[195] - См.: Tan Kong Yam. China and ASEAN. P. 120.

     рос, фактическим слиянием в этих странах политики и экономики, действий
государства и  частных инвесторов[196]. В  значительной мере  это
стало следствием общей увлеченности  развивающимися рынками,  поглощавшими в
течение десятилетия --  с середины 80-х  по  середину 90-х годов --  до  175
млрд. долл. ежегодно[197]. В силу того, что страны  Юго-Восточной
Азии демонстрировали устойчивый хозяйственный рост, они не могли не казаться
наиболее удачным местом  размещения столь  высокорискованных  инвестиций.  С
1986 по 1995 год прямые иностранные инвестиции в наиболее значимые экономики
региона  --   Малайзию,   Индонезию   и   Таиланд   --   выросли   в   18-30
раз[198].  Несмотря  на  снижение  темпов  экономического  роста,
приток инвестиций становился все более  активным, и прямые  капиталовложения
иностранных компаний в страны региона за один только  1996 год составили  93
млрд.  долл.,  увеличившись  за  пять предшествующих  лет  более  чем  в три
раза[199]. Еще  более неправдоподобным  образом  росли финансовые
потоки, направляемые на местные фондовые рынки. Если в 1990 году их объем не
превосходил 2 млрд. долл., то за 1990-1994 годы в целом он составил 42 млрд.
долл. [200], а в одном лишь  1996 году --  более 14 млрд. долл. К
этому времени  не  менее 960 американских взаимных фондов специализировались
на  операциях  на  развивающихся  рынках,  причем  около  половины  из   них
оперировали  исключительно с ценными бумагами стран ЮВА, контролируя активы,
стоимость которых приближалась к 120 млрд. долл.
     [201]  Соответственно  повысились  и  котировки  на фондовых
рынках.  Так,  рыночная  капитализация  китайских  компаний,  представляющих
страну  с  более  чем  миллиардным  населением  и  гигантским  хозяйственным
потенциалом,  составляла  в  1994  году  около  44  млрд.  долл.,  тогда как
соответствующий  показатель  для  19-миллионной Малайзии  достигал почти 200
млрд. долл. С середины 70-х по середину 90-х годов  фондовые индексы выросли
в  Корее более чем  на 1600, а  в Таиланде  и Малайзии -- более чем  на 1700
процентов[202]. В  1995  году  капитализация  всех  развивающихся
рынков не превышала 1,2 триллиона  долл.  [203]; на следующий год
этот  показатель  вырос  до  2,2  триллиона  долл.  В  1996  году, в  момент
максимальной

     [196] - См.: Soros G. The Crisis of Global Capitalism. [Open
Society Endangered]. P. 110.
     [197]  - См.:  Shutt  H.  The  Trouble with  Capitalism.  An
Inquiry into the Causes of Global
     Failure. L.- N.Y, 1998. P. 123.
     [198] - См.: Tan Kong Yam. China and ASEAN. P. 119.
     [199] - См. The Economist. 1998. February 7. P. 142.
     [200] - См. Islam I., Chov/dhuryA. Asia-Pacific Economies. A
Survey. P. 56.
     [201]  - См.  McCulloch  R., Petri P.A.  Equity Financing of
East Asian Development  // 3d.) Capital Flows  and  Financial Crises. Ithaca
(N.Y.)-L., 1998. P. 161, 165.
     [202] - См..Henderson С. Asia Falling. P. 21.
     [203] - Mobius  M.  Mobius on Emerging Markets. L., 1996. P.
182.

     экспансии,  капитализация рынков  пяти наиболее пораженных впоследствии
кризисом  стран ЮВА -- Гонконга, Малайзии, Сингапура, Южной Кореи и Таиланда
-- составляла 1,15  триллиона долл., или  более половины  капитализации всех
развивающихся   рынков.   Если   в   этот   период    капитализация   рынков
постиндустриальных  стран редко превышала 100 процентов их  годового ВНП, то
соответствующие  показатели  для Сингапура, Малайзии  и  Гонконга составляли
259, 452 и 631 процент[204].
     Однако  даже средств, поступавших от  частных  иностранных  инвесторов,
оказывалось недостаточно для поддержания темпов роста, замедлявшихся по мере
достижения  новых   уровней   промышленного  развития.  В  этой  ситуации  в
большинстве азиатских  стран правительства предприняли ряд мер, направленных
на  стимулирование  роста, сделав  упор  на дотации  и  кредиты. Посредством
укрепления  финансовых  институтов,  созданных вокруг крупнейших  корпораций
(как в Южной Корее) или отдельных правящих кланов (как в Индонезии), а также
через прямое предоставление кредитов государственными  банками правительства
стремились  стимулировать хозяйственный  рост и  повысить  объемы  экспорта.
Последствия   для  экономики  оказались  самыми  неблагоприятными.  С  одной
стороны, промышленные компании, имея доступ к дешевым кредитам, окончательно
перестали  ориентироваться на высокую эффективность  производства. Нельзя  в
этой  связи   не   упомянуть   США,  нынешнего  лидера  в  мировом  рейтинге
конкурентоспособности:  здесь  в  90-е  годы  финансирование  дополнительных
капиталовложений крупнейших компаний на  82  процента осуществлялось за счет
внутренних  источников  и  лишь  на  14 процентов  --  за  счет привлеченных
средств;  что  же  касается эмиссии акций,  то  с 1987  по 1994  год крупные
американские  компании   израсходовали  больше   средств   на   выкуп  части
обращавшихся на  рынке собственных ценных бумаг, чем  получили от размещения
новых выпусков[205]. В Азии дела обстояли иначе.  В 1988  году 30
крупнейших корейских chaebol привлекли кредитов  на  сумму в 65 млрд. долл.,
что составляло на тот момент 39 процентов ВНП страны[206]; к 1997
году  процентные  выплаты  по  этим  займам   стали  настолько  велики,  что
совокупные доходы  30 этих корпораций  опустились ниже  уровня, необходимого
для их покрытия, и оно стало осуществляться из новых ссуд[207]. В
Малайзии объемы выданных предприятиям кредитов выросли с 85 процентов ВНП во

     [204] - См.:  McCulloch R., Petri P.A.  Equity  Financing of
East Asian Development. P. 174.
     [205] -  См.:  Korten D.C.  The  Post-Corporate World.  Life
After Capitalism. San Francisco, 1999. P. 54.
     [206] - См.:  Bello W., Rosenfeld S. Dragons in Distress. P.
71.
     [207] - См.: Soros G.  The Crisis  of  Global Capitalism. P.
139.

     второй половине 80-х  годов до 160 процентов ВНП  накануне  финансового
кризиса[208].  В  Индонезии  к  середине  90-х   годов  суммарные
инвестиции  в  одобренные  правительством  программы  развития промышленного
производства  и инфраструктуры достигли 78 млрд. долл., причем  значительную
часть средств  должны  были предоставить и  без  того  перегруженные долгами
государственные банки[209]. Кризис разразился  бы гораздо раньше,
если бы банки не получали значительные  средства в виде депозитов населения;
определенную  роль  сыграло  и   то,  что  существенная  часть   иностранных
портфельных инвестиций  направлялась в  акции  финансовых  компаний и банков
(так, в 1996 году более 57 процентов  всех вложений в акции тайских компаний
составляли  средства,  потраченные  на  приобретение акций банков  и  других
финансовых  институтов[210]).  Однако   увлечение  краткосрочными
кредитами  (составлявшими  в  Малайзии  в  1996  году  43,3   процента  всех
инвестиций  против  13,2  процента в  1995 году[211]) приобретало
эффект пирамиды, которая рано или поздно должна была рухнуть.
     Особый  драматизм   ситуации,   сложившейся   к  середине  90-х  годов,
заключался в том, что высокие нормы накопления не давали возможности развить
внутренний  рынок для большинства производимых в странах Юго-Восточной  Азии
товаров, а их экономики не могли не только развиваться, но даже поддерживать
достигнутый уровень без благоприятных условий экспорта и постоянного притока
инвестиций  извне.   Однако  возможности  мобилизации  внутренних   ресурсов
оказались  близки  к  исчерпанию,  а  задачи  интеграции  в   высший  эшелон
индустриальных держав  (Южная  Корея, например, была в  1996 году принята  в
ОЭСР)  требовали невиданных затрат. Так, в 1995 году Мировой  банк определил
потребности  Вьетнама только в области создания современной производственной
инфраструктуры в 20  млрд. долл. [212] (приблизительно в такую же
сумму  МВФ  оценил  пакет  кредитной  помощи  России  летом  1998  года,  не
размороженный  полностью  до сих пор).  Аналогичные  программы в  Индонезии,
Таиланде, Малайзии и на Филиппинах потребуют, по  тем же оценкам,  около 440
млрд.  долл.  [213], а для  Китая  эта цифра достигает 500  млрд.
долл. [214] Вне-

     [208] - См. McLeodR.H., Gamaut R.  East  Asia in Crisis.  P.
92.
     [209] - CM. Robinson R., Goodman D.S.G. (Eds.) The New  Rich
in Asia. P. 95.
     [210]  - См. Phongpaichit P., Baker Ch.  Thailand's Boom and
Bust. P. 101.
     [211] - CM.  McLeod R.H.,  Gamaut R. East Asia in Crisis. P.
89.
     [212]  - См. Murray G. Vietnam: Dawn  of a  New  Market.  P.
110-111.
     [213]  -  См.  French P., Crabbe  M. One  Billion  Shoppers.
Accessing  Asia's Consuming  Passions and  Fast-Moving Markets  -- After the
Meltdown. L., 1998. P. 158.
     [214] - См.  Kemenade,  W., van. China,  Hong  Kong, Taiwan,
Inc. N.Y., 1997. P. 4, 6-7, 37.

     шняя торговля также перестала  быть панацеей; огромные масштабы импорта
высокотехнологичной продукции, патентов и сырья привели к тому, что торговый
и инвестиционный дефицит Южной Кореи достиг 23 млрд. долл. [215],
а внешний долг Тайваня вырос с 4 до 14 процентов ВНП только за период с 1990
по 1994 год[216]. Примеры можно продолжить.
     Ориентация  на внешние  рынки,  между тем,  была  и остается  одной  из
идеологических  основ азиатской  модели индустриализации.  Выше мы отмечали,
что в Японии  в  70-е  и 80-е  годы  низкие цены  на  экспортируемые  товары
сочетались  с исключительно  высокими  ценами на  внутреннем  рынке,  и  это
означало приверженность протекционистской политике; в Китае и других странах
Азии   сложилась   ситуация,    когда   внутренние   цены   на   большинство
потребительских товаров оказывались гораздо выше мирового уровня (в Китае от
44   до   156   процентов[217])   в  первую  очередь   вследствие
откровенного демпинга, применявшегося для завоевания и сохранения позиций на
рынках постиндустриальных держав.
     К  середине  90-х  годов  во  внешней  торговле азиатских  стран  стали
очевидными  несколько  негативных  тенденций.  Во-первых,  отношение объемов
экспорта   к    ВНП    достигло    значений,   свидетельствующих    о   явно
гипертрофированной зависимости этих государств от  внешнего рынка. В отличие
от развитых стран, где доля поставляемой на экспорт продукции составляет  не
более 7-8 процентов, в азиатских государствах она достигает  намного больших
значений -- 21,2 процента в  Китае, 21,9 в  Индонезии, 24,4  на  Филиппинах,
26,8 в Южной Корее,  30,2 в Таиланде, 42,5  на Тайване,  78,8 в  Малайзии  и
фантастического уровня  в 117,3 и 132,9 процента соответственно в Гонконге и
Сингапуре[218].   Наименее  "зависимая"  от   экспортно-импортных
операций Индонезия  (суммарное отношение экспорта и импорта к ВНП составляет
в данном случае 47 процентов)  вдвое превосходит по этому  показателю Японию
(23 процента) [219]. Возведенный в  абсолют,  принцип  экспортной
ориентированности  развивающихся экономик привел к тому,  что  в  80-е  годы
экономический рост Южной Кореи и Тайваня на 42  и 74 процента соответственно
был обусловлен закупками промышленной продукции этих стран со стороны  одних
только

     [215] - См.: Moody К. Workers in a Lean World. Unions in the
International Economy. L.-N.Y., 1997. P. 13.
     [216]  - См.: Rohwer J. Asia  Rising.  How History's Biggest
Middle Class Will Change the World. L, 1996. P. 16.
     [217]  -  См.:  Chai  J.C.H.  China: Transition  To a Market
Economy. Oxford, 1997. P. 150.
     [218] - См.: Goldstein M. The Asian Financial Crisis. P. 27.
     [219] - См.: Katz. R. Japan: The System That Soured. P. 251.

     США[220]; для Бразилии американский импорт обеспечивал более
половины,  а  для  Мексики  --  почти  85  процентов  положительного  сальдо
торгового баланса[221]. Более того, в условиях начавшегося в 1997
году финансового  кризиса сократились объемы  региональной торговли: экспорт
продукции в  соседние страны только в первой половине 1998 года  снизился на
10 процентов в Южной Корее, на 21 процент -- в Малайзии, на 24 -- на Тайване
и на  28  процентов -- в Индонезии[222]. Единственным выходом эти
государства  по-прежнему  считали   наращивание  экспортных  поставок  своей
продукции в развитые страны. Во-вторых, зависимость стран Юго-Восточной Азии
от  постиндустриального мира приобрела  явно  диспропорциональный  характер.
Доля, приходящаяся в экспорте большинства этих стран на США, Западную Европу
и Японию,  составляет, как правило, от 45  до 60  процентов, в  то время как
торговый  оборот  развитых   стран   лишь   в  малой  мере  ориентирован  на
государства-члены  АСЕАН и  новые  индустриальные  страны  Азии  (их  доля в
торговом обороте Франции и Италии составляет  4,3 процента, Германии -- 5,5,
Великобритании --  7,7, США -- 16,3, и  только показатель Японии значительно
выше  -- 30,4  процента[223]). Таким  образом,  потеря  азиатских
рынков для постиндустриального мира была бы несоизмеримо менее значимой, чем
потеря  рынков  Европы  и  США  для  стран  Азии.  И, наконец,  в-третьих, в
1995-1996 годах рост экспортных поставок из Азии стал явно замедляться. Если
в 1995 году объем экспорта из Южной  Кореи вырос  более чем на 30 процентов,
из Малайзии -- на 26, из Китая -- на 25, а из Таиланда -- на 23 процента, то
соответствующие показатели в 1996 году составили уже 4,2, 4,0, 1,5 и 0,5 (по
иным  оценкам  --  0,1)  процента[224].  В  связи с  этим текущий
дефицит платежного баланса стран Юго-Восточной Азии достиг в  1996 году 36,5
млрд. долл., увеличившись в течение одного года более чем на 10 процентов.
     Как    мы    уже   отмечали,   основной   проблемой,    обусловливающей
несамодостаточный характер развития азиатских стран, является ограниченность
внутреннего  потребительского  рынка.  Если  принять  в  качестве   критерия
стандартов потребления, близких постиндустриальным, сумму годового дохода  в
25 тыс. долл. на семью,  то из насчитывающихся в  современном  мире 181 млн.
таких семей 79 процентов приходятся на развитые страны (36 -- на Се-

     [220] - См.: Thurow L. Head to Head. P. 62.
     [221] - См.: Reich R.B. Tales  of a New America. The Anxious
Liberal's Guide to the Future. N.Y., 1987. P. 56.
     [222]  -  См.:  Godement F. The Downsizing of  Asia. P. 183,
182.
     [223] - См.: Goldstein M. The Asian Financial Crisis. P. 22.
     [224]  - См.: Henderson С. Asia Falling. P. 54; Goldstein M.
The Asian Financial Crisis. P. 16.

     верную Америку, 32  -- на Западную Европу и 11 -- на Японию). В  Китае,
Южной Корее,  на  Тайване,  в  Индонезии  и Таиланде  -- пяти ведущих  новых
азиатских "тиграх" -- в 1990 году проживало не  более 12 млн.  семей с таким
уровнем  благосостояния[225], что в 4 раза меньше их  числа в США
или Европейском сообществе. Характерно,  что последствия бума  90-х годов не
особенно  сказались на положении  большинства  населения этих  стран: так, в
Таиланде доходы наиболее высокооплачиваемых 10 процентов населения в течение
этого периода выросли втрое, тогда как наименее  состоятельных  10 процентов
не изменились[226]; бедность к середине 1998 года достигла тех же
масштабов, которыми  она отличалась в 1981-м[227]. На этом фоне к
середине 1997 года Индонезия, Малайзия, Таиланд и Филиппины лидировали среди
азиатских стран  по числу  миллиардеров (15,  15, 13 и  12  соответственно),
опережая гораздо более населенную и развитую в промышленном  отношении Корею
почти вдвое (7 человек) [228].  В то же время социальная  группа,
которую  принято   называть   средним   классом,   в   этих  странах  крайне
малочисленна: в Индонезии к ней относят  не  более 4  процентов населения по
состоянию на 1990 год,  в Таиланде количество  профессионалов,  технических,
административных и  управленческих работников  составляло в это же время  не
более 7,6 процента; в Южной Корее  численность среднего класса, по подсчетам
различных экспертов,  колебалась от 10,5  до несколько более  11 процентов в
1985  году[229].  В Сингапуре  трое  из четырех  граждан относили
себя, согласно опросам общественного мнения, к  среднему  классу,  однако не
следует забывать, что в Корее аналогичный опрос дал  результат в 33 процента
--   почти  в  три   раза  более  высокий,  чем  официальные  статистические
данные[230]. В этом контексте слова о том, что тот средний класс,
который   сложился   в   60-е  --   70-е   годы  как   основа   устойчивости
постиндустриальных стран, сегодня отсутствует во всех странах  Юго-Восточной
Азии[231],  представляются  вполне  справедливыми.  Одно   только
наличие этой проблемы делало устойчивый хозяйственный рост в этих странах не
имеющим перспективы.
     Не менее  острым оказывается  и вопрос  зависимости стран Юго-Восточной
Азии от остального мира в области образования.

     [225] -  См.:  Morrison  I. The  Second Curve.  Managing the
Velocity of Change. L., 1996. P. 122-123, 167.
     [226] - См.: Phongpaichit P.,  Baker Ch. Thailand's Boom and
Bust. P. 284-285.
     [227] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia  in Crisis. P.
62-63.
     [228] - См.: Hiscock G. Asia's Wealth Club. P. 161.
     [229] - См.: Robinson R., Goodman D.S.G. (Eds.) The New Rich
in Asia. P. 84, 143, 187.
     [230] - См.: Ibid. P. 29.
     [231] - См.: Rowen H.S. The Political and Social Foundations
of the  Rise of East Asia: An Overview // Rowen H.S. (Ed.) Behind East Asian
Growth. P. 29.

     Неразвитость среднего класса не оставляет возможности для  формирования
того  круга  людей, в котором  образованность  воспринималась бы  в качестве
значимой   ценности,  а  творческая  деятельность  была  бы   органичной   и
настоятельной  потребностью,  и  это  положение не  может быть  исправлено в
ближайшее время. Сегодня  лишь  в  Японии  и  Южной  Корее почти все молодые
граждане посещают  школу; между  тем в  Китае и Индонезии только 45-50,  а в
Таиланде --  менее 40 процентов молодежи  соответствующей  возрастной группы
имеют  такую  возможность[232].   Если  во  Франции  44  процента
выпускников школ  поступают  в высшие учебные заведения,  а  в США -- до  65
процентов    [233],   то   в    Малайзии   --   не    более    12
процентов[234];  в  результате не более  7  процентов молодежи  в
возрасте от 20 до 24 лет обучаются в вузах[235]. Так как при этом
большая  часть студентов получает образование в  технических колледжах  и не
имеет  всесторонней  университетской подготовки, молодые  специалисты  могут
успешно работать в сфере использования западных технологий, но не  создавать
новые.  Значение такого типа  образования для  экономического роста остается
незначительным:  например, в  Японии как в 50-е,  так и в  60-е и 70-е  годы
фактор повышения  квалификации  работников  оставался последним среди десяти
наиболее    важных   составляющих   экономического    роста[236].
Ориентация  на обучение студентов за рубежом, сформировавшаяся в 80-е  годы,
также не  оправдала себя  в  полной мере, поскольку  большинство талантливых
студентов, видя перспективы, открывающиеся перед ними  в  Европе и  США,  не
возвращались домой после окончания учебы. В  начале 90-х годов так поступали
в среднем более четверти южнокорейских, трети тайваньских и 95 процентов (!)
китайских студентов, обучающихся за границей[237]. Таким образом,
важнейшие   задачи,  которые   непременно  должны  опосредовать  становление
постиндустриального  общества,  --  радикальное  повышение  уровня  жизни  и
отношение  к образованности как  к фундаментальной социальной  ценности -- в
новых  индустриальных  странах  в  лучшем  случае  поставлены, но  далеко не
разрешены.  Поэтому резкое  обострение  экономических проблем в этом регионе
вряд ли можно было воспринимать как большую неожиданность.

     [232] - См.: The Economist. 1997. August 16. Р. 47.
     [233] - См.: McRae H. The World in 2020.  Power, Culture and
Prosperity: A Vision of the Future. L., 199