Несолидно и совестно.
     Чтобы  заглушить чувство  голода, он в два  приема до отвала напился из
ручья и вытер рот рукавом. Черт  с ней, со жратвой!.. Его всерьез заботило и
удручало, что осмотрена почти вся роща, а лопатки нет. Как же так?
     Он  задумался,  но,  заметив,  что  бойцы  смотрят  на  него,  поспешил
улыбнуться. "Как  бы худо ни шло дело, -- наставлял его Таманцев, -- никогда
не  подавай виду.  Особенно посторонним. Держись бодро-весело.  Тебе  волком
выть хочется, а ты: ля-ля, ля-ля -- мол, жизнь прекрасна и удивительна!"
     Бойцы, поев,  курили. Андрей тем временем отозвал старшего лейтенанта в
сторону.
     --  В-в нашем р-распоряжении еще ш-шесть, от силы семь часов, -- сказал
Андрей. -- Лопатку надо найти в-во что бы то ни стало!.. В-вернуться без нее
мы не можем, не имеем п-права! Вы это п-понимаете?
     -- Понимаю!
     -- 3-закончите край рощи и начинайте по новой, -- Андрей показал рукой,
-- п-поперек... Главное -- никаких п-пропусков... Д-дистанция полтора метра,
не   более.   Боюсь,   что  в-ваши   люди   не  осознали   всю   в-важность,
ответственность...
     -- Осознали, -- заверил командир роты; он оглянулся и негромко спросил:
-- А она точно должна здесь быть?
     Соображая, как лучше  ответить, Андрей строго, неодобрительно посмотрел
на него.
     --  И  почему ей  придается  такое  значение?..  --  продолжал  старший
лейтенант. -- Непонятно!
     -- В-вы  меня удивляете, --  огорченно  заметил Андрей  и  взглянул  на
командира роты с жалостью, как  на  неполноценного: он  припомнил, что точно
так в подобной ситуации ответил одному прикомандированному офицеру Таманцев.
     Впрочем, ничего иного Андрей и не мог сказать. Он и
     сам понятия не имел, для чего нужна, для чего так необходима Полякову и
генералу эта злосчастная лопатка.


        49. ТАМАНЦЕВ

     Когда начало светать, мы снова укрылись на чердаке; я приказал  Лужнову
до двенадцати наблюдать, а затем разбудить меня.
     В который уж раз мне снилась мать.
     Я  не знал, где  ее  могила и вообще похоронена  ли она по-человечески.
Фотографии ее у  меня не было, и наяву я почему-то никак не мог  представить
ее себе отчетливо.  Во  сне же она являлась мне довольно  часто,  я видел ее
явственно, со всеми  морщинками и  крохотным шрамом на  верхней  губе. Более
всего мне хотелось, чтобы она улыбнулась, но  она только плакала. Маленькая,
худенькая, беспомощно всхлипывая, вытирала слезы  платком  и снова  плакала.
Совсем как  в  порту, когда  еще  мальчишкой,  салагой  я уходил  надолго  в
плавание,  или в последний  раз на вокзале,  перед  войной,  когда,  отгуляв
отпуск, я возвращался на границу.
     От нашей хибары  в Новороссийске  не уцелело и фундамента, от матери --
страшно подумать -- не осталось ни могилы, ни  фотокарточки, ничего... Жизнь
у нее была безрадостная, одинокая, и со мной она хлебнула... Как я теперь ее
жалел и как мне ее не хватало...
     Со  снами  мне  чертовски  не  везло.  Мать,  выматывая из  меня  душу,
непременно плакала, а Лешку Басоса -- он снился мне последние недели  не раз
-- обязательно пытали.  Его истязали у меня  на  глазах, я видел  и  не  мог
ничего поделать, даже пальцем пошевелить не мог,  будто был  парализован или
вообще не существовал.
     Мать и Лешка представлялись мне отчетливо, а вот тех, кто его мучал, я,
как ни старался, не мог разглядеть: одни расплывчатые фигуры, словно без лиц
и в  неопределенном обмундировании. Сколько ни напрягаешься, а зацепиться не
за  что:  ни  словесного портрета,  ни  примет и вообще  ничего отчетливого,
конкретного... Тяжелые, кошмарные  это сны -- просыпаешься измученный, будто
тебя выпотрошили.
     После   двенадцати   я   сменил   Лужнова.  Как  он   доложил,   ничего
представляющего интерес за утро не произошло.
     Его доклад следовало  выразить одной лишь  фразой: "За время наблюдения
об®ект  никуда не отлучался  и в контакты ни с кем не вступал". И если бы он
был опытнее, я бы этим удовлетворился. Но  я заставил его последовательно, с
мельчайшими подробностями изложить все, что он
     видел.   С   самого   начала  я   приучал   его  и   Фомченко  смотреть
квалифицированно, ничего не  упуская, и  на  каждом шагу  внушал им сознание
важности  нашего  задания.  С прикомандированными всегда следует вести  себя
так, будто от операции, в которой они с тобой участвуют,  зависит чуть ли не
исход войны.
     В  полдень  я  около часа рассматривал в бинокль  Свирида. Он сидел  на
завалинке,  починял  хомут,  сшивал  покрышку,  а потом какие-то  сыромятные
ремни.
     Выражение лица все  время  злое, недовольное. Жена, появлявшаяся не раз
из хаты, явно  его боялась. Он не сказал  ей ни слова и даже не смотрел в ее
сторону, но проходила она мимо вроде бы с опаской.
     В  движениях Свирида  чувствовалась  сноровка,  и времени даром  он  не
терял. Хозяйственный мужик, загребистый. Возле хаты -- два здоровенных стога
сена;  огород  тянется  без  малого  на  сотню  метров;  весь  хлеб убран  в
аккуратные копешки, небось еще бесхозного у старика Павловского прихватит. И
дров в поленницах запасено не на одну зиму.
     Со  слов Паши я знал: как и многие хуторяне,  всю  свою  скотину Свирид
держит у родственников, в  деревне. Чтобы не отобрали, не  увели аковцы  или
остаточные  немцы.  И  там тоже  немало:  корова  с  телкой, пара  годовалых
кабанов, полтора десятка овец, да еще гуси.
     Странное  дело:   Свирид,   можно   сказать,  вывел  нас   на  Казимира
Павловского, считай,  помог,  а у меня  к  нему --  ни  признательности,  ни
элементарного уважения. Не нравился мне этот горбун с самого начала.
     В третьем часу,  взяв грабли,  он ушел в сторону Каменки, и  тотчас его
жена с крынкой и маленьким лукошком проследовала к сестре.  Теперь я уже  не
сомневался,  что делает она  это тайком от  мужа.  Спустя  минуты  девочка с
жадностью ела кусок хлеба -- очевидно, своего у них не было.
     Я  подолгу рассматривал  ее в  бинокль. Не знаю, кто  был  ее  отцом --
какой-нибудь фриц,  Павловский  или еще  кто, --  но малышка  мне нравилась,
собственно,  чем  она  виновата?..  Ее  все  интересовало,  она   непрерывно
двигалась, старалась все  потрогать руками. Удивительно, что в свои два года
она уже обладала женственностью, была занимательна, забавна, и когда,  играя
у крыльца, заснула на траве, мне стало скучно и одиноко.
     И тут меня как в голову ударило -- ведь мне сегодня двадцать пять лет!
     Веселенький  день  рождения,   нечего  сказать...  Сидишь  в   пыли  на
верхотуре, блохи тебя жрут, как бобика, а тебе и покусать в охотку нечего. И
не зря ли сидишь, вот главное...
     Да, четверть  века -- не  семечки, можно сказать, половина  жизни.  Тут
время и бабки подбить -- кто ты есть и чего стоишь?..
     Говорят, люди обычно довольны собой, но  недовольны своим положением. А
у меня наоборот. Мне нравится мое дело и должность вполне устраивает. И риск
по душе:  тут кто кого упредил, тот и жив... Ценят меня, и наград не меньше,
чем у офицера на передовой, чего же мне не хватает, чего?!
     Сам понимаю: чердак слабо мебелирован -- извилины мелковаты... Культуры
не  хватает, знаний  кое-каких...  Что  ж,  как  говорит  Эн  Фэ,  это  дело
наживное...


        50. ДОКЛАД ПОЛЯКОВА, ВОПРОСЫ ПРИБЫВШИХ И ОБСУЖДЕНИЕ

     Вылетевшей из Москвы в Лиду группе оперсостава, возглавляемой генералом
Моховым,  не повезло:  в районе  Орши  их транспортный самолет  был внезапно
атакован двумя "мессершмиттами", получил  повреждения и совершил вынужденную
посадку прямо на поле.
     Москва требовала подтвердить их прибытие, а где они находятся, никто не
знал. Наконец поступила радиограмма, что они  ремонтируются своими  силами и
просят содействия. Пока Егоров связался  с командующим ВВС фронта и  за ними
послали самолет, прошло еще время -- они прибыли в Лиду с опозданием на пять
часов.
     Егоров  был  доволен,   что  прибывших  возглавляет  Мохов,  спокойный,
рассудительный генерал-майор,  с  которым  он  служил  когда-то  на  Дальнем
Востоке (они  даже дружили семьями)  и  впоследствии не раз  сталкивался  по
работе во время войны.
     Они встретились у самолета  как старые  товарищи, обнялись сердечно,  и
Егоров прежде всего предложил пообедать, но Мохов отказался.
     --  Пусть покормят оперативный  состав,  -- сказал он, кивнув головой в
сторону спускавшихся по трапу офицеров. -- А мы давайте сначала  поговорим о
деле.
     По  дороге  от самолета к  отделу контрразведки он рассказывал Егорову,
как  их  внезапно обстреляли, как летчик насилу  перетянул  терявшую  высоту
машину  через  лес  и  как  потом  уже,  после  трудной  аварийной  посадки,
"мессершмитты"  несколько  раз  проходили  над  ними  и  поливали из пушек и
пулеметов, стараясь поджечь.
     Вместе  с Егоровым  и Поляковым  в  кабинет  начальника  отдела,  кроме
Мохова, из прибывших прошли еще двое:
     назначенный  ответственным  за  радиотехническое  обеспечение   розыска
инженер-полковник Никольский  и  новый "направленец", офицер, осуществлявший
общее наблюдение за контрразведкой фронта, майор Кирилюк.
     Занимавший до  Кирилюка долгое  время эту должность подполковник, месяц
тому назад прибыв в командировку к  Егорову, пожелал  участвовать в  захвате
разведывательных документов противника  в окруженном  Вильнюсе,  был  в  бою
тяжело ранен и спустя трое суток похоронен в освобожденном городе. Кирилюка,
подтянутого  длиннолицего  офицера,  белокурого, с  высоким  прямым  лбом  и
васильковыми глазами, Егоров и Поляков увидели впервые.
     В кабинете расселись двумя  группами:  Егоров и Поляков  за  письменным
столом, а прибывшие -- в конце  длинного приставного, куда Поляков сейчас же
предупредительно положил розыскное дело, карандаши и несколько листов чистой
бумаги.
     -- Как девочки? -- усаживаясь, спросил Егоров у Мохова.
     --  Спасибо,  хорошо! -- улыбнулся тот.  -- Учатся,  дежурят,  помогают
матери... Ну и, конечно,  погрузки,  разгрузки, уборка урожая, лесозаготовки
--  все  как положено,  -- с  заметным удовлетворением сообщил  он. -- Ольга
через год кончает, совсем взрослая... Да и Катька уже невеста!..
     Он осекся, вспомнив о сыновьях Егорова, вспомнив, что старшую, Ольгу, и
одного из  егоровских близнецов  дразнили в детстве  женихом  и невестой. И,
ощутив неловкость, предложил:
     -- Начнем.
     -- Николай Федорович... -- Егоров повернулся к Полякову.
     -- Мы знакомились с  делом в Москве, так что  в курсе... -- предупредил
Мохов.  --  Нас  интересуют  сведения,   поступившие   уже  после  ночи,  и,
разумеется, более всего конкретные соображения по реализации... Вкратце!
     Поляков поднялся и, взяв карандаш, подошел к карте.
     --   Нами    разыскивается   сильная   квалифицированная   разведгруппа
противника, действующая с  заданием  оперативной разведки  в тылах  нашего и
соседних  фронтов.  Несомненна  связь  разыскиваемых  с  агентурой  или   же
одиночным  весьма  осведомленным  агентом  в  тылах  Первого  Прибалтийского
фронта, также несомненно стационарное наблюдение на железной дороге в Гродно
или Белостоке и  маршруты с визуальным наблюдением на рокадных коммуникациях
Шауляй -- Вильнюс -- Гродно -- Белосток.
     Называя районы действия разыскиваемых, Поляков  показывал их карандашом
на карте.
     -- Случай сложный, -- продолжал он, -- кочующая
     рация с использованием автомобильного транспорта  и,  очевидно, сменных
номеров.  Мы имеем дело  с очень  опытными и  осторожными  людьми... Коль вы
просите "вкратце", я  не  стану излагать подробно  ход  наших рассуждений  и
мотивировки  деталей, а перейду сразу к нашим  соображениям... После анализа
всех розыскных данных,  произведенного  сегодня ночью, у нас имеется твердое
предположение   о   наличии   тайника,   в  котором   находится   передатчик
разыскиваемых, где-нибудь в северной части Шиловичского леса.
     -- Площадь этой северной части? -- справился Мохов.
     -- Пятнадцать -- семнадцать квадратных километров...
     --  Генерал  Колыбанов  высказал  опасение, не  замыкаетесь  ли  вы  на
Шиловичском массиве, не уделяете ли ему чрезмерное внимание?
     -- Давайте посмотрим вместе.
     Поляков  быстро  разложил   на   приставном  столе   квадратные   листы
среднемасштабной  карты Южной  Литвы и  Западной  Белоруссии.  Прибывшие  из
Москвы и Егоров подошли и встали возле него.
     -- Седьмого августа разыскиваемые  нами лица в  районе Озер, вот здесь,
завладели "доджем" сержанта Гусева,  затем проехали за Столбцы... сюда, где,
очевидно, находилась рация,  осуществили  выход в эфир, после чего вернулись
на запад, вот...  сюда, примерно в тот же район. Заметьте, дорога от  Озер к
Столбцам  и  обратная  к  Заболотью,  где  обнаружили  "додж", проходит мимо
Шиловичского  леса.  Тринадцатого  августа они выходили в  эфир из  северной
части этого леса... Шестнадцатого августа КАО выходила в эфир  в тридцати --
сорока  километрах  к  востоку  от  Шиловичского  леса.  Передача  велась  с
движения, вероятно из автомашины с  тентом, двигавшейся по грунтовой дороге.
Я  посылал туда  людей, и там обшарили  большой  участок,  но  шестнадцатого
вечером  лил   сильнейший   дождь  и  следы  протектора,   естественно,   не
сохранились.  Весьма маловероятно, чтобы  при ведении  передачи  с  движения
рацию  затем увозили в том же направлении.  Как показывает наш немалый опыт,
ее обычно  возвращают  в  прямо противоположном направлении или  же  назад и
несколько в сторону.  Мы  полагаем, что шестнадцатого вечером  искомая рация
была возвращена  в тайник  в  северной  части  Шиловичского леса... Обратите
внимание:  хотя  действия   разыскиваемых  затрагивают  и  соседние  фронты,
передачи ведутся из полосы нашего фронта в силу его серединного положения...
Разумеется,  они  не  возят   с  собой   рацию  без  необходимости  --   это
рискованно... Очевиден  определенный  цикл, совершаемый  ядром группы скорей
всего порознь: они получают
     сведения от своей  агентуры  в тылах Первого  Прибалтийского, в районах
Гродно и Белостока, собирают  сведения  визуальным  наблюдением на  рокадных
коммуникациях,  возвращаются   в  полосу   нашего   фронта,   встречаются  в
обусловленном месте и радируют немцам.
     Поляков  сделал небольшую паузу и, указывая затем  карандашом на  карту
севернее Шиловичей, продолжал:
     -- Выходя отсюда в эфир вечером или под вечер, разыскиваемые имеют двух
надежных  союзников:  огромный густой лес и ночь. Расчет у них верный:  если
даже и запеленгуют, то пока соберутся и  приедут  за десятки километров, уже
начнет  смеркаться,  а искать в  темноте бесполезно. К тому же для  надежных
поисков в таком массиве  нужны сотни и сотни людей, добыть их тоже вопрос не
одного часа... Прошу вас припомнить тексты  перехватов и обстоятельства дела
--  географически!.. Шауляй,  Вильнюс,  Гродно,  Белосток,  Лида, дважды  --
Шиловичи, ну и раньше, до того,  как  наступление приостановилось. Столбцы и
Яшуны...  Теперь поставим  себя  на  место  старшего  разыскиваемой группы и
посмотрим  внимательно: какой  район является оптимальным  для  расположения
тайника  с  передатчиком  при  известных  обстоятельствах  дела  и  нынешней
конфигурации линии фронта?.. Мы анализировали тщательно и пришли к выводу --
Шиловичский лесной массив!
     --  А Рудницкая пуща?  -- после некоторого молчания спросил Мохов;  он,
другие  прибывшие  и  Егоров  стояли  рядом  с  Поляковым  и  сосредоточенно
рассматривали листы карты.
     --  Во-первых,  Шиловичский лес  со  всех  сторон обтекается шоссейными
дорогами если  и  не  с  оживленным,  то,  во  всяком случае, с  достаточным
движением, дающим  возможность в  любом месте максимум в километре от опушки
сесть на проходящую попутную машину и без промедления покинуть этот район...
Рядом же с Рудницкой пущей проходит всего одна шоссейная дорога, причем  это
"рядом"  --  более четырех километров...  Во-вторых, что тоже немаловажно, в
Шиловичском лесу  лазают малочисленные  группки, а Рудницкая  пуща --  район
деятельности   крупнейшей   банды    аковцев...   Замечу,    что   возможная
принадлежность  Павловского  к "Неману", безусловно,  также подкрепляет  это
наше  предположение:  перед  войной  он  полтора  года   работал  у  отца  в
Шиловичском лесничестве, знает  там каждую тропинку, все ходы и выходы. И, с
точки зрения  разыскиваемых, не  использовать в своих действиях такое знание
им  местности  было   бы   просто  неразумно...  Надо  также  заметить,  что
Шиловичский массив  по своему  расположению,  густоте  и  наличию нескольких
полян представляется нам оптимальным местом и для приемки груза, который они
должны получить в субботу, завтра, или в воскресенье, послезавтра.
     -- Так... -- Мохов, сев на место, взял свой большой служебный блокнот и
переворачивал исписанные листы. -- Что нового по Николаеву и Сенцову?
     --  У  нас  серьезные сомнения  относительно  этой  версии,  --  сказал
Поляков.  --  К  разговору  о  Николаеве  и  Сенцове целесообразно вернуться
несколько позже: мы с минуты на минуту ожидаем  ответы на срочные запросы...
А сейчас я бы хотел закончить с соображениями по реализации.
     -- Пожалуйста. -- Мохов согласно кивнул головой.
     -- У разыскиваемых  есть что передавать, и добытая информация подпирала
и  будет их  подпирать, заставляя при  всей очевидной  осторожности дважды в
неделю выходить в эфир. В то  же время у них на исходе питание для рации, им
срочно  требуется  новое.  При  двух   последних  пеленгациях  зафиксировано
нарастающее  ослабление  сигналов  передатчика.  Как  явствует   из   текста
последнего перехвата, в субботу, то  есть  завтра, или же  в воскресенье  --
послезавтра  --  они ждут  груз.  За  несколько  часов до  этого  они должны
получить  подтверждение  о предстоящей выброске. Каковы же  будут или  могут
быть  их действия?.. Если рация, как  мы убеждены, в предполагаемом тайнике,
то в субботу, то есть завтра, во второй половине дня им необходимо появиться
там, в  лесу, извлечь рацию, чтобы, отойдя  по соображениям  конспирации для
маскировки  на  несколько  километров  в  сторону --  наверняка  в  пределах
массива, -- осуществить радиообмен и  получить подтверждение. В этом случае,
даже если  подтверждение  будет на воскресенье,  что маловероятно, -- немцам
невыгодно держать их в  лесу, в бездействии, целые сутки,  -- у нас реальный
шанс взять их в субботу, то есть завтра. Если же они появятся  в Шиловичском
массиве  в воскресенье,  послезавтра, реальная  возможность  их поимки  там,
естественно, отдаляется на  сутки...  В  любом  случае они  должны появиться
предположительно   от  пятнадцати  до   семнадцати  часов,   чтобы,  получив
подтверждение, успеть засветло осмотреть место приемки и подготовить хворост
для сигнальных костров... Безусловно,  оптимально:  взять их  с  поличным, с
рацией,  в  начальный период  их  пребывания  в лесу --  до  выхода  в эфир.
Безусловно,   оптимально   перед  задержанием  прокачать  их  на  засаде   с
подстраховкой, попытаться заставить проявить свою суть -- это  уже залог или
вероятная предпосылка незамедлительного получения момента
     истины!..* -- заключил Поляков и улыбнулся.  -- Был бы момент истины, а
костры мы и сами разложим!
     --  Ставить себя  на  место  разыскиваемых  -- это разумно,  -- заметил
Мохов.  -- А вы не думаете, что и  они, в свою очередь, ставят  себя на ваше
место и стараются предусмотреть ваши действия и рассчитывают соответствующие
контрходы?
     -- Думаем! Мы сегодня с начальником Управления часа полтора только этим
и  занимались,  -- с  улыбкой  сказал  Поляков. -- Проигрывали все возможные
варианты. Естественно, игнорируя, вернее исключая,  свое  преимущество. Ведь
они не  знают,  что  их  четырежды  пеленговали, что  у  нас есть дешифровка
перехватов  и  место выхода в эфир, что  найден  "додж" и жив  Гусев. Они не
знают, что мы располагаем о