ь многоходовые комбинации и далеко
идущие планы начальник антитеррористического  управления не умел, не любил и
не особенно это скрывал.
     -- Есть один  вариант. -- Верлинов еще полюбовался зажигалкой, сунул ее
в карман и  встал. --  Назовем  его "Расшифровка". А  подробности за обедом,
шашлык через две минуты будет готов...
     Четверо крепких мужиков в спортивных костюмах направились в гостиную.



        Глава восьмая

     Главный  фигурант  оперативного  дела "Расшифровка" Александр  Каймаков
были  принят под  наблюдение  на  выходе  из  института.  У дежурной бригады
имелась его  фотография, к  тому  же микрофон подавал  сигнал, и, нацелив на
об®ект пеленгатор  направленного  действия, лейтенант  Сенченко  по мигающей
лампочке убедился, что ошибки не произошло.
     -- Какой-то он зачуханный, -- сказал лейтенант. -- И сильно боится...
     Вид  у Каймакова действительно  был нездоровый --  мешки  под  глазами,
бледное лицо, нервновоспаленные глаза. Сутулился он еще сильнее, чем обычно,
дергался, озирался  по  сторонам.  Мятое, потертое во многих местах пальто и
потерявшая форму кроличья шапка выслужили все положенные сроки носки.
     Под  руку  старшего  научного   сотрудника  держала  инспектор   отдела
статистики  Вера  Носова,  насчет  которой у институтских, да  и всех других
мужчин  мнение  было  единодушным:  страстная и фигура  хорошая, а вот  рожа
подгуляла.
     --  Сейчас все,  кто  не  грабит,  зачуханные,  --  флегматично ответил
водитель. -- И все чего-то боятся. А у него причины имеются...
     Наблюдаемая  пара  в  метро не  пошла,  что  вызвало  у  Сенченко вздох
облегчения --  нырять  в  плотную  человеческую толпу  он  очень  не  любил.
Каймаков неуверенно  топтался  у кромки тротуара, но  Вера привычным  жестом
тормознула частника,  мгновенно  сговорившись,  прыгнула  внутрь  и  втащила
спутника за собой.
     Отпустив  автомобиль  на пятьдесят метров, бригада наблюдения двинулась
следом. Через два километра  оперативники  заподозрили неладное, а еще через
два убедились в обоснованности своих подозрений.
     --  Серая "Волга",  красный "Опель" и,  кажется,  вот этот "Ниссан", --
сказал Сенченко.
     --  Точно,  --  подтвердил  водитель.  --  Три  машины,  мы  четвертые.
Докладывай в Центр. Мне такая толчея сильно не нравится...
     Сенченко   передал  Межуеву  приметы  и  номера   засветившихся  машин,
обрисовал маршрут следования.
     Через несколько кварталов замызганный  "жигуленок" неожиданно  проломил
борт  красного  "Опеля",  в  котором   находились  "быки"  Рваного.  Страшно
матерясь, два  уголовника бросились свести  счеты, но  когда  они распахнули
дверцы машины, чтобы выволочь водителя и пассажиров и размазать их по земле,
то увидели направленные на себя пистолеты.
     -- Стоять, милиция! Сесть на жопы! Ну!!
     Могучий  кулак врезался замешкавшемуся "быку" в  промежность, он с воем
опустился на  асфальт, второй плюхнулся  рядом.  Блатные  сразу поняли,  что
нарвались на профессионалов: один умело  обыскал каждого, причем  стоял так,
что не перекрывал линию огня второму, который держал их под прицелом.
     В "жигуленке"  оказались и  двое  понятых,  которым  продемонстрировали
трофеи: пистолет Макарова, "наган" и самодельный стилет.  Откуда ни возьмись
под®ехал  микроавтобус с зашторенными окнами.  Задержанных посадили  в него,
составили  протокол  из®ятия, сняли отпечатки пальцев  и  опросили  каждого,
дублируя письменный текст об®яснений диктофонной записью.
     Задержанные приуныли. Так круто за них еще никогда не брались.
     -- Шестой отдел, что ли? -- злобно щерясь, поинтересовался один.
     -- Главк уголовного  розыска, падла!  --  Тяжелая  ладонь  оглушительно
хлопнула  его по уху, гулко лопнула барабанная перепонка, и "бык" наполовину
оглох. Злобный оскал исчез.
     -- То-то! Знай, на кого скалиться!
     Микроавтобус  подкатил к семьдесят  шестому отделению милиции.  Старший
прошел прямо к начальнику,  пред®явил  удостоверение  оперуполномоченного по
особо  важным  делам  Главного управления  уголовного  розыска  МВД России и
положил на  стол  оружие в опечатанных пластиковых  пакетах,  удостоверенный
понятыми протокол из®ятия  этого  оружия  у граждан  Медведева и  Лепешкина,
об®яснения задержанных, которые пояснили,  что  нашли  оружие  на улице, при
этом  Медведев  доверительно  сообщил, что носил  "наган" для самозащиты,  а
опрошенный  отдельно  Лепешкин  настаивал на  своем  намерении сдать  "ПМ" и
стилет властям.
     Особенно   поразил  начальника   милиции  протокол   осмотра  вещдоков,
удостоверявший,  что  оружие  заряжено  боевыми  патронами  и   находится  в
исправном  состоянии,  а также дактопленки.  За двадцать  лет службы  он  не
встречал столь  полно составленного первичного  материала,  не  оставляющего
лазеек для какой-либо "химии".
     -- У нас криминалистический автобус, вот и сняли пальцы с пушек да этих
гусей откатали, --  пояснил опер. -- Да записали на диктофон. Вам-то это  не
надо, мы у себя оставим. А вы завтра позвоните в Главк Аркадьеву и  доложите
о результатах. Дело будет на контроле.
     Начальник проводил опера до выхода.
     "Или меня подозревают, или  дело чрезвычайное,  -- думал он. -- В любом
случае лучше как можно скорее их в суд направить".
     Из машины майор госбезопасности Бородин  доложил результаты  Межуеву, а
майор  позвонил в  Главк уголовного розыска  и предупредил  зонального опера
Аркадьева, чтобы тот взял на контроль данное дело.
     А  на  развилке  под  путепроводом передвижной пост ГАИ остановил серую
"Волгу" и "Ниссан". К каждой машине подскочили два гаишника и два омоновца с
короткими  автоматами  на  изготовку.  Водитель  "Волги"  сказал  что-то,  и
действия сотрудников сразу потеряли  жесткую  целеустремленность. Ринувшиеся
было  к  дверцам  омоновцы  остановились,  автоматы  безобидно  развернулись
раструбами   стволов  в  низкое  серое  небо,  но  еще  сохраняли  некоторую
настороженность, пока водитель извлекал из внутреннего кармана документы. Но
на  свет  появилась  розовая  карточка спецталона, гаишник,  утратив обычную
вальяжность, подобрался и, козырнув, пожелал счастливого пути.
     Через секунду раструбы коротких стволов уперлись  в  кожаные спины двух
молодчиков Седого, привычно раскорячившихся  для обыска у капота  огромного,
как дом, вездехода.  Здесь неожиданности не нарушали обычного хода  событий:
гаишники сноровисто  обшарили  салон,  обнаружив  гранату  "Ф-1"  и  автомат
"АКС-74 У",  точно такой же, какие были у  омоновцев.  За поясом  одного  из
задержанных обнаружили итальянскую  пятнадцатизарядную "беретту",  в кармане
лежал запасной магазин к ней.
     -- Отпрыгались, козлы, -- прокомментировал ситуацию один из омоновцев.
     Имевшие опыт общения с отрядом особого назначения,  люди  Седого  мудро
промолчали.
     Верка жила  на четвертом  этаже  блочной  пятиэтажки,  расположенной  в
глубине  квартала.  Проезды   между  домами  были  узкими,  поэтому  бригада
одиннадцатого отдела поставила свою "шестерку" на площадку для  сушки белья.
Серая "Волга" остановилась на пятачке у мусорных баков.
     -- С нами еще  какие-то крокодилы, --  передал в Центр  Сенченко. -- Их
почему-то не задержали. Проверь-ка номер...
     Серая    "Волга"    принадлежала    оперативному    отделу     Главного
разведывательного   управления  Министерства  обороны   СССР,   впоследствии
ставшего Российским.
     Ни  законы, ни постановления правительства, ни ведомственные  приказы и
инструкции не предусматривали возможности  действий  ГРУ на территории своей
страны.  Компетенция  этого  ведомства  предполагала сбор  разведданных, а в
некоторых    случаях    проведение    диверсионно-террористических     акций
исключительно  в  иных  государствах,  причем  "острые"  формы  деятельности
допускались  только  в  военное время или для упреждения  удара  противника.
Санкцию на подобные действия  могло давать  лишь высшее  руководство страны.
Поэтому  наблюдение  за  Каймаковым  являлось  грубым нарушением закона.  Не
говоря уже о попытке убить его, предпринятой накануне подотделом физического
воздействия с санкции подполковника Голубовского.
     Надо  признать,  что это было не первым нарушением  закона  со  стороны
оперативного отдела  ГРУ. Дело в том,  что, действуя на чужой территории, ни
одно  ведомство  не  сможет  добиться  политического  веса  и  значимости  в
собственной  стране.  Именно здесь  надо  иметь  зоркие глаза, чуткие уши  и
мускулистые руки, иногда удлиненные двух -- или четырехствольным специальным
пистолетом   "МСП".  Потому  что  лишь  владение   внутренними  секретами  и
способность воздействовать  на внутреннюю  ситуацию  позволяют держаться  за
рычаги власти и заставляют других с тобой считаться.
     Войсковые части и  подразделения Министерства  обороны не приспособлены
для  тонкой  работы, потому самое  мощное  ведомство использует  возможности
собственной разведки.
     Это делается во всем мире: несмотря на прямые запреты, ЦРУ неоднократно
прокалывалось на проведении операций в США. То газетчики чтото разнюхают, то
конкуренты --  ФБР или Агентство  национальной безопасности,  а то и  просто
местная полиция. Каждый  раз шум  поднимался, скандал,  специальные комиссии
конгресса  создавали... Глядишь -- кого-то от  должности отстранили,  кто-то
сам подал в отставку...
     У нас в былые годы такого случиться не могло, ни один газетчик в тайные
операции нос не просунет, а если  и разнюхает что -- все равно  толку  мало:
редактор,  цензура,  да  и  не в  них дело, самоцензура,  страх от того, что
секрет  узнал,  клавиши  машинки  надежней всего блокировали. За такое  дело
запросто посадить могли или "волчий билет" на всю жизнь выписать.
     А если  конкурирующая  служба компромат на тебя сдоит -- МВД на КГБ или
Комитет  на  ГРУ,  --  тоже никакого  скандала, разберутся  по-семейному,  в
крайнем  случае,  когда стрельба или другие осложнения,  тогда  ЦК выступает
арбитром,  но  они не по закону  судили, а  по  целесообразности и  тех, кто
основы строя охранял, никогда не давали в обиду.
     Сейчас другое дело. И газетчики не те, и всесильного отца-заступника --
Центрального Комитета -- нет,  а  конкуренты норовят все твое  грязное белье
наружу   вывернуть,  чтобы  показать,  что  сами  они  совсем  не  такие,  а
перестроившиеся и работающие совершенно по-новому...
     Поэтому  майор   Синаев   --   старший   группы  наружного   наблюдения
оперативного  отдела   ГРУ   --   старался   действовать  аккуратно   и   не
засвечиваться. Тем более  что всем  причастным к операции уже было известно:
капитан  Вертуховский, несмотря  на блестяще проведенное  ушивание сердечной
мышцы,   умер  сегодня  днем  в  секретном  филиале  Центрального   военного
госпиталя. А значит, предстоят начальственные разборки с поисками  виновных,
на которых  можно  свалить  вину  за неудачу... К  тому  же все в  подотделе
физического воздействия ломали  головы:  как  мог  какой-то штатский заморыш
завалить такую торпеду, как Вертуховский? Один на один, в темном (специально
разбили лампочку) под®езде, при внезапном нападении... Или он совсем не тот,
за кого себя  выдает,  или его  постоянно  прикрывают очень серьезные  люди,
умеющие   быть    невидимыми   и    способные   с   одного   удара   уложить
террористапрофессионала, проведшего не один десяток успешных ликвидации.
     И вот, похоже, эти люди материализовались...
     -- "Вершина",  я Пятый, прошу связи,  -- вызвал  Синаев  свой  Центр  и
передал   приметы   и   госномер   автомашины   "ВАЗ-2106",   осуществлявшей
параллельное наблюдение за фигурантом Каймаковым, обозначенным в оперативных
документах псевдонимом Унылый.
     Служба  наблюдения одиннадцатого  отдела  присвоила Каймакову псевдоним
Кислый.  Наблюдатели -- хорошие  физиономисты, умеющие подмечать характерные
черты внешности и определять доминирующие особенности личности.
     Но  если бы  сейчас Синаев  или  Сенченко  заглянули  в квартиру  номер
пятнадцать  на четвертом  этаже контролируемого ими дома,  они бы не нашли в
облике Каймакова ни кислоты, ни унылости.
     После  двухсот  граммов  коньяка и  сытной  закуски  непьющий  Каймаков
расслабился,  терзающие   его  страхи  и   сомнения  исчезли,  и,  глядя  на
исполняющую стриптиз  Верку,  он блаженно  улыбался, хлопая в  ладоши в такт
негромкой музыке,  льющейся из  колонок  проигрывателя.  Сейчас он  не видел
выступающую  вперед  нижнюю челюсть, крупный плоский  нос, огромный выпуклый
лоб, и внешность девушки не казалась отталкивающей. Внимание сосредоточилось
на  другом:  гладкой  коже  плеч, крепких  правильной  формы ногах, округлых
бедрах.
     Как  опытная стриптизерша,  она оставила  на  себе две детали туалета и
оттягивала миг, когда все покровы будут сброшены. Каймаков почувствовал себя
так,  будто в  обеденный  перерыв  в  закутке  сектора статистики ничего  не
происходило.
     --  Давай  скорей, снимай  все! --  Он  потянулся  к  девушке,  но  она
отпрянула, и Каймаков чуть не упал с дивана.
     Верка сделала пируэт, приспустила на миг трусики, обнажив гладкие белые
ягодицы, и вновь прикрыла их тканью. Приблизилась, пританцовывая, и, оттянув
трусы на животе, пропела:
     -- Положи сколько не жалко, хоть десять штучек...
     Но  Каймаков вместо денег запустил  в  открывшуюся  щель руку,  нащупав
пальцами жесткие, коротко подстриженные волосы.
     -- А это долой! -- Верка ударила его по руке, ногтями оцарапав кожу.
     Каймаков ощутил раздражение.
     -- Ну хватит, хватит...
     Напевая и пританцовывая, Верка  отступила на  несколько шагов. "Рабочий
вариант"  для  многих  мужчин института, особенно  после  вечеринок и всяких
междусобойчиков, когда  алкоголь  обостряет  влечение и снижает требования к
внешности избранницы, сейчас она чувствовала  себя королевой, очаровательной
и желанной.  И хотела  как  можно дольше  продлить это состояние,  для  чего
следовало  максимально  отсрочить  момент  соития,  после  которого  мужчины
немедленно теряли к  ней интерес, с брезгливостью смотрели, как она приводит
одежду  в  порядок, и торопились  уйти, категорически  отвергая  предложения
"заняться любовью как люди" у нее дома.
     --   Иди  сюда,  зайка,  --  сдерживая  раздражение,  сказал  Каймаков.
Блаженная улыбка  исчезла, он искусственно поднимал углы рта, от  чего  щеки
напряженно деревенели.
     Он знал: выпив, Верка любила выделываться, набивая  себе  цену. Сколько
раз, прервав минет, она аккуратно заправляла все его  хозяйство, застегивала
"молнию" и сообщала: "На сегодня --  все! Если  хочешь  -- закончим  у  меня
дома".
     Поскольку  ценность Верки состояла в возможности  быстрого облегчения в
непосредственной  близости  от  рабочего  места и при  минимальных  затратах
времени,  перспектива тащиться  через полгорода и канителиться весь вечер, а
чего доброго,  и всю ночь  не могла прельстить его даже в состоянии крайнего
возбуждения.
     Подавляя  поднимающуюся злобу, он принимался уговаривать Верку, которая
с важным и  независимым  видом курила  длинную черную сигарету  и  время  от
времени отрицательно качала головой и говорила:  "Не-а!" Все решала плоть --
если  она  не успокаивалась, Каймаков продолжал уговоры, фальшиво  улыбался,
называл ее  "зайкой"  и  "рыбкой",  иногда добивался своего, иногда терпение
лопалось,  и  он  уходил,  хлопая  дверью,  и  давал себе слово  никогда  не
переступать  порога  будто пропахшей вульвой каморки. Если  плоть, восприняв
изменение  обстановки, опадала, он  спокойно  говорил:  "Как хочешь,  зайка,
пока" -- и выходил из комнаты с теми же обещаниями. Но через некоторое время
Верка исправлялась, и все возвращалось на круги своя.
     --  Мы же у тебя  дома, есть  возможность раздеться и лечь в  настоящую
постель, как  ты всегда  хотела,  --  ненатуральным медовым голосом  убеждал
Каймаков  Верку, а про себя думал:  "Почему  я должен уговаривать  эту суку?
Послать ее подальше и поехать домой, что ли..."
     Не  слушая  его,  Верка  вертела  бедрами,  сладострастно  извиваясь  в
эротическом, по  ее  представлению,  танце.  Потом  стала  исполнять канкан,
высоко вскидывая то одну, то другую ногу. В комнате запахло спортзалом.
     "И  чего  я сюда  приперся?"  -- спросил  себя Каймаков  и внезапно все
вспомнил.
     -- Где у тебя машинка? Мне надо кое-что написать.
     В  это время Верка сбросила бюстгальтер и швырнула ему в  лицо. Грудь у
нее была хорошая, и Каймаков помягчел.
     -- Ну, работу можно и отложить... А сейчас...
     Воспользовавшись тем, что девушка находилась  в пределах  досягаемости.
Каймаков  наклонился вперед  и вцепился в ажурные трусики. Верка отпрыгнула,
раздался треск рвущейся материи и тонкий крик раненого зайца.
     -- Что ты наделал! Я за них тридцать тысяч заплатила!
     Слезы градом  катились по некрасивому лицу, трусики теперь болтались на
одном бедре, и Верка, быстро сдернув их, принялась изучать размер ущерба.
     --  Я  их  сейчас  нарочно надела,  чтоб красиво  было,  специально для
тебя... А ты!
     Теперь в ее голосе слышалась неприкрытая злость.
     -- Да брось, зайка, чего ты. -- Каймаков жадно разглядывал голую Верку.
Он впервые  видел ее полностью  обнаженной и должен был признать, что сейчас
она здорово  выигрывала. --  Тебе вообще нужно  голой ходить, смотри,  какая
фигура! Можно скульптуру лепить!
     --  Да, умный, голой! Горбишь, горбишь, чтобы  одеться прилично, а если
каждый рвать будет...
     Фигурно выстриженный лобок приковал взгляд Каймакова.
     -- Я тебе другие трусы куплю, -- сказал он, сажая девушку рядом с собой
на мягко просевший диван. -- Кончай плакать...
     Рука  скользнула  по  гладкой  коже,  вновь  ощутив пикантную  колкость
коротко подстриженных  волос. Он попытался уложить ее на податливые подушки,
но Верка резко вырвалась.
     -- Трусы он  купит, -- пробурчала она, вытирая слезы. --  А дальше что?
Ты знаешь, что у меня несворачиваемость крови?
     Каймаков опешил.
     -- При чем одно к другому?
     -- Да притом! -- Верка опять заплакала, тонко и жалобно подвывая. -- Ты
меня сейчас...
     Верка   не  утруждала   себя  эвфемизмами  и   прямо   назвала   слово,
обозначающее, что сделает с ней Каймаков на мягком уютном диване.
     -- ...И я забеременею. -- Она заплакала громче.  --  А аборт мне делать
нельзя, придется рожать... Ты всунул -- и в кусты, а я со  своей девочкой на
сорок пять тысяч нищенствовать буду!
     Верка зарыдала навзрыд.
     "К  черту!  --  Каймаков  вскочил  и  стал  быстро  собираться.  -- Она
психбольная. Видно, на почве походного секса чокнулась... И чего я, идиот, к
ней поперся! Надо быстро дергать к себе".
     Каймакову нельзя  было идти домой: там  его  поджидал  убийца. Но он об
этом не знал.
     Не знал он, конечно, и о том,  что  на недавнем оперативном совещании в
отделении  подполковника  госбезопасности  Дронова  его  жизнь  и  поведение
подверглись подробному анализу.
     -- Первый этап прошел без осложнений, -- докладывал  ведущий разработку
майор Межуев. -- Об®ектом манипулирует наш агент -- Мальвина. Кислый, ничего
не подозревая, с интересом  взялся  за  наши цифры, сам  пришел к  выводу об
утечке  мыломоющих средств, мысль о статье мы  ему  подбросили,  но  и здесь
оказалось  достаточным   намека,   он  его  подхватил   и   сделал  довольно
профессиональный  газетный  материал. С публикацией  проблем не было, сейчас
любые жареные факты заглатывают с аппетитом...
     Дронов  поморщился, но ничего не сказал. Он  был  педантом и не  терпел
неслужебных  терминов,  но  не  настолько,  чтобы  перебивать  инициативного
сотрудника,  успешно  проводящего  важную операцию.  Да  еще  в  присутствии
генерала.
     -- Мы только  чуть подтолкнули  через  свои каналы,  чтобы сразу  --  в
печать. На Западе было труднее: из четырех газет сумели реализовать только в
двух,