8,0
     5,5
     7,1
     5,0
     -0,4
     5,5
     7,4
     7,0
     6,3
     -5,0
     -3,1
     -0,8
     -12,4
     -10,1
     -7,1
     7,6
     5,9
     6,1
     -6,3
     -4,1
     -1,6
     -13,9
     -10,0
     -7,7

     Малайзия Филиппины Сингапур Гонконг Китай Тайвань
     8,6 5,7 6,9 4,9 9,7 5,7
     7,8 5,1 7,8 5,3 8,8 6,9
     7,9
     6,4
     6,1
     5,0
     8,8
     6,3
     2,5
     2,5
     3,5
     3,0
     7,0
     5,0
     -5,4
     -3,9
     -2,6
     -2,0
     -1,8
     -1,3
     8,0
     6,3
     7,3
     5,5
     10,4
     6,5
     1,1
     2,2
     2,7
     3,0
     7,8
     5,9
     -6,9
     -4,1
     -4,6
     -2,5
     -2,6
     -0,6

     Источник: Goldstein M. The Asian Financial Crisis. P. 3.
     (25,2  млрд.  долл.) [267], волна забастовок  в Южной Корее,
народные волнения в Индонезии, приведшие к падению режима Сухарто, и т.д. --
достаточно  хорошо  известны, и воспроизводить  их не  входит в нашу задачу.
Гораздо  больший   интерес   представляют   попытки   исправить   положение,
предпринимавшиеся  как  национальными  правительствами,  так   и   по  линии
международных финансовых  организаций,  особенно  те из  них,  которые  были
осуществлены на первом  этапе кризиса, между октябрем 1997-го и весной  1998
года.
     Следует отметить, что события, формально положившие начало кризису, и в
первую  очередь  девальвации национальных  валют азиатских  стран летом 1997
года,   прошли  относительно  незамеченными  на   мировых  рынках;  снижение
котировок  акций  в  Азии не помешало  европейским  и американским  фондовым
индексам неоднократно  достигать новых рекордов летом и осенью  этого  года.
Доллар плавно рос по отношению  к  иене, а  японский  и  гонконгский индексы
столь же медленно снижались  (Nikkei-225 потерял в 1997 году до 20 процентов
своей  стоимости).  Однако для  того, чтобы кризис  в Азии  получил  мировой
резонанс, необходим был крах на  одном из основных  региональных рынков. 20,
21, 22 и 23 октября, в течение четырех дней подряд, котировки в Гон-

     [267] - См.: Hirch M. Cronyism Crashes. P. 21.

     конге  непрерывно снижались, соответственно на 630,  568, 765  и  1.211
пунктов, что означало общее  падение на 23 процента[268]. В ответ
27  октября  индекс  Доу-Джонса  упал  более чем  на 300 пунктов; торги были
прерваны впервые после того,  как 22 ноября 1963 года мир узнал об  убийстве
президента  Дж. Кеннеди; после  их возобновления индекс продолжил "свободное
падение", и, когда снижение  достигло 554 пунктов,  торги были прекращены на
основе биржевых  правил, принятых в  1987  году. На следующий день Доу-Джонс
поднялся  более чем на 300  пунктов,  однако резко упали котировки в Европе.
Разбалансированность мировых рынков стала реальностью[269].
     На фоне резкого (на 20-40  процентов) снижения курса национальных валют
большинства восточноазиатских  стран  и катастрофического  (на  30-50,  а  в
Индонезии  даже на  70 процентов)  обвала на их фондовых рынках окончательно
прояснилось  состояние   макроэкономических  индикаторов   в  этих  странах.
Фактически  впервые  появились реалистические  данные  о валютных  резервах;
выяснилось, что  большая часть золотых резервов  Банка  Таиланда была  тайно
реализована  на  международных рынках еще в  августе-октябре, а  общий объем
валютных резервов Южной Кореи, являвшейся на тот момент 11-й по размерам ВНП
экономикой  в мире, составлял  21  ноября 1997  года  7,3 млрд.  долл., 4 же
декабря --  около  5  млрд. долл. [270] За период между серединой
1997-го и началом 1998 года снижение корейского  фондового индекса  обошлось
инвесторам в 314 млрд. долл., крах на малайзийском рынке  -- не менее чем  в
225  млрд.  долл.  [271],  а  цены, сложившиеся  на индонезийской
бирже, выявили убытки в 74 млрд. долл. только по акциям 15 наиболее  активно
торговавшихся  компаний[272]; в  силу того, что  котировки  акций
прочих фирм,  входивших  в листинг,  трудно было определить,  точный  размер
потерь не поддается исчислению.
     Международные   финансовые  эксперты  поспешили  заявить,   что  кризис
порожден финансовыми проблемами,  запредельным уровнем использования заемных
средств  и  действиями фондовых  спекулянтов.  В  качестве аналога,  на опыт
которого можно  было опереться  в  ходе решения  возникших  проблем,  многие
экономисты стали называть мексиканский долговой кризис 1995 года, успешно

     [268]  -   См.:  Henderson  С.  Asia  Falling.  P.  146-147;
подробнее см.: Spaeth A. Sinking Feeling // Time. 1998. June 22. Р. 40.
     [269] - Подробнее см.: Powell B. Hiccup? Or Global Meltdown?
// Newsweek. 1997. December 29. P. 20-21.
     [270] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis.  P.
78.
     [271] - См.: Ibid. P. 94.
     [272]  -  См.:  Moreau  R.,  Nordland R.  After  Suharto  //
Newsweek. 1998. June 1. P. 39.

     разрешенный силами МВФ (а  по сути дела -- США), направившими в  страну
48 млрд. долл.,  которые способствовали  стабилизации  национальной валюты и
реструктуризации долга, сбившим первую волну кризиса. Полагая, что и в новой
ситуации  прежние  методы  принесут  заметные  результаты,  западные  страны
предпочли оказать терпящим бедствие азиатским нациям быструю и массированную
финансовую поддержку. В  соответствии с таким подходом,  МВФ последовательно
одобрил  в течение второй половины  1997 года предоставление 17 млрд.  долл.
Таиланду, 23  млрд. долл.  Индонезии (впоследствии пакет  был увеличен до 43
млрд. долл.) и, наконец, 57 млрд. долл. Южной Корее, что стало самым большим
кредитом,  когда-либо  предоставленным  этой   организацией[273].
Однако время показало, что эти меры оказались далеко не так  эффективны, как
осуществленные в ходе мексиканского дефолта 1995 года.
     Кризис,   поразивший  Юго-Восточную  Азию,  отличался  от  мексиканской
катастрофы по многим направлениям.
     С количественной  стороны  он  был гораздо более глубоким даже в  чисто
финансовом аспекте. Если в Мексике в 1994 году общий размер выданных банками
и  финансовыми институтами кредитов  не  превышал  50  процентов ВНП,  то  в
Таиланде накануне кризиса  он достигал 140 процентов. Если безнадежные ссуды
в обоих случаях составляли около 30 процентов всех выданных кредитов, то для
Мексики эта цифра была эквивалентна 15 процентам ВНП,  а для  Таиланда -- 45
процентам. Таиланд не был в этом отношении исключением: в сентябре 1997 года
уровень  невозвратных  кредитов  в  30-32  процента   был  признан  также  в
Индонезии, Малайзии  и Южной Корее. В Индонезии, Малайзии и Таиланде  только
обязательства перед иностранными банками, в большинстве своем краткосрочные,
достигали  в сентябре  1997  года  30-45 процентов  ВНП  (общая сумма  долга
Малайзии    превышала    170    процентов     ВНП,    Индонезии    --    190
процентов[274]).  Огромную  опасность  представлял  и  устойчивый
дефицит платежного баланса, связанный  с необходимостью  масштабного импорта
производственных  технологий  и комплектующих. В  1996 году этот  показатель
возрос для южнокорейской экономики по  сравнению с предыдущим  годом почти в
три  раза, с  8  до 23  млрд.  долл.,  в  результате  чего по его абсолютной
величине страна заняла второе место в мире после США[275].

     [273] -  См.: Lacayo  R. IMF to  the Rescue //  Time.  1997.
December 8. P. 23.
     [274] - Подробнее см.:  The Economist. 1998. March 7. Survey
"East Asian Economies". P. 5-9.
     [275] - См.: Yip G.S. Asian Advantage. P. 225.

     При этом  все охваченные кризисом государства имели исключительно малые
возможности маневра,  так как имевшиеся  в их распоряжении валютные  резервы
были  несравнимо меньше, чем обязательства по  внешним  займам. Так, внешний
долг Таиланда достигал 87,3 млрд. долл.  при величине резервов не более 26,6
млрд.  долл.;  для  Южной  Кореи  и  Индонезии   соответствующие  показатели
составляли 152,3  и 45,1, 136,4 и 13,5 млрд. долл. [276]. Поэтому
большая  часть  средств, направлявшихся МВФ в виде пакетов  кредитной помощи
этим  странам,  фактически   шла  на  реструктуризацию  долга  и  не  влияла
существенным образом на внутреннюю ситуацию.
     В  качественном  аспекте  различия   были  еще  более   разительными  и
определялись   в  первую  очередь   характером  инвестиционной  политики   в
предшествующий период и степенью государственного регулирования экономики.
     Если  основой  мексиканского  кризиса   было  активное  потребительское
кредитование,  то  в Азии заемные  средства использовались  для  инвестиции,
многие из которых  оказались непродуктивными. Поэтому в  Мексике девальвация
национальной валюты  имела  позитивные последствия; ставшие  более  дешевыми
мексиканские  товары  хлынули  на  внешние рынки, прежде всего в Соединенные
Штаты  (рост  экспорта  составил  в  1995 году  40  процентов  в  долларовом
исчислении, из которых 90  процентов  пришлись на США), а гипертрофированное
внутреннее потребление несколько снизилось,  что также сыграло положительную
роль.  После  снижения объемов  производства в 1995  году на  6,2 процента в
1996-м  и  1997-м  наблюдался рост на 5,2  и  7,4 процента соответственно. В
результате  увеличения  экспорта  и  уменьшения импорта  дефицит  платежного
баланса снизился с 29,7 млрд. долл. в 1994 году до 1,6 млрд. долл. в 1995-м.
Сокращение   внутреннего   спроса  на  12,8  процента  в  1995   году   было
компенсировано  его ростом на  6,2  процента в  1996-м  и на  9 процентов  в
1997-м.  К  концу  1998  года  уровень  безработицы  также  вернулся  к  его
докризисным  значениям[277].   При   этом   мексиканские   власти
радикально  сократили  количество барьеров для зарубежных капиталовложений и
допустили  приобретение   национальных   компаний  в   полную  собственность
иностранных инвесторов. В результате начавшие возвращаться в страну средства
западных предпринимателей обеспечили установление нескольких новых рекордных
значений фондового индекса в 1997 году.

     [276] -  См.:  Emerson  Т.  Asia's Agony // Newsweek.  1998.
October 12. Р. 26.
     [277] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis.  P.
277.

     В Азии же последствия девальвации национальных валют и  обвала фондовых
рынков оказались совершенно иными. Поскольку банки направляли основную часть
кредитов в инвестиционный сектор, финансовый кризис сделал привлечение новых
заемных  средств  гораздо  более  дорогим  (так,  к  началу  лета 1998  года
процентные ставки достигли на Филиппинах 16 процентов годовых, в Южной Корее
--   17,   в    Таиланде   --   23,    а   в    Индонезии    превысили    60
процентов[278]) и, тем самым, фактически свел на нет  возможности
удешевления товаров, которое  могло бы стать первым следствием  девальвации.
Внутреннее  потребление еще  более  сократилось,  как из-за  снижения  курса
национальной  валюты,  так  и  в  результате  банкротства  банков и  падения
заработной  платы;  как  следствие,  вместо  оживления  экспортных  секторов
экономики началась  глубокая рецессия. Как отмечает Дж.Сорос, "за финансовым
крахом последовал экономический спад. Внутренний спрос  застыл, импорт резко
сократился, но объем экспорта не  увеличился,  поскольку  значительная  доля
экспортируемых товаров  направлялась  в  страны, также  охваченные кризисом.
Кроме того, экспортировалась в основном ограниченная группа товаров, цены на
которые снижались вследствие перенасыщения рынка" [279]. В  Южной
Корее, например, в первом квартале 1998 года физический объем экспорта вырос
на 30 процентов, но в стоимостном выражении он фактически не изменился из-за
падения  цен на  экспортную  продукцию[280]; во  втором  квартале
ситуация  также  оставалась  неопределенной,  но  уже  во  втором  полугодии
наметилась  тенденция к  сокращению стоимости  экспорта, что дало  основание
корейской Ассоциации международной торговли прогнозировать первое после 1958
года  снижение  стоимостных  показателей экспорта  по  итогам  1998  года  в
целом[281].  Во   втором  квартале  1998  года  началось  быстрое
сокращение  объемов производства, в  результате чего загруженность мощностей
снизилась с 83 до 65 процентов[282].
     Менее чем  через полгода после начала кризиса стала очевидной и степень
зависимости от импорта. Выше мы отмечали,  в  какой мере высокотехнологичное
производство   в   азиатских   странах   зависело   от  поставок   импортных
комплектующих и технологий. Между тем  в  течение последнего  квартала  1997
года и начала

     [278] - См.: Spaeth A. Sinking Feeling. P. 40.
     [279] - Soros G. The Crisis of Global Capitalism. P. 149.
     [280]  - См.: Bosworth В.  Why Trade with Asia Benefits  the
U.S. Economy // Harrison S.S., Prestowitz C.V., Jr.  (Eds.)  Asia After  the
'Miracle': Redefining U.S. Economic and Security Priorities. P. 103-104.
     [281] - См.: The Economist. 1998. September 12. P. 72.
     [282] - См. Mc Leod R.H., Garnaut R. East Asia in Crisis. P.
80, 81.

     1998-го таковые  снизились в Индонезии  на 30, в  Таиланде  -- на 32, в
Южной  Корее  --  на  36  процентов[283]. В  середине  1998  года
азиатские  страны фактически исчерпали все возможности снижения цен  на свою
продукцию, которые не могли упасть столь же резко, сколь и  их  национальные
денежные  единицы,  в   первую   очередь  по  причине  высокой  составляющей
импортированных  компонентов  и  сырья.  И хотя к  весне  1998  года  первые
последствия краха  были, казалось,  преодолены, реального улучшения ситуации
не  наступило. Переместившись  в  производственную  сферу,  кризис  привел к
массовой  остановке предприятий и  закрытию  многих  компаний. По  подсчетам
экспертов,  уровень безработицы  к  концу 1998  года во всех  охваченных  им
странах  превышал  докризисные  показатели  в 2-2,5  раза[284]; в
Малайзии    и   Индонезии    начались    волнения,    направленные    против
иммигрантов[285]; уровень  жизни в  пораженных  рецессией странах
снизился  более чем  в  полтора  раза.  Впервые  с конца 60-х годов  во всех
восточноазиатских   государствах  увеличилась  доля  граждан,  живущих  ниже
официальной черты бедности: в Таиланде -- с 15,1 до 26,7, в Южной Корее -- с
15,7   до   27,8,   а   в   Индонезии   --   с   11,3   до   22,5   процента
населения[286].
     Не  менее  драматично  обстояло  дело  и  в   связи  с  государственным
вмешательством   в   решение   экономических   проблем.   Азиатская   модель
индустриализации,   как   мы  отмечали  выше,  основывалась   на  сращивании
государства  и  экономики.  Этот  процесс  принимал различные  формы  --  от
централизованного  регулирования  в  Малайзии  и  государственной  поддержки
крупных компаний в Южной Корее до организации целой сети полугосударственных
компаний  в  Индонезии,  позволившей  семье  Сухарто сколотить самое большое
состояние   в  Азии,  по  некоторым  оценкам  достигающее  40   млрд.  долл.
[287] Однако в любом  случае  меры, предложенные  МВФ  в качестве
условия оказания финансовой помощи, были  встречены явно оппозиционно,  если
не  сказать  --  враждебно. В Таиланде одним из важнейших  условий выделения
кредита стало закрытие 57 крупных финансовых компаний, находившихся на грани
банкротства,  но  близких к  власть  предержащим;  в Южной Корее  еще  более
болезненным оказалось требование расформирования ряда крупных конгломератов,
в том  числе "Хюндаи", а также применение процедуры банкротства к  некоторым
мощным   компаниям,   включая  "Киа  моторе";  в   Индонезии  делегация  МВФ
акцентировала внимание на удалении от дел членов президент-

     [283] - См.: Ignatius A. Asia's Bad News // Time. 1998.  May
18. P. 33.
     [284] - См.: Lee E. The Asian Financial Crisis. P. 40.
     [285]  - См.:  Larimer Т.  No Place For  Strangers //  Time.
1998. April 6. P. 26.
     [286] - См.: Emerson Т. Asia's Agony. P. 26.
     [287] - См.:  Mayer M.  Suharto Family  Values  // Newsweek.
1998. May. 18. P. 41

     ской  семьи.  Как  показывает  практика,  все эти требования  не  имеют
реальной перспективы быть выполненными. В  Таиланде  до  сих пор  продолжают
работать более  половины предназначавшихся  к закрытию финансовых  компаний;
требования  МВФ  по отношению  к Малайзии вызвали  резкие заявления премьера
Махатхира и фактически привели  к самоизоляции страны; торг с  индонезийским
президентом  Сухарто  занял  несколько  месяцев[288] и закончился
только с его свержением; в Южной Корее (где накануне кризиса до 12 процентов
топ-менеджеров пяти  крупнейших  компаний состояли в тесном  родстве  друг с
другом[289])  большинство  условий  также  не были  выполнены,  и
неудивительно, что  "Киа  моторе"  в  результате инвестиционного  "конкурса"
перешла не к "Форд мотор", предложившей самую высокую цену, а к корейской же
"Дэу".   Летом   1998   года   все  страны,  получившие   помощь,   нарушили
договоренности  с  МВФ  в  той  их  части,  которая  касалась  необходимости
сбалансирования бюджета. Если во второй половине 1997  года МВФ согласовал с
Таиландом, Южной  Кореей и Индонезией  показатели профицитов их  бюджетов  в
размере 1 процента[290], то уже в  мае 1998 года Таиланд допустил
дефицит в 3 процента, Южная Корея в июне -- 4  процента,  а Индонезия -- 8,5
процента.   Хотя   эти   нарушения  формально   объяснялись   необходимостью
поддержания  ряда  социальных  программ, значительная  часть средств  была в
действительности   израсходована   на  финансовые  вливания  в  промышленный
сектор[291].
     Характерно,  что даже сегодня,  два года  спустя после первых кризисных
явлений  в азиатских странах,  доминирующей  остается точка зрения, согласно
которой  главной  причиной  разрушительного  кризиса  стали  проблемы  чисто
финансового  характера  -- в первую очередь массированный отток капитала  из
стран  региона  и  последовавший  за  этим так  называемый  "эффект  домино"
[292].   Более   того,   большинство   экспертов   полагают,  что
значительная часть причин, породивших кризис, лежит вне хозяйственных систем
самих  этих стран.  Дж.Сорос  риторически  спрашивает в  своей  книге:  "Как
получилось,  что  такая  успешная  модель экономического  развития так скоро
потерпела  крах?" --  и  отвечает, что  "основным  источником нестабильности
является  сама   международная  финансовая   система"  [293].  Мы
полагаем, что в этом утверждении

     [288]  - См.: McCarthy Т. Indonesia  on  the Brink  // Time.
1998. March 23. P. 36-37.
     [289] - См.: Cough L. Asia Meltdown. The End of the Miracle?
P. 20.
     [290] - См.:  Phongpaichit P., Baker Ch. Thailand's Boom and
Bust. P. 124.
     [291] - См.: Lee E. The Asian Financial Crisis. P. 53.
     [292]  -  См.:  Griffith-Jones  S.,  Kimmis  J.  Stabilizing
Capital Flows to Developing Countries // Michie J., Smith J.G. (Eds.) Global
Instability. P. 71-72.
     [293] - Soros G. The Crisis of Global Capitalism. P. 141.

     гениальный финансист ошибается, серьезно смешивая причину и следствие.
     Безусловно,  зависимость  азиатских  экономик от  развития  событий  на
мировых  финансовых рынках не следует недооценивать.  Однако, на наш взгляд,
то огромное внимание, которое  в последние два года  развитые страны уделили
азиатскому  кризису,  не  означает,   что   он   был   порожден   действиями
международных финансистов. Качественное отличие азиатских стран  от  той же,
например,  Мексики  состоит  в  том,  что  правительства  и лидеры  делового
сообщества этих  государств стремились  за  чужой  счет  (как  международных
инвесторов, так и  собственных  граждан)  индустриализировать  свои  страны,
отнюдь не теряя  при этом контроля над собственной  экономикой. В отличие от
Мексики, возможность инвесторов не только принимать принципиальные  решения,
но  даже получать  достоверную  статистическую  информацию  о положении  дел
оставалась  здесь весьма низкой. Теперь известно, что Таиланд пер