аков. -- В крыс?
     -- В двуногих. Тут неподалеку  коллектор канализации, через него всякая
падаль -- бомжи, беглые бандиты -- сюда пролазит.
     -- А почему сразу стрелять?
     --  Да потому!  Иначе  глазом  моргнуть  не успеешь, как  на  тот  свет
попадешь. Под землей свои законы...
     Вдруг впереди забрезжил свет.
     -- Что за чертовщина? --  Васильев остановился и замер, вслушиваясь. --
Вроде гул какой-то... Давай тихо...
     Они осторожно крались  навстречу свету и гулу.  Наконец из-за  поворота
открылась  удивительная  картина:  освещенный  яркими прожекторами  туннель,
аккуратная круглая  дыра в полу, люди в  рабочих  комбинезонах  заливали  ее
бетоном. Гул исходил от бетономешалки.
     Васильев попятился  обратно  и, взяв Каймакова  под локоть, потащил  за
собой.
     -- Что это? -- спросил Каймаков, когда они отошли достаточно далеко.
     --   Черт  их   знает!  Какой-то  государственный  секрет.   Лучше   не
любопытничать -- можно здесь и остаться...
     Еще  через  два  часа  Васильев вывел  Каймакова на  поверхность  через
эвакуатор номер сорок четыре.
     -- Никому не рассказывай, где ходил, -- предупредил  он. -- А то можешь
пропасть бесследно.
     Каймаков вначале  улыбнулся,  но  тут  же  понял, что  спутник вовсе не
шутит.
     -- Выходите! -- повторил мичман.
     -- У него пистолет, -- угрюмо сказал Прокопенко.
     -- Испугался! Он бьет на пять метров! Зато вас двое и вы  молоды. А ему
под сто лет!
     Крутаков  уравнял  скорость  СПЛ и скутера. Верлинов,  не оборачиваясь,
ушел с  линии  атаки  и теперь как  бы неподвижно  висел чуть правее  и ниже
"малютки",
     -- Давайте  быстро! Упустите -- пойдете под трибунал! -- заорал мичман.
-- А ты, сосунок, хотел с генералом целоваться, вот и целуйся! -- рявкнул он
на Тимофеева. Шутка казалась ему очень остроумной.
     Пловцы с явной неохотой втиснулись в шлюз. Мичман увеличил скорость.
     Через  обзорную полусферу он  видел, как  две затянутые  в гидрокостюмы
фигуры, ускоренные силой инерции, метнулись  к беглецу. Прокопенко  в правой
руке держал нож. Тимофеев не доставал оружия.
     Верлинов застопорил двигатель и повернулся к нападающим.  В правой руке
он держал специальный подводный пистолет, в стволах которого чутко спали две
шестигранные "стрелки", подпертые особыми химическими зарядами. Крутаков был
прав:  оружие отличалось  малой эффективной  дальностью, к тому же правильно
прицелиться  на  глубине сможет один  пловец из пяти.  Но  Верлинов как  раз
являлся этим пятым.
     Он действительно  годился в  дедушки  прыгнувшим наперерез пловцам,  он
очень устал и чувствовал, что кислород на исходе, он не хотел  убивать, но и
не хотел быть убитым, он уже предупреждал и не был виноват в том, что его не
послушались.
     Под водой выстрелов не слышно, только тонкая цепочка пузырьков вылетает
вслед  за  проснувшейся  "стрелкой".  Две  цепочки  обозначили   направление
смертельных  траекторий, закончившихся кровавыми  точками  на плотной резине
гидрокостюмов.  Пловцы  не завершили  броска:  распластанные  тела  медленно
погружались в пучину.
     Верлинов, изогнувшись, поймал за руку  то, что ближе,  подтянул к себе,
взглянул на манометр. Баллоны почти полны. Сняв с убитого акваланг, Верлинов
выплюнул  загубник  и вставил  в рот  тот, который еще секунду назад сжимали
зубы Тимофеева.
     Шутка мичмана сбылась: генерал Верлинов как бы поцеловался  со  старшим
матросом Тимофеевым.
     Все произошло очень быстро, мичман не сразу  понял,  что остался  один.
Потом мгновенную  растерянность сменила дикая ярость. Он дал  полный  ход  и
заложил вираж, ложась на боевой курс.
     Верлинов менял баллоны,  когда СПЛ  в  который  уже раз устремилась  на
него.  Он только успел  защелкнуть замки и  рванулся в  сторону, но какой-то
выступ -- головка болта, заклепка или  леер  антенны  -- задел бок, разорвал
гидрокостюм  и  содрал  кусок  кожи.  Сразу же  вокруг  расплылось  багровое
облачко.
     Черт!  Хотя  это  и  не  акульи  места,  но  проклятые  хищники   вечно
оказываются рядом в самый неподходящий момент!
     Обладающий нулевой  плавучестью, скутер висел на том же месте. Верлинов
подплыл к  нему,  отмечая, что боль в  боку  мешает движениям и ограничивает
свободу маневра.
     "Надо кончать",  -- подумал он,  крепко сжимая чужой  загубник и  ручки
управления.
     Когда  "малютка", развернувшись,  снова пошла в  атаку, он выполнил уже
удавшийся однажды маневр и оказался на палубе, крепко вцепившись в поручень.
     Бешено  вытаращив  глаза  мичману,  он  изобразил   два  жеста:  резким
движением пальца  вдаль  и  ребром  ладони по горлу. В ответ  тот перехватил
правой  рукой  сгиб локтя  левой,  потом ухватил  себя  за  горло, а пальцем
показал на Верлинова и вниз.
     Ясно. "Утону вместе с тобой, сука!" или что-то в этом роде.
     Верлинов,  перебирая поручень, направился  к корме. Здесь он вынул нож,
отстегнул ножны и продел их специальным  выступом в фигурную прорезь клинка.
В ножнах  было углубление,  край которого имел  заточку и, сходясь с лезвием
ножа, образовывал встречные режущие поверхности.
     Просунув  импровизированные ножницы  в  узкую щель корпуса,  Верлинов с
усилием перерезал трос руля глубины. Выпростав отрезок,  он с силой потянул,
устанавливая перо руля в нижнее положение.
     Мичман дал ход, лодка устремилась  в глубину. Двигатели тут же умолкли.
Не глядя на  прозрачный колпак рубки, Верлинов запустил скутер, подвел его к
корме, упер в черное клепаное железо и увеличил обороты.
     Потребовалось  время,  чтобы  преодолеть массу покоя  СПЛ,  но  наконец
"малютка"  сдвинулась  и заскользила  вниз. Верлинов  придал ей  достаточное
ускорение и отстал. На обзорную полусферу он так и не взглянул.
     Глубина  Эгейского моря  достигает двух  с половиной километров,  но на
шельфе острова Тинос гораздо меньше -- около двухсот метров.
     Верлинов повел скутер вверх  и у самой поверхности лег на прежний курс.
Вначале он планировал бросить  все снаряжение на подходе к  острову и вплавь
добираться до берега. Сейчас  понял,  что  на  это  не  хватит  сил. Поэтому
избавился  только от ставшего  ненужным  и сковывавшего  движения акваланга,
отфыркиваясь, вынырнул и долго дышал живым, опьяняюще ароматным воздухом. Но
окружающий  мир  почему-то  неуловимо  изменился  и  уже  не  казался  столь
приветливым и ласковым, как двадцать минут назад.
     Скутер  медленно  тянул  обессиленное,  кровоточащее  тело  генерала  к
берегу, он находился в  полузабытьи  и  совершенно не представлял, как будет
искать Христофора. Тот нашел его сам.
     Владелец  яхты "Мария", повинуясь  неосознанному  чувству,  вглядывался
через бинокль в  отсверкивающую на солнце морскую  гладь. Заметив скутер, он
гортанно выкрикнул  слова  команды,  загорелые  мускулистые  матросы  отдали
швартовы.  Через  десять  минут  Верлинова  подняли  на   борт.  Рискованное
путешествие генерала завершилось.
     -- Добро пожаловать, --  с сильным акцентом сказал черноусый Христофор.
На  нем  был  белый  полотняный костюм  и  соломенная шляпа,  он  добродушно
улыбался.
     Русскому его учил  Верлинов почти двадцать лет  назад, когда Христофор,
выполняя задание американской разведки, попал в руки  КГБ. Его могли вывести
на  процесси  сгноить в  тюрьме, но  Верлинов  устроил по-другому. Христофор
вернулся агентом-двойником. Через  некоторое время он порвал с американцами,
но добросовестно работал на Верлинова.  Взаимные услуги  в  деликатной сфере
секретной службы связывают иногда крепче, чем кровные узы. Так произошло и в
этот раз.
     --   Рад  тебя  видеть,  Христофор,  --   сказал  генерал  и  попытался
улыбнуться. Но улыбка вышла слабой. Через  несколько минут он  спал  тяжелым
сном смертельно уставшего человека.
     Телефонные  звонки  в  квартирах   Васильева  и   Межуева  раздались  с
интервалом в десять минут.
     Текст был совершенно одинаковым:
     -- Вам назначается "разборка",  завтра в шестнадцать. На двадцать пятом
километре Варшавского  шоссе вправо,  до мотеля. Потом по бетонке  налево --
там заброшенная войсковая часть. Не явитесь --  перестреляем по одному прямо
в Москве!
     Измученный боевыми событиями последних дней Васильев и прессингуемый по
службе, стоящий на грани увольнения Межуев восприняли  эти звонки одинаково.
Первая мысль: совсем оборзели, с госбезопасностью тягаться вздумали! Но  тут
же пришло понимание  -- не государственной Системе бросают вызов  бандиты, а
конкретным людям. Вызов носит частный характер и связан с личными действиями
офицеров, покусившихся, как они считают, на воровскую казну. Вполне понятно,
что  ни  Межуев,  ни  Васильев  не могут  задействовать в  столь  щекотливой
ситуации  официальные каналы. Они могут лишь  поднять свою группировку, свой
кодлан, причастный к пропаже общака.
     Таким образом,  на "разборку"  сойдутся два  преступных сообщества, как
обычно.  И   то,  что  одно   состоит  из  офицеров  ГБ,  преступников  мало
интересовало.
     Дело  усугублялось  тем,   что   никакой  группировки,  привязанной   к
пропавшему  общаку, ни у Васильева, ни у  Межуева не  было. Еще неделю назад
они могли обратиться к генералу  Верлинову, и тот, не терпящий посягательств
на  авторитет  Системы  и ненавидящий блатных  всех  мастей,  направил бы  к
брошенной войсковой части ударную группу.
     Дронов, конечно,  такого приказа  не отдаст.  Тем более  сейчас,  когда
отдел шерстят комиссия за комиссией.
     Межуев с  тоской вспомнил  о Семене Григорьеве, Васильев  -- о Якимове.
Надежный напарник в такой ситуации -- большое дело.
     Потом Межуев  припомнил "наезд"  бандитов на  Васильева и позвонил ему.
Через час в квартире Межуева два майора обсуждали сложившуюся ситуацию.
     -- Не ходить нельзя, -- вслух рассуждал Васильев.  -- По их законам это
признание в полной беспомощности. Сразу  и шлепнут.  Но если мы  туда вдвоем
заявимся... Их небось не меньше  десятка... Хотя почему  вдвоем? -- внезапно
вскинулся он. -- Можно ведь боевых товарищей пригласить...
     Заглянув в записную книжку, Васильев набрал номер.
     -- Юра? Васильев. Надо срочно встретиться.
     Еще через час к ним присоединился командир десятки "альфовцев".
     -- Где это место? -- Он разложил карту.
     -- Вот здесь, -- указал Межуев.
     -- Подождите,  подождите. --  Васильев наморщил лоб. -- Это  же  бывшая
часть ПВО  -- второе кольцо  противоракетной обороны  Москвы...  Туда  ведет
подземный спецтуннель...
     Назначал "разборку" контрразведчикам Гена  Сысоев. В самом по себе этом
факте не было бы ничего удивительного, если бы он не звонил от Клыка.
     После того  как никто из шестерки,  спустившейся в подземный ход, назад
не  вернулся, Гена  быстро произвел  кое-какие расчеты  и  к шефу  не пошел.
Вместо этого он явился к  конкуренту  Седого и имел с ним длительную беседу,
закончившуюся к обоюдному удовлетворению.
     К  шефу он  пришел  под вечер. Тот  уже знал о пяти убитых в автобусе и
устроил  страшный скандал, будто  это  Гена их  и  убил, чтобы  окончательно
ослабить группировку.
     -- Там  Минер вернулся, -- улучив  момент, сообщил  Гена. --  Остальные
застряли в катакомбах, ждут помощи.
     -- Где он?
     --  Недалеко,  на  квартире.  У  него  пуля   в   плече,  но,  кажется,
неглубоко...
     -- Поехали, я сам с ним поговорю! А ты запомни -- не умеешь руководить,
пойдешь на исполнительскую работу!
     Гена всю дорогу молчал.
     Когда  они   спустились  в  полуподвал,  он  трижды   с   определенными
интервалами  стукнул в  железную дверь  и первым вошел  в квартиру одного из
людей Гвоздодера. Седой шагнул следом и остолбенел. Прямо на него немигающим
змеиным взглядом  смотрел  Клык. Сысоев быстро  прошел  в комнату,  оставляя
главарей конкурирующих организаций один на один.
     -- А где же Минер? -- по  инерции спросил Седой, хотя холодок понимания
уже скользнул от загривка к лопаткам.
     -- Вот он!
     Клык сделал шаг вперед, сверкнула  хорошо  заточенная финка, и холодная
сталь пробила сердце Седого.
     Сысоев сидел на диване рядом с  Гвоздодером и нервно поеживался. Ему не
нравилось то, что он делал,  но другого  выхода не  было.  Услышав  короткий
вскрик и шум  падающего тела, он понял: власть в группировке перешла к нему.
Клык держит слово, и он тоже будет  честен с ворами. В  конце концов, делить
им нечего, всего на всех хватит: и территорий, и денег, и баб.
     Когда Клык вошел, он встретил его слегка принужденной улыбкой.
     -- Сейчас я соберу своих и распоряжусь...
     Он  осекся.  Клык  не улыбался  в  ответ, и взгляд его  по-прежнему был
холодным и страшным.
     -- Мы сами распорядимся!
     Гвоздодер  накинул на шею петлю.  Гена забился,  но  Клык  подскочил  и
привычно придержал ноги. Через минуту все было кончено.
     Клык руководствовался  простым и понятным правилом: если враг ослаблен,
его надо убирать,  не тратя  времени зря. Такой же принцип исповедовал и дон
Корлеоне. Очевидно, Седой недостаточно хорошо изучил свою настольную книгу.
     --  Куда  их?  --   деловито  спросил  появившийся   в  дверном  проеме
татуированный парень.
     -- Под  дома  бросьте, так страшнее! И об®явить всем:  этого по решению
толковища. --  Он  ткнул  пальцем  в труп Седого. --  Резо  как сказал:  "Не
найдешь общак -- пика в сердце". Он не нашел. Вот и пусть смотрят!
     -- А этого, -- палец пахана указал на то, что совсем недавно было Геной
Сысоевым, -- этого авторитеты приговорили  за  ребят в  шашлычной. Говорите,
кто: я. Крестный, Антарктида. Пусть знают!
     -- Ясно. Сейчас мешки принесу.
     Парень исчез так же бесшумно, как и появился.
     -- Пусти людей по району, --  обратился Клык к Гвоздодеру. -- Магазины,
киоски, торговые ряды, универсам --  все! Чтобы об®яснили  -- платить только
нам! Только мы хозяева!
     -- Сделаем. -- Гвоздодер деловито потер руки.
     -- И за мной долг,  --  вздохнул пахан. -- Резо  на промах указал, надо
исправлять...
     Гвоздодер ловил каждое слово.
     -- Пошли троих за моим школьным дружком...
     Тот поспешно кивнул.
     -- Пришла пора со всеми разобраться! -- недобро процедил Клык.
     Морковин дал  Каймакову радиомаяк  --  круглый  приборчик,  похожий  на
складную карманную лупу.
     --  Наденьте  на ремень изнутри.  Нажмете  здесь  -- пойдет  сигнал.  И
разговор передается, поэтому можно давать свои ориентиры, но завуалированно,
чтоб те, кто рядом, ничего не заподозрили, -- инструктировал он.
     -- Нужна частная консультация...
     Каймаков помялся.
     -- Как вы носите оружие?
     --  Зачем  вам?  --  насторожился  сыщик  и  тут  же  расслабился:  это
вскинулась спящая натура оперативника отдела внутренней беопасности.
     -- Частная консультация, -- повторил клиент.  --  Можете включить ее  в
общий счет.
     Морковин молча  повернулся,  поднял пиджак.  За поясом посередине спины
торчал  "ПМ". Точно такой  же, как тот, который Каймаков выбросил в  воду  с
Пушкинской набережной. И как тот, что сейчас лежал в его "дипломате".
     -- При традиционном поверхностном осмотре не обнаруживается, -- пояснил
сыщик. -- Но надо туго затягивать ремень.
     Он снова повернулся лицом.
     -- Готовитесь? Ну-ну... Но лучше вовремя нажать кнопку...
     Примерно такой же совет дал и Карл.
     --  Старайтесь  не  выходить  из  дома  без  необходимости.  Никого  не
впускайте в квартиру. Когда собираетесь куда-либо -- позвоните нам.
     "Все  заботятся,  все  готовы  защитить,  --  думал Каймаков. -- А  уже
который раз чуть голову не сносят... Если бы не случайности..."
     Хотя  "разборку"  назначили  на шестнадцать,  три  вездехода "Ниссан" с
затемненными стеклами прибыли на место в восемь утра.
     Шестнадцать  человек выпрыгнули  из  просторных  салонов и осмотрелись.
Бетонная дорога просекала лес  и сквозь  снятые ворота  вела в  брошенный  и
разграбленный военный городок.
     Приземистые  здания   казарм,  штаба,  трехэтажный  корпус  офицерского
общежития зияли пустыми  проемами  окон, двери  вырваны вместе  с  колодами,
кое-где разобраны шиферные крыши. Ворота огромных ангаров-складов распахнуты
настежь, тут и там ржавеют остовы грузовиков и тягачей, с которых снято все,
что можно снять.
     Пустая пусковая шахта наполовину прикрыта многотонной  бетонной крышкой
метровой толщины. Из черной серповидной щели доносится  тяжелый трупный дух:
две недели назад здесь происходила "разборка" с Таганской группировкой.
     Знающий человек мог безошибочно  определить, что  прибывшие относятся к
"традиционным"   уголовникам,   прошедшим  следственные  изоляторы,   этапы,
пересыльные тюрьмы, колонии. Это были люди Клыка.
     Они  загнали в лесок  "Ниссаны", внимательно обследовали территорию, но
не  нашли  следов  возможной  засады.  Единственным  местом,  куда   они  не
заглянули, был небольшой домик из красного кирпича с железной дверью. Вокруг
шла колючая  проволока, с четырех сторон  установлены таблички  с лаконичной
надписью: "Заминировано".
     Внутри никого не  было. Пустые  комнаты  для  дежурного караула покрыты
толстым  слоем пыли, зарешеченные окна заросли паутиной, не работал световой
барьер на  пороге комнаты  лифтов.  Но  сами  лифты  находились в  исправном
состоянии.   Если   нажать   кнопку,   просторная   кабина    опустится   на
двадцатиметровую глубину в бункер управления.
     Подземные сооружения под брошенной войсковой частью занимали,  пожалуй,
большую  площадь,  чем  сам  военный  городок. Сложная  система  туннелей  и
переходов  пронизывала  толщу  земли  на  трех  уровнях.  Главный  туннель с
узкоколейными железнодорожными  путями проходил в  подземный узел  от центра
Москвы   и   продолжался   еще  на   пять   километров   --   до   резервной
правительственной  ставки,  укрытой  многометровым бетонностальным  щитом на
случай военных действий.
     Шестнадцать человек рассредоточились по территории. Почти все вооружены
автоматами,  почти все припасли водку и анашу, чтобы коротать часы ожидания.
На вертолет, сделавший круг  в ясном голубом небе, никто из  них внимания не
обратил.
     Трое,  посланные  Гвоздодером,  поджидали  Каймакова  возле  дома.  Они
внимательно осмотрелись и ничего подозрительного не  обнаружили. Сидевший на
скамейке против  входа  в  под®езд  маленький  мужичонка,  зыркающий  из-под
козырька  кепки  настороженными глазами и держащий в руках клеенчатую сумку,
опасности явно не представлял.
     Каймаков  позвонил Карлу и ждал  машину.  Он зря  надел пальто -- сразу
стало жарко. В окно был виден похожий на вз®ерошенного воробья Вовчик.
     В  груди  шевельнулось  теплое  чувство. Каймаков  никогда  не принимал
малорослого  соседа  всерьез,  считал  другом  Димку  Левина. А оно  вон как
обернулось... По сути -- единственный близкий человек!
     "Чего он там сидит с утра?" -- думал Каймаков, спускаясь по лестнице.
     Из троих знал жертву в лицо только один. Онто и подошел первым, спросил
закурить. Двое придвинулись с боков.
     -- Садись в машину, и тихо!
     -- А ну назад, сволочи! -- раздался окрик сзади. -- Сашок, падай!
     В   руке   Вовчика  прыгал   обрез,  черные  жерла   стволов  описывали
"восьмерку", затрагивая каждого из уголовников.
     Внимание нападающих переключилось.
     -- Ах ты,  падла, линяй! -- Руки вынырнули из  карманов. В одной зажата
финка, в двух -- стволы.
     Каймаков отпрыгнул в сторону  и упал. Он хотел перекатиться через  бок,
выхватить  свой  пистолет... Но  ничего не получалось. Трахнувшись грудью  о
бордюр, он задохнулся от боли.
     Обрез выстрелил дважды. Грохот и самодельная картечь разорвали  воздух,
человек с финкой рухнул на колени и завалился на бок.
     Ответные выстрелы отбросили Вовчика  на  газон, он скрючился  и уже  не
вставал.  Маленькая  беспомощная  фигурка, как после  жестокой  детдомовской
драки.
     -- В ногу засадил, сука! Бери руль, -