тив, настаивал на обратном, указывая Глюку на  злого
и нахохлившегося вожака стаи, расхаживавшего  взад-вперед  в  нескольких
сантиметрах  от  прозрачной  перегородки,  и  недовольно  зыркавшего  на
братков  выпученным  фиолетовым   глазом.   Аркадий   возмутился   таким
обобщением и, в качестве доказательства своих  утверждений  о  том,  что
любая птица, ежели ее хорошо  накормить,  признает  в  кормильце  друга,
достал из кармана пакетик с очищенным миндалем и высыпал орехи в круглое
вентиляционное отверстие, прорезанное в оргстекле  почти  под  потолком,
куда человек нормального роста вряд ли бы дотянулся.
   Миндальные ядра застучали тукану  по  голове,  тот  от  неожиданности
захлопал крыльями, заорал и метнулся в сторону, разметав по пути занятых
своими делами самочек и устроив в вольере настоящий переполох.
   - Вот, блин! - огорчился Глюк, глядя на мечущихся за стеклом птиц.  -
Ща, погоди, они успокоятся...
   - А кто там орет? - Телепуз повернулся к полуоткрытой двери,  ведущей
из секции пернатых на улицу, и прислушался.
   -  Они  давно   орут,   -   спокойно   сообщил   хорошо   воспитанный
Клюгенштейн-младший, вытирая перепачканные мороженым пальцы  белоснежным
платочком с вышитыми по краям монограммами,  составленными  из  букв  на
иврите.
   - Пошли, посмотрим? - предложил Штукеншнайдер.
   - Пошли, дядя Гриша, - кивнуло чадо Глюка. - Пап, ты как?
   - Щас, щас, Давидик, - Аркадий махнул рукой, не  отрывая  взгляда  от
принявшего боевую стойку вожака туканов. - Идите, я вас догоню...
   Телепуз с детьми направились к выходу.
   Клюгенштейн достал второй пакетик  с  орехами,  надорвал  упаковку  и
принялся по одному забрасывать миндаль в отверстие, внимательно наблюдая
за реакцией птиц и изредка приговаривая "Цыпа-цыпа...".
   Но довести свой эксперимент до конца и  подружиться-таки  с  туканами
ему не удалось.
   Грохнула входная дверь, и с улицы в птичью секцию влетели  Телепуз  с
отпрысками. Штукеншнайдер в два прыжка оказался  возле  пожарного  щита,
сорвал с него покрытый толстыми слоем алой масляной краски лом и  быстро
продел его сквозь ручки двойной двери, заблокировав тем  самым  створки.
Тем  временем  мелкие  добежали  до  конца  прохода  между  вольерами  и
остановились, тяжело дыша.
   - Блин, да что это с  вами?  -  недовольно  изрек  Глюк,  которому  в
очередной раз помешали наладить взаимопонимание с туканами.
   - Там тигры! - выдохнул коллега.
   - Естественно, - нисколько не удивился Аркадий. - И не только  тигры.
Там еще львы, леопарды, жирафы и медведи есть... И страусы с  павлинами.
Это ж, блин, зоопарк, а не рюмочная.  Ты  чо  детей-то  пугаешь?  Тигры,
тигры...
   - А ты жало высуни и сам посмотри! - обиделся Телепуз. -  Они,  блин,
из клетки вырвались!
   - В натуре?! - поразился Глюк.
   - Отвечаю.
   Клюгенштейн почесал пятерней в затылке.
   - И много их вырвалось?
   - Не считал, - недовольно пробурчал Телепуз. - Мне, блин, не до  того
было... Два или три, наверное...
   - Три, - вставил словечко наблюдательный сынишка Аркадия.  -  Их  там
трое в клетке было, когда мы в прошлый раз здесь были...
   - Блин, вот бардак в стране! - Глюк сплюнул на пол. -  Уже  клетки  с
тиграми не запирают! И что, блин, теперь делать?
   - Братве звонить надо, - Григорий начал  быстро  нажимать  кнопки  на
мобильном телефоне. - Я - Ортопеду и Садисту, а  ты  Диню  вызвони...  И
Кабаныча...
   - Дини сейчас в городе нет, - Клюгенштейн насупился, набирая номер на
своей трубке. - Они ж, блин, с Гугуцэ в Германию уехали...
   - Точно! - вспомнил Телепуз. - Ну, тогда,  хоть  Комбижирика...  Алё!
Миша!... Миша, у нас проблемы!...
 
*** 
 
   В конце восьмидесятых годов двадцатого века Аркадий Клюгенштейн шесть
месяцев   работал   санитаром   в   Военно-Медицинской   Академии,    на
хирургическом отделении.
   Как-то  раз  в  его  дежурство   привезли   какого-то   палестинского
партизана,  подстреленного,  как  тогда  говорили,  "подлым  израильским
агрессором" в момент закладки  партизаном  мины  под  школьный  автобус,
всего в заскорузлых от высохшей  крови  бинтах  и  в  глубочайшей  коме.
Военно-медицинские светила бились с ним часов двадцать с гаком,  вынимая
из загорелого жилистого тела осколки  с  пулями,  и  молясь,  чтобы  сей
достойный представитель народно-освободительного  движения  не  отбросил
коньки на операционном столе. Ибо в те  времена  жизнь  ближневосточного
партизана  ценилась  весьма  высоко,  а  летальный  исход   был   крайне
нежелателен  и  сильно  помешал   бы   карьерному   росту   хирургов   и
анестезиологов, каждый из которых был в чине не ниже подполковника.
   Короче, битва за ценную жизнь была не на шутку, а за "картавого " как
минимум.
   Сверхсложная  операция  завершилась  удачно,  партизана  заштопали  и
отправили в  спецпалату,  где  подсоединили  к  аппарату  искусственного
дыхания и поставили аж три капельницы.
   Ну, а Аркадий в этой самой палате мыл пол.
   Просто мыл пол и все. Ему на Ближний и Дальний восток вкупе со  всеми
Азией и Африкой было наплевать, потому как до аванса оставалось  времени
как до Китая на четвереньках, а до зарплаты столько же, только пешком.
   Мыл  Аркаша  пол,  как  вдруг  агрегат,   где   пульс,   температура,
кардиограмма  и  всё  прочее  высвечивается,   и   который   к   больным
присоединен, как-то странно запищал, забулькал и захрюкал.
   Боец освобождения Незалежной Палестины зашевелился.
   Ожил, короче.
   Клюгенштейну интересно стало,  он  со  шваброй  ближе  подошел,  типа
линолеум трет, ну и посматривает - что там мигает, и чего там "арафат" в
коечке дергается. И тут боец открыл глаза и уставился на  Аркашу  вполне
осмысленным взглядом, хотя и немного затуманенным от анестезии.
   Глюк, не долго думая, и брякнул, типа для поддержки:
   - Шалом! - и широко улыбнулся...
   Что  привиделось  бойцу,  когда  он   узрел   перед   собой   носатую
ухмыляющуюся харю,  словно  сошедшую  с  плаката  о  прелестях  жизни  в
кибуцах, - Шин-бет, пытки, публичное повешение,  прогулка  на  катере  в
одну сторону, в финале которой его бы сбросили в пасть к вечно  голодным
акулам, - уже никто никогда не узнает.
   Палестинец издал крик падающего со скалы  горного  козла  и  испустил
дух.
   Усилия по возвращения партизана в этот мир успехом не  увенчались,  а
Глюк серьезно призадумался над бренностью бытия  и  над  тем,  как  жить
дальше...
   Примерно те же мысли посетили Аркадия и  тогда,  когда  он  приник  к
небольшому прямоугольному оконцу на  входной  двери  птичьей  секции,  и
увидел вальяжно бредущего по аллее взрослого амурского тигра.
   Полосатый обитатель тайги, чей вес на глаз определялся в три с лишним
центнера, помахивал  длинным  хвостом  и  со  стороны  смотрелся  вполне
безобидно.
   - Серьезная, блин, киса, - пробормотал Телепуз,  выглядывавший  из-за
плеча Клюгенштейна.
   - Зря ты пушки ментовские в пруд выкинул, - посетовал Глюк. -  Ща  бы
пошли на прорыв...
   Штукеншнайдер вздохнул, признавая правоту друга.
   - Пап, а мы долго здесь сидеть будем? - осведомился Глюк-младший, для
большей безопасности помещенный вместе с сыном Штукеншнайдера в огромный
железный   ящик,   откуда    братаны    вытряхнули    полтонны    песка,
предназначенного  для  противопожарных  целей.  Песок   огромной   кучей
возвышался посреди прохода между вольерами.
   - Сколько надо - столько и будете, - отрезал Аркадий. -  И  вообще  -
закрой, блин, за собой крышку и веди себя прилично...
   Младший Клюгенштейн дисциплинированно скрылся в ящике.
   По аллее вслед за первым тигром  прошел  второй,  не  менее  солидных
габаритов.
   - Куда это они? - забеспокоился Телепуз.
   -  Обедать,  блин,  -  Глюк  подергал   дверь,   проверяя   прочность
блокировки. Лом засел намертво. - Тут им  раздолье.  Жри  -  не  хочу...
Одних зебр штук десять. Плюс остальные травоядные... Да и мусор недалеко
валяется. Хотя, я думаю,  его-то  они  не  тронут.  Они,  блин,  в  пище
разборчивы...
   Штукеншнайдер наморщил лоб.
   - Выберемся - первым делом рожу  бывшему  директору  этого  заведения
набью...
   - За что это? - поинтересовался Аркадий.
   - Да, блин, развел бардак, понимаешь... Губер наш давно  ж  предлагал
зоопарк в  другое  место  перенести,  с  современными,  блин,  условиями
содержания животины. А этот, сучок недоделанный, устроил тёрки:  хочу-не
хочу, политический заказ... Вот, блин, и  дотёрли  до  того,  что  тигры
удирают. А сделали бы дело толком - всё б нормально было.
   -  Это  да,  -  кивнул  Глюк,  неоднократно  видевший  по  телевизору
выступления уволенного директора зоопарка, обвинявшего главу  городского
правительства во всех смертных грехах и поддержанного толпой мутноглазых
псевдодемократов из местного отделения "фруктовой" партии.  -  Года  два
уже эта бодяга длится... Или три.
   - До фига, короче, - Телепуз поджал губы.
   - Но нам, блин, от этого  не  легче,  -  Аркадий  вновь  посмотрел  в
оконце. - Надо ж, блин, именно щас такому произойти...  У  меня  сегодня
дел до дури, думал - по-рыхлому успеем и к обеду свободен...
   - Отменить стрелки не можешь? - озаботился Григорий.
   - Кое-какие могу... Но после  обеда  надо  обязательно  в  конторе  у
одного банкира быть. Разобраться, блин, чё он там химичит...  Я  кое-что
на этого жидёнка  накопал,  -  Глюк  всегда  очень  четко  разграничивал
"евреев" и "жидов". Последних он сильно не  любил,  -  Предъяву  сделать
надо.
   - Дело серьёзное, - согласился Штукеншнайдер.
 
ГЛАВА 2 
УЛЫБАЙТЕСЬ! ЗАВТРА БУДЕТ ХУЖЕ! 
 
   Радиослушатель Кац:
   - А пг'авда, что в новых г'оссийских паспог'тах
   Не будет г'гафы "национальность"?
   Ведущий программы "Чисто прямой ответ":
   - Да, правда. Но для вас паспорта будут шестиугольные...
   Из эфира радиостанции "Азия-минус",
   20 апреля 2001 года
 
   Такому  скоплению  разномастных  джипов,  что  образовалось  у  ворот
зоопарка, мог бы позавидовать  любой  автосалон.  Антифашист  прибыл  на
"Ford Explorer" цвета "мокрый асфальт"  в  комплектации  "Eddie  Bauer",
Ортопед - на белом "Mercedes-Benz G500", Садист с  Ди-Ди  Севеном  -  на
бордовом   "Cadillac   Escalade"   и   серо-стальном   "Nissan   Xterra"
соответственно, Тулип - на золотистом "Chevrolet  Tahoe",  Гоблин  -  на
изумрудно зеленом  "Jeep  Grand  Cherokee",  Кабаныч  -  на  серебристой
"Toyota  Highlander",  Армагеддонец  -  на  яично-желтом   "Land   Rover
Discovery", а Мизинчик перегородил  трамвайную  остановку  своим  "Range
Rover 4.6 HSE" оттенка болотной тины.
   Последним примчался Горыныч на своем "Lincoln Navigator"  и  приткнул
двухтонного монстра рядом с одинокой  "Acura  MDX"  Глюка,  застывшей  у
давным-давно закрытого пивного ларька возле кассы.
   Высыпавшие на воздух братаны были одеты  и  вооружены  соответственно
моменту и имеющейся в перспективе задачи. То есть  -  все  облачились  в
камуфляжные куртки и размахивали помповыми ружьями,  пугая  и  без  того
неспокойную толпу зевак, собравшуюся у ворот и стен зоопарка.
   Подтянулись и парочка экипажей патрульных машин из  районного  отдела
милиции, и почтительно остановились поодаль...
   Кабаныч взгромоздился на крышу своего внедорожника, обозрел местность
и разочарованно насупился.
   Тигров видно не было.
   - Они, блин, внутри, за стеной, - сказал стоящий  неподалеку  Садист,
понявший по выражению лица приятеля нахлынувшие на того мысли.
   - Ах, да, правильно! - сообразил Кабаныч и спрыгнул на землю.
   Мимо пробежал Комбижирик с какой-то коробкой на плече, бормочущий под
нос нечто невнятное. Угадывалось лишь одно слово - "сафари".
   - Представители отряда кошачьих отличаются дальнозоркостью, - сообщил
подошедший  к  Садисту,  Кабанычу  и  Ортопеду  задумчивый  Циолковский,
перелистывая страницу замусоленной брошюры, отобранной им  у  одного  из
удравших служителей зоопарка. - Ночью они  видят  хорошо,  а  вот  днем,
блин, могут не увидеть того, чё у них делается под носом...
   - Ценное наблюдение, - Ортопед почесал пятерней бритую голову.  -  Но
что нам это дает?
   - А еще они, - продолжил Циолковский, - принюхиваются к  пище,  чтобы
ощутить не ее запах, блин, а температуру... Типа, блин, слишком  горячую
или холодную жрать не будут.
   - С голодухи будут, - покачал головой Садист. - У  меня,  блин,  кот,
когда я его на две недели в шкафу запер, потом картошку сырую жрал...  И
лук.
   - Живодер, - осуждающее выдал Кабаныч.
   - Да не нарочно я, - отмахнулся Левашов. - Так,  блин,  получилось...
Думал, за сутки обернусь, а  вышло,  блин...,  -  Олег  не  договорил  и
удрученно вздохнул.
   - На фига было котяру в шкафу запирать? - поинтересовался Ортопед.
   - Случайно, - Садист вздохнул еще раз.  -  Собирался,  блин,  быстро,
думал, он на своем месте, под диваном... Ну, блин, и не просек, как он в
шкаф шмыгнул. Приезжаю - из шкафа вопли, вонища...  Кошмар,  в  общем...
Только дверь открыл - полосатый  на  кухню  дернул,  пакет  с  картошкой
разодрал и ну точить! Аж урчал от удовольствия...
   - А шкаф куда дел? - осведомился Кабаныч.
   - Выкинул... Окно открыл - и туда...
   - А-а! - заржал Циолковский. - Это  ты  тем  шкафом  соседу  "жигуль"
уконтрапупил?
   - Угу, - кивнул Левашов. -  Прицеливаться,  блин,  времени  не  было.
Такой запашок, блин, стоял, что глаза слезились... Ну, и аккурат в крышу
вошел. До земли промяло...
   - Само собой, - согласился Ортопед. - Девятый этаж всё таки...
   Сосед по фамилии Шепшилович орал так, что, казалось, его должны  были
услышать не только на его исторической родине, но даже за  океаном,  где
пребывала его многочисленная  родня,  выславшая  Шепшиловичу  деньги  на
приобретение четырехколесного чуда российской технической мысли по имени
"Лада". Экс-автовладелец даже дошел до невиданной наглости и обратился с
заявлением в ментовку, утверждая, что бросок шкафом имел цель не  просто
повреждение его имущества, а представлял  собой  заранее  спланированное
покушение на убийство.
   И это после того, как Садист отсчитал соседу стоимость  уничтоженного
средства передвижения.
   Жадность человеческая безгранична.
   Как и глупость...
   Шепшилович, будучи по профессии адвокатом, подумал,  что  помимо  тех
денег,  что  он  получил  без  всякой  расписки  и  без  свидетелей   от
огорченного  случившейся  неурядицей  Садиста,  он  сможет  поиметь  еще
нехилую сумму за прекращение уголовного дела, начатого всего  за  двести
долларов спонсорской помощи дознавателю.
   Но Шепшилович жестоко ошибся.
   Ортопед, потрясенный до самой  глубины  своей  широкой  и  загадочной
славянской души вероломством соседа-иудея, долго не  тянул  с  местью  и
перебил ставку адвоката пятикратно превышающей ее суммой. Причем  вручил
тысячу "зеленых" не пропойце-дознавателю,  который  был  для  братка  не
опаснее сломанной  мышеловки,  а  двум  грубым  патрульным  из  местного
батальона ППС. Сержанты, одухотворенные денежкой в размере  полугодового
оклада,  самостоятельно  разработали  и   осуществили   план   наказания
корыстолюбивого   Шепшиловича.    На    ближайшем    стихийном    рынке,
располагавшемся  во  дворике  закрытого  по   причине   нерентабельности
детского садика, ими был приобретен спичечный коробок,  доверху  набитый
качественной таджикской коноплей, который спустя час был  "обнаружен"  в
кармане  остановленного  для  проверки   документов   адвоката.   Помимо
анашишки,    Шепшилович    явился    "счастливым    обладателем"    двух
мелкокалиберных патронов и замызганного паспорта на  имя  некоего  Гарри
Гамлетовича Писуняна, до того дня цельный  год  провалявшегося  в  ящике
стола дежурного по РУВД и никем не востребованного.
   Упирающегося и  истошно  визжащего,  а  потому  -  немного  побитого,
адвоката приволокли в околоток, где он попал в руки тому же дознавателю,
что вел "дело" гражданина Ортопеда. Страж порядка  Шепшиловича  поначалу
не признал, от души пометелил его ручкой от швабры, выбивая признание  в
торговле  наркотиками,  оружием  и  поддельными  документами,  и  требуя
назвать "подельников", потом всё же вспомнил  адвоката  и  рассыпался  в
извинениях.  Однако  дознание  не  прекратил,  ибо   сержанты-пэпээсники
оказались  весьма  ушлыми  и  подкрепили  свой   рапорт   о   задержании
"наркодилера"   подписанным   двумя   заранее   приглашенными   понятыми
протоколом личного обыска.
   Ситуация выходила тупиковая.
   Приостановить дознание по Шепшиловичу было нельзя, ибо, в отличие  от
подавляющего  большинства  подобных  дел,  в   этом   имелись   грамотно
оформленные бумаги, а информация о задержании была занесена  в  книгу  о
регистрации  происшествий,  и  вымарать  ее  оттуда  не   представлялось
возможным. К тому же, один из сержантов, дабы закрепить успех, дошел  до
вершин цинизма и стуканул о происшествии в районную прокуратуру.  Причем
не абы кому, а лично прокурору Андрею Викторовичу Баклушко, которого  за
три дня до  этого  знаменательного  события  ставили  на  четвереньки  в
городской прокуратуре за  низкий  процент  раскрываемости  преступлений,
связанных именно с наркобизнесом.
   Баклушко, который в иных случаях совершенно не  обращал  внимание  на
исполнение своих служебных  обязанностей  и  занимался  решением  личных
коммерческих проблем, в этот раз "проникся" и  строго-настрого  приказал
забить Шепшиловича в клетку и не выпускать того до тех пор, пока адвокат
не  осознает  всю  глубину  своего  падения  и  не  возжелает   написать
"чистосердечное"  с   указанием   всех   своих   "подельников".   Коряво
подписанная прокурором санкция на  задержание  подозреваемого  легла  на
стол дознавателю в тот момент,  когда  страж  порядка  уже  вознамерился
отпустить Шепшиловича под подписку о невыезде...
   "Наркотически-оружейное" дельце разрешалось потом долго и мучительно.
   Пошедший в полную "отказку" адвокат  переехал  из  районного  СИЗО  в
"Кресты"  ,  там  поссорился  с  сокамерниками,  перебрался  в  тюремную
больничку, дабы подлечить сломанные ребра, заразился гепатитом от соседа
по палате, наградил им же половину делегации Европарламента, проверявшую
условия   содержания   заключенных,   неадекватно   повел    себя    при
психиатрическом освидетельствовании, куда  его  направили  по  настоянию
следователя,  получил  диагноз   "шубообразная   мозаичная   шизофрения,
отягощенная комплексом конфликта с отцом", и с  гордо  поднятой  головой
убыл в стационар под Гатчиной,  откуда  вышел  только  через  полгода  с
раздувшейся от многочисленных  уколов  задницей,  затаив  злобу  как  на
правоохранительную систему России в целом,  так  и  лично  на  прокурора
Баклушко, которому поклялся страшно отомстить.
   Дело же в отношение Олега Левашова,  естественно,  прекратилось  само
собой по причине установленного следствием сумасшествия заявителя...
   - Думаешь,  тигры  такие  же,  блин,  голодные,  как  твой  кошак?  -
нахмурился Кабаныч.
   - Если их елками кормили, - хохотнул Ортопед, наслышанный о  скандале
с бывшим директором зоопарка,  списавшим  перед  Новым  Годом  несколько
десятков тысяч долларов на покупку елей, ушедших, судя по документам, на
прокорм змей, тигров и полярных волков, - то да...
   Кабаныч погладил  ствол  своего  "РМБ-93",  заряженного  патронами  с
резиновыми пулями, и подумал, не стоит ли заменить  их  на  картечь.  Но
гуманизм пересилил и браток отогнал от себя эту мысль.
   К  стоявшим  полукругом  конкретным  пацанам  осторожно   приблизился
парламентер от местных милиционеров и почтительно кашлянул, привлекая  к
себе внимание.
   - Чего тебе? - насупился Садист, оглядев щуплого младшего  лейтенанта
с вытянутой и явно деформированной щипцами акушера головой.
   - Командир взвода Крысюк, - представился правоохранитель  и  зачем-то
снял кепку, явив миру короткую стрижку и два уха.
   Одно из ушей было явно больше второго и имело крестообразный  шрам  в
верхней четверти. Разница в размере ушей и шрам объясн