у прощальной  записки Ирочки не упрячут  на пятнадцать
лет  в  тюрьму,  как  за  совершенно секретный отчет.  Правда,  Роберт  Смит
удивится  несколько  фривольному подтексту письма, возможно, посчитает,  что
"что-то не так" и не извинит за это, несмотря на "оставленную память". Хотя,
если верить Ирочке, "память" тянет не меньше, чем на миллион долларов.
     Клячкин шел  по маршрутам Фарта  и Адвоката,  и на  этих маршрутах  его
ждали.
     Серая "Волга" оперативного отдела ГРУ остановилась у дома Каймакова.
     -- Вот телефоны. -- Карл протянул  белый квадратик бумаги. -- Если  нас
нет на месте, позвоните дежурному и передайте все, что надо.
     Франц тем временем нырнул в под®езд и вскоре вернулся.
     -- Все чисто. -- И  без всякой  связи  с предыдущим добавил: -- Вымойте
руки   спиртом.   Тогда  парафиновый  тест   на   продукты  выстрела   будет
отрицательным.
     "Волга" сорвалась с места.
     -- Ну как?
     Из темноты вынырнул Вовчик с клеенчатой сумкой в руках.
     -- Я давно тебя поджидаю. Если что...
     Он похлопал по сумке и тут же сунул туда руку: высветив их ярким светом
фар, скрипнул тормозами "Фольксваген".
     -- Не надо, -- сказал Каймаков, разглядев Морковина.
     Сыщики поднялись с Каймаковым в квартиру. Он привычно хотел провести их
на кухню и включить воду, но Морковин отрицательно покачал головой.
     Они с  Сергеевым зашли  в комнату, извлекли микрофон из телефона, потом
отодвинули шкаф и вытащили "клопа" из стены.  Когда приборы были спрятаны  в
металлические коробочки. Морковин вздохнул.
     -- Откуда у вас оружие?
     -- Нашли во дворе после перестрелки, -- шепотом ответил Каймаков.
     -- Можете говорить нормально. -- Морковин взглянул  на Сергеева. -- Что
скажешь?
     -- Меня не было ни там, ни здесь.
     -- Это понятно. А по сути дела?
     Сергеев задумался.
     --  В любой оперативной разработке  убийство исключено, возможна только
инсценировка.
     -- Он застрелил его! -- тонким  голосом сказал Каймаков. -- Я видел все
вблизи!
     --  Одно  из двух, --  упрямо повторил Сергеев. -- Или это не убийство,
или это не разработка.
     -- Есть и третий вариант, --  медленно проговорил Морковин. -- Операция
вышла из-под контроля. Но в любом случае...
     Замолчав, он рассматривал Каймакова.
     -- Почему вы сняли микрофоны? -- нервно спросил он.
     --   В  любом   случае   наступает   стадия  "зачистки".  Ликвидируются
вещественные доказательства и.. Есть у вас место, где можно переночевать?
     Таких мест у Кислого было целых два.
     Квартира  Верки  Носовой  и  Вовчика. Но  у  Верки место  вполне  могло
оказаться занятым.
     -- А что будет завтра, послезавтра? Не просижу ведь я всю жизнь в чужих
квартирах?
     -- Главное, пережить сегодняшнюю  ночь.  В спешке, сумятице могут  быть
приняты самые острые решения. А завтра можно собрать журналистов, пригласить
адвоката. Словом, обстановка разрядится...
     Каймаков немного подумал и  позвонил Верке. Если уж прятаться, то лучше
делать это дальше от дома. К счастью, у нее никого не было.
     -- Что, зацепило? -- довольно засмеялась девушка. -- Давай приезжай...
     "Фольксваген" провез  Кислого через  половину  Москвы, а частные сыщики
сопроводили его до дверей Веркиной квартиры.
     -- Завтра в восемь мы за вами  заедем. Без нас не  выходите,  -- сказал
Морковин на прощание.
     Васильев  подходил  к  своему дому,  предвкушая  горячую ванну, ужин со
стаканом водки  и крепкий, успокаивающий  сон. За прошедшие  дни он похудел,
появились мешки  под  глазами,  на  нижней  челюсти справа  расцветал желтым
большой кровоподтек от автоматного приклада.
     Он  уже  знал,  кто погиб: самолет  прилетел вчера, и  он его встречал.
Первым  из  раздутого   брюха  транспортника   выпрыгнул   старший   десятки
"альфовцев". Они обнялись.
     -- Слушай, как тебя зовут? -- спросил Васильев.
     --  Юра.  --  На  грубом, словно  из  обожженной глины, лице  появилась
улыбка, будто кто-то сидящий внутри расстегнул "молнию" защитной маски.
     -- А тебя?
     -- Борис.
     Из самолета выходили уцелевшие и  легко раненные участники  экспедиции,
потом  вынесли  шесть   носилок.  Джека,  дублера  Чена,   Богосова   и  его
ассистентов, двух водителей и повара  Вовы Васильев не увидел и все понял. В
бою, как правило, погибают наименее подготовленные к нему люди.
     Погруженный  в размышления, майор открыл дверь под®езда и направился  к
лифту. С  двух сторон к нему устремились крепкие парни, каждый держал в руке
обнаженный  ствол.  Третий держал его под  прицелом с  безопасной дистанции,
контролируя каждое движение.
     -- Стоять  спокойно,  есть  разговор, -- сказал  Гена  Сысоев,  который
командовал захватом.
     Васильев замер. В случайности он не верил,  да и  на обычных грабителей
нападающие не были похожи.
     -- Мы  из  Юго-Западной  группировки.  А  ты входил в  квартиру  Васьки
Зонтикова. Так?
     Майор молчал.  Нападение в связи со  службой,  в собственном доме! И не
иностранных диверсантов, а обычных бандитов! Такого в практике одиннадцатого
отдела никогда еще не было!
     -- Короче, деньги  надо отдать! Хоть вы из солидной фирмы -- все равно.
Так решили на самом  верху, иначе бы мы  не пришли.  На самом верху! Три дня
сроку, полтора арбуза -- на бочку. "Накидка" Божеская.
     -- А  на  кол  сесть  не  хочешь? -- спокойно  спросил Васильев. -- Ты,
видно, шизоид!
     -- Три дня сроку, --  повторил  Сысоев. -- Найдете,  куда принести. Нас
все знают -- мы не прячемся. Не чужое требуем -- свое!
     Васильев вздохнул. "Стереть" всех троих  прямо сейчас!  Не получится...
Но уж позже...
     --  Ты хоть соображаешь, что делаешь?  -- печально сказал  майор, будто
обращаясь к мертвому.
     -- Это ты ничего не соображаешь. Знаешь,  что сказали там, наверху? Что
вы откололись и представляете только самих себя. А ваш Верлинов всем надоел!
     Последняя фраза  потрясла  Васильева до глубины души. Потому что бандит
не мог, никак  не мог знать того, что  он  сейчас сказал! Не  мог  знать  ни
фамилии  генерала,  ни  о самостоятельности  отдела,  ни о  недовольстве его
начальником в  высших  сферах. И  если  он  все же  знает все  это,  значит,
напрямую связан с самым верхним эшелоном!
     Хлопнула  дверь.  Васильев стоял в вестибюле один и тряс головой, точно
получил по ней сильнейший удар. Так оно, собственно, и было.



        Глава двадцать пятая

     Руководитель  акционерного общества  "Страховка"  принимал  посетителя.
Настолько важного, что выставил из офиса телохранителей -- до сих пор такого
не  случалось  ни  разу.  Рассматривая  несколько  небольших   фотографий  и
ксерокопию документа, Седой  так разволновался, что не мог усидеть на месте:
дело требовало  немедленных и  решительных действий,  хотя он  совершенно не
представлял -- каких именно.
     Отперев собственный сейф, он  достал деньги  из личного  фонда и вручил
посетителю.
     -- Мы  оформим  еще беспроцентную ссуду в  одном  из банков  и  сами ее
погасим. -- Седой старался не показывать волнения. -- Давайте держать связь,
вот мои телефоны.
     Посетитель  взял  плотный  прямоугольник солидной  визитной карточки  с
золотым обрезом.
     -- Мне пока лучше  не звонить,  --  сказал он. -- А я буду пользоваться
автоматом. Но по телефону -- ничего конкретного.
     Посетитель встал. Седоголовый, в  штатском костюме,  он выглядел старше
своих   лет  и  был  похож  больше  на   пенсионера,  чем  на  подполковника
госбезопасности.
     Многолетний начальник секретариата одиннадцатого отдела всегда мечтал о
доме в Подмосковье. Верлинов строил дома многим,  но в данном случае на него
вряд  ли можно было рассчитывать. Поэтому отставной подполковник рассчитывал
на себя.
     Оставшись  один,   Седой  позвонил   заклятым  врагам   --   Крестному,
Антарктиде, Клыку.  Впервые за  все  время  борьбы  между ворами и  "новыми"
собиралась совместная сходка не для разбора взаимных претензий, а для защиты
от общего врага.
     Верлинов  думал,  что  неприятности  достигли пиковой  величины,  но он
ошибался. Звонок по защищенной линии буквально уничтожил его. Генерал только
слушал  и  слабым  голосом  задал  несколько  вопросов,   тихо  поблагодарил
информатора, сохранившего верность в критический момент. Он хорошо знал, что
такое случается нечасто.
     Мысли  метнулись к изящному "маузеру" на поясе и  к комнате отдыха,  но
срикошетировали  в  родную  квартиру,  к  жене   и  внуку,  оборвавшись  без
формирования окончательного решения.
     По экранированной связи он соединился с директором института.
     -- Сколько еще нужно времени?
     -- Немного, -- отозвался  Данилов. -- Два-три дня. Мы бы успели раньше,
но там оказались вкрапления гранита...
     В распоряжении Верлинова было не более суток.
     -- Работы прекратить,  -- приказал генерал.  -- Шахту законсервировать,
вход в  нее взорвать.  Карту целей  и координатную сетку доставить  ко  мне,
немедленно.
     Рука  нащупала выпуклость на поясе, под рубашкой.  Стреляться нельзя. С
мертвыми не считаются,  их не боятся, значит, семья остается  беззащитной. К
тому  же мертвые не  могут возвращаться к прерванной битве и  доводить ее до
победного конца.
     Надо было действовать. Сутки -- это много, но и дел предстояло немало.
     Верлинов отдал команды начальнику компьютерной группы, лично побывал на
складе  специального оборудования и вооружения,  передал несколько шифровок,
подписал  приказы  о награждениях  и  материальной  помощи  семьям погибших,
распорядился об организации похорон.
     Вызвал с отчетом Дронова и Межуева, выслушал, не поднимая глаз от стола
и ощущая  бешеную ненависть  к  ничтожным  тупоголовым  идиотам,  прооравшим
выигрышное дело.
     -- Где сейчас Асмодей? -- по-прежнему глядя в стол, спросил генерал.
     Дронов молчал. Межуев поерзал на стуле.
     --  На  квартире  его нет: телефон не  отвечает. Но  встреча со  Смитом
прошла,  передача  состоялась... Он  у  нас  на  поводке --  ждет паспорта с
выездной визой и адреса жены. Значит, никуда не денется!
     Верлинов  поднял  голову,  и  страшные,  с расширенными зрачками  глаза
повергли подчиненных в смятение. Дронов понял,  что генерал знает про снятую
им ксерокопию. Межуев просто ощутил смертельную угрозу и не ошибся: Верлинов
прилагал огромное усилие, чтобы не пристрелить его на месте.
     --  Немедленно проверить квартиру! -- сквозь  зубы процедил генерал,  и
Межуева словно ветром вынесло из кабинета.
     Примчавшись  на  конспиративную квартиру,  майор обнаружил  на  зеркале
трюмо изящный  рисунок Ирины,  под ним лежал сверток  с подлежащими передаче
Смиту документами. На свертке  Асмодей скопировал рисунок,  только  выполнил
его  ручкой  и  с меньшим  профессионализмом.  Однако  смысл  изображения не
допускал двояких толкований.
     "Особой важности.
     Начальнику морского отделения, подполковнику госбезопасности Сушнякову.
     Приказываю Вам подготовить  и осуществить боевую операцию  по  типовому
плану "Переход". Для проведения операции необходимо 14 апреля 1994 года к 19
часам  30  минутам выдвинуть подводную  лодкуноситель, имеющую на борту СПЛ,
комплект  легководолазного  снаряжения  и буксировочный скуттер,  в  квадрат
"С-II", на створ маяка и скалы "Перо".  В период с 20 до 03 часов принять на
борт человека  с  письменными  полномочиями  от  меня  лично.  В  дальнейшем
действовать по его указанию.
     Дополнительные условия:
     1. Местоположение ПЛ обозначить мигающим белым и ровным зеленым огнями.
В случае пониженной видимости  зрительные сигналы дублировать  радиопеленгом
на волне...
     2.  Уведомить  начальника  погранрайона  о выходе в  нейтральные воды в
период с 20 до 03 часов по курсу от точки приема.
     Начальник одиннадцатого отдела генерал-майор Верлинов".
     Подполковник  госбезопасности Сушняков, одетый в морскую форму капитана
второго  ранга,  несколько раз  перечитал  шифротелеграмму и  сжег  ее,  как
предписывал вид примененного шифра.
     Типовой план "Переход" означал  заброску  агента на  территорию другого
государства и последние десять лет  не задействовался ни морским отделением,
ни одиннадцатым отделом в целом.
     Высокий,  сухопарый,   как  все  боевые  пловцы,  Сушняков   озабоченно
посмотрел  на хронометр.  База  располагалась  в  Камышевой  бухте  на  мысе
Херсонес,  неподалеку от  Севастополя,  из  двух  лодок-носителей  на  рейде
находилась лишь одна, и он прикидывал этапы: заправить топливом под завязку,
загрузить  снаряжение,  проверить   агрегаты  сверхмалой   подводной  лодки,
провести  регламентные  работы,  обогнуть полуостров  и достигнуть  квадрата
"С-II" под Новороссийском. Времени оставалось в обрез.
     Сушняков включил систему внутренней связи и принялся отдавать команды.
     До конца дня  Верлинов  встретился с  соратниками, коротко рассказал  о
происшедшем и подвел итоги:
     -- ГРУ нас переиграло. Вернее, меня. Из-за моих идиотов.  Про вас никто
не знает, а я ухожу. Пока...
     Генералы молчали.
     -- Мне нужен  вертолет. Завтра в девятнадцать,  в Краснодаре, -- сказал
Верлинов, ни к кому не обращаясь.
     Он знал  жизнь  и  не  удивился  бы, если  бы  у  присутствующих  вдруг
об®явились  срочные  дела  и они  разошлись,  оставив его  один  на  один  с
проблемами.
     -- Вертолет будет, -- сказал Черкасов. -- Что еще требуется?
     Верлинов пожал плечами.
     -- Ждать. Я думаю, ситуация изменится. И довольно скоро. Только...
     Он внимательно осмотрел каждого.
     --  Чтобы  не было  хамства  к семье.  Проконтролируйте...  Я,  правда,
заготовил одну психологическую штучку... Но все равно...
     -- Сделаем, -- кивнул Карпенко.
     -- Я могу выделить людей для охраны, -- подтвердил Борисов.
     -- Если до этого дойдет... Ну, прощаемся!
     Похороны  начались  в  десять,  в  это  же  время  открылось  заседание
Государственной  думы.  Отчет  специальной  следственной  комиссии  стоял  в
повестке дня третьим вопросом.
     Процедура погребения была обставлена скромно. Участок земли выделили на
окраине  кладбища,  сотрудники  одиннадцатого  отдела  и в  штатской  одежде
отличались  от   родственников  и  друзей  погибших.  Верлинов  в   парадной
генеральской форме произнес  прощальную речь. Он всегда хорошо  говорил,  но
сейчас превзошел  себя -- слезы  появились даже на глазах крутых и отнюдь не
сентиментальных мужиков.
     Десять  гробов одновременно  опустили в сырую землю, грянул общий залп.
Мемориальный  комплекс  тоже   планировался   один,   генерал  уже  утвердил
архитектурный  проект  и  надпись: "Героям,  павшим в бою за Родину".  Смета
расходов также была подписана.
     Межуев стоял сзади и, слушая надрывный плач и глухие удары комьев земли
о  дерево,  подумал: ведь эти  десять гробов --  цена  той  кассеты, которая
сейчас лежала в  его  сейфе, украшенная непристойным рисунком. Страшная цена
оказалась уплаченной напрасно, и он ощущал в этом  свою вину,  хотя ощущение
было смутным и неопределенным. Он  видел лицо Верлинова, и казалось, генерал
выделяет его в толпе и прожигает ненавидящим взглядом. На душе было тяжко.
     Когда отгремел  залп комендантского взвода, почти  все присутствующие в
скорбной  толпе  мужчины  извлекли   из-под  пиджаков  пистолеты   и  трижды
выстрелили вверх. Пример подал генерал, первым обнаживший оружие.
     Вернувшись  в  штаб-квартиру  одиннадцатого  отдела,  Верлинов  доделал
срочные  дела  и  разобрался  с  личными бумагами.  Вспомнив  о  дубоголовом
Межуеве, секунду подумал. Оставлять безнаказанным срыв грандиозной  операции
и крушение личной судьбы  он не собирался. Следовало только найти подходящий
способ. И, конечно же, он его вскоре нашел.
     К   третьему  вопросу  Государственная  дума  приступила  после  обеда.
Костолицый  депутат  с  растрепанными  кустистыми  бровями  --  председатель
комиссии --  основательно расположился на  трибуне,  водрузил  на нос очки с
дымчатыми  стеклами  и  хорошо  поставленным голосом  начал оглашать  стопку
машинописных листов отчета:
     --   Поводом   к   проведению   специального  расследования   послужили
неоднократные выступления в отечественной и зарубежной  печати,  депутатские
запросы и обращения граждан...
     Верлинов  сел в  служебный автомобиль и поехал на полигон одиннадцатого
отдела, располагавший  взлетно-посадочной  полосой,  позволяющей принимать и
отправлять почти все типы самолетов.
     Телохранители перегрузили в арендованный "Як-40" две  брезентовые сумки
армейского образца, генерал крепко пожал каждому руку.
     --  Когда  вас встречать, Валерий Антонович? -- спросил старший  группы
охраны.
     Верлинов молча смотрел ему  в глаза, и  было  во взгляде генерала нечто
такое, что вызвало в душе главного телохранителя смутную тревогу.
     -- Я сообщу,  Виталий,  -- тихо сказал  он наконец.  И,  прокашлявшись,
повторил уже громче и увереннее: -- Я обязательно сообщу.
     Ступив на трап, генерал обернулся.
     -- Будьте ближе к моим, пока я в от®езде.
     Телохранители пронаблюдали,  как самолет  взлетел,  развернулся  и взял
курс на юг. Серебристый силуэтик хорошо выделялся на фоне голубого весеннего
неба.
     --   ...Проверкой   опубликованных   в    печати   сообщений    бывшего
военнослужащего срочной службы Борули установлено, что, согласно документам,
он  служил в  войсковой  части  9210, но  на самом  деле  проходил  службу в
подразделении 0087, принадлежащем одиннадцатому отделу бывшего КГБ СССР...
     Докладчик на миг  оторвался от  бумаг  и оглядел настороженно слушающих
депутатов. В ложе правительства заместитель  министра обороны  шептал что-то
незнакомому генералу. Оба улыбались.
     --  Операция "Бумеранг"  проведена блестяще, -- говорил замминистра. --
Всех причастных представьте к поощрению.
     Незнакомый   председателю   комиссии   генерал   являлся   заместителем
начальника Главного разведывательного управления.
     -- Списки уже  подготовлены, -- уважительно доложил он. -- Но  Верлинов
-- крепкий орешек.  Теперь надо выдержать откатную волну. Главный  свидетель
под круглосуточной охраной, ему установлена пенсия. Доволен!
     -- А  этот...  Социолог или  кто  он  там...  Который писал...  Он  под
контролем?
     --  Конечно. Ведь они  с Борулей идут в  одной  связке. Он... вспомнил:
Каймаков -- железная подпорка для главного свидетеля!
     Внезапный  от®езд  генерала  насторожил Дронова.  Когда он  узнал,  что
Верлинов улетел в неизвестном направлении, подозрения усилились еще больше.
     Подполковник вызвал  к  себе  Межуева  и, ожидая  майора,  анализировал
сложившуюся ситуацию.
     Операции "Пустыня"  и "Передача"  провалились, что ставит под  угрозу и
"Расшифровку". Погибли люди -- десять человек. Перестрелка у Крымского моста
вошла  в  милицейские  сводки  и  угрожает  непредсказуемыми  последствиями.
Обстановка  в  правительстве  и вообще  в верхних эшелонах  изменилась не  в
пользу  Верлинова.  Уничтожение  генералом  плана  "Передачи"  и  увольнение
начальника  секретариата  -- признаки  слабости. Значит, скорей всего ему не
усидеть в кресле.
     Поэтому  надо  действовать решительно,  залатывать  допущенные пробелы,
устранять недочеты. Одним словом, проявлять себя как возможного преемника.
     -- Разрешите?
     Майор Межуев вошел с видом побитой собаки.
     -- Где Асмодей? -- сурово спросил подполковник.
     -- Пропал бесследно. Но никуда он не денется...
     -- Что Кислый?
     -- Завел себе охрану -- частных сыщиков из "Инсека". Не знаю от кого...
     Межуев хорохорился,  изображая, что дела идут совсем не так  плохо, как
кажется, и ситуация контролируется.
     --  Надо проводить "мягкую зачистку", -- сказал Дронов. -- У Асмодея --
контакты с американским шпионом...
     --  Если разворошить эту историю, он такого наболтает! И конспиративные
квартиры знает, и на Пушкинской набереж