смородина,
                   и лотос плавает в пруду как улей!
                   Хочешь,
                   побежим вперегонку
                   по дорожке, обсаженной желтыми розами,
                   к озеру, где плавают золотые рыбки?
                   Хочешь,
                   пойдем в беседку,
                   нам дадут сладких напитков,
                   пирожков и орехов,
                   мальчик будет махать опахалом,
                   а мы будем смотреть
                   на далекие огороды с кукурузой?
                   Хочешь,
                   я спою греческую песню под арфу,
                   только уговор:
                   "Не засыпать
                   и по окончании похвалить певца и музыканта"?
                   Хочешь,
                   я станцую "осу"
                   одна на зеленой лужайке
                   для тебя одного?
                   Хочешь,
                   я угощу тебя смородиной, не беря руками,
                   а ты возьмешь губами из губ
                   красные ягоды
                   и вместе
                   поцелуи?
                   Хочешь, хочешь,
                   будем считать звезды
                   и кто спутается - будет наказан?
                   Сегодня праздник,
                   весь сад в цвету,
                   приди, мой ненаглядный,
                   и праздник сделай праздником и для меня!

4

                     Разве неправда,
                     что жемчужина в уксусе тает,
                     что вербена освежает воздух,
                     что нежно голубей воркованье?

                     Разве неправда,
                     что я - первая в Александрии
                     по роскоши дорогих уборов,
                     по ценности белых коней и серебряной сбруи,
                     по длине черных кос хитросплетенных?
                     что никто не умеет
                     подвести глаза меня искусней
                     и каждый палец напитать
                     отдельным ароматом?

                     Разве неправда,
                     что с тех пор, как я тебя увидала,
                     ничего я больше не вижу,
                     ничего я больше не слышу,
                     ничего я больше не желаю,
                     как видеть твои глаза,
                     серые под густыми бровями,
                     и слышать твой голос?

                     Разве неправда,
                     что я сама дала тебе айву, откусивши,
                     посылала опытных наперсниц,
                     платила твои долги до того,
                     что продала именье,
                     и все уборы
                     отдала за любовные напитки?
                     и разве неправда,
                     что все это было напрасно?

                     Но пусть правда,
                     что жемчужина в уксусе тает,
                     что вербена освежает воздух,
                     что нежно голубей воркованье, -
                     будет правдой,
                     будет правдой
                     и то,
                     что ты меня полюбишь!

5

                                            Подражание П. Луису

                Их было четверо в этот месяц,
                но лишь один был тот, кого я любила.

                Первый совсем для меня разорился,
                посылал каждый час новые подарки
                и продал последнюю мельницу, чтоб купить
                                                    мне запястья,
                которые звякали, когда я плясала, - закололся,
                но он не был тот, кого я любила.

                Второй написал в мою честь тридцать элегий,
                известных даже до Рима, где говорилось,
                что мои щеки - как утренние зори,
                а косы - как полог ночи,
                но он не был тот, кого я любила.

                Третий, ах, третий был так прекрасен,
                что родная сестра его удушилась косою
                из страха в него влюбиться;
                он стоял день и ночь у моего порога,
                умоляя, чтоб я сказала: "Приди", - но я молчала,
                потому что он не был тот, кого я любила.

                Ты же не был богат, не говорил про зори и ночи,
                не был красив,
                и когда на празднике Ад_о_ниса я бросила тебе
                                                          гвоздику,
                посмотрел равнодушно своими светлыми глазами,
                но ты был тот, кого я любила.

6

                  Не знаю, как это случилось:
                  моя мать ушла на базар;
                  я вымела дом
                  и села за ткацкий станок,
                  Не у порога (клянусь!), не у порога я села,
                  а под высоким окном.
                  Я ткала и пела;
                  что еще? ничего.

                  Не знаю, как это случилось:
                  моя мать ушла на базар.
                  Не знаю, как это случилось:
                  окно было высоко.
                  Наверно, подкатил он камень,
                  или влез на дерево,
                  или встал на скамью.
                  Он сказал:
                  "Я думал, это малиновка,
                  а это - Пенелопа.
                  Отчего ты дома? здравствуй!"
                  - Это ты как птица лазаешь по застрехам,
                  а не пишешь своих любезных свитков
                  в суде. -
                  "Мы вчера катались по Нилу -
                  у меня болит голова".
                  - Мало она болит,
                  что не отучила тебя от ночных гулянок. -

                  Не знаю, как это случилось:
                  окно было высоко.
                  Не знаю, как это случилось:
                  я думала, ему не достать.
                  "А что у меня во рту, видишь? "
                  - Чему быть у тебя во рту?
                  крепкие зубы да болтливый язык,
                  глупости в голове. -
                  "Роза у меня во рту - посмотри".
                  - Какая там роза! -
                  "Хочешь, я тебе ее дам,
                  только достань сама".
                  Я поднялась на цыпочки,
                  я поднялась на скамейку,
                  я поднялась на крепкий станок,
                  я достала алую розу,
                  а он, негодный, сказал:
                  "Ртом, ртом,
                  изо рта только ртом,
                  не руками, чур, не руками!"
                  Может быть, губы мои
                  и коснулись его, я не знаю.

                  Не знаю, как это случилось:
                  я думала, ему не достать.
                  Не знаю, как это случилось:
                  я ткала и пела;
                  не у порога (клянусь), не у порога сидела,
                  окно было высоко:
                  кому достать?
                  мать, вернувшись, сказала:
                  "Что это, Зоя,
                  вместо нарцисса ты выткала розу?
                  что у тебя в голове?"
                  Не знаю, как это случилось.

IV

93-97. МУДРОСТЬ

1

                         Я спрашивал мудрецов вселенной:
                    "Зачем солнце греет?
                    зачем ветер дует?
                    зачем люди родятся?"

                         Отвечали мудрецы вселенной:
                    - Солнце греет затем,
                    чтоб созревал хлеб для пищи
                    и чтобы люди от заразы мерли.
                    Ветер дует затем,
                    чтоб приводить корабли к пристани дальней
                    и чтоб песком засыпать караваны.
                    Люди родятся затем,
                    чтоб расстаться с милою жизнью
                    и чтоб от них родились другие для смерти.

                         "Почему ж боги так все создали? "
                    - Потому же,
                    почему в тебя вложили желанье
                    задавать праздные вопросы.

2

                       Что ж делать,
                       что багрянец вечерних облаков
                       на зеленоватом небе,
                       когда слева уж виден месяц
                       и космато-огромная звезда,
                       предвестница ночи, -
                       быстро бледнеет,
                       тает
                       совсем на глазах?
                       Что путь по широкой дороге
                       между деревьев мимо мельниц,
                       бывших когда-то моими,
                       но променянных на запястья тебе,
                       где мы едем с тобой,
                       кончается там за поворотом
                       хотя б и приветливым
                       домом
                       совсем сейчас?
                       Что мои стихи,
                       дорогие мне,
                       так же, как Каллимаху
                       и всякому другому великому,
                       куда я влагаю любовь и всю нежность,
                       и легкие от богов мысли,
                       отрада утр моих,
                       когда небо ясно
                       и в окна пахнет жасмином,
                       завтра
                       забудутся, как и все?
                       Что перестану я видеть
                       твое лицо,
                       слышать твой голос?
                       что выпьется вино,
                       улетучатся ароматы
                       и сами дорогие ткани
                       истлеют
                       через столетья?
                       Разве меньше я стану любить
                       эти милые хрупкие вещи
                       за их тленность?

3

                      Как люблю я, вечные боги,
                      прекрасный мир!
                      Как люблю я солнце, тростники
                      и блеск зеленоватого моря
                      сквозь тонкие ветви акаций!
                      Как люблю я книги (моих друзей),
                      тишину одинокого жилища
                      и вид из окна
                      на дальние дынные огороды!
                      Как люблю пестроту толпы на площади,
                      крики, пенье и солнце,
                      веселый смех мальчиков, играющих в мяч!
                      Возвращенье домой
                      после веселых прогулок,
                      поздно вечером,
                      при первых звездах,
                      мимо уже освещенных гостиниц
                      с уже далеким другом!
                      Как люблю я, вечные боги,
                      светлую печаль,
                      любовь до завтра,
                      смерть без сожаленья о жизни,
                      где все мило,
                      которую люблю я, клянусь Дионисом,
                      всею силою сердца
                      и милой плоти!

4

                         Сладко умереть
                         на поле битвы
                         при свисте стрел и копий,
                         когда звучит труба
                         и солнце светит,
                         в полдень,
                         умирая для славы отчизны
                         и слыша вокруг:
                         "Прощай, герой!"
                         Сладко умереть
                         маститым старцем
                         в том же доме,
                         на той же кровати,
                         где родились и умерли деды,
                         окруженным детьми,
                         ставшими уже мужами,
                         и слыша вокруг:
                         "Прощай, отец!"
                         Но еще слаще,
                         еще мудрее,
                         истративши все именье,
                         продавши последнюю мельницу
                         для той,
                         которую завтра забыл бы,
                         вернувшись
                         после веселой прогулки
                         в уже проданный дом,
                         поужинать
                         и, прочитав рассказ Апулея
                         в сто первый раз,
                         в теплой душистой ванне,
                         не слыша никаких прощании,
                         открыть себе жилы;
                         и чтоб в длинное окно у потолка
                         пахло левкоями,
                         светила заря
                         и вдалеке были слышны флейты.

5

                       Солнце, солнце,
                       божественный Ра-Гелиос,
                       тобою веселятся
                       сердца царей и героев,
                       тебе ржут священные кони,
                       тебе поют гимны в Гелиополе;
                       когда ты светишь,
                       ящерицы выползают на камни
                       и мальчики идут со смехом
                       купаться к Нилу.
                       Солнце, солнце,
                       я - бледный писец,
                       библиотечный затворник,
                       но я люблю тебя, солнце, не меньше,
                       чем загорелый моряк,
                       пахнущий рыбой и соленой водою,
                       и не меньше,
                       чем его привычное сердце
                       ликует
                       при царственном твоем восходе
                       из океана,
                       мое трепещет,
                       когда твой пыльный, но пламенный луч
                       скользнет
                       сквозь узкое окно у потолка
                       на исписанный лист
                       и мою тонкую желтоватую руку,
                       выводящую киноварью
                       первую букву гимна тебе,
                       о Ра-Гелиос, солнце!


V

98-102. ОТРЫВКИ

1

                      Сын мой,
                      настало время расстаться,
                      Долго не будешь ты меня видеть,
                      долго не будешь ты меня слышать,
                      а давно ли
                      тебя привел твой дед из пустыни
                      и ты сказал, смотря на меня:
                      "Это бог Фта, дедушка?"
                      Теперь ты сам как бог Фта,
                      и ты идешь в широкий мир,
                      и ты идешь без меня,
                      но Изида везде с тобою.
                      Помнишь прогулки
                      по аллеям акаций
                      во дворе храма,
                      когда ты говорил мне о своей любви
                      и плакал, бледнея смуглым лицом?
                      Помнишь, как со стен храма
                      мы смотрели на звезды
                      и город стихал,
                      вблизи, но далекий?
                      Я не говорю о божественных тайнах.
                      Завтра другие ученики придут ко мне,
                      которые не скажут: "Это бог Фта?" -
                      потому что я стал старее,
                      тогда как ты стал походить на бога Фта,
                      но я не забуду тебя,
                      и мои думы,
                      мои молитвы
                      будут сопровождать тебя в широкий мир,
                      о сын мой.

2

                    Когда меня провели сквозь сад
                    через ряд комнат - направо, налево -
                    в квадратный покой,
                    где под лиловатым светом сквозь занавески
                    лежала
                    в драгоценных одеждах,
                    с браслетами и кольцами,
                    женщина, прекрасная, как Гатор,
                    с подведенными глазами и черными косами, -
                    я остановился.
                    И она сказала мне:
                    "Ну?" -
                    а я молчал,
                    и она смотрела на меня, улыбаясь,
                    и бросила мне цветок из волос,
                    желтый.
                    Я поднял его и поднес к губам,
                    а она, косясь, сказала:
                    "Ты пришел затем,
                    мальчик,
                    чтоб поцеловать цветок, брошенный на пол?"
                    - Да, царица, - промолвил я,
                    и весь покой огласился
                    звонким смехом женщины
                    и ее служанок;
                    они разом всплескивали руками,
                    разом смеялись,
                    будто систры на празднике Изиды,
                    враз ударяемые жрецами.

3

                     Что за дождь!
                     Наш парус совсем смок,
                     и не видно уж, что он - полосатый.
                     Румяна потекли по твоим щекам,
                     и ты - как тирский красильщик.
                     Со страхом переступили мы
                     порог низкой землянки угольщика;
                     хозяин со шрамом на лбу
                     растолкал грязных в коросте ребят
                     с больными глазами,
                     и, поставив обрубок перед тобою,
                     смахнул передником пыль,
                     и, хлопнув рукою, сказал:
                     "Не съест ли лепешек господин? "
                     А старая черная женщина
                     качала ребенка и пела:
                     "Если б я был фараоном,
                     купил бы я себе две груши:
                     одну бы я дал своему другу,
                     другую бы я сам скушал".

4

                    Снова увидел я город, где я родился
                    и провел далекую юность;
                    я знал,
                    что там уже нет родных и знакомых,
                    я знал,
                    что сама память обо мне там исчезла,
                    но дома, повороты улиц,
                    далекое зеленое море -
                    все напоминало мне,
                    неизменное, -
                    далекие дни детства,
                    мечты и планы юности,
                    любовь, как дым улетевшую.
                    Всем чужой,
                    без денег,
                    не зная, куда склонить главу,
                    я очутился в отдаленном квартале,
                    где из-за спущенных ставен светились огни
                    и было слышно пенье и тамбурины
                    из внутренних комнат.
                    У спущенной занавески
                    стоял завитой хорошенький мальчик,
                    и, как я замедлил шаги, усталый,
                    он сказал мне:
                    "Авва,
                    ты кажешься не знающим пути
                    и не имеющим знакомых?
                    зайди сюда:
                    здесь все есть,
                    чтоб чужестранец забыл одиночество,
                    и ты можешь найти
                    веселую, беспечную подругу
                    с упругим телом и душистой косой".
                    Я медлил, думая о другом,
                    а он продолжал, улыбаясь:
                    "Если тебя это не привлекает,
                    странник,
                    здесь есть и другие радости,
                    которых не бежит смелое и мудрое сердце".
                    Переступая порог, я сбросил сандалии,
                    чтобы не вносит