шума. Он, видно, поляк и вроде железнодорожник... Будь осторожен! Иди!
     Андрей поднялся и,  оставив  плащ-накидку  Алехину, осторожно  двинулся
вслед  за  неизвестным. Он шел вслепую, дрожа от  холода;  мокрые шаровары и
гимнастерка  плотно облегали  тело,  в  набухших  сапогах  хлюпала вода. При
каждой вспышке молнии он, поспешно пригибаясь, чуть ли не ложился на землю и
видел,  что  человек  в  плаще,  не оборачиваясь,  идет  шагах  в пятидесяти
впереди.
     Андрей   слышал,  как  он,  очевидно,  упав  или  споткнувшись,  крепко
выругался  по-польски; потом  юноше стало  казаться, что звук шагов делается
все тише, удаляется...
     Андрей  ускорил шаг и  в  тот  же  миг  оскользнулся;  пытаясь удержать
равновесие, взмахнув  руками,  дернулся всем телом  и полетел  в канаву.  Он
больно ударился правой скулой и бровью; жидкая холодная грязь залепила лицо.
Проклиная мысленно  эту  ночь и ненастье,  отплевываясь, он  ощупью  отыскал
лужу, обмыл лицо и утерся рукавом.
     Дождь почти перестал, где-то  впереди прогудел паровоз, и  все. Никаких
шагов не было слышно.
     Андрей несколько мгновений постоял, вслушиваясь, и  в  сильном волнении
бросился вперед.
     На небе в тучах обозначился просвет; теперь можно было различить темные
силуэты  домиков  по  обеим  сторонам.  Вдруг  впереди  и  несколько  правее
отчетливо послышались шуршащие шаги. "Свернул!" -- сообразил Андрей и, дойдя
до угла, пошел вправо, в ту сторону, откуда доносились шаги. Так он двигался
минут пять,  стараясь  ступать  нешумно и, чтобы сохранять дистанцию, дважды
останавливаясь и вслушиваясь, как хрустит песок под ногами идущего впереди.
     Сверкнула  молния, и-о ужас! -- Андрей увидел впереди статную фигуру  в
шинели; он бросился догонять.
     -- Как на с-станцию п-пройти?! -- крикнул Андрей.
     --   Прямо,  --  раздался  совсем  близко,   и  что  было   совершенной
неожиданностью, звонкий девичий голос. "Женщина!"
     -- К-кто вы? -- выговорил Андрей  и, так как она не  ответила, спросил:
-- П-почему х-ходите ночью?
     -- А вы почему?
     -- Нужно! Я офицер.
     -- А я старшина! -- Она зажгла фонарик и осветила Андрея; в правой руке
у нее он разглядел пистолет.
     -- Ну и вид же у вас! -- ахнула она. -- Идите вперед!
     -- Куда в-вперед?
     -- Я  не терплю ночью  незнакомых  за спиной.  Вперед!  И  быстрее,  --
сказала она повелительно, -- я опаздываю на поезд!..


        34. ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТ БЛИНОВ

     На  станции находилось несколько  эшелонов  и всего  один  пассажирский
состав Минск -- Гродно.
     Неизвестный мог попытаться уехать и с эшелоном, но Андрей решил сначала
осмотреть  гродненский  поезд: к составу уже  подавали  паровоз.  У  кубовой
Андрей  подставил голову  под кран,  обмыл  гимнастерку,  брюки  и  сапоги и
приступил к делу.
     Света в вагонах не было. На счастье Андрея, луна выплыла из-за  туч,  и
можно было разглядеть не только фигуры людей, но и некоторые лица. Почти все
полки были заняты, в общем  же пассажиров было немного: спали даже на нижних
местах.
     "В любом  случае установить его личность! В  любом  случае!" -- твердил
сам себе  Андрей, проходя по вагону  и с лихорадочной поспешностью оглядывая
пассажиров.  Он начал  с хвоста, просмотрев  одиннадцатый и десятый  вагоны,
перешел в девятый и... чуть не наткнулся на человека в плаще.
     Тот  стоял во втором купе вполоборота к  проходу; отраженный  свет луны
освещал  его;  Андрей,  не  останавливаясь,  прошел  дальше, успев,  однако,
заметить скрещенные молоточки на черной железнодорожной фуражке, приподнятый
воротник плаща и даже разглядел  крупное мясистое лицо неизвестного. Палки в
руках  у  него уже  не было,  и  по  его  позе  Андрей  понял, что  он решил
расположиться в этом купе на средней свободной полке.
     "Он! --  радостно билось  сердце  Андрея. -- Это он!  Теперь установить
личность!  Вагон номер  девять". Андрей  глянул на  часы:  до отхода  поезда
оставалось одиннадцать минут.
     Комендант  станции  помещался  в небольшом  бараке возле  блокпоста  на
путях.  Это был пожилой  смуглолицый,  с  седыми  висками  и шрамом на  щеке
капитан -- Андрей его уже раза  два видел. Теперь он, склонясь над массивным
письменным  столом,  при  свете лампы-молнии заносил  какие-то  сведения  из
блокнота на огромную, вполстола, таблицу. Слева на  грязном, неопределенного
цвета диване сидя, низко свесив голову и негромко всхрапывая, спал
     старший лейтенант -- судя по красной фуражке, офицер комендатуры.
     -- Т-товарищ капитан, -- приложив руку  к пилотке, обратился Андрей, --
разрешите...
     --  Подождите,  --  недовольно  оборвал  комендант,  у  него  что-то не
ладилось;  он в волнении листал  блокнот и поерзывал на стуле. -- Вы  можете
подождать, -- с раздражением не то спросил, не то приказал он.
     Андрей  некоторое  время стоял  в нерешимости; одернув прилипшую к телу
гимнастерку, потрогал пальцем распухшее подглазье и бровь, затем взглянул на
часы: до отхода поезда оставалось пять минут.
     -- Я не могу ж-ждать!  --  неожиданно для самого  себя  громко  об®явил
Андрей.
     -- Что-о? -- удивленно вскинул голову комендант и посмотрел на  Андрея.
-- Что вам надо?
     Выложив  на стол намокшее удостоверение,  Андрей  торопливо  и сбивчиво
изложил суть дела, дважды упомянув фамилию Алехина.
     --  Только девятый? -- переспросил комендант. -- Никитин! -- позвал он;
спавший на диване офицер и не шевельнулся.
     -- Никитин! -- заорал комендант. -- Вот черт! Да разбудите же его!
     Старший  лейтенант  тяжело поднял  голову  и,  протирая глаза и щурясь,
сонно  разглядывал Андрея.  Он  был  низкоросл и молод, на  вид лет двадцати
трех, не более.
     -- Никитин, -- приказал комендант. -- Возьмешь двух патрулей, проверите
в  гродненском девятый  вагон.  Там едет один тип,  надо  узнать,  кто он...
Понимаешь?.. Осторожненько! Вот лейтенант об®яснит. Проверяете с двух концов
весь вагон. -- Комендант посмотрел на часы. -- Сейчас  дадут отправление  --
спешите! В крайнем случае задержишь минут на пять, но не больше!..
     --  Вы  откуда? --  выходя за  Андреем  из  кабинета,  громко  зевая  и
подтягивая  штаны, спросил Никитин.  --  Из контрразведки...  Все в  шпионов
играете,-- понимающе усмехнулся он, окидывая  взглядом мокрое обмундирование
юноши. -- И какого шута вам не спится?! -- с чувством подосадовал он.
     С двумя сержантами-патрулями  они вышли из барака. Мимо по третьему  от
них пути, набирая скорость, катились вагоны пассажирского поезда.
     -- Тю-тю!  Поехали, -- присвистнул Никитин, останавливаясь, и, указывая
рукой, будто обрадованно сообщил: -- Вот он, гродненский!
     -- 3-за мной! -- крикнул Андрей, подбегая к составу.
     Он на ходу вскочил на подножку и, толчком  распахнув дверь,  поднялся в
тамбур; оттолкнув женщину  в платке, которая с перепугу кинулась в вагон, он
нащупал в темноте ручку стоп-крана и рванул ее книзу.
     Поезд резко затормозил.
     В  вагоне  что-то   упало,  послышались  тревожные  возгласы,  неистово
закричал ребенок. Но  Андрей ничего не слышал; спрыгнув на землю, он бежал к
девятому вагону.
     Пока  Никитин  об®яснялся  с  подоспевшим  начальником  поезда,  Андрей
заглянул в вагон.  Железнодорожник сидел  в том же  купе; теперь  он был без
плаща и без фуражки. Андрей  решил на всякий случай не лезть ему на глаза и,
договорившись с Никитиным, начал проверку с другого конца вагона.
     Пассажиры  в  основном  были  гражданские.  Все  были разбужены  резкой
остановкой поезда и судачили по этому  поводу; высказывались самые различные
предположения.  Сержант  светил  фонарем;  Андрей  машинально   просматривал
документы   и  так  же   машинально  задавал  положенные   в  таких  случаях
стереотипные  вопросы: "Откуда едете?.. Куда?..  Кем выдан пропуск?.." и так
далее. Мысленно же он находился в другом конце вагона.
     Мандата на право проверки никто не требовал. Андрей проверял уже третье
купе, когда поезд снова тронулся.
     -- Лейтенант, -- крикнул Никитин, -- сходим!
     Андрей, поняв, что все уже сделано, поспешил вслед за патрулем покинуть
вагон.

        x x x

     --...  пропуск, броня  --  все  в  порядке,  --  докладывал  коменданту
Никитин, когда Андрей вошел в кабинет. -- Командирован со станции Котельнич,
следует в Гродно к месту постоянной службы. С женой и двумя детьми...
     --   Откуда  д-дети?  К-какая  жена?  --  перебил  Андрей  изумленно  и
растерянно. -- Не может быть!
     --  Тот  самый,  что вы  указали. Во втором  купе. Невысокий,  толстый.
Железнодорожник. Других там не было!
     -- Он п-поляк?
     -- Поляк? -- Никитин от души расхохотался. --  Вятский!..  Его же видно
-- наш брат, Ванька!
     --  Перестаньте,  --  строго  остановил комендант-  --  Вас  спрашивают
серьезно. Фамилию вы установили?
     -- А как же?.. Шишков  Федор Алексеевич, девяносто шестого года,  родом
из Зуевки Вятской губернии... Они сели в Минске -- проводница подтвердила...
А здесь он вылезал за кипятком...
     -- Ты упустил его по дороге, -- заключил Алехин, выслушав Андрея.
     Они снова  лежали в  холодной мокрой  траве, наблюдая за домом. Еще  не
светало.
     -- В поезде ты наткнулся на другого... наверно, похожего... -- невесело
продолжал капитан. -- Все остальное было впустую...


        35. ВСЕ ЖЕ ПОСТАВИМ ТОЧКУ...

     Оставив Блинова наблюдать, Алехин  на полуторке -- Хижняк с вечера спал
в машине на соседней улице -- помчал в предрассветной полутьме к аэродрому.
     Мокрое обмундирование холодным компрессом липло к телу.  За ночь он так
продрог, его било как в лихорадке. Сейчас бы пробежаться для  согрева, да не
было времени.
     Город еще  не проснулся. За всю дорогу  к аэродрому  он повстречал лишь
четырех  одиночных военных  -- ни одного гражданского --  да два грузовика с
ночными пропусками на лобовых стеклах.
     Поляков,  как  и  у  себя  в Управлении,  в  гимнастерке  без ремня,  с
расстегнутым  воротником  сидел за столом в  зашторенном кабинете начальника
отдела   контрразведки   авиакорпуса  и  колдовал  над  листом  бумаги.   На
приветствие  Алехина он,  подняв голову, рассеянно  ответил:  "Здравствуй...
Садись..."
     -- Они в доме, -- сообщил Алехин.
     -- Застыл?
     -- Если бы не дрожал, то совсем бы замерз, -- отшутился Алехин.
     --  На  вот,  погрейся.  --  Поляков  подвинул   к  нему  трофейный,  с
идиллическим баварским пейзажем розоватый  термос, известный, наверно, всему
Управлению. -- И булочку бери...
     Алехин налил из термоса  в стакан крепкого душистого чая, завариваемого
подполковником самолично по какой-то своей особой методе,  опустился на стул
у приставного  столика и, положив  в  рот  кусочек  сахара, с  удовольствием
сделал несколько глотков.
     Перед  Поляковым  лежал  лист  бумаги с  десятью,  наверно,  строчками,
исчерканными, со  вставками,  исправлениями и двумя  вопросительными знаками
синим карандашом. Алехин взглянул мельком, подумал, что это, очевидно, текст
для одной из точек  радиоигры, дела столь  конфиденциально-секретного, что и
смотреть туда больше не стал.
     Он знал,  что каждая буковка в  таких документах утверждается  Москвой,
согласовывается,  если содержит  дезинформацию,  с  Генеральным  штабом,  но
продумать и  составить текст  должен Поляков, вся ответственность на нем,  и
Алехин пожалел, что пришел не вовремя.
     Его   восхищало   в   Полякове   умение   при   любых   обстоятельствах
сосредоточиться,  отключиться от  всего в данную  минуту  второстепенного, а
главным сейчас для подполковника были, очевидно, эти исчерканные строчки.
     Помедлив, Алехин взял сиротливо  лежавшую  на блюдце булочку, маленькую
-- из офицерской столовой. Он так зазяб  и проголодался, что  с®ел бы сейчас
десяток таких  крохотулек, а то и больше. Подобные по форме пышечки пекли  и
дома,  только  не  на  противне,  а в  печи,  тоже  из  пшеничной  муки,  но
деревенского, не машинного помола. Те, разумеется, были несравненно вкусней,
особенно со сметаной.
     Он вспомнил, как весной  или осенью, продрогший, возвращался в сумерках
с полей в тепло родной избы, и радостный крик дочки, и необыкновенные  щи, и
горячие  блины,  и  соленые  грузди,  и  квас...  Все  это  казалось  теперь
призрачным, совершенно нереальным...
     -- Вчера они опять выходили в эфир, -- вдруг спокойно сообщил Поляков.
     -- Где?! -- От неожиданности Алехин поперхнулся куском булки.
     -- В тридцати -- сорока  километрах к востоку от Шиловичского  леса. --
Поляков поднял голову,  и Алехин увидел, что он переключился и думает теперь
о разыскиваемой рации. -- Передача велась с движения, очевидно с автомашины.
Любопытно,  что  ни  одного  случая  угона  за  последние   трое  суток   не
зафиксировано.
     -- Есть дешифровка? -- быстро спросил Алехин.
     -- Пока нет. Они каждый раз меняют ключ шифра. Ты пей. И наливай еще.
     -- Спасибо. Во сколько они выходили в эфир?
     -- Между семнадцатью двадцатью и семнадцатью сорока пятью.
     -- Николаев и Сенцов в этот час были в городе, -- констатировал Алехин,
-- под нашим наблюдением.
     -- В данном случае у них железное алиби. Кстати, на них уже есть ответ.
Как  быстро  исполнили,  а?.. Сообщают  сюда,  в Лиду,  но почему-то на  имя
генерала... Странно...
     "Когда-нибудь он  нарвется!" -- разумея Таманцева,  со  злостью подумал
Алехин и тут же про себя отметил, что
     если бы не "элементы авантюризма", ответ был бы не раньше чем еще через
сутки.
     А Поляков уже достал из папки листок бумаги и прочел:
     -- "Проверяемые  вами капитан Николаев и лейтенант Сенцов действительно
проходят службу в  воинской части 31518. В  настоящее время  командированы в
район  города Лида с целью децентрализованной заготовки сельхозпродуктов для
штабной  столовой".  Так что их появление на хуторах  вполне  об®яснимо,  --
заметил Поляков.  --  "Никакими  компрматериалами на проверяемых вами лиц не
располагаем".
     -- Вот так, выходит, сутки впустую! -- огорченно сказал Алехин.
     --  Я должен  сейчас  выехать в Гродно, -- словно оправдываясь, сообщил
Поляков, --  ночью, очевидно, вернусь  в Управление. Позвони  обязательно...
Очень жду дешифровку первого и вчерашнего перехватов.  Загляни сюда днем, --
посоветовал он, -- возможно, что-нибудь будет.
     --  А может,  они вовсе  не те,  за кого себя выдают?  Может, в  группе
четверо  и  передачу с  движения вчера вели двое других?.. Все  же  поставим
точку! Взгляну-ка я на них в упор и пощупаю  документы, -- предложил Алехин;
он смотрел на Полякова, ожидая одобрения, но тот, кажется, снова углубился в
свои  строчки.  --  Децентрализованная  заготовка сельхозпродуктов  в  тылах
другого фронта  --  это самодеятельность, причем незаконная.  Интересно, что
мне-то  они   скажут  о   цели   командировки?..  Прихвачу  кого-нибудь   из
комендатуры,  -- упорно  продолжал  Алехин, -- для вида зайдем и в  соседние
дома...
     -- Разумно, -- подняв голову, согласился Поляков. -- Но время  лишне не
трать!..


        36. АЛЕХИН

     К  хозяйке дома  номер шесть  по улице Вызволенья,  пани Гролинской,  я
отправился с одним из офицеров городской  комендатуры, немолодым, совершенно
лысым и весьма толковым  капитаном, понимавшим  все с полуслова. Он свободно
говорил  по-польски, очевидно, много раз  выполнял подобные роли, и, если бы
еще относился ко мне без некоторого  подобострастия,  работать с ним было бы
истинным удовольствием.
     Чтобы не  вызвать подозрения, мы побывали и  во всех соседних домах,  в
десяти или в одиннадцати, хотя, по  комендантским учетам, лишь в трех из них
размещались военнослужащие. Как и всегда, маскирование -- инсценировка общей
сплошной проверки -- заняло большую часть времени.
     Раннее солнце  миллионами капелек сверкало  на траве, на  листьях  и на
крышах,  но  еще нисколько  не грело. Где-то там, в  конце  улочки, в мокрых
холодных лопухах, за канавой, располагался Блинов.  Лежал он хорошо: я  раза
четыре поглядывал в  ту  сторону, но определить, в каком месте он находится,
так и не смог.
     Как и ночью, мыслями я то  и дело возвращался к Таманцеву. Мы здесь, по
сути,  ничем  не  рисковали,  ему же  в  случае  появления  хотя  бы  одного
Павловского предстояла ожесточенная схватка. Я не мог не думать о Таманцеве;
     впрочем, сомнение,  правильно  ли  там  выбран об®ект для засады  -- не
пустышку ли тянем? -- и по сей час не оставляло меня.
     Пани  Гролинская,  для   своих  шестидесяти  лет  очень   моложавая   и
подтянутая,  в этот  ранний час занималась уборкой:  развесив на  штакетнике
половики, как раз принялась их выбивать.
     Мы поздоровались, капитан сообщил,  что мы из комендатуры  "по вопросам
расквартирования", и поинтересовался, есть ли у пани на постое военные.
     -- Так, -- приветливо отвечала она.
     --  А  разрешение  комендатуры?..  Документ?..  --  почти  одновременно
осведомились мы.
     -- Проше пана. -- Она с улыбкой пригласила нас в дом.
     Когда мы подходили к ее палисаду,  я заметил позади дома,  на  соседнем
участке, пожилую женщину, возившуюся на огороде и что-то при этом недовольно
бормотавшую  по-польски.  Завидев  нас,  она выпрямилась  и,  глядя  недобро
большими светлыми глазами, забормотала с возмущением еще громче.
     Вместе с пани  Гролинской мы прошли в  комнату, обставленную  добротной
старинной  мебелью. Первое, что бросалось в глаза -- уже в кухне, -- чистота
и аккуратность.
     Из  лежавшей  в  ящике комода  домовой книги хозяйка достала  маленькую
бумажку -- талон со  штампом комендатуры -- и протянула ее  капитану: "Проше
пана"; тот посмотрел и передал мне.
     В верхней графе талона было вписано: "К-н Николаев, л-нт Сенцов".
     -- Срок разрешения истек в полночь, -- вполголоса напомнил мне капитан.
     -- А где они? -- справился я и посмотрел на дверь в другую комнату.
     Я не сомневался, что подлинные или мнимые Николаев
     и  Сенцов слышат  и  слушают  наш разговор  -- не спят же  они в  такое
прекрасное утро, в восьмом часу.
     -- Официэры?.. Уехали.
     "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!"
     -- Как -- уехали? -- Я  старался сохранить спокойствие. "Очевидно, в те
полтора часа, когда я отсутствовал. Значит, Блинов пошел за ними. Это трудно
и рискованно -- на безлюдных улицах..." -- Когда уехали?
     -- Ночью...
     Невероятно! Мы же лежали  буквально в десяти метрах от  калитки  -- тут
что-то не так... мы не могли их прозевать.
     А пани Гролинская рассказывала, что эти "официэры" вчера поздно вечером
распрощались с ней, она вот и комнату после них уже убрала.
     Они   перешли   на   другую   квартиру   (где   однажды  в   июле   уже
останавливались), потому что у нее нет подходящего сарая, а им нужен на день
сарай  для скотины. Мол, эти "официэры" занимаются  заготовкой продуктов для
своей части, ездят по округе и закупают в основном овец и свиней, а вчера  к
ночи  должна была прибыть  машина,  они  соберут  все  из  деревень  в Лиду,
погрузят и увезут. Она не преминула заметить, что никогда не держала никаких
животных, кроме породных охотничьих собак, -- ими увлекался ее покойный муж.
     Говоря,  что уже  убрала  за офицерами,  она открыла  дверь  в соседнюю
комнатку -- две аккуратно заправленные кровати, стол, цветы на окне, порядок
и чистота.
     Сочинить с ходу эту историю  про  заготовку овец и  свиней  (что вполне
соответствовало  цели  командировки  подлинных  Николаева  и  Сенцова)  она,
разумеется, не могла:
     несомненно, она повторяла то, что слышала от своих постояльцев.  Вопрос
только в том, правда это или  всего-навсего легенда, прикрывающая другую  их
деятельность.
     Я   знал  немало  случаев,   когда  вражеские  агенты   действовали   в
прифронтовой полосе  под  видом  всякого  рода  интендантов,  представителей
армейских хозяйственных служб. Децентрализованная заготовка сельхозпродуктов
-- отлич