Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
бросил
окурок, который, как перед этим и спичка, был тут же украдкой подобран
Андреем.
Во всем облике лейтенанта, в его фигуре, лице, походке, поведении и
обмундировании, не было ничего примечательного или необычного, как
говорится, не на чем взгляд остановить; за годы войны Андрею приходилось
видеть десятки, если не сотни, таких юношей в военной форме.
Вслед за лейтенантом Андрей вышел на пристанционную площадь, где вдоль
штакетника стояло несколько автомашин.
-- Товарищ полковник, -- послышалось совсем рядом, -- разрешите...
Андрей обернулся и буквально в двух метрах от себя увидел стоящего
навытяжку возле полуторки Таманцева и рядом с ним двух незнакомых
усмехающихся офицеров -- капитана и старшего лейтенанта, как догадался
Андрей, прикомандированных.
-- Виноват, -- дурачился Таманцев. -- Разрешите обратиться...
-- Т-ты еще не уехал? -- не обращая внимания на подначку, удивился
Андрей и, жестом подозвав Таманце-ва, указал взглядом на идущего впереди,
метрах в сорока, лейтенанта.
Таманцев посмотрел и сразу сделался серьезным.
-- Где ты его достал?
-- В п-парикмахерской.
-- Молодчик!
Таманцев уже принял решение и, оборотясь, велел двум офицерам:
-- Ждите меня!
Он и Андрей последовали за лейтенантом. Тот направился в конец станции,
где возле столовой продпункта, очевидно, поджидая его-, стоял круглолицый
капитан.
-- Вот и второй, -- обрадованно сказал Таманцев и посмотрел на часы. --
Без трех минут четыре... Надо полагать, они условились здесь встретиться...
x x x
Капитан и лейтенант обедали долго, около часа, по-видимому никуда не
торопясь. Тем временем Таманцев и Андрей лежали на траве за низкорослым
крапивником метрах в пятидесяти от столовой. В тени места, пригодного для
наблюдения, поблизости не было, приходилось снова жариться на солнце.
Таманцев внимательно рассмотрел окурок, затем сравнил две обгорелые
спички -- брошенную лейтенантом и найденную в лесу на поляне, -- они
оказались разными.
-- Все это фактики... -- вздохнул он и, бережно завернув окурок и
спички в старое письмо, уложил в плексигласовый портсигар и спрятал в
карман.
-- Топаешь целый день, -- заметил он погодя, -- и дела будто не
делаешь, а устанешь как собака и проголодаешься. Ты ел чего?
-- Нет.
-- И я тоже. -- Таманцев жадно потянул носом, ему все казалось, что от
столовой доносится запах мясного борща. --
Сейчас бы чего-нибудь кисленького... -- мечтательно произнес он, --
вроде жареного поросеночка!.. С хренком! И пивка бы пару бутылочек со
льда...
Андрей угодил рукой в крапиву и, растирая ожженное место, осматривал
небо.
-- Ну и ж-жарынь... Как бы грозы не было.
-- Грозой сыт не будешь... А они обедают, -- кивая в сторону столовой,
не унимался Таманцев. -- Сегодня там борщ мясной с помидорками и гуляшик с
макаронами. Такой гуляшик -- пальчики оближешь!
-- А ты откуда з-знаешь?
-- А я не знаю, я только так думаю... Да-а, пожрать не мешало бы! Как
говорил товарищ Мечников, еда -- самое интимное общение человека с
окружающей средой. А уж он-то соображал...
Таманцев дважды со стороны кухни подходил к продпункту и заглядывал в
уставленный длинными столами большой зал, но зайти внутрь не решился:
кормили маршевый эшелон, в столовой, как и вообще на станции, было
многолюдно, но офицеров -- единицы. И рисковать -- вести наблюдение в самом
помещении -- не стоило, тем более что круглолицый капитан и лейтенант сидели
за столом одни.
Когда же, пообедав, они вышли из столовой, закурил только лейтенант;
капитан, очевидно, был некурящим.
Медлительной походкой сытно пообедавших людей они направились в
расположенный рядом агитпункт, где, сидя у открытого окна, минут пятнадцать
читали газеты.
Оставив Андрея наблюдать, Таманцев зашел к своему знакомому, помощнику
коменданта станции, который находился неподалеку, в здании блокпоста.
Дождавшись, когда наблюдаемые вышли из агитпункта, Таманцев подозвал
помощника коменданта к окну и показал ему офицеров. Тот сказал, что
лейтенанта он наверняка видит впервые, капитана же вроде встречал на
станции, но не ручается, так как, мол, ежедневно проезжают "тысячи офицеров"
и всех не упомнишь.
-- А зачем они тебе? -- поинтересовался он.
-- Хотел бы знать -- кто они.
-- Всего-то?! -- хмыкнул помощник коменданта. -- Сейчас приглашу их-и
все узнаем.
--Нет, нет, это не годится...
29. НА СТАНЦИИ
На путях станции, где находилось семь воинских эшелонов с людьми и
техникой, царило обычное для прифронтового железнодорожного узла шумное
оживление.
Солдаты и сержанты кучками теснились меж составами, на перроне и
окрест, гомонили, бегали с котелками и фляжками, таскали ведра и бачки с
варевом, обедали, щелкали семечки, плясали, играли в "жучка", мылись и даже
стирали. Пронзительно крича, двигался маневровый паровозик; около вагонов,
обстукивая молоточками колеса и хлопая крышками букс, проворно суетились
перепачканные потные смазчики; слышалось мощное дыхание и гудки паровозов.
На платформах тесно, одна к другой, стояли прикрытые брезентами
самоходные установки, затянутые маскировочными сетями длинноствольные пушки
со следами еще заводской смазки, замаскированные ветками полевые кухни,
легковые и специальные автомашины. Кое-где над эшелонами, как руки,
прикрывающие от удара с воздуха, вытянулись стволы зенитных орудий.
На одной из платформ у тупорылой, угроюмого вида гаубицы возились
рослые, мокрые от жары и напряжения артиллеристы. Молодцеватые
казаки-гвардейцы с обязательными чубами, в фуражках, где-то на самом затылке
лихо заломленных набекрень, и шароварах с красными лампасами прямо в
теплушках, откуда несло крепким запахом навоза и лошадиного пота, чистили и
обливали водой коней. За их работой из соседнего состава с выражением на
лицах высокого достоинства, превосходства и явного пренебрежения молча
наблюдали молоденькие морячки в форменках и тельняшках.
Бывалые солдаты с орденами, медалями, гвардейскими значками и нашивками
за ранения на побелевших от солнца и стирки гимнастерках, молодые бойцы
маршевых рот в новеньком, только со склада обмундировании, танкисты в
надетых на голое тело замасленных комбинезонах, пехотные офицеры в полевых,
с зелеными звездочками фуражках, морские лейтенанты в щегольских мичманках с
золотистыми крабами, летчики в пилотках с голубым кантом и хромовых
шлемофонах -- кого здесь только не было!
Все это разнородное войско -- видавшие всякие виды гвардейские
подразделения, одетые с иголочки маршевые роты и офицерские команды, вся эта
новенькая, без царапинки техника -- все двигалось к фронту, навстречу
тяжелым и для многих последним боям...
Простираясь широкой полосой своих оперативных тылов к северу и
юго-западу, фронт, по существу, начинался уже здесь, только пушки еще
молчали, а действовали паровозы.
Но мысли о предстоящих боях и о смерти, должно быть, мало кого
занимали. Со всех сторон слышались громкий
разноголосый говор, веселые, а подчас соленые прибаутки, звуки гармошек
и взрывы хохота. О противнике же было положено думать лишь тем, кто дежурил
на платформах у зениток и счетверенных пулеметов, да еще
летчикам-истребителям, что барражировали в знойном небе высоко над станцией.
Андрей не без волнения ожидал, что круглолицый капитан и лейтенант
затеряются в толпе и будут толкаться меж составами, прислушиваясь к
разговорам и присматриваясь. Однако этого не произошло.
Покинув агитпункт, они, не подходя к эшелонам, минут десять постояли на
перроне, где в многолюдном, очень шумном кругу, распаленные азартными
выкриками зрителей, обливаясь потом, состязались в веселом переплясе двое:
пожилой, кряжистый, с бочкообразной грудью старшина-артиллерист (несмотря на
возраст, вся его тучная фигура дышала здоровьем и силой) и маленький
круглоголовый пехотинец, этакий задорный живчик, крепыш лет восемнадцати, с
новеньким орденом Ленина на гимнастерке.
Затесавшись в толпу увлеченных пляской зрителей, Та-манцев и Андрей
могли теперь вблизи хорошенько рассмотреть наблюдаемых.
У капитана было толстощекое, совершенно круглое, с утиным носом и
мелкими щербинками бабье лицо, некрасивое, но очень доброе. За мочкой
правого уха темнела родинка величиной с горошину. Большими зеленоватыми
глазами он увлеченно следил за плясавшими и улыбался. Над правым карманом
его гимнастерки желтела нашивка за ранение, над левым -- виднелась планка с
ленточками ордена Красной Звезды и двух медалей.
Лейтенант не сводил глаз с плясавшего и от души смеялся, показывая рот,
полный ровных белых зубов. В его юношеском, мягкого очерка лице было что-то
нежное, девичье, и Таманцеву он вдруг напомнил светловолосую артистку,
певшую партию пастушка в единственной слышанной Таманцевым опере.
На обоих офицерах было не новое, но чистое обмундирование, свежие
подворотнички, а на ногах -- форменные, массового пошива яловые сапоги,
отпечатки которых, как еще вчера определил Таманцев, несомненно, не имели
сходства со следами, обнаруженными у родника.
Если Андрей разглядывал офицеров главным образом с любопытством, то
Таманцев сосредоточенно работал: на всякий случай составлял мысленно и
запоминал словесные портреты обоих -- занятие сложное, требующее острого
глаза, опыта и наблюдательности.
По перрону пробегали два молоденьких лейтенанта -- рыжеволосый,
коренастый, с забинтованной рукой на перевязи и тонкий, сутуловатый, с
пачкой газет под мышкой. Увидав Андрея, стоявшего позади круга зрителей, они
бросились к нему.
-- Блинов, ты?! Вот это встреча!.. Здорово! -- вперебивку закричали
они, пожимая Андрею руку и хлопая его по плечу. -- Ты где?
-- 3-здесь... -- смущенно промолвил Андрей.
-- Смотри!.. Мы-то думали, ты там... -- указал рукой на запад
рыжеволосый, и оба продолжали: -- Говорили, ты после госпиталя в разведку
попал... за линию фронта... А ты по тылам кантуешься...
-- А вы к-как, р-ребята? -- попытался перевести разговор Андрей.
-- Два месяца в боях... Видишь, по ордену прибавилось... До Восточной
Пруссии дошли... -- тараторили лейтенанты. -- А ты свои чего не носишь?..
Три благодарности от Верховного...
-- Как там, в б-батальоне? Васек К-косолапов, Терпя-чий, Скоков?
-- Васек убит, а Терпячий в госпитале... И комбат убит, и замполит...
Еще под Минском... Прямое попадание в капэ... -- перебивая друг друга,
восклицали лейтенанты. -- Наумов на амбразуру лег -- посмертно Героя дали...
И ротный твой погиб, и Фельдман... А Басову ноги оторвало... И меня тоже
хватило. -- Рыжеволосый приподнял перебинтованную руку и радостно сообщил:
-- Гангрена начиналась, чуть не оттяпали!.. Старого состава человек сорок,
остальные из пополнения... Нас под Варшаву перебрасывают... Идем --
посмотришь!.. Наш эшелон на втором пути... Скоро отправляемся...
-- На втором п-пути... Сейчас, ребята...
-- Идем! -- Рыжеволосый ухватил Андрея за руку.
-- Сейчас, р-ребята... Одну минуту... Сейчас п-приду... С тоской
смотрел Блинов вслед убегавшим офицерам;
он чувствовал, как слезы, навертываются на глаза.
-- Ты что, Андрюша? -- подошел к нему Таманцев.
-- Ничего, -- дрогнувшим голосом сказал Андрей. -- Мой п-полк...
-- Я понял...
-- Под Варшаву едут... В-васек убит... и ротный, и к-комбат... --
Андрей отвернул лицо: слеза все же выползла и заскользила по щеке. -- А я...
ищи и с-собирай окурки... Не хочу! -- обиженно произнес Андрей. --
П-подозреваемые, проверяемые -- сам черт ногу сломит... П-пропади они в-все
п-пропадом!
-- Милый, да если окурок нужен для дела, за него полжизни отдать не
жалко! -- заверил Таманцев, поспешно соображая, как разрядить ситуацию, и
вмиг настраиваясь "бутафорить"*.
-- В п-полку я ч-человеком был... Лучшим взводом к-командовал! А
з-здесь иждивенец ваш... и п-пользы от меня...
-- Некачественно ты ко мне относишься! -- сделав обиженное лицо и
раздувая ноздри, заявил Таманцев. -- И к Паше тоже!
-- П-почему некачественно? -- запротестовал Блинов.
-- Потому!.. Если ты серьезно считаешь, что от нас здесь меньше пользы,
чем на передовой, то... извини... Это настолько оскорбительно -- нет слов!
С обиженным видом и не без возмущения Таманцев развел руками и,
чувствуя, что теперь надо смягчать, примиряюще продолжал:
-- Ты эти завиральные мысли брось... Какой же ты иждивенец?.. А кто на
этих двух наткнулся?.. Кто лейтенанта нашел?.. А след у родника?! Дурашка,
да мысленно я тебе аплодирую!
-- Т-толку-то что?
-- Толк будет! Как говорил товарищ Христос: ищите и обрящете!.. Ты
пойми... -- Таманцев неожиданно обнял Андрея и быстро доверительно зашептал:
-- Я обучу тебя стрельбе по-македонски, силовому задержанию... Поднаберешься
опыта, оперативная хватка появится -- да тебе же цены не будет!.. Мы с Пашей
сделаем из тебя настоящего чистильщика!.. Волкодава!..** Да ты любого
парша*** голыми руками брать сможешь!..
Пляска оборвалась внезапно. На путях у эшелонов призывно заиграл горн,
зазвучала повторяемая громкими голосами команда: "По ваго-нам!.. По
ва-го-он-ам!.." Многие оборачивались, высматривая, какой эшелон
отправляется; гармошка умолкла.
Маленький пехотинец, бросив плясать, с досадой сплюнул и, переводя
дыхание и утирая платком мокрое лицо, вытянулся, став на цыпочки, чтобы
разглядеть; ему крикнули из толпы и, махнув гармонисту рукой, он, одергивая
гимнастерку, подошел к старшине-артиллеристу и, энергично пожимая ему руку,
ломающимся баском, улыбаясь, но с огорчением громко сказал:
----------------------------------------
* Бутафорить -- играть, изображать что-нибудь с какой-либо целью.
** Волкодав -- розыскник, способный брать живьем сильного, хорошо
вооруженного и оказывающего активное сопротивление противника.
*** Парш -- агент-парашютист; более распространенно: сильный, способный
оказать серьезное сопротивление противник.
---------------------------------------------------------------
-- Ну... бывай! Свидимся -- допляшем!..
И вслед за гармонистом пошел из круга.
Зрители неохотно расходились. Круглолицый капитан и лейтенант, словно
что-то вдруг вспомнив, заторопились и, покинув перрон, направились в город.
В их поведении не было ничего подозрительного или даже примечательного.
Если на станции они не прислушивались к разговорам, не присматривались и не
проявляли интереса к воинским эшелонам, то теперь они шли, разговаривая
между собой, и ни разу не оглянулись.
Тем не менее Таманцев, как всегда, действовал с большой осторожностью;
он следовал за офицерами на предельно дальней дистанции, Андрей шел, отстав
от него еще на полсотни метров.
Двигаясь таким образом, они оставили вправо развалины древней крепости,
миновали костел и вышли к восточной окраине города. Здесь, не доходя
речушки, на тихой, совсем деревенской улочке офицеры, приблизясь к одному
палисаднику, открыли калитку, зайдя, заперли ее и прошли в дом, причем
сделали все это привычно: по-видимому, они здесь жили или не раз бывали.
Знаком руки Таманцев подозвал Андрея.
-- Слава богу, кажется, причалили, -- с облегчением сказал он. -- Ближе
подходить нельзя. И здесь оставаться тоже.
Сворачивая направо, он поспешно зашарил взглядом и, высмотрев укрытие,
подходящее для наблюдения, повел глазами влево:
-- Тебе придется обойти... за речку, вон в те кусты. Я об®ясню
капитану, как тебя найти. Давай!..
30. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
"Срочно!
Егорову, Полякову
По данным НКГБ СССР, на территории Южной Литвы и Западной Белоруссии
действует подпольная организация польского эмигрантского правительства в
Лондоне "Делегатура Жонду", имеющая одной из основных задач ведение
оперативной разведки в тылах Красной Армии и на фронтовых коммуникациях. Для
передачи сведении "Делагатура" располагает коротковолновыми
радиопередатчиками и сложными цифровыми шифрами.
Одним из руководителей этой организации является находящийся ныне на
нелегальном положении в районе г. Вильнюса Мариан Квапинский 1906 или 1908
г. р., урож. г. Белосток, в прошлом офицер польской армии, по образованию
адвокат, сын владельца крупной нотариальной конторы в Кракове.
Содержание перехваченной 13.08.44 г. шифрограммы рации с позывными КАО
соответствует информации, весьма интересующей лондонский и варшавский
центры. Вполне допустима принадлежность разыскиваемого передатчика к
"Делегатуре", не исключено, что Мариан Квапинский и есть "нотариус",
упоминаемый в тексте перехвата.
Устинов".
ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
Егорову
"Срочно!
Управлением Контрразведки 1-го Прибалтийского фронта 2 августа с/г
арестованы немецкие агенты-парашютисты Антанас Гогелис и Владас Жельнис,
окончившие разведывательно-диверсионную школу, дислоцированную в 14
километрах от города Быдгощ (Бромберг), в имении Вальден.
Органами контрразведки того же Управления 11 августа захвачена еще одна
группа агентов в составе Люкайтиса, Сенкявичюса, Яцунскаса, которые окончили
ту же самую школу.
Обеим группам, переброшенным в тылы фронта под видом офицеров Красной
Армии с заданием оперативной разведки, было предложено:
а) связаться с действующими бандами литовско-немецких националистов,
так называемой ЛЛА, для получения от них шпионской информации;
б) с целью сбора сведений о передвижениях наших войск вести визуальное
наблюдение на коммуникациях Прибалтийских и Белорусских фронтов, совершать
челночные железнодорожные маршруты, в частности на линиях Даугавпилс --
Белосток (через Вильнюс, Гродно) и Вильнюс -- Брест (через Лиду и Барановичи
или Волковыск).
Согласно показаниям арестованных, в вальденской разведшколе создано
специальное отделение, где обучаются лица литовской национальности, в
основном скомпрометированные пособничеством оккупантам, как правило,
свободно владеющие русским языком.
Сведения, содержащиеся в перехваченной 13. 08.44 г. шифрограмме рации с
позывными КАО, соответствуют заданиям, полученным группами А. Гогелиса и В.
Люкайтиса. Вполне возможно, что разыскиваемый Вами передатчик используется
одной из групп агентов, окончивших литовское отделение вальденской
разведшколы и переброшенных в тылы фронта. Ваши соображения по поводу этой
версии сообщите. Управлению Контрразведки 1-го Прибалтийского фронта даны
указания немедленно подробно информировать Вас обо всех имеющихся у них
материалах по вальденской разведшколе противника, а также передать Вам в
случае необходимости опознавателя из числа арестованных ими агентов.
Колыбанов".
31. ПРИ ЧЕМ ТУТ ЮЛИЯ?
Таманцев с двумя офицерами должен был приехать еще полтора-два часа
тому назад. Ожидая их в условленном месте, у мостика через крохотную
речушку, Алехин лежал близ обочины мощенной булыжником пустынной дороги на
успевшей остыть земле, размышлял о деле и терялся в догадках, почему они так
задерживаются.
Еще не стемнело, но