и радикальными[394].
Эксперты отмечают также, что снижение котировок акций в 1973-1974 годах про-

     [389]  - См.: Gates В.,  with  Hemingway  С. Business @  the
Speed of Thought. P. 79.
     [390] -  См.:  Pastemack  B.A., Viscio A.J.  The  Centerless
Corporation. A New Model  for Transforming Your Organization for  Growth and
Prosperity. N.Y., 1998. P. 30.
     [391] - См.: Bootle R. The Death oflmlation. P. 10-11.
     [392] -  См.:  Davidson  J.D., Lord  William Rees-Mogg.  The
Great Reckoning. P. 509.
     [393] - Norris F.  10 Years On, Lessons Of a  'One-Day Sale'
// International Herald Tribune.1997. October 18-19. P.16.
     [394]  -  Wall  Street Claws Its Way Back  //  International
Herald Tribune. 1997. October 29 P.I.

     должалось  486  дней, соответствующий  период в ходе кризиса  1981-1982
годов длился 328 дней, тогда как  в 1990 году  он ограничился 62 днями, а  в
1998-м -- 31 днем[395].
     Рост  фондовых  рынков  в  западных  странах  стал  одной  из  наиболее
знаменательных  экономических тенденций 90-х годов. На этом фоне следует, на
наш взгляд, отметить три важных обстоятельства.
     Во-первых, весьма симптоматичны как сами темпы  роста основных фондовых
индикаторов, так и сравнение их с некоторыми другими показателями. Известно,
что  между  началом  1985-го  и  1998-го годов повышение котировок акций  на
биржах   Парижа   и   Лондона   привело  к   росту   средств,  первоначально
инвестированных в фондовые  индексы, в 10,72 и  10,67 раза соответственно, а
на биржах Нью-Йорка и Франкфурта -- примерно в 8,5 раза[396]. При
этом  наиболее интенсивный  рост  пришелся  на  вторую половину 90-х,  когда
основные  фондовые индексы  на  ведущих  биржах  выросли  в  2,5-3  раза  за
несколько лет[397]. Вместе  с тем  именно во второй половине 90-х
обнаружились  несколько  интересных тенденций. Скачок цен  акций в  период с
1994 по  1999 год  произошел в  условиях  фактически  неизменных  процентных
ставок в США,  Великобритании, Германии  и Франции. Для сравнения необходимо
отметить, что в первой половине  десятилетия, когда  рост основных  фондовых
индексов не  превысил 1,5 раза, процентные ставки сократились приблизительно
в такой  же пропорции[398]. Не менее знаменателен и тот факт, что
быстрый рост котировок в  последние  пять лет происходил  на  фоне стагнации
фондового  рынка в  развивающихся  странах, а  также  в новых индустриальных
государствах Азии; результатом  стало то,  что  суммарное повышение сводного
фондового  индекса по развивающимся странам на протяжении всего периода 90-х
годов, предшествовавшего (!) краху 1997 года, оказалось меньшим, нежели рост
котировок   в   США,   и  составило  в   целом   не   более   100  процентов
[399]. Особенно заметными были трудности японской  экономики, где
фондовый  индекс Nikkei опустился более чем в два раза с 1990  по  1998 год;
хотя этому предшествовал беспрецедентный  взлет во  второй половине  80-х, в
целом  средства, размещенные  в  японские акции  в 1985  году, обеспечили  в
четыре раза более низкие доходы, чем на фондовых рынках ведущих

     [395] - См. EliasD. Dow 40,000. Р. 131.
     [396] - См. The Economist. 1998. February 28. P. 119.
     [397] - См. The Economist. 1998. March 28. Р. 102.
     [398] - См. The Economist. 1997. August 9. P. 65.
     [399] - См. World Economic Outlook. A Survey by the Staff of
the International Monetary Fund. October 1997. Wash., 1997. P. 34.

     стран   Западной  Европы  и   США[400].  Кризис  1997  года,
отбросивший  страны Азии, Латинской Америки и Восточной Европы далеко назад,
сопровождался  беспрецедентным  превышением   роста  котировок  на  фондовых
площадках   основных   постиндустриальных   центров,   доходности   средств,
размещенных  на развивающихся рынках.  Подобная ситуация  была зафиксирована
впервые  за  весь  послевоенный  период,  и,  на   наш   взгляд,  она  стала
провозвестником качественно  новой  диспозиции  сил  на  мировой  финансовой
арене.  Во-вторых,  важной  предпосьшкой  роста  на  фондовых  рынках  стала
политика формирования мощных специализированных  компаний, о чем упоминалось
выше. В начале 90-х  большинство крупных конгломератов  распались, и  лидеры
корпоративного мира в  западных  странах  (но  отнюдь  не в Японии  и других
странах  Азии)   сосредоточились  на  максимальном  повышении  эффективности
монопрофильных фирм.  В результате  практически  во  всех  ведущих  отраслях
экономики  появились  предпосылки  для  беспрецедентной   волны  слияний   и
поглощений. Известно, что до конца 60-х годов такая практика не была слишком
уж  распространенной; так,  только в 1967  году  абсолютное  число  подобных
сделок в США превысило рекордный уровень, установленный перед тем в 1899 (!)
году[401]  . Однако  в последние  десятилетия  картина радикально
изменилась.  Если в период с 1984 по 1991 год в Европе было  совершено около
900 слияний и поглощений в промышленном секторе, 141 -- в финансовом и 50 --
в сфере  торговли  и распределения, то на протяжении последующих семи лет их
общее   число  превысило  4   тысячи.  Международные  слияния  и  поглощения
обеспечивали  в 90-е годы  более  70  процентов всех  инвестиционных потоков
между  странами-членами ОЭСР.  При этом Юго-Восточная Азия (включая  Японию)
оставалась  единственным регионом, где  данные процессы были выражены крайне
слабо  или вообще отсутствовали[402]:  в  1998  году  здесь  было
совершено  всего 2 тыс. слияний  из более чем 26 тыс.,  состоявшихся в мире;
при этом их суммарная стоимость не превысила 60 млрд. долл., то есть 2,5 (!)
процента  от общемирового  показателя[403]. На протяжении  второй
половины 90-х годов процесс ускорился и приобрел еще более  четко выраженный
моноотраслевой характер. В США число поглощений выросло  с несколько более 5
тыс. в 1992 году до 11 тыс. в 1997-м, а

     [400] - См.: The Economist. 1998. February 28. Р. 119.
     [401]  - См.: PfefferJ. Will the Organization of  the Future
Make the  Mistakes of the Past? // Hesselbein F.,  Goldsmith M., Beckhard R.
(Eds.) The Organization of the Future. P. 45.
     [402] - См.: Moody К. Workers in a Lean World. P. 76.
     [403] - См.: The Economist. 1999. January 9. P. 22.

     стоимость совершенных сделок возросла со 175 млрд. до почти 1 триллиона
долларов[404].  В  масштабах мировой экономики  данный показатель
вырос за  эти годы с 400 млрд. до 1,65 триллиона долл. [405] 1998
год  принес  новый рекорд: в мире было  совершено в общей сложности более 26
тыс.   сделок   по   приобретению   отдельных  компаний   или  их   значимых
подразделений,  а  суммарная  стоимость таких  трансакций,  увеличившись  по
сравнению  с  предшествующим  годом  почти в  полтора раза,  приблизилась  к
отметке  в  2,5  триллиона долл.  [406] В США в  этом  году  было
совершено шесть сделок, стоимость каждой из которых превышала 50 млрд. долл.
[407]  В  автомобильной  промышленности только в  1997-1999 годах
было зафиксировано  около  20  сделок,  в  том  числе по приобретению  таких
известных фирм, как "Ровер", "Роллс-Ройс",  "Ламборджини" и "Киа".  Компания
"Форд" купила значительный  пакет акций  в  подразделении  шведской компании
"Вольво",  специализирующейся  на  выпуске  грузовых  автомобилей, а  "Рено"
объявила  о  покупке контрольного  пакета акций  "Ниссан".  Апофеозом  можно
считать 40-миллиардную сделку, ставшую самым большим поглощением, когда-либо
происходившим    в    индустриальном   секторе,   и   образовавшую   концерн
"Даймлер/Крайслер",  ныне  шестой  по  величине  автопроизводитель  мира.  В
результате   53,4  процента  мирового  рынка  автомобилей  контролируется  в
настоящее время  пятью  крупными  промышленными группами, из которых  только
"Тойота" с ее 9 процентами продаж не относится к развитым постиндустриальным
странам. Лидерами же остаются "Дженерал моторс/Опель/Сааб" с 16,2 процентами
рынка,  "Форд/Мазда/Ягуар"  с  12,9  и "Фольксваген/Ауди/Роллс-Ройс"  с  7,9
процента  рынка,  но с  операционными  доходами,  почти  вдвое  превышающими
показатель "Тойоты" [408].
     В 1995-1997 годах было осуществлено более 4 тыс. слияний и поглощений в
американском  финансовом  секторе;  среди  них  особое  внимание   экспертов
привлекло  формирование в  апреле 1998  года  крупнейшей в  мире  финансовой
корпорации "Ситигруп",  ставшее  результатом  слияния  второго  по  величине
американского  банка  "Ситибэнк" и  финансового  монстра  "Трэвелерс  Груп".
Стоимость   сделки   превысила    76   млрд.   долл.    [409]   В
телекоммуникацион-

     [404] - См.  Kadlec D. Making a Money Machine // Time. 1998.
April 20. Р. 36-39.
     [405] - См. The Economist. 1998. February 26. P. 70.
     [406] - См. The Economist. 1999. January 9. P. 22.
     [407] - См. Alsop R.J. (Ed.) The Wall Street Journal Almanac
1999. P. 147.
     [408] - См. Seaman В., Sfodghill R., II. Here Comes the Road
Test // Time. 1998. May 18. P. 36-39.
     [409] - CM. Kadlec D. Making a Money Machine. P. 37.

     ной  сфере  в  1997  году  родился  гигант, образованный  в  результате
42-миллиардной сделки  между MCI и "УорлдКом" [410].  В 1996 году
пять крупнейших авиаперевозчиков всех  континентов --  "Люфт-ганза",  "SAS",
"Юнайтед   Эйрлайнз",  "Эйр  Кэнэда"   и  "Тай   Эйруэйз"  (позднее   к  ним
присоединился  бразильский  "Вариг")  образовали   "Стар  Эллаинс",  ставший
крупнейшим авиаконсорциумом  в мире;  между тем уже через  полтора года союз
между   "Бритиш   Эйруэйз"   и   "Америкэн   Эйрлайнз",  вскоре  дополненный
присоединившимися  к нему компаниями  многих стран Британского  содружества,
занял лидирующее положение в отрасли[411]. Весьма характерно  при
этом,  что  на  протяжении  последних  лет  более  70  процентов  слияний  и
поглощений,   выходящих   за   пределы  определенной   отрасли,  завершаются
откровенной неудачей через год-два[412],  тогда как в  результате
формирования  мощных моноотраслевых компаний  их конкурентоспособность  лишь
возрастает. На  протяжении  последних  десяти лет  более 90  процентов  всех
слияний и  поглощений осуществляется либо в пределах одной отрасли,  либо  в
рамках крайне близких по своему  профилю отраслей  промышленности или  сферы
услуг[413]. В этой связи следует также отметить, что консолидация
крупных компаний все  чаще  происходит  теперь  не  только в  пределах одной
отрасли,  но  и  в  рамках относительно  равных  по  степени  хозяйственного
развития  стран:  так,  в  течение  первой  половины 1999  года  европейские
компании потратили  на приобретение  94  американских  фирм  почти  73 млрд.
долл., не осуществив при этом ни одной покупки крупных корпораций в Азии или
других развивающихся странах. Разумеется, нет необходимости даже упоминать о
том, в какой степени растут  котировки акций компаний, выступающих сторонами
в  подобных масштабных сделках;  повышение их цен  после  объединения иногда
превосходит  ажиотажные  ожидания,  возникающие  у инвесторов на  этапе  его
подготовки.
     В-третьих,  важнейшим  источником роста  инвестиционной активности стал
выход  на рынок  компаний, действующих  в сфере информационных технологий. В
1995 году в этом секторе было совершено 2913  сделок совокупной стоимостью в
134  млрд.  долл.  (в  1994  году  --  1861  сделка  на  90,5  млрд.  долл.)
[414].  Выше  мы  говорили  о  том,  сколь быстро  повышаются  на
протяжении последних лет цены  акций небольших компаний и фирм, производящих
про-

     [410] -  См.: Greenwald J.  Dial M for Merger//  Time. 1997.
October 27. Р. 62-63.
     [411] - См.:  Grose Т.К.  But  Will  It Fly? //  Time. 1997.
February 10. P. 26-27.
     [412] - См.: The Economist. 1997. January 4. P. 70.
     [413] - См.: ThurowL. Creating Wealth. P. 11-12.
     [414] -  См.: Sassen S. Globalization and  Its  Discontents.
N.Y., 1998. P. 187-188.

     граммное обеспечение, а  также продукцию фармацевтики и  биотехнологии.
При  этом  рост  котировок их  ценных бумаг  в  значительной мере обусловлен
нарастающей консолидацией. Большинство новых  высокотехнологичных  компаний,
достигающих  рыночного успеха, рассматриваются потенциальными  инвесторами в
качестве  объектов  поглощения  более  крупными  фирмами,  что  поддерживает
высокие цены на их  акции.  Так, в  1995 году,  когда IBM  решила приобрести
продукт Notes, разработанный фирмой  "Лотус", и избрала средством достижения
этой  цели покупку  самой  данной  компании[415],  рыночная  цена
последней  в течение  нескольких  месяцев достигла  3,5  млрд.  долл.,  хотя
балансовая оценка фондов  корпорации  не превышала  на  тот момент  230 млн.
долл. [416]  В 1993 году "Майкрософт" допустила одну из грубейших
стратегических   ошибок,  отказавшись  от  покупки   за   268   млн.   долл.
[417]   компании  "America-on-Line   (AOL)",  рыночная  стоимость
которой  спустя пять лет приблизилась к  27  млрд. долл. [418] Не
менее серьезным просчетом стала  продажа  IBM  в  середине  80-х годов своей
20-процентной доли  в корпорации  "Интел": в сегодняшних  условиях, если  бы
компания  продолжала владеть этими ценными бумагами, рыночная  стоимость IBM
превосходила  бы  текущий  показатель  почти  на одну треть[419].
Похожий  случай представляет собой компания "Нетскейп", основанная  в начале
1994 года и обладавшая к началу 1996-го фондами в 17 млн. долл., но при этом
контролировавшая    85    процентов   американского   рынка   интернетовских
браузеров[420]:  ее рыночная оценка  к этому времени превышала  3
млрд. долл. [421] Более свежие примеры относятся к историям роста
цен на акции  операторов  в области  интернетовской  торговли:  в  каждом из
подобных  случаев  мы  наблюдаем  повышение котировок в  первую  очередь  на
основании  информации   о  готовящихся  поглощениях.  Аналогичные  тенденции
прослеживаются и в других высокотехнологичных отраслях.
     Мы  остановились   столь   подробно  на  характеристиках   современного
фондового рынка в силу двух причин. С одной стороны, в
     нынешних условиях тенденции  его  развития  в  западных  странах весьма
существенно   определяют   инвестиционный  климат   в  глобальном  масштабе,
фактически задавая основные направления движения  денежных потоков. С другой
стороны, именно  параметры фондового рынка наилучшим образом свидетельствуют
о  прогрессе  современной  информационной экономики, который  фактически  не
может  быть  оценен   никак  иначе,  поскольку  вещественные  характеристики
производимых    благ   являются    крайне    условными,    а    традиционные
макроэкономические показатели, как мы неоднократно уже отмечали, далеко не в
полной  мере  отражают  формирующуюся  реальность.  В пользу  именно  такого
подхода  к  данной проблеме говорит,  на наш взгляд, и исключительно большое
влияние инвестиционного климата и  предпочтений  инвесторов на начало  и ход
кризиса,  который  мы  назвали  вторым  системным  кризисом  индустриализма.
Переходя к  следующим разделам  нашей книги  и подытоживая приведенный здесь
краткий  исторический  очерк,  остановимся  более подробно  на  основных его
характеристиках.

     [415] - Подробнее о борьбе вокруг "Лотуса" см.: Gay M.K. The
New   Information   Revolution.   A   Reference   Handbook.  Santa   Barbara
(Ca.)-0xford, 1996. P. 13.
     [416] - См.: Edvinsson L., Malone M.S. Intellectual Capital.
P. 2, 34, 2-3.
     [417]  -  См.:  Lowe J. Bill Gates Speaks. Insight from  the
World's Greatest Entrepreneur. N.Y., 1998. P. 119.
     [418] - См.: Greerwald J.  Heroes of a Wild and Crazy  Stock
Ride //Time. 1998. August 3. P. 44-45.
     [419] - См.: ThurowL. Creating Wealth. P. 54.
     [420]  -  Подробнее  об  истории  создания  "Нетскейп"  см.:
ClelandA.S., Bruno  A. V.  The Market  Value Process. Bridging  Customer and
Shareholder Value. San Francisco, 1996. P. 162-163.
     [421] -  См.:  Monison I. The  Second  Curve.  Managing  the
Velocity of Change. L., 1996. P. 62.

     Второй системный кризис индустриализма

     К  концу  90-х  годов  экономический  бум в постиндустриальных  странах
серьезно  изменил  мировую  хозяйственную  конъюнктуру.  С  одной   стороны,
западный мир достиг небывалой независимости как от  поставок сырья, так и от
импорта традиционной  индустриальной  продукции,  доминируя  в  производстве
информационных ресурсов и наращивая потребление не товаров массового спроса,
на  которые  ориентировалась  экономика  индустриальных  стран,  а  услуг  и
информации. С другой  стороны,  это радикально изменило  соотношение цен  на
информационные  и неинформационные  продукты:  закрепившись  в  роли  явного
монополиста,  западные   страны   оказались  свободными   от   необходимости
искусственно продвигать свои  технологии  на новые  рынки, и их  цены  стали
более реалистичными;  в то  же время  ничем  не ограниченная  конкуренция на
рынке  массовых  потребительских  товаров  до  предела обострилась  за  счет
расширения  круга  производителей;  как  следствие,  цены   на   них  начали
снижаться.
     Западные  страны  перешли на самоподдерживающийся  тип развития,  когда
творческий  потенциал их  граждан  занял  место  важнейшего  инвестиционного
ресурса, а  внутренние  импульсы  к максимальной  самореализации  во  многом
заменили экономические  мотивы деятельности.  Напротив, индустриальный  мир,
лишенный  таких  возможностей, был  вынужден  все  более активно  наращивать
инвестиции в поддержание своей конкурентоспособности.
     Логичным  шагом на этом пути было перенесение  относительно примитивных
производственных операций в менее  развитые страны ради экономии на  рабочей
силе; однако это  само по себе  свидетельствовало как  о  том, что подобному
движению рано или  поздно придет конец, так и о том, что традиционные центры
индустриализма  оказываются  не  в  состоянии  на  равных   конкурировать  с
постиндустриальными державами.
     Важно  отметить,  что  в  новых  индустриальных странах  фактически  не
производилось   собственных   новых   технологий.  Последнее  усиливало   их
зависимость от западных  государств и, что еще  более существенно, требовало
непрекращающихся внешних инвестиций, так как внутренний потенциал накопления
был фактически исчерпан, а беспрецедентно большая часть национального дохода
использовалась   для    инвестиционных   целей.   Стимулируя   искусственное
недопотребление  ради развития  экономики, новые  индустриальные страны  тем
самым резко сужали масштабы своего внутреннего  рынка, а нараставший  выпуск
товаров народного потребления все более однозначно ориентировался на внешний
спрос. Таким образом, индустриальный мир  обрекал себя на полную зависимость
от  Запада  по  меньшей  мере  в  двух отношениях:  достаточно было  резкого
сокращения  спроса со  стороны  зарубежных  потребителей  или  значительного
снижения импорта капиталов  в  развивающиеся страны, чтобы  их хозяйственная
система оказалась парализованной. Ирония судьбы заключалась в том, что летом
1997  года  не  какая-то  одна  из  этих  тенденций,  а  обе  сформировались
фактически одновременно, разрушив надежды индустриальных стран на дальнейшую
возможность  следовать по  пути  "догоняющего" развития и  положив начало не
столько  последнему  экономическому  кризису   XX   века,  сколько   первому
хозяйственному  потрясению нового столетия,  характеризующемуся целым  рядом
признаков,  существенно отличающих  его от тех спадов  и депрессий,  которые
испытывал западный мир на протяжении последних десятилетий.
     Современный   кризис  по   многим  параметрам  выходит  за  рамки  всех
предшествовавших, и мы отметим сейчас лишь наиболее существенные из них.
     Во-первых, в отличие от кризисов 1929-1932, 1973-1975, 1979-1981 года и
биржевой  паники  1987   года,  новый  кризис  не  стал  следствием  крупных
финансовых потрясений на рынках основных западных стран. Его очаги оказались
расположенными на  отдаленной периферии постиндустриальн