сти. И особист  сказал, что, к  сожалению,
"пока  не удалось  дыбыть"  точные  словесные портреты, и  это,  безусловно,
усложняет розыск.
     Затем, еще раз предупредив о  неразглашении,  он  ознакомил офицеров  с
последней   очередной,  совершенно  секретной  мерой   по   защите  воинских
документов  от  подделок немцами  -- показал им точку вместо запятой посреди
фразы в одной из граф командировочного предписания.
     Бланки  с этой специальной  типографской  опечаткой были  задействованы
вечером 31 июля, следовательно, все военнослужащие с документами,  выданными
в  августе  и не  имеющими  этого  условного знака,  подлежали  немедленному
задержанию.
     Показанное  им для наглядности предписание офицеры рассматривали молча;
каждый из них за  дежурство проверял и регистрировал десятки и  сотни  таких
документов, но никто не обратил внимания на эту точку.
     Во  время   беседы  особист  дважды  сказал  о  личной  ответственности
присутствовавших и о необходимости предельно усилить бдительность.
     Следствием его визита, инструктажа и  призывов к бдительности стало то,
что  только до  полуночи  в  городе было задержано  восемь человек,  имевших
некоторое  сходство  с  описанными  им  лицами;  всех   их  после  проверки,
проводившейся самим  особистом,  --  он прочно занял один  из  кабинетов  --
пришлось отпустить.
     Об  этом  сегодня  на  совещании  майор  сказал  как о  недоработках  в
деятельности   вверенной   ему   комендатуры.  Потребовав  в  заключение  от
подчиненных самой высокой бдительности, он поднялся и сообщил:
     --  Через десять  минут выезжаем. Всем  иметь при себе личное  оружие и
удостоверение на право проверки документов. Машина во дворе.
     Капитан спросил, когда, хотя бы предположительно, закончится "операция"
и как скоро они освободятся, но майор этого не знал.
     Вместе с другими помощник коменданта вышел из кабинета. Офицеры хвалили
костюм, щупали материал  и  со смехом интересовались: куда это он с утра так
вырядился?.. уж не на "операцию" ли?.. Он отвечал рассеянно, думая  о своем,
-- даже слушая майора, он усиленно соображал, как теперь лучше все устроить.
     Старик портной с  обтерханным портфельчиком  в  руке,  держа засаленную
шляпу и растерянно озираясь,  уже ждал в  дежурной комнате. Пригласив  его в
свой кабинет, капитан торопливо открыл сейф  и, вынув сложенный  втрое кусок
сукна, развернул его на столе.
     --  О-о! --  увидев ордена и медали,  воскликнул старик и утер  каплю с
кончика носа.
     А капитан  уже звонил в  госпиталь,  чтобы поздравить  новорожденную  и
предупредить ее о возникших у него обстоятельствах.
     Девушка была  занята в  операционной, к телефону подошла ее подруга  --
одна  из  приглашенных на вечер, -- и капитан сказал ей, что  должен  срочно
отлучиться  по  делам  службы,  но сделает  все, чтобы  вернуться вовремя, и
просил передать виновнице торжества его предварительные Поздравления.
     Старик между тем достал из портфельчика плоскую коробочку, открыл ее и,
вдев нитку в иголку, в полной готовности ожидал.
     -- К сожалению, сейчас не получится, -- положив трубку, сказал капитан.
-- Я  должен немедленно уехать. Срочное дело, -- пояснил он, так как портной
смотрел на него, не понимая. -- Я зайду к вам в семь часов вечера. Вы будете
дома  в семь  часов?..  Отлично!.. И еще у  меня к  вам  большая  просьба...
Возможно, у меня будет туго со  временем. А  сегодня день  рождения... одной
девушки. Я договорился насчет букета... понимаете, цветы. Это рядом  с вами.
Вы не  могли бы  часов в  пять  сходить за ними и  принести  к себе?.. Я вас
отблагодарю!
     Как   только   старик  ответил  согласием,   капитан   вынул  сероватую
сторублевку  и  положил  на  портфельчик.  Старик  взял бумажку, прежде  чем
спрятать во внутренний карман пиджачка, оглядел и с улыбкой заметил: капитан
такой  красивый, женщины,  наверно, и  так умирают -- зачем же тратиться  на
цветы?
     За окном энергично сигналила машина. Помощник коменданта писал адрес на
клочке бумаги, а  старик,  припомнив,  невесело сказал, что он  тоже однажды
покупал цветы.
     -- Только один раз? -- удивился капитан.
     -- Так, -- подтвердил старик.
     Он пояснил, что было  это сорок лет  тому назад, в девятьсот  четвертом
году, цветы он покупал своей будущей жене и, вздохнув, сообщил, что ее убили
немцы здесь, в Лиде, и детей его убили, и внука тоже.. Зачем он уцелел?
     Капитану стало жалко этого старого обездоленного человека, только раз в
своей жизни покупавшего  цветы,  -- сам он перед войной тратил на букетики и
букеты для  будущей актрисы  значительную часть стипендии. И,  вспомнив свое
обещание, он поспешно достал из нижнего отделения сейфа консервы и сахар.
     Старик  из  вежливости отказывался,  а  капитан засовывал  банки  в его
портфельчик, когда  дверь распахнулась и на пороге вырос майор.  Он взглянул
на своего помощника, и лицо его перекосилось.
     -- Вам что,  требуется  отдельное  приглашение?.. Вы  не слышите -- вас
ждут!
     --  Товарищ майор, я должен заскочить переодеться. Я немного задержусь.
Я не знал...
     --  Никаких переодеваний! -- возмущенно закричал майор. -- Немедленно в
машину! -- приказал он и захлопнул дверь.
     Подумав  секунды, капитан  засунул в  портфельчик сверток с  орденами и
медалями, предупредив:
     -- Только не потеряйте!
     Затем схватил листок бумаги  и быстро набросал  несколько строк. Сложил
пополам, сунул в конверт и написал наверху адрес.
     -- Если я задержусь и до восьми часов меня не будет, убедительно  прошу
-- отнесите цветы вместе с письмом вот по этому адресу. Это от вас недалеко.
Я вам заплачу. И дам еще продуктов. Только, ради бога,  побрейтесь и немного
приоденьтесь! Там  сегодня  праздник --  понимаете?.. Идемте!..  -- Помощник
коменданта на ходу засунул конверт старику в карман.
     А на  аэродроме, куда мчались как  по тревоге, пришлось  проторчать без
дела около трех часов.  Им указали место невдалеке  от отдела контрразведки,
рядом по обе стороны  также спали, лежали на траве, сидели и  курили  группы
офицеров из частей по охране тылов фронта.
     Все  складывалось  до  обидного нелепо.  За  время  этого  вынужденного
безделья  можно было не раз  успеть переодеться,  закончить с кителем и даже
самому  отобрать цветы для букета  -- но как  отлучиться?..  Когда  начнется
"операция", никто толком не знал и не мог сказать; неизвестно было даже, для
чего конкретно всех здесь собрали.
     Майор, комендант  города,  прихваченный,  как  оказалось,  еще  с  ночи
сильнейшим  приступом своей болезни и оттого такой раздражительный и злой, с
посеревшим, страдальческим лицом лежал  отдельно, завернувшись  в шинель, и,
придерживая  руками  живот, тихонько  кряхтел.  Капитан -- боясь  запачкать,
зазеленить костюм, он, не  присев и на минуту, все время прохаживался  возле
своей группы, -- наконец не  выдержав, подошел к нему и, наклонясь, спросил,
не может ли чем-либо ему помочь.
     -- Оставьте меня  в  покое!  -- наморщась, не  своим, плаксивым голосом
проговорил майор.
     Без четверти двенадцать всем  было приказано построиться,  и тут  же из
светлого   здания   отдела   контрразведки   появилась    группа   офицеров.
Возглавлявший  ее  маленький  лобастый  подполковник  в  длинной  мешковатой
гимнастерке, став перед строем, сделал последние, очевидно, наставления.
     Он говорил картаво, негромко, и  слушали  его в полной тишине. Речь его
была  толковой,  деловито-немногословной,  но  упоминаниями  о  чрезвычайной
важности  мероприятия, о  том,  как  коварен  враг,  о необходимости  особой
бдительности   и   личной  ответственности  каждого,   повторяла   вчерашние
высказывания  гарнизонного  особиста и  сегодняшние  --  коменданта  города.
Капитану, убежденному, что  в армии  все должно пониматься  и  выполняться с
полуслова, без каких-либо повторений и рассусоливания,  это, естественно, не
понравилось.
     Поучений капитан не любил, как не любил и самого слова  "бдительность".
К тому же, как и большинство людей, он был совершенно убежден, что встреться
ему в жизни шпион или диверсант -- он тотчас распознал бы его.
     Подполковник не только  внешне не  был военной косточкой:  он почти  не
употреблял повелительной формы, говорил то и дело "прошу", "пожалуйста", что
также обличало в нем штатского, интеллигентного по природе человека.
     Особо   он  подчеркнул,   что  указания  офицеров   контрразведки   все
привлекаемые должны выполнять  точно  и без  какого-либо  промедления,  и  в
заключение сказал:
     -- Довожу  до вашего сведения, что каждый, кто своими действиями  прямо
или косвенно  поможет поимке разыскиваемых,  будет сейчас  же  представлен к
правительственной награде.
     Это капитана даже несколько покоробило. Он участвовал во многих тяжелых
боях со значительно превосходящими силами  противника  и знал настоящую цену
наградам. А тут попахивало принижением и профанацией, принижением  высокого,
священного: ловят трех или четырех
     человек,  для чего  собрали  сотни  людей, и  при этом  заранее обещают
боевые ордена.
     Затем  офицеров   комендатуры   отделили,  и  другой  подполковник,  из
контрразведки,  вполне  строевого  вида,  вместе  с  по-прежнему  страдавшим
майором стал их распределять.
     Когда  была   названа   фамилия   помощника  коменданта,  подполковник,
посмотрев в список, сказал:
     -- Группа капитана Алехина.
     Но никто к помощнику коменданта  не  подошел, и  никто  не отозвался, и
тогда подполковник сказал одному из стоявших рядом с ним офицеров:
     -- Тут должен быть лейтенант из группы Алехина. Найдите его быстренько!
     Этот офицер подвел капитана к зданию отдела контрразведки, велел ждать,
а  сам  отправился  на   поиски.  Минут  пять  спустя  из-за  угла  выскочил
молоденький лейтенантик с  красным, вспотевшим лицом, козырнул  и,  все  еще
прожевывая, заикаясь, проговорил:
     -- Т-товарищ к-капитан, в-вы из к-комендатуры?.. Идемте с-со м-мной...
     На нижней губе у него  в уголке  рта прилип кусочек капусты, и капитан,
не терпевший  неряшливости даже в боевых  условиях, еле удержался,  чтобы не
сделать ему замечание.
     Как и  другие,  они  направились к площадке,  где  стояло  десятка  два
автомобилей -- в  основном "виллисы" и "доджи", вымытые и надраенные, как на
парад, что даже бросалось в глаза. У некоторых  на лобовых стеклах виднелись
пропуска  "Проезд   всюду!",   положенные   только  высшему  генералитету  и
оперативным машинам контрразведки.
     Миновав эти  нарядные,  вымытые  машины,  лейтенант  подошел  к старой,
замызганной  полуторке  с облупившейся и стертой краской  на бортах  кузова,
став  на подножку, сунул голову  в кабину и что-то зашептал  шоферу. В ответ
послышалось крепкое ругательство.
     Помощник   коменданта  не  мог   не  оскорбиться:  от  него,  капитана,
занимавшего  к тому же ответственную должность, секретили то, что доверялось
сержанту-водителю. Скрепя  сердце  он  залез  в  кузов и, подстелив  носовой
платок, поместился  на  ящике,  но  лейтенант тут же предложил  сесть  ниже,
вскочил сам, машина рванула с места и помчала как на пожар.
     Поглядывая на часы, помощник коменданта не без волнения, которое, как и
другие  чувства,  при  желании  умел   скрывать,   старался   представить  и
сообразить, сколько  времени займет  то,  что называлось  "операцией",  -- к
половине восьмого в любом случае надо бы вернуться в город.
     Мысли о встрече  с Леночкой, о вечернем торжестве более  всего занимали
капитана,  и  настроение у  него портилось с  каждым часом. В такой день  --
нарочно не придумаешь! -- он вынужден  то лететь сломя голову,  то болтаться
без  дела,  выслушивать  нескончаемые  поучения  и  призывы к  бдительности,
трясясь  в  грязном кузове, ехать неизвестно куда  в  распоряжение какого-то
капитана Алехина  и -- пожалуй, самое оскорбительное!  --  быть  совершенной
пешкой,   находиться   все  время  в  полном  неведении  относительно  своих
дальнейших действий  и  назначения.  Даже шоферу сообщали и доверяли больше,
чем ему!
     Эта  одуряющая тряска  в мчавшей  по  булыжнику полуторке  бок  о бок с
бочонком  бензина   и  желторотым  лейтенантом,  которого  тоже  приходилось
слушаться, и вовсе  капитана раздражила. "Попался  бы ты мне в городе, я  бы
тебя привел в христианский вид!" -- не  без  злости думал он, краешком глаза
оглядывая обшарпанные,  должно  быть,  и не  нюхавшие  щетки кирзовые сапоги
Блинова;  покосившуюся  звездочку  на  пилотке,  расстегнутый  воротничок  и
неразглаженную  гимнастерку  он  успел заметить еще  раньше, когда лейтенант
только подошел к нему.
     Особистов капитан не любил, считая  их привилегированными бездельниками
и людьми с излишним самомнением.  "Кантуются по тылам,  -- был уверен он, --
да еще героями себя чувствуют!"
     Примерно то же самое, только  простодушно  и  без всякого  раздражения,
думал о капитане и вообще о работниках комендатур Андрей Блинов.


        69. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

      ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
     Егорову
     "Срочно!

     Сержант Гусев умер от полученных  ранений и возникшего общего заражения
крови  сегодня, в 6ч. 25 мин. При проверке в батальоне  его товарищи, шофера
Агафонов,  Туманян и Белодед,  подтвердили  сходство пред®явленного  им  для
опознания   портсигара   с   тем,  что  имелся  у  Гусева,   однако   добыть
доказательства полной идентичности не представляется возможным.
     Как выяснилось, портсигар Гусева в числе многих подобных был изготовлен
в начале этого года старшиной по прозвищу
     "Коляныч" (предположительно  --  от  имени Николай),  механиком  294-го
Отдельного  Ремонтно-Восстановительного  батальона,  который  прошлой  зимой
дислоцировался под Гомелем по соседству с частью, где служил Гусев. Как нами
установлено,  в настоящее время 294-й ОРВБ находится в  районе Сувалок, куда
тем  же самолетом  и отправлен опознаваемый  портсигар для пред®явления  его
старшине по прозвищу "Коляныч".
     Логинов".

      ШИФРОТЕЛЕГРАММА
     "Весьма срочно!
     Платонову

     Задержанных  Вами  без  документов  неизвестных,  двое  из  которых  по
признакам  словесного  портрета  имеют сходство с  фигурантами чрезвычайного
розыска, для установления личности необходимо срочно доставить в Лиду.
     Немедленно перевезите всех троих под надежной охраной на Молодечненский
аэродром, где в ближайшие полчаса  совершит  посадку высланный нами "Дуглас"
(бортовой -- 207).
     Поляков".

      ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
     "Весьма срочно!
     Егорову

     Сообщаю для сведения приказание Нач. Генштаба Красной  Армии No..... от
19.08.44 г.
     "При  подготовке  и  проведении специальных  мероприятий  в тылах  1-го
Прибалтийского   и   3-го  Белорусского   фронтов  имели   место   следующие
недопустимые факты:
     1. Из-за  нераспорядительности  и халатности  интендантских  служб 91-и
армии подразделения войск НКВД 1-го Белорусского фронта  по прибытии к месту
назначения после трехсоткилометрового пути в течение  четырех часов не могли
получить горячего котлового питания.
     2.  При  движении  автоколонны  18-го  Краснознаменного  погранполка  в
результате поломки вышла из строя одна из машин. Командир 376-й  гвардейской
танковой  бригады гвардии подполковник Фильченков, несмотря на мою директиву
No......  от  18.08.44  г.,  с  которой  он  был  ознакомлен,  и  требование
представителя  контрразведки выделить транспортную машину взамен сломавшейся
категорически отказался.
     3. Нач. Отдельного фронтового склада ГСМ*  No  1354 капитан Сухаревский
отказался отпустить  бензин  автоколонне  маневренной группы войск НКВД 1-го
Белорусского фронта, мотивируя  свои действия отсутствием у  старшего группы
форменных требований НКО на горючее.  Заправка автомашин была произведена  с
опозданием, лишь после вмешательства вышестоящего командования.
     Эти факты могли иметь место только вследствие недопонимания  отдельными
офицерами    всей    важности    проводимых   специальных    мероприятий   и
безответственного отношения к директиве Генштаба No..... от 18.08.44 г.
     Приказываю:
     1.   Заместителя  командующего   91-й  армией  по  материально-тыловому
обеспечению полковника  Аверьянова за  нераспорядительность  подчиненных ему
служб от занимаемой должности  отстранить  и откомандировать в  распоряжение
Управления кадров тыла Красной Армии для назначения с понижением.
     2. Командира  376-й гвардейской  танковой бригады гвардии подполковника
Фильченкова за  невыполнение директивы Генштаба No.....  от  18 августа 1944
года,  в  результате чего взвод 18-го Краснознаменного погранполка  вынужден
был добираться на попутных и прибыл к месту назначения позже, чем следовало,
от   занимаемой  должности  отстранить  и  откомандировать  в   распоряжение
командующего БТ и MB** фронта для назначения с понижением.
     3. Нач. Отдельного фронтового склада ГСМ No 1354 капитана Сухаревского,
в   результате   самоуправства   которого  подразделения  войск   НКВД  1-го
Белорусского  фронта  задержались  в  пути  и  прибыли к месту  назначения с
опозданием на  1 ч. 20 мин., от занимаемой должности  отстранить, понизить в
звании до лейтенанта и назначить командиром взвода в одну из частей фронта.
     Считаю необходимым еще раз обратить внимание всех командиров соединений
и частей 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского  фронтов на то, что в связи
с проводимыми в тылах этих фронтов специальными мероприятиями все указания и
требования   представителей   военной   контрразведки   должны   выполняться
беспрекословно  и без малейшего промедления.  Любые  задержки  и  проволочки
будут  расцениваться как невыполнение боевого приказа со  всеми  вытекающими
отсюда последствиями.
     Антонов".
     С настоящим приказанием  ознакомьте  начальников органов  контрразведки
фронта. О  всех случаях промедления с выделением людей  и техники, а также о
недостатках  в  материально-тыловом   обеспечении   проводимых   мероприятий
докладывайте немедленно.
     Колыбанов".

     ----------------------------------------
     * ГСМ -- горючее и смазочные материалы.
     ** БТ и MB -- бронетанковые и механизированные войска.
     ---------------------------------------------------------------

        70. БУДЕМ ДЕЙСТВОВАТЬ ВМЕСТЕ

     За Шиловичами после поворота влево Андрей приказал Хижняку сбавить  ход
и стал  высматривать  ориентиры, сообщенные Алехиным. Большую старую стодолу
он увидел издалека, а немного погодя и два сросшихся дуба; от них следовало,
двигаясь строго по перпендикуляру, подойти незаметно к тому месту на опушке,
где углублялась в лес заросшая дорога.
     Как только они поравнялись с этими деревьями, Андрей застучал  в заднее
стекло кабины.
     -- С-сходим! -- сказал он и, не дожидаясь, когда полуторка остановится,
соскочил на обочину.
     Помощник коменданта поднялся и не торопясь  выпрыгнул из машины; за всю
дорогу он и слова не вымолвил.
     Сунув  голову  в  кабину,  Андрей,  согласно  указаниям  Алехина, велел
Хижняку проехать вперед  в  Каменку и  быть там до шестнадцати тридцати, а к
семнадцати часам вернуться и ждать с машиной где-нибудь здесь,  но к старой,
заброшенной стодоле, которую  они только что  миновали, ни в коем  случае не
приближаться -- об этом особо предупредил Алехин.
     Пока Андрей наставлял Хижняка, помощник коменданта, разминая отсиженные
ноги, отошел на десяток шагов назад, осмотрел  свой костюм, поправил складки
на шароварах и заложил руки за спину.
     --  Идемте,   --   сказал   ему  Андрей.   --  Т-только   с-совер-шенно
н-незаметно...
     -- То есть как незаметно? Может, лечь и ползти по-пластунски? --  вдруг
сильным мелодичным голосом язвительно спросил капитан.
     -- Если п-потребуется... -- покраснев, проговорил Андрей и почувствовал
в эту минуту, что вполне разделяет отношение Таманцева к прикомандиров