или меритократией, -- обладают
качествами,  не  обусловленными внешними социальными факторами. Не общество,
не   социальные    отношения   делают    теперь    человека   представителем
господствующего класса  и не  они  дают  ему власть над другими  людьми; сам
человек  формирует себя  как носителя  качеств, делающих его  представителем
высшей  социальной  страты. В  свое время  Д.Белл  отмечал, что  до  сих пор
остается неясным, "является ли  интеллектуальная элита  (knowledge  stratum)
реальным сообществом, объединяемым общими интересами в той степени,  которая
сделала  бы возможным ее определение как  класса в смысле,  вкладывавшемся в
это  понятие на протяжении  последних  полутора веков"[336];  это
объясняется  отчасти  и  тем,  что  информация  есть  наиболее демократичный
источник власти, ибо все имеют к ней доступ, а монополия на нее  невозможна.
Однако в то  же самое время  информация  является  и наименее  демократичным
фактором производства,  так  как  доступ к ней  отнюдь не означает обладания
ею[337].  В  отличие  от  всех  прочих  ресурсов,  информация  не
характеризуется  ни  конечностью, ни  истощимостью,  ни потребляемостью в их
традиционном  понимании,  однако ей присуща избирательность -- редкость того
уровня, который и наделяет владельца этого ресурса властью высшего качества.
Специфика самого  человеческого  существа,  его  мироощущение,  условия  его
развития, психологические характеристики, способность к обобщениям, наконец,
память и так далее -- все то, что называют интеллектом и что служит

     [336] - Bell D. Sociological Journeys. Essays 1960-1980. L.,
1980. P. 157.
     [337] - См.: Beck  U. Risk  Society. L.-Thousand Oaks, 1992.
P. 53

     самой формой существования  информации  и  знаний, -- все это  является
главным  фактором,  лимитирующим  возможности  приобщения  к этому  ресурсу.
Поэтому значимые знания сосредоточены  в относительно узком  круге людей  --
подлинных  владельцев  информации,  социальная роль которых  не может быть в
современных  условиях оспорена  ни  при  каких  обстоятельствах.  Впервые  в
истории условием принадлежности к господствующему классу становится не право
распоряжаться благом, а способность им воспользоваться.
     Это  не означает, что  новый  господствующий класс  оказывается  жестко
отделенным от  остального  общества и совершенно закрытым  для вступления  в
него новых членов. Напротив, "тысячи  и  тысячи людей присоединяются  к нему
каждый   год,  и  фактически   никто  из   них  в   дальнейшем  не  покидает
его"[338].  Современное общество  тем самым  формирует  важнейший
принцип,  признающий наиболее  значимыми  людей,  способных придать  социуму
максимальный  динамизм,  обеспечить  предельно  быстрое продвижение  по пути
прогресса[339],  и в этом  можно видеть  залог  того, что  уже  в
течение  ближайших   десятилетий  постэкономические   ценности,  на  которые
ориентировано  большинство  представителей  нового  господствующего  класса,
будут  доминировать  во  всем  социуме,  а  экономические  перестанут играть
существенную роль.
     Новое  социальное деление вызывает и невиданные ранее проблемы. До  тех
пор,  пока  в обществе главенствовали экономические ценности,  существовал и
некий консенсус относительно средств  достижения желаемых результатов. Более
активная работа, успешная конкуренция на рынках, снижение издержек и  другие
экономические методы приводили к достижению экономических целей -- повышению
прибыли и уровня жизни.  В хозяйственном  успехе  предприятий в  большей или
меньшей степени были заинтересованы и занятые на них  работники. Сегодня  же
наибольших   достижений   добиваются  предприниматели,   ориентированные  на
максимальное   использование   высокотехнологичных   процессов   и   систем,
привлекающие  образованных  специалистов  и,  как  правило, сами  обладающие
незаурядными способностями к инновациям  в избранной ими сфере бизнеса. Имея
перед  собой  в значительной  степени  неэкономические  цели  (или,  другими
словами, цели, в  содержании которых экономический контекст  занимает отнюдь
не  главное  место),  стремясь  самореализоваться  в своем  деле, обеспечить
общественное признание разработанным ими технологиям

     [338] - Galbraith  J.K. The Affluent Society. L.-N.Y., 1991.
P. 263.
     [339]   -  См.:  Drucker   P.P.   Managing  the   Non-Profit
Organization. Practices and Principles. Oxford, 1994. P. 131.

     или предложенным  нововведениям, создать  и  развить новую  корпорацию,
выступающую    выражением    индивидуального    "я",    эти    представители
интеллектуальной  элиты  добиваются   тем  не  менее  наиболее  впечатляющих
экономических   результатов.  Напротив,  люди,   чьи  ценности  имеют  чисто
экономический характер,  как  правило,  не могут качественно  улучшить  свое
благосостояние.  Дополнительный драматизм  ситуации  придает и то,  что  они
фактически  не  имеют  шансов  присоединиться  к высшей  социальной  группе,
поскольку оптимальные  возможности  для  получения  современного образования
даются человеку еще  в  детском возрасте, а не тогда, когда он осознает себя
недостаточно  образованным;  помимо  этого,  способности  к интеллектуальной
деятельности нередко обусловлены наследственностью  человека,  развивающейся
на протяжении поколений.
     Именно  на этом  пункте  мы  и  начинаем  констатировать  противоречия,
свидетельствующие о  нарастании  социального  конфликта,  который  ранее  не
принимался в расчет в большинстве постиндустриальных концепций.
     С одной стороны, происходящая трансформация делает всех, кто находит на
своем  рабочем  месте   возможности   для   самореализации   и   внутреннего
совершенствования, выведенными за  пределы  эксплуатации.  Круг  этих  людей
расширяется, в их руках находятся знания и информация -- важнейшие  ресурсы,
от которых во все большей  мере зависит устойчивость социального  прогресса.
Стремительно формируется новая элита  постэкономического  общества. При этом
социальный  организм   в  целом  еще  управляется  методами,   свойственными
экономической  эпохе;  следствием  становится   то,  что  в  пределах  этого
расширяющегося круга "не работают"  те  социальные  закономерности,  которые
представляются обязательными для большинства населения.  Общество, оставаясь
внешне  единым, внутренне  раскалывается, и  экономически мотивированная его
часть  начинает  все более остро  ощущать себя людьми  второго сорта;  выход
одной  части общества  за  пределы эксплуатации  оплачивается  обостряющимся
ощущением подавления в другой его составляющей.
     С  другой  стороны,  класс  нематериалистически  мотивированных  людей,
которые, как  мы  уже отметили, не  имеют своей  основной  целью  присвоение
вещного богатства,  обретает реальный контроль над  процессом  общественного
производства, и все более и более значительная часть общественного достояния
начинает перераспределяться в его  пользу. Таким образом, новый высший класс
получает от своей  деятельности результат, к которому не стремится. В  то же
самое время члены  общества, не  обладающие ни способностями, необходимыми в
высокотехнологичных производствах, ни  образованием,  пытаются решать задачи
материального  выживания, ограниченные  вполне экономическими целями. Однако
сегодня  доля  их  доходов  в  валовом  национальном продукте  не  только не
повышается, но снижается по  мере  хозяйственного прогресса.  Таким образом,
люди,  принадлежащие  к  новой  угнетаемой  страте,  не  получают  от  своей
деятельности  результат,  к которому  стремятся.  Различие между  положением
первых и вторых очевидно.  Напряженность, в подобных условиях создающаяся  в
обществе,  также  не  требует   особых  комментариев.  С   таким   "багажом"
постиндустриальные державы входят в XXI век.
     Насколько резкой  может оказаться социальная поляризация на последующих
этапах постэкономической трансформации? Реальна ли перспектива эволюционного
перехода к  постэкономической  эпохе? Сколь  опасным  может  стать  открытый
конфликт  между  противостоящими  социальными  группами?  Все  эти   вопросы
представляются  сегодня  исключительно актуальными, хотя  и не имеют  вполне
определенных ответов. Тем  не  менее,  мы считаем  возможным  сформулировать
несколько коротких тезисов, поясняющих наш подход к поиску таковых.
     Мы  исходим из того, что развертывание  информационной революции и рост
влияния класса интеллектуалов не могут быть остановлены без разрушения всего
социального целого.  Во власти институтов  современного государства  создать
все необходимые условия для их быстрейшего развития или, напротив, замедлить
темп перемен,  но  не  более. По  мере  прогресса  наукоемкого  производства
естественным образом будет расти и социальная поляризация. Можно  достаточно
уверенно  предположить,  что руководство постиндустриальных стран предпримет
попытки смягчить этот процесс. Основными мерами, направленными на достижение
такого результата,  станут,  прежде  всего, усиление замкнутости общества  и
ужесточение    иммиграционной    политики,   сокращение   масштабов   помощи
деклассированным  элементам  и  попытки  активизировать  спрос на  труд  тех
низкоквалифицированных  работников,  которые  все еще стремятся  найти  свое
место в социальной структуре.
     Далее возможны два варианта действий. В первом, более  вероятном,  но в
то же время менее эффективном, правительства предпочтут  увеличить  масштабы
перераспределения   доходов   посредством   вмешательства   государства    в
хозяйственную  жизнь.  В таком  случае  для сколь либо  реального  изменения
социальной  ситуации потребуется  резко повысить налоги  на  корпорации, что
станет  сдерживать  темпы  технологического  прогресса.  При  этом повышение
социальных выплат безработным или неквалифицированным  работникам,  с  одной
стороны, снизит стимулы остальных к повышению своего образовательного уровня
и более  эффективному труду, а с  другой -- увеличит  число желающих жить за
счет  государственных субсидий.  Учитывая, что в течение ближайших двух-трех
десятилетий  правительству  и  без  того  придется  минимум  вдвое  повысить
социальные  расходы  лишь  для  того,  чтобы   обеспечить  нужды  стареющего
населения Европы  и  США, дальнейшее  наращивание  государственных  расходов
будет иметь весьма  тяжелые последствия  для хозяйственного  прогресса.  Как
только  они  станут  очевидными,  ассигнования  снизятся, и прежняя ситуация
воспроизведется на новом уровне. Тем не менее такой ход событий  кажется нам
наиболее  вероятным, поскольку правительственные эксперты и  политики  будут
выбирать его всякий раз, как  только перспектива эскалации конфликта  станет
казаться достаточно близкой.
     Иной путь  связан  с отказом  от традиционной стратегии.  В этом случае
социальные  ассигнования  должны  быть  резко  урезаны  и  ограничены вполне
конкретными  целевыми  программами,  предполагающими,  в   первую   очередь,
организацию удовлетворительного  медицинского обслуживания, переквалификацию
безработных и  обучение  детей  представителей  низшего класса. Одновременно
снимаются все ограничения,  препятствующие  деятельности высокотехнологичных
компаний,  снижается ряд  антимонопольных ограничений  и заявляется отказ от
повышения налогов на корпорации, а все инвестиции  в научные исследования  и
разработки  вообще  освобождаются от  налогов. Основной задачей современного
переходного  периода  нам  представляется не  столько  смягчение  социальной
напряженности в отношениях между высшим и низшим классами, но, скорее, такое
увеличение  материального  благосостояния  и  повышение  социального статуса
высшего  класса, которое привело бы к становлению в его недрах в полной мере
постматериалистической  мотивации.  Как  отмечает  Р.Коч,  "общество  должно
облегчить процесс  создания богатства  с  тем, чтобы,  во-первых, искоренить
бедность и, во-вторых, предоставить каждому индивиду возможности  и  стимулы
для свободного раскрытия своего творческого потенциала",  заключая при этом,
что   "богатое   общество   не   обязательно   является   материалистическим
обществом"[340]. Разрешение  социального конфликта должно в таком
случае произойти естественным образом: с одной стороны,  за счет активизации
перераспределения национального  достояния  в  пользу  низших  классов  и, с
другой стороны, за счет изменения менталитета самого низшего класса, которое
включает в себя два аспекта. Во-первых,  в той  же  мере,  в какой работники
интеллектуальной  сферы будут выходить за  пределы  эксплуатации лишь в силу
новой мотивации их деятельности, самосознание большин-

     [340] - Koch R. The Third Revolution. P. 145.

     ства членов общества будет изменяться  в  направлении признания главным
(если не единственным) залогом социального успеха образованности  и таланта,
а  не  упорного  труда   или   удачливого  предпринимательства.   Во-вторых,
складывающаяся  структура  социума  будет   в  основном  восприниматься  как
справедливая, поскольку в новой ситуации верхушка общества становится уже не
паразитическим классом, эксплуатирующим другие социальные группы, а реальным
создателем  большей  части общественного  богатства. На наш взгляд, процессы
радикального    изменения   ценностных   ориентации    современного   класса
интеллектуалов и быстрого его отрыва  от большей части общества вполне могут
воплотиться  в  интенсивном  росте  финансовых и информационных  вливаний  в
низшие  страты. Для  этого  сам  высший класс  не  должен  воспринимать  все
остальное общество как  враждебное  по отношению к  себе, а культивировать в
нем аналогичные собственным цели и принципы. Иными словами, следует  ожидать
глубоких  трансформаций как в  высшем классе, так и во всем обществе.  Этого
изменения,   между   тем,  нельзя   достичь   посредством   государственного
регулирования, остающегося  по  сей  день  воплощением сугубо  экономических
методов;  таковое, в конечном счете, не меняет мотивации низшего класса и не
способствует  естественному  сосредоточению материальных и  производственных
ресурсов в руках новой интеллектуальной и хозяйственной элиты.
     * * *
     Переход к постэкономическому обществу, представляющий собою объективный
процесс,  развертыванию которого не существует сегодня  альтернативы, наряду
со    многими   позитивными   моментами   порождает   и   новое   социальное
противостояние.   Оно  способно   не   только   серьезно   дестабилизировать
функционирующие  общественные  институты,  но  и  реально  воспрепятствовать
дальнейшему прогрессивному развитию  общества. Конфликт, вызревающий сегодня
в  недрах  постиндустриальных  социальных  структур, представляется  гораздо
более опасным,  нежели классовая борьба пролетариата  и буржуазии, по целому
ряду причин.
     Во-первых,  основной конфликт  индустриального общества возникал вокруг
распределения  материального  богатства,   и  позиции   сторон  были   более
определенными, нежели в  сегодняшних коллизиях. Противостояние, базирующееся
на владении собственностью и отстраненностью от нее, имело как потенциальные
возможности   искоренения  через  ее   перераспределение,  так   и  механизм
смягчения,  основанный  на систематическом повышении благосостояния наиболее
обездоленных групп  населения.  Теперь  же  основной ресурс,  обеспечивающий
сосредоточение  национального богатства неэкономически  мотивированной части
общества,  составляют  знания  и  способности,  которые  не  могут  быть  ни
отчуждены,  ни  перераспределены.  При  этом  очевидно,  что   экономическая
поддержка незащищенных слоев населения  также  перестает  быть  эффективной.
Если прежде она давала человеку возможность  добиться определенных жизненных
успехов, то сегодня это маловероятно; поддержка же в образовательном аспекте
чрезвычайно затруднена и может  сказаться в лучшем случае через десятилетия,
а  скорее  всего  -- даже в  следующих поколениях. Поэтому возникающее новое
классовое деление и сопровождающий его конфликт могут оказаться более сложно
изживаемыми, чем социальные проблемы буржуазного общества.
     Во-вторых,   природа    этого   конфликта   представляется   совершенно
неизученной. Очевидно, что в настоящее время все большая часть общественного
достояния  перераспределяется в  пользу лиц  с  высоким уровнем образования,
которые реализуют свой творческий потенциал в  высокотехнологичных компаниях
или  ведут  самостоятельную  деятельность,  оперируя информацией и знаниями.
Характерно,  что  они   либо   начинали   свою   жизнь,  будучи   достаточно
обеспеченными, либо достигли достойного  уровня материального благосостояния
в  результате  собственных  усилий,  но, так или  иначе,  в  их  сегодняшней
деятельности материальные  факторы играют второстепенную роль. Мы  обсуждали
этот  феномен  как  предпосылку  преодоления  эксплуатации,  и  такая  смена
ценностных ориентиров действительно представляет  собой  одно из  величайших
достижений постэкономической трансформации. В то же  время подавленный класс
общества  не  усвоил и  не имел  возможности усвоить  постматериалистические
ценности;  его   представители   стремятся   достичь  вполне   экономических
результатов и при этом (а отчасти  и в силу этого) подвергаются эксплуатации
в "лучших традициях" индустриальной  эпохи. Спираль, развертывающаяся в этом
направлении, способна  инициировать  необычайно резкое ответное действие  со
стороны экономически ориентированной части социума.
     В-третьих,   в   условиях    буржуазного   строя   острота   классового
противостояния,  как  показывает  история,  оказывалась максимальной на  том
этапе, когда  он находился в стадии становления. Именно накопление капиталов
и  формирование  технической базы вызывали особо  безжалостную  эксплуатацию
пролетариата,   провоцируя  наиболее   радикальные  выступления  угнетенного
класса.  В дальнейшем, с середины прошлого  века  и  фактически до последних
десятилетий нынешнего, за исключением отдельных периодов, таких, как Великая
депрессия 1929-1932 годов, благосостояние рабочего класса постоянно росло, и
имущественный разрыв между наиболее богатыми и наиболее  бедными социальными
группами сокращался.  Поэтому можно было вполне обоснованно  утверждать, что
по  крайней   мере  с  начала  30-х  годов  классовый   фактор   не  угрожал
индустриальному порядку  в большинстве  западных держав. В  настоящее  время
определилась  иная  тенденция.   Формирующееся   постэкономическое  общество
движимо в первую очередь новыми, нематериальными стремлениями тех, кто вышел
за  рамки экономической  мотивации, и  его  развитие  становится  все  более
динамичным по мере расширения  круга таких людей  в  обществе. С этой  точки
зрения  условием  успеха   нового  строя  является  возможно  более  быстрое
становление  класса,  имеющего своим  ориентиром постэкономические ценности.
Однако   одновременно   это   приводит   как   к  относительному   ухудшению
материального  положения,  так  и  к росту болезненного  самосознания  особо
отчужденного   класса;   сегодня   мы   не  видим   в   механизме   развития
постэкономического  общества   реальных  средств  преодоления   возникающего
классового конфликта.
     Более  того,  и это  можно  рассмотреть в качестве  четвертого фактора,
обусловливающего  опасность зреющего  социального  конфликта,  формирующийся
высший класс постэкономического общества, пока еще сохраняющий  определенную
лояльность традиционной власти, по самой своей природе враждебен  институтам
современного  государства,  воплощающим   методы  социального  управления  и
хозяйственного  регулирования,  присущие  экономическому типу  общества. Это
также  способно осложнить становление основ нового типа  социума, так как, с
одной   стороны,  совершенно  очевидно,  что  в  современных  условиях  роль
государства не  может быть  существенным образом  уменьшена, а  с другой  --
о