верхолазом,  ибо  на
пороге комнаты возникла преисполненная  чувства  собственной  значимости
фигура  дознавателя  Кривоножкина,  отягощенного  пакетом  с  изъятой  в
качестве вещественного доказательства и готовой  "подвергнуться  быстрой
порче",  как  сказано  в  Уголовно-процессуальном   Кодексе   Российской
Федерации, вареной колбасой в одной руке, длинной французской  булкой  в
другой и с печатью задумчивости на лице.
   Про альпиниста забыли напрочь.
   А, чтоб не было сквознячка, окно прикрыли...
   Через час разбуженный громом и вспышками молний,  а  потому  временно
вынырнувший из алкогольного дурмана Синяк поинтересовался, какая сволочь
привязала к батарее его и Крысюка простыни.
   Собравшиеся испытали легкий шок и бросились к окну.
   Распахнув створки  и  перегнувшись  через  подоконник,  затуманенному
ментовскому взору предстала  картина,  достойная  кисти  Айвазовского  -
льющиеся с неба потоки воды, развевающиеся на жутком  ветру  аки  паруса
белые простыни и черная бездна под ними.
   Синяку пригрезился Крысюк,  лежащий  на  холодном  и  залитом  кровью
асфальте, который протягивал руки со злосчастным салом и  тихим  голосом
молил о спасении.
   Лизун  и  Кривоножкин  ломанулась  искать  работающий  телефон,  дабы
вызвать "скорую", а остальные гурьбой понеслись  вниз  оказывать  первую
помощь пострадавшему.
   Однако под окнами тушки младшего лейтенанта не оказалось.
   Немного пошарив по окрестностям, промокнув до нитки, изрядно покричав
и никого, кроме  испуганного  облезлого  кота  с  соседней  помойки,  не
обнаружив, "спасатели" решили, что необходима тишина,  которая  позволит
услышать прощальный стон умирающего.
   Но установить тишину, по причине доносящихся из окон общежития пьяных
выкриков и орущих на полную мощь телевизоров, было затруднительно.
   Поэтому в щитовую откомандировали здоровенного прапорщика  из  охраны
районного СИЗО, чтобы тот вырубил электричество.
   Исполнительный прапорщик справился с задачей блестяще.
   Через минуту общага была обесточена, а те несколько человек,  которые
пытались ему помешать, были отправлены в глубокий нокаут.
   Тишина никаких результатов не дала, кроме того,  что  собравшиеся  на
улице гораздо отчетливее стали слышать свист ветра и приближающийся  вой
сирены "Скорой помощи".
   Вслед за медиками приехали патрульные из местного РУВД.
   Поиски продолжились с утроенной силой, но Крысюк пропал бесследно.
   Врач со "скорой", которому для  сугреву  поднесли  стакан  самогонки,
посмотрел в темное небо и высказался в том смысле, что в состоянии  шока
"мусор-парашютист"  мог  рвануть  куда  угодно,  вплоть  до  границы   с
Финляндией.
   Мысль присутствовавшим понравилась и было принято решение  прекратить
поиски, а младшего лейтенанта считать пропавшим без вести  при  переходе
государственной границы. Электричество к тому моменту снова включили,  и
мокрые менты поплелись поминать героя.
   В самый разгар поминок, когда о Крысюке было сказано практически  все
хорошее  и  можно  уже  было  переходить  к  десерту  в   виде   коробки
полузасохших шоколадных конфет,  так  же  принесенных  Кривоножкиным,  в
распахнутых дверях, подобно тени отца Гамлета, возникла фигура  младшего
лейтенанта. Совершенно невменяемого, со следами губной помады  на  щеке,
сорванной на запястье левой руки кожей и огромным лиловым  фингалом  под
правым глазом...
   До пакета с салом Крысюк спустился быстро и  удачно,  вытащил  оттуда
здоровенный шмат и поднялся с ним обратно, но уперся  носом  в  закрытое
окно. Руки были заняты простынями, поэтому гонец, дабы привлечь  к  себе
внимание, начал свистеть.
   Но безуспешно, ибо внутри комнаты орали, произносили тосты  и  ничего
не слышали.
   Спуститься на землю, а затем подняться по лестнице младший  лейтенант
тоже не мог - хоть и был  нетрезв,  но  понимал,  что  падать  с  высоты
пятого-шестого этажа, где заканчивались простыни, не очень-то приятно...
   Соскользнув на уровень восьмого этажа,  Крысюк  принялся  ломиться  в
комнату своего приятеля, старшего лейтенанта Мазохистова, занятого в тот
момент примеркой кружевных  чулков  и  черного  бюстгальтера  "анжелика"
перед большим, встроенным в дверцу шкафа зеркалом. Старлей гостю с салом
обрадовался,  облобызал  младшего  лейтенанта,  налил  ему  чарку  водки
"Мужской разговор" и, накинув халат и порезав сало, приготовился  жарить
на нем яичницу.
   Тут вырубился свет.
   Возмущенный Крысюк бросился к электрощиту, где и получил  из  темноты
страшный удар с левой.
   Очнулся он  опять  у  Мазохистова,  раздетый  до  семейных  трусов  и
почему-то прикованный наручниками к батарее. Старлея в комнате не  было,
зато  были  два  каких-то  злых  азербайджанца,  требовавших  у  Крысюка
возврата денег за изъятые с рынка два ящика сухого вина. Крысюк  вина  в
глаза не видел и на рынок уже с месяц не заходил, о чем  честно  поведал
"лицам  закавказской  национальности".  Азерботы   неожиданно   поверили
милиционеру, расстегнули сковывавшие его браслеты и отпустили  восвояси,
оставшись поджидать неизвестно куда исчезнувшего Мазохистова...
   Выслушавшие рассказ Крысюка стражи  порядка  поохали,  высказались  в
смысле того, что жизнь российского правоохранителя полна непредсказуемых
поворотов и продолжили пьянку.
   Но долго ли, коротко ли длится праздник  на  Руси,  всегда  наступает
момент, когда спиртное заканчивается.
   К шести вечера, выдавив последние капли из бутылок и  обсудив  весьма
насущный вопрос, а именно - "