надо пахана отмазывать, иначе и ему плохо придется. Клык  испытал
нечто похожее на чувство благодарности  к жулику. Мог ведь и  отмалчиваться,
как Гвоздодер, пусть идет  как  идет, вдруг удастся отсидеться, главное,  йе
высовываться, тогда точно голову отстригут.
     Резо моргнул. Толмач -- телохранитель -- сделал знак рукой. Бьющийся  в
кашле  Клык  кулем  осел  на  лавку. Рядом  опустился Рваный.  Плечо у  него
подергивалось.  Клык  вытер  рот  платком  и прекратил  имитацию.  Наступила
очередь другой стороны, и надо было внимательно слушать.
     Седой  правил  не  знал,  а  потому не  актерствовал  и  плел  какую-то
несусветицу. Сказал, что старые  и  новые деловые независимы друг от друга и
платить  никому не должны, а  у него угрозами вырвали  законные  деньги, вот
ребята и  озлобились, он  их не  посылал, а куда казна делась, ни он, ни его
люди, не знают.
     С  улицы потянуло дымком.  Резо  любил  шашлык,  и  рядом с  дачей  уже
готовилось угощение. Кого бы ни  зарезали сейчас, Резо, Крестный, Антарктида
и  Змей  сядут за  стол,  станут  пить водку  под ароматное дымящееся  мясо,
поднимут тост  за мудрого  судью,  за  воровской  Закон,  может,  за  упокой
приговоренного...  А потом Резо  разойдется: за  родителей,  за  друзей,  за
старших, за волю -- он это умеет, на  Кавказе молча глотать не принято. Клык
пожевал губами, перегоняя с места на место лезвия.
     Седому  тоже было задано много  вопросов: кто из его  ребят сидит, где,
какие сроки, как помогают они своим братьям, томящимся за проволокой.
     Клык перевел дух. Очкарик явно  подводил Седого под нарушение  Закона о
благе воровском.  Но  вскоре вновь насторожился -- речь снова пошла о  Сашке
Каймакове: кто его прислал, да что он хотел, да как держался, да когда ушел,
да что с ним решили...
     Седой,  естественно, валил все на Клыка: его знакомый,  он прислал, все
как-то подозрительно-и  поведение  и  вообще...  Послал двух "бойцов" за ним
следить, а тех ОМОН повязал, пушки из®ял, еле-еле ребята открутились...
     Потом Резо заслушал мнение авторитетов.
     Крестный,  Антарктида  и Змей были едины в одном:  казна братвы -- дело
святое, все обязаны делать взносы, а если кто руку протянет -- надо вместе с
головой отрубать. Но по решению  мнения разделились. Антарктида возложил всю
вину  на Седого,  предложил  за  кровь его  пришить,  а  деньги  взыскать  с
группировки. Крестный  согласился, но  внес два уточнения: чтобы заплатили и
за убитых,  а  Седого  Клыку отдать  на усмотрение. Змей,  глядя в  сторону,
другое сказал:  кто кассу взял  -- неизвестно, а в  утере и  Клык,  и  Седой
виноваты,  людей и с той,  и  с другой стороны побили, значит, сумму  сообща
возместить должны,  за  убитых по головам  рассчитаться, а кровь  никому  не
пускать.
     "Вот падло,  -- подумал Клык. --  Видно,  крепко его  на крючок взяли и
поводок коротко держат".
     Он переглянулся с Крестным, Антарктидой  и понял, что они думают  то же
самое.
     С улицы донесся аромат жарящегося на углях мяса.  Толковище подходило к
концу,  приближалось время обеда.  К сидящим на  скамьях придвинулись  сзади
крепкие  угрюмые парни. Все ждали слов судьи.  У Рваного  гулко  забурчало в
животе, он неловко заерзал. Гвоздодер втянул голову в плечи.
     Очкарик  не торопился. Тишина с каждой  минутой становилась  все  более
напряженной.
     Наконец Очкарик  заговорил. Он  недаром долго  хранил  молчание, сейчас
каждое слово казалось значительным и веским.
     --  Все  мы  под  Богом ходим, сегодня  на воле,  завтра в киче, а там,
бывает,  трудно приходится без поддержки, --  торжественно  начал  Резо.  --
Потому  Закон требует от  каждого в общак  долю  отстегивать. И  на  ментов,
следователей деньги  нужны,  и  больным  помочь, оружия  купить, наркогы.  В
Кисловодске на союзной сходке решили: все платить обязаны!
     Взгляд судьи буравил Седого, царапал лица его спутников.
     --  Кто  не отстегивает, тот  против Закона идет. Потому Клык  требовал
правильно и то, что заплатили вы, -- тоже правильно.
     Наступила  пауза.  Рваный   вздохнул.  Гвоздодер  распрямил  спину.  На
соседней скамье тоже облегченно перевели дух.
     -- Но  потом  твои  люди мясню начали. --  Резо обличающе  устремил  на
Седого палец. --  Вина за кровь на тебе. Это серьезная вина. Все расходы: на
похороны, помощь семьям и остальное -- за вами!
     Очкарик вновь выдержал паузу.
     -- Но деньги кровь не смоют.
     Начавшаяся было разряжаться атмосфера в комнате вновь сгустилась.
     -- За потерю казны вина на обоих.
     Обличительный палец "судьи" указал на Клыка, потом на Седого.
     --  Ты плохо хранил, ты кипиш поднял. Оба плохо искали.  Чужака, штемпа
этого, живым оставили. А он не такой уж лох! Накануне замочил кого-то! Ваших
людей от него отсекали! После него у тебя на хате еще чужие были! Кто такие?
     Клык  удивился осведомленности  Резо. То  ли  он  получил  сведения  от
грузинской общины, то ли имеет другие источники информации, но подготовлен к
толковищу капитально. Сразу видно -- спец!
     -- Этот гад  и  взял казну! С  теми, кто его  прикрывал! Надо  было ему
ногти выдергать и узнать, где бабки... Почему не сделали? Тоже оба виноваты!
     Теперь  Резо  перевел холодный  взгляд  на Клыка.  Зрачки неестественно
расширены. Неужели он действительно ширяется?
     --  А  кто  допустил его  на  хату? Кто кассу  показал?  Кто  покрывать
пытался? Кто товарища за правильные слова замочил?
     Стоящие сзади  парни  придвинулись. От них  несло водкой и луком.  Клык
жевнул  губами и  подумал, что если дадут  по чеклану или накинут удавку, то
бритвы изрежут весь рот, могут и язык отхватить.  Впрочем, это уже не  будет
иметь значения. Откуда же он, падло, все знает? И почему про помощь братскую
забыл? Может, нарочно: пришьют, и не  надо  отдавать  ни бабки, ни  наркоту.
Кроме  него, один Хранитель  про  заем  знает. А тому рот заткнуть  -- проще
простого.
     -- За такие дела и авторитетному вору по ушам дают!
     Клык  напрягся,  сдерживая  бешено  стучащее  сердце. Конечно,  он  вор
союзного значения,  значит, решать его  судьбу имеет  право  только всеобщий
сходняк. Но Очкарик может  взять  это на себя. А потом  отчитаться. Признают
правильным  -- значит,  дело  с концом. А если нет -- могут с Резо спросить.
Только кто  спросит?  Дяди Пети  уже нет.  Медуза? Стар,  силу  и  авторитет
потерял. Бок с этими "новыми" спутался. Гранда застрелили недавно.
     Внезапно Клык понял,  что настоящих  серьезных связей  у  него почти не
осталось. А Очкарик, наоборот, на взлете и набирает вес... На любом сходняке
вряд ли против него выступят. Как захочет, так и решит!
     -- По Закону и нашим правилам я, Резо Ментешашвили, решаю так...
     Голос Очкарика стал явно театральным,  и Клык интуитивно  почувствовал,
что все обойдется.
     --  ...Неделя  сроку обоим,  чтобы  найти  казну, со  Дать по  ушам  --
понизить  вора  в преступной  иерархии. штемпом и его  дружками разобраться.
Найдете -- живите. Нет -- тебе пика в сердце. -- Резо, будто заточкой, ткнул
пальцем в  Седого.  --  А тебя  -- на всеобщий  сходняк,  я решать по твоему
уровню не хочу.
     "Действительно, -- подумал Клык. -- Зачем  на  себя брать хоть какой-то
риск?  А  так --  не  подкопаешься:  по  справедливости  рассудил,  все  как
положено".
     Запах лука и перегара пропал, жареного мяса -- усилился. Клык сглотнул.
У Рваного снова заурчало в животе.
     -- Будет  все нормально  -- он  с тебя за кровь  имеет,  --  припечатал
Очкарик последнюю фразу, рассматривая Седого. -- Все!
     Собравшиеся   поднялись,  разминая  ноги  и   расслабляясь.  Никто   не
разговаривал. Обсуждения  начнутся позже, в  узких компаниях.  Но уже завтра
вся  Москва,  а через  пару  дней  весь  криминальный  мир Союза независимых
государств узнает о толковище, блестяще проведенном Очкариком.
     Низкий  крепыш с острым взглядом  подшмыгнул  к Антарктиде, пошептал на
ухо.
     --  Заноси!  -- сказал авторитет  в  полный  голос и махнул человеку  у
входа.
     Тот   заступил  дорогу   Седому  и  его  спутникам.  Они   настороженно
оглянулись.
     --  На  толковище  надо  без  оружия  ходить,  --  презрительно  сказал
Антарктида. -- И не брать людей больше договоренности.
     Остроглазый  крепыш  затащил тяжелый  сверток, бросил на  пол.  Лязгнул
металл. Из развернувшейся ткани выглянули короткие автоматы.
     Седой побледнел, его сопровождающие подобрались.
     -- Целы они, -- с той же презрительной интонацией сказал Антарктида. --
Покорябали слегка. А вот "Мерседес" сгорел.  Надо  правила соблюдать.  Иначе
перья полетят...
     Он снова  сделал  знак,  и охранник освободил  проход.  Трое  из "новой
волны" стремительно вышли на улицу. Здесь их догнал Змей.
     -- Не берите в голову. -- Он  осмотрел  всех, но обращался к Седому. --
Хотите,  ставьте  у  меня  на  Северо-Востоке  или  несколько  палаток,  или
игральные автоматы. За месяц новую тачку купите...
     Три пары глаз настороженно наблюдали за этим разговором.
     --  Договорились. -- Седой  улыбнулся,  протянул руку.  Змей пожал  ее,
потом еще две ладони.
     -- Похоже, и этот перекинулся, -- мрачно сказал Клык.
     -- Похоже, -- ответил Антарктида и выругался.
     -- Резать  их надо, --  оскалился Крестный.  -- Тогда другим  неповадно
будет.
     -- Змей, он Змей  и есть, -- сплюнул Клык. -- Он всегда  гнилой был. Но
Резо, видно, тоже в ту сторону смотрит...
     Антарктида кивнул.
     -- Собирается банк у нас открыть...
     -- Пойдем,  он ждет,  --  сказал  Крестный.  И,  повернувшись  к Клыку,
добавил: -- Тебя не зовем.
     Это  было ясно. "Судья" не может садиться за стол  ни с одной из сторон
разобранного конфликта.
     -- Давай, Василий.  -- Антарктида протянул руку. -- Ищи кассу, мы своих
людей тоже поднимем... А то неизвестно, как обернется...
     -- Портяночники камерные, -- ругался  Седой в  уцелевшем "Мерседесе"  и
подносил ко рту подрагивающей рукой звякавшую о зубы плоскую бутылочку виски
"Черная марка". Спиртное обжигало небо, плотным огненным шариком катилось по
пищеводу, взрывалось  в  желудке  и  расходилось теплом по телу,  расслабляя
напряженные нервы.
     -- Надо их списывать одного за другим. -- Горлышко звякнуло в очередной
раз. -- А то они нас вправду начнут резать! Видели, как он показал?!
     Седой несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь.
     -- Значит, так, -- сказал  он  обычным ровным голосом. -- Найдите  двух
специалистов, таких, чтобы работали с дальней дистанции. Это надежней всего.
     -- Есть такие люди,  шеф, -- отозвался референт-телохранитель с заднего
сиденья.
     -- И займитесь этим, как его, у меня где-то записано...
     -- Каймаков, -- раздался голос сзади.
     -- Точно, Каймаковым. Пусть Рудик доведет дело до конца.
     -- Сделаем, шеф, -- сказал второй референт.
     Седой последний раз приложился к бутылочке и завинтил пробку.
     -- И  с  деньгами...  Провентилируйте в тридцать втором отделении или в
районном управлении -- кто там еще был в момент стрельбы.
     -- Понятно, шеф.
     "Мерседес"  мягко  катил   по  дороге  к  Москве.  Мощные  амортизаторы
сглаживали выбоины, рытвины и многочисленные неровности трассы.
     В платный  туалет  вошел  дерганый парень  со звездообразным  шрамом на
подбородке,  который  уже  несколько часов  обходил  все  торговые  точки  и
увеселительные заведения района. Сидевший на входе мужик  нервно сжал кисть.
Натянувшаяся кожа побледнела, отчего татуировка -- синий перстень с четырьмя
лучами -- выделялась особенно отчетливо.
     -- В этом месяце я уже платил.
     Голос прозвучал глухо и устало.
     Парня все принимали за сборщика дани, и это ему нравилось.
     -- Я ищу бомжа, -- парень описал приметы Клячкина. -- У него могли быть
крупные бабки -- бумажками по пятьдесят штук.
     -- Ничего себе бомжи пошли, -- пробормотал смотритель туалета. Он тянул
время, чтобы не фраернуться.
     --  Потому  и  ищем,  --  с  явным  превосходством  сказал  вошедший  и
по-хозяйски огляделся.
     Смотритель  понял  одно:  ничего, кроме неприятностей, признание ему не
принесет. А деньги отберут -- это и ежу понятно.
     -- Я  такого счастливца  не видал, -- равнодушно ответил он.  -- У меня
мелкими расплачиваются.
     -- "Счастливца", --  передразнил  парень. -- Скоро  он  будет на месаре
сидеть и ногами дергать...
     Сплюнув на чистый кафельный пол, посетитель вышел, продолжая обход.
     Финик  взял богатое кожаное портмоне в толчее у кассы, быстро скользнул
к  выходу и нырнул по лестнице в подвал. На ходу  осмотрел добычу: несколько
десятитысячных  купюр,  пятитысячные,  пачка  тысячных.  Переложив  деньги в
карман, сбросил портмоне между гипсолитовыми плитами, спокойно  прошел сорок
метров  по пустому коридору и стал подниматься по лестнице другого под®езда.
И вдруг  он  увидел  старый,  обтянутый дерматином чемодан. Именно про такой
говорил Шлеп-нога.
     Чемодан был пуст. Финик подхватил его  и  быстро  направился  на  хазу.
Через час курирующие  универмаг Жетон  и Кепка  обходили секции  и  подробно
расспрашивали продавщиц, показывая на всякий случай обтерханный чемодан.
     Его-то и вспомнила курносая Нинка.
     --  Это  был не  бомж, какой-то приезжий...  Одет нормально, но  во все
дешевое. И запашок от него  шел... Он еще сумку  дорожную  купил,  а  у меня
костюм за двести пятьдесят. И в парфюмерии чтото брал. А расплачивался точно
-- по пятьдесят тысяч, на кассе спросите. -- Жетон и Кепка переглянулись.
     На   катране  в   Малоивановском  взяли   двоих   залетных   с   пачкой
пятидесятитысячных купюр. С ними приехал разбираться Рваный. Через час обоих
отпустили.
     Секьюрити  казино "Медведь" задержали высокого  худого игрока,  карманы
которого  были  набиты  пятидесятитысячными  банкнотами.   За  него  активно
вступились  двое  из  чеченской  группировки,  вспыхнула  перестрелка.  Один
чеченец  и  случайный  посетитель  убиты, второй  и  двое секьюрити  ранены.
Задержанных вывезли в специальное место и взяли в оборот.
     Игрок признался,  что сбывал  фальшивые купюры, чеченцу  тоже  деваться
было некуда.  Приехавшие  представители  земляческой группировки  возместили
казино ущерб, но через день кто-то бросил сквозь зеркальную витрину  гранату
"РГД-5",  убившую  трех  и  ранившую  пятерых  человек. Чеченцам  пред®явили
ультиматум  -- возместить расходы  по похоронам,  лечению, ремонту, наказать
или  выдать  виновных  и  выплатить штраф  --  пятьсот  тысяч  долларов.  Те
отказались --  дескать, община к этому делу отношения не имеет,  действовали
родственники убитого по  своей  инициативе, в соответствии с законом кровной
мести. Тогда им назначили разборку. Обе стороны спешно наращивали силы.
     По  вокзалам  и ночлежкам, подвалам и чердакам  рыскали  в поисках люди
Клыка, Крестного и Антарктиды. Чтобы "разговорить" бомжей, их били до потери
пульса. Защищаясь, один  облил  обидчиков керосином и  подпалил.  Блатные  в
ответ   убили   шестерых.  Среди  бомжей  началась  паника;  на  товарняках,
электричках, попутках и пешком они потянулись из Москвы  в более спокойные и
безопасные  края. Снизились сборы  с нищих,  попрошаек, собирателей бутылок,
макулатуры  и  тряпья,  предсказателей  судьбы,  мойщиков  машин,  грузчиков
рынков, поденных рабочих и прочих тружеников дна.
     Эту публику контролировала таганская группировка, у которой  уменьшение
доходов вызвало вполне определенные чувства.  Лидер таганцев передал  Клыку,
чтобы тот перестал баламутить дно столицы.  Вор без  дипломатических изысков
послал его на три известные буквы.
     Недовольство и напряженность в криминальном мире Москвы нарастали.
     Вечером  в  своей  комфортабельной  квартире   в   Крылатском  референт
акционерного общества "Страховка" Гена Сысоев занимался сексом с бухгалтером
из  "Бизнесбанка"  Галочкой.  Подружка  была  фригидной,   но   послушной  и
старательной, Гену это вполне устраивало, тем более что по первой же просьбе
она очень правдоподобно имитировала африканскую страсть.
     У Галочки были  роскошные формы и возможность обналичивания "воздушных"
авизо.  В данный момент Гена использовал ее первое достоинство. Развалившись
в глубоком кресле из натуральной кожи и положив босые ноги  на черное стекло
сервировочного  столика, он потягивал из длинного,  узкого, с  толстым  дном
стакана джин с тоником и  льдом, время от времени набирал  ложкой поочередно
то красную, то  черную  икру  и отправлял в рот, после  чего делал совсем не
утонченно-заграничный, а российский глоток, вмиг опустошая стакан и наполняя
его заново.
     Голая  Галочка  раскачивалась  перед  ним  в  такт  медленному  блюзу с
последнего лазерного диска и быстро выполняла подаваемые команды.
     -- Повернись, -- голос Гены был почти равнодушным. -- Теперь нагнись...
Ниже, будто пол моешь... Ноги шире, так... Теперь вставь туда палец...
     Гена кайфовал. Восемь лет назад  он с трудом закончил  школу, учителя и
родители  сулили ему жалкое  существование на  обочине жизни, куда неизбежно
будет выброшен неуч, не желающий приобретать специальность.
     -- Теперь подойди сюда... Ставь ногу мне на колено...
     Голос его стал заметно  напряженней. Он сунул  палец  в банку с икрой и
поднес к пухлым, в яркой помаде губам.
     -- Попробуй вместо бутерброда. Только не откуси... -- Гена хихикнул.
     Галочка всосала палец и принялась сноровисто облизывать со всех сторон.
Палец  левой руки  проник в женщину  с другой  стороны. Мощные биологические
поля  влажных горячих  полостей,  устремившись  друг  к  другу,  пробили его
насквозь, оказав тот эффект, которого он давно добивался.
     Зарычав,   Гена   схватил   увесистое   тело  подруги,   со   сноровкой
борца-классика бросил его в партер  и пристроился сзади, вцепившись в бедра,
будто удерживая уползающего с ковра соперника.
     Галочка спокойно переносила  процедуру.  Дотянувшись до своего стакана,
она допила перемешавшийся с растаявшим льдом джин.  Но,  получив  болезненно
хлесткий  шлепок  по  спине,  поняла,  что допустила  ошибку, и принялась со
стонами раскачиваться взад-вперед, так что имитация борьбы была полной.
     Когда Гена наконец  победил и  тяжело рухнул на  застеленный  медвежьей
шкурой пол. Галочка получила возможность спокойно покушать икры и выпить.
     --  У  меня есть  сосед  --  Арсен,  он армянин,  держит  шашлычную  на
Юго-Западе,  недалеко  от  метро,  так  у  него  какие-то  бандиты  стрельбу
устроили, перебили  все,  двух  человек  убили  и  третьего  хотели,  но  он
убежал...
     Галочка  любила рассказывать и умела  внятно говорить  с  набитым ртом.
Гена недовольно повернулся.
     -- Не знаешь, не болтай! Какие бандиты? Может, это он бандит!
     --  Точно! --  Девушка всплеснула руками.  --  К нему все  время армяне
ходят: приносят что-то, уносят. И пистолет раз у него видела. Но так дядечка
хороший, добрый...
     -- Дерет он тебя, что ли?
     -- Что за глупости! -- оскорбилась она и перевела разговор со скользкой
темы. -- К нему сегодня трое каких-то из Еревана приехали. Будто друга ищут.
А рожи -- вылитые убийцы! Щетина, глаза  блестят... У-у-ух... Они в Карабахе
воюют. Ну и пусть бы себе воевали... Чего сюда ехать?
     Галочка замолчала. Гена приподнялся на локте и напряженно смотрел, ловя
каждое ее слово. Еще никогда он не слушал ее  с таким вниманием. Да и вообще
никто ее так не слушал.
     -- Что они говорили? Вспомни все точно!
     Девушка задумалась.
     -- Сказали, что из Армянской армии... Что целый год женщин не видели...
Что они самые лучшие бойцы... И все. Нет, еще что-то про Ростов говорили...
     -- Что?
     -- Было у них что-то в Ростове. Это самый молодой рассказывать начал, а
другой его перебил. Да, теперь точно все. Знаешь, что я думаю?
     Как  ни  странно. Гену  интересовало  ее мнение. Впервые  за все  время
знакомства.