А заречные макушки
                            Леденцеют розами.
                            По пестро-рябым озерцам
                            Гребенцы наверчены.
                            Белым, черным, серым перцем
                            Лодочки наперчены.
                            Мельниц мелево у кручи
                            Сухоруко машется.
                            На березы каплет с тучи
                            Янтарева кашица.
                            Надорвясь, вечерня, шмелем,
                            Взвякивает узенько.
                            Белки снедки мелко мелем, -
                            Тпруси, тпруси, тпрусенька.
                            Завинти, ветрило, шпонтик, -
                            Что-нибудь получится!
                            Всколесила желтый зонтик
                            На балкон поручица!

                            Август 1917

5
                                ХЛЫСТОВСКАЯ

                         О, кликай, сердце, кликай!
                         Воздвигни к небу клич!
                         Вельможный день, великий
                         Тем кличем возвеличь!

                         Струи на струны руки,
                         Ударь, ударь, ударь!
                         Вернется из разлуки
                         Наш Горний Господарь!

                         И горница готова,
                         Предубранный Сион,
                         Незнаемое слово
                         Вернет на землю Он.

                         Дождусь ли, о, дождусь ли
                         Тебя из дальних стран?
                         Звончей звените, гусли!
                         Урчи громчей, тимпан!

                         Ой, дух! Ой, царь! Ой, душе!
                         Сойди в корабль скорей!
                         Прожги до дна нам души
                         И рей, родимый, рей!

                         Крылами пышно машет
                         И дышит надо мной.
                         В поту нам пашню пашет
                         Хозяин Неземной.

                         Вздымай воскрылья крылец,
                         Маши, паши, дыши!
                         Гееннский огнь, Кормилец,
                         Огнем нам утиши!

1916


V

346-351. ВИДЕНЬЯ

1

                         Виденье мной овладело:
                         О золотом птицелове,
                         О пернатой стреле из трости,
                         О томной загробной роще.
                         Каждый кусочек тела,
                         Каждая капля крови,
                         Каждая крошка кости -
                         Милей, чем святые мощи!

                         Пусть я всегда проклинаем,
                         Кляните, люди, кляните,
                         Тушите костер кострами -
                         Льду не сковать водопада.
                         Ведь мы ничего не знаем,
                         Как тянутся эти нити
                         Из сердца к сердцу сами...
                         Не знаем, и знать не надо!

1916

2

                          Серая реет птица,
                          Странной мечты дочь...
                          Сон все один мне снится
                          Третью почти ночь...
                          Вижу: идем лугами,
                          Темный внизу лог,
                          Синяя мгла над нами,
                          Где-то поет рог...
                          Так незнакомы дали,
                          Красный растет мак,
                          Оба в пути устали,
                          Густо застыл мрак...
                          Глухо рожок играет...
                          Кто-то упал вдруг!
                          Кто из нас умирает:
                          Я или ты, друг?
                          Нас, о Боже, Боже,
                          Дланью Своей тронь!
                          Вдруг, на корабль похожий,
                          Белый взлетел конь...
                          Верю: дано спасенье!
                          Сердце, восторг шпорь!
                          Сладостное смятенье,
                          Сердцу успокоенье,
                          Праздником вознесенья
                          Трелит свирель зорь!

1916

3
                                 КОЛДОВСТВО

                           В игольчатом сверканьи
                           Занеженных зеркал -
                           Нездешнее исканье
                           И демонский оскал.
                           Горят, горят иголки -
                           Удар стеклянных шпаг, -
                           В клубах нечистой смолки
                           Прямится облик наг.
                           Еще, еще усилье, -
                           Плотнится пыльный прах,
                           А в жилах, в сухожильях
                           Течет сладелый страх.
                           Спине - мороз и мокро,
                           В мозгу пустой кувырк.
                           Бесстыдный черный отрок
                           Плясавит странный цирк.
                           Отплата за обиды,
                           Желанье - все в одно.
                           Душок асса-фетиды
                           Летучит за окно.
                           Размеренная рама
                           Решетит синеву...
                           Луна кругло и прямо
                           Упала на траву.

                           Май 1917

4
                               ПЕЙЗАЖ ГОГЕНА

                                            К. А. Большакову

                         Красен кровавый рот...
                         Темен тенистый брод...
                         Ядом червлены ягоды...
                         У позабытой пагоды
                         Руки к небу, урод!..

                         Ярок дальний припек...
                         Гладок карий конек...
                         Звонко стучит копытами,
                         Ступая тропами изрытыми,
                         Где водопой протек.

                         Ивою связан плот,
                         Низко златится плод...
                         Между лесами и селами
                         Веслами гресть веселыми
                         В область больных болот!

                         Видишь: трещит костер?
                         Видишь: топор остер?
                         Встреть же тугими косами,
                         Спелыми абрикосами,
                         О, сестра из сестер!

1916

5
                              РИМСКИЙ ОТРЫВОК

                        Осторожный по болоту дозор,
                        на мху черные копыт следы...
                        за далекой плотиной
                        конь ржет тонко и ретиво...
                        сладкой волной с противо-
                        положных гор
                        мешается с тиной
                        дух резеды.

                        Запах конской мочи...
                        (недавняя стоянка врагов).
                        Разлапая медведицы семерка
                        тускло мерцает долу.
                        Сонно копошенье полу-
                        голодных солдат. Мечи
                        блещут странно и зорко
                        у торфяных костров.

                        Завтра, наверно, бой...
                        Смутно ползет во сне:
                        стрелы отточены остро,
                        остра у конников пика.
                        Увижу ли, Нико-
                        мидия, тебя, город родной?
                        Выйдут ли мать и сестры
                        Навстречу ко мне?

                        В дрему валюсь, словно песком засыпан в пустыне.
                        Небо не так сине, как глаза твои, Октавия, сини!

                        Июнь 1917

6
                              ВРАЖДЕБНОЕ МОРЕ

                                    Ода

                                             В. В. Маяковскому

             Чей мертвящий, помертвелый лик
             в косматых горбах из плоской вздыбившихся седины
             вижу?
             Горгона, Горгона,
             смерти дева,
             ты движенья на дне бесцельного вод жива!

             Посинелый язык
             из пустой глубины
             лижет, лижет
                  (всплески - трепет, топот плеч утопленников!),
             лижет слова
             на столбах опрокинутого, потонувшего,
             почти уже безымянного трона.
             Бесформенной призрак свободы,
             болотно лживый, как белоглазые люди,
             ты разделяешь народы,
             бормоча о небывшем чуде.

             И вот,
             как ристалищный конь,
             ринешься взрывом вод,
             взъяришься, храпишь, мечешь
             мокрый огонь
             на белое небо, рушась и руша,
             сверливой воронкой буравя
             свои же недра!

             Оттуда несется глухо,
             ветра глуше:
             - Корабельщики-братья, взроем
             хмурое брюхо,
             где урчит прибой и отбой!
             Разобьем замкнутый замок!
             Проклятье героям,
             изобретшим для мяса и самок
             первый под солнцем бой!

             Плачет все хмурей:
             - Менелай, о Менелай!
             не знать бы тебе Елены,
             рыжей жены!
                  (Слышишь неистовых фурий
                  неумолимо охрипший лай?)
             Все равно Парис белоногий
             грядущие все тревоги
             вонзит тебе в сердце: плены,
             деревни, что сожжены,
             трупы, что в поле забыты,
             юношей, что убиты, -
             несчастный царь, неси
             на порфирных своих плечах!

             На красных мечах
             раскинулась опочивальня!..
             В Елене - все женщины: в ней
             Леда, Даная и Пенелопа,
             словно любви наковальня
             в одну сковала тем пламенней и нежней.
             Ждет.
             Раззолотили подушку косы...
                  (Братья,
                  впервые)
             - Париса руку чует уже у точеной выи...
                  (впервые
                  Азия и Европа
                  встретились в этом объятьи!!)
             Подымается мерно живот,
             круглый, как небо!
             Губы, сосцы и ногти чуть розовеют...
             Прилети сейчас осы -
             в смятеньи завьются: где бы
             лучше найти амброзийную пищу,
             которая меда достойного дать не смеет?

             Входит Парис-ратоборец,
             белые ноги блестят,
             взгляд -
             азиатские сумерки круглых, что груди, холмов.
             Елена подъемлет темные веки...
                  (Навеки
                  миг этот будет, как вечность, долог!)
             Задернут затканный полог...
                  (Первая встреча! Первый бой!
                  Азия и Европа! Европа и Азия!!
                  И тяжелая от мяса фантазия
                  медленно, как пищеварение, грезит о вечной
                                                    народов битве,
                  рыжая жена Менелая, тобой, царевич троянский, тобой
                  уязвленная!
                  Какие легкие утром молитвы
                  сдернут призрачный сон,
                  и все увидят, что встреча вселенной
                  не ковром пестра,
                  не как меч остра,
                  а лежат, красотой утомленные,
                  брат и сестра,
                  детски обняв друг друга?)
             Испуга
             ненужного вечная мать,
             ты научила проливать
             кровь брата
             на северном, плоском камне.
             Ты - далека и близка мне,
             ненавистная, как древняя совесть,
             дикая повесть
             о неистово-девственной деве!..
             дуй, ветер! Вей, рей
             до пустынь безлюдных Гипербореев.
             Служанка буйного гения,
             жрица Дианина гнева,
             вещая дева,
             ты, Ифигения,
             наточила кремневый нож,
             красною тряпкой отерла,
             среди криков
             и барабанного воя скифов
             братское горло
             закинула
                  (Братское, братское, помни!
                  Диана, ты видишь, легко мне!)
             и вдруг,
             как странный недуг,
             мужественных душ услада
             под ножом родилась
                  (Гибни, отцовский дом,
                  плачьте, вдовые девы, руки ломая!
                  Бесплодная роза нездешнего мая,
                  безуханный, пылай, Содом!)
             сквозь кровь,
             чрез века незабытая,
             любовь
             Ореста и его Пилада!
             Море, марево, мать,
             сама себя жрущая,
             что от заемного блеска месяца
             маткой больною бесится,
             Полно тебе терзать
             бедных детей,
             бесполезность рваных сетей
             и сплетенье бездонной рвани
             называя геройством!
             Воинственной девы безличье,
             зовущее
             к призрачной брани...
             но кровь настоящая
             льется в пустое геройство!
             Геройство!
             А стоны-то?
             А вопли-то?
             Проклято, проклято!
             Точило холодное жмет
             живой виноград,
             жница бесцельная жнет
             за рядом ряд.
             И побледневший от жатвы ущербный серп
             валится
             в бездну, которую безумный Ксеркс
             велел бичами высечь
             (цепи - плохая подпруга)
             и увидя которую десять тысяч
             оборваннных греков, обнимая друг друга,
             крича, заплакали: "Θάλασσα"! {*}

             Апрель 1917

             {* Море! (др.-греч.). - Ред.}


ПРИМЕЧАНИЯ

     Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет
его не полно. Оно состоит из 11  стихотворных  книг,  обладающих  внутренней
целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных.
Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще  три  его  книги:
вокально-инструментальный цикл "Куранты любви" (опубликован с нотами  -  М.,
1910), пьесу "Вторник Мэри" (Пг.,  1921)  и  вокально-инструментальный  цикл
"Лесок" (поэтический текст опубликован отдельно - Пг., 1922; планировавшееся
издание нот не состоялось), а также целый  ряд  текстов  к  музыке,  отчасти
опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены,  прежде  всего
из соображений  экономии  места,  как  и  довольно  многочисленные  переводы
Кузмина, в том числе цельная книга А. де  Ренье  "Семь  любовных  портретов"
(Пг., 1921).
     В нашем издании полностью воспроизводятся все  отдельно  опубликованные
сборники стихотворений Кузмина, а также некоторое количество  стихотворений,
в эти сборники не входивших. Такой подход к составлению тома  представляется
наиболее оправданным, т. к. попытка составить книгу избранных  стихотворений
привела бы к разрушению  целостных  циклов  и  стихотворных  книг.  Известно
несколько попыток Кузмина составить книгу избранных стихотворений, однако ни
одна из них не является собственно авторским замыслом: единственный сборник,
доведенный до рукописи (Изборник {Список  условных  сокращений,  принятых  в
примечаниях, см. на с. 686-688}), отчетливо показывает, что на его составе и
композиции сказались как  требования  издательства  М.  и  С.  Сабашниковых,
планировавшего его опубликовать, так и русского книжного рынка того времени,
а потому не может служить образцом. В  еще  большей  степени  сказались  эти
обстоятельства на нескольких  планах  различных  книг  "избранного",  следуя
которым попытался построить сборник стихов Кузмина "Арена" (СПб., 1994) А.Г.
Тимофеев (см. рец. Г.А.Морева // НЛО. 1995. Э 11).
     Следует иметь в виду, что для  самого  Кузмина  сборники  не  выглядели
однородными  по  качеству.  10  октября  1931  г.  он  записал  в  Дневнике:
"Перечитывал свои стихи. Откровенно говоря,  как  в  период  1908-1916  года
много каких попало, вялых и небрежных стихов. Теперь - другое дело.  М
б, самообман. По-моему, оценивая по пятибальной системе  все  сборники,
получится: "Сети" (все-таки 5), "Ос Озера" - 3. "Глиняные голубки"  -
2, "Эхо" - 2, "Нездешние Вечера" - 4. "Вожатый" - 4,  "Нов  Гуль"  -  3,
"Параболы"  -  4,  "Форель"  -  5.  Баллы  не  абсолютны  и  в  сфере   моих
возможностей, конечно" (НЛО. 1994. Э 7. С. 177).
     Довольно  значительное  количество  стихотворных  произведений  Кузмина
осталось в рукописях,  хранящихся  в  различных  государственных  и  частных
архивах. Наиболее  значительная  часть  их  сосредоточена  в  РГАЛИ,  важные
дополнения  имеются  в  различных  фондах  ИРЛИ  (описаны  в  двух   статьях
А.Г.Тимофеева: Материалы М.А.Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома //
Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского  Дома  на  1990  год.  СПб.,  1993;
Материалы  М.А.Кузмина  в  Рукописном  отделе  Пушкинского  Дома  (Некоторые
дополнения) // Ежегодник... на 1991 год. СПб., 1994), ИМЛИ, РНБ,  ГАМ,  РГБ,
ГРМ, Музея А.А.Ахматовой в Фонтанном Доме (С.-Петербург),  а  также  в  ряде
личных собраний, доступных нам лишь частично.  Полное  выявление  автографов
Кузмина является делом будущего, и настоящий сборник не  может  претендовать
на исчерпывающую полноту как подбора текстов (по условиям издания тексты, не
включенные в авторские сборники, представлены весьма выборочно), так и учета
их вариантов. В соответствии  с  принципами  "Библиотеки  поэта"  ссылки  на
архивные материалы даются сокращенно: в случаях, если  автограф  хранится  в
личном фонде Кузмина (РГАЛИ, Ф. 232; РНБ, Ф. 400;  ИМЛИ,  Ф.  192;  ГЛМ,  Ф.
111), указывается лишь название  архива;  в  остальных  случаях  указывается
название архива и фамилия фондообразователя или название фонда.
     На протяжении многих лет, с 1929 и до середины 1970-х годов, ни поэзия,
ни проза Кузмина не издавались ни в СССР, ни  на  Западе,  если  не  считать
появившихся в начале 1970-х годов  репринтных  воспроизведений  прижизненных
книг (ныне они довольно многочисленны  и  нами  не  учитываются),  .а  также
небольших подборок в разного рода хрестоматиях или  антологиях  и  отдельных
публикаций единичных стихотворений, ранее не печатавшихся.
     В 1977 г. в Мюнхене было издано "Собрание стихов" Кузмина под редакцией
Дж.Малмстада  и  В.Маркова,  где  первые   два   тома   представляют   собою
фотомеханическое воспроизведение прижизненных поэтических сборников  (в  том
числе "Курантов любви", "Вторника Мэри" и "Леска";  "Занавешенные  картинки"
воспроизведены без эротических иллюстраций В.А.Милашевского), а третий (ССт)
состоит из чрезвычайно содержательных статей  редакторов,  большой  подборки
стихотворений, не входивших в прижизненные книги  (в  том  числе  текстов  к
музыке, стихов из прозаических  произведений,  переводов  и  коллективного),
пьесы "Смерть Нерона" и  театрально-музыкальной  сюиты  "Прогулки  Гуля"  (с
музыкой  А.И.Канкаровича  под  названием  "Че-пу-ха  (Прогулки  Гуля)"  была
исполнена в 1929 г. в Ленинградской Академической капелле. См.:  "Рабочий  и
театр". 1929. Э 14/15), а также примечаний ко всем трем томам (дополнения  и
исправления заме