еня там заставят быть фермером.
   - Насколько искренне ты хочешь стать тем, кем мечтаешь?
   - Вы... - У него в глазах блеснула надежда. - Вы хотите сказать,  что
можете взять меня в Военно-Космические Силы? Чтобы я  смог  стать  таким
же, как Дерек?
   - Да.
   - Ради этого я готов на все!
   - Тогда откажись от наркотика. - Я вынул из кармана пробирку и бросил
ему на кровать. Джеренс схватил ее, начал осматривать.
   - Где вы его взяли?
   - Приказал синтезировать.
   - Он настоящий?
   - Понюхай.
   Джеренс   открыл   пробирку,   понюхал   наркотик,   зажмурился    от
удовольствия.
   - Настоящий! Могу я его... - Джеренс смущенно запнулся.
   - Конечно, можешь. Джеренс, если ты не прикоснешься к нему и  вернешь
мне все до единой капли через несколько дней, тогда...
   - Несколько дней?! - ужаснулся Джеренс. - Я и часа не выдержу!
   - Тогда я зачислю тебя кадетом Военно-Космических  Сил.  После  этого
никто не сможет заставить тебя быть плантатором.
   - Но это же издевательство! Мистер Сифорт! Я не выдержу!
   - Тогда я брошу тебя в  карцер  до  конца  полета,  а  потом  сдам  в
колонию. Если ты выйдешь оттуда, то на-принимаешься дури вволю, хоть  до
смерти. - Я встал.
   - Сколько я должен терпеть? - прошептал он,  не  отрывая  взгляда  от
ампулы.
   - Три недели. - Я сделал вид, что не слышал его  истошного  вопля.  -
Через три недели я приведу тебя к присяге. Я не заставляю тебя, наркотик
в твоем распоряжении, можешь высосать всю ампулу. - Я повернулся, открыл
дверь.
   Джеренс одним прыжком оказался передо мной, перегородив выход.
   - Пожалуйста, - взмолился он, -  я  никогда-никогда  больше  не  буду
принимать наркотики! Клянусь! Только не  оставляйте  меня  с  наркотиком
одного. Унесите эту пробирку!
   Я отбросил его на пол, но он цеплялся за мои ноги и слезно молил:
   - Пожалуйста, сэр! Унесите наркотик! Я не выдержу!
   - Сам заварил кашу, сам и расхлебывай! - Передо мной проплыли  образы
Аманды и Нэйта. Будь мой сын жив, может быть, и  он  в  глупом  возрасте
Джеренса пристрастился бы к  наркотику?  Я  вздохнул,  поднял  Джеренса,
положил на кровать, сел  рядом,  погладил  его  по  голове.  -  Крепись,
парень. Успокойся, дыши легче, сынок.
   - Мистер Сифорт, - всхлипывал он, - заберите пробирку.
   - Нет, Джеренс. Послушай, я расскажу тебе быль. Жил-был мальчик,  его
звали Филип. Вытри слезы, вот так. Было это несколько лет тому назад, мы
с ним служили  на  большом  корабле  и  летели  среди  звезд  к  далекой
планете...
   Вскоре Джеренс уснул.
 
29 
 
   Десны болели от прорезывающихся зубов, а первые часы  после  процедур
по сращиванию костей у доктора Зареса были настоящей  пыткой.  Лейтенант
Кан был подчеркнуто любезен и даже иногда вступал  со  мной  в  короткие
беседы. Я внимательно всматривался в  его  лицо,  но  никаких  признаков
открытого презрения не находил.
   Из каюты, где я запер Джеренса, порой доносились истошные  вопли,  он
пытался выломать дверь или просто подолгу  молотил  в  нее  кулаками.  Я
навестил его. Джеренс весь дрожал, а глаза его были красными от слез.
   - Мистер Сифорт, пожалуйста, не мучайте меня, - взмолился он.
   - Где наркотик? - строго спросил я.
   - Спрятал. - Он порылся под матрацем, достал пробирку. - Вот, даже не
открывал ее. Не пытайте меня, умоляю вас.
   - Осталось двадцать суток.
   - Ублюдок!
   Я молча вышел.
   На следующий день я дежурил на капитанском мостике с  Толливером.  Он
был непривычно печальным. Я  старался  не  замечать  его,  решал  в  уме
шахматную задачу. Итак, попробуем сходить ферзем на f5, тогда...
   -  Я  понимаю,  что  не   должен   отягощать   капитана   отношениями
гардемаринов, - вдруг заговорил Толливер, - но...
   - Что? - встрепенулся я. Воображаемая шахматная доска растворилась.
   - После того разговора  с  вами  я  пытался  воспитывать  их  должным
образом... Поверьте, я старался изо всех сил, но у меня  не  получается.
Назначьте первым гардемарином кого-нибудь другого.
   - Нет.
   - Насколько я понял из ваших  отзывов  о  Фуэнтесе,  он  был  хорошим
юнгой.
   - Отличным, - поправил я.
   - Он постоянно язвит в  адрес  Росса,  не  обращая  внимания  на  его
старшинство. А Росс весь исходит злобой.
   Они не хотят понимать то, чему я их пытаюсь  научить.  Им  ничего  не
втолкуешь.
   - Первый гардемарин должен уметь втолковывать, - Зачем он затеял этот
разговор? Уж не думает ли он,  что  я  начну  объяснять  ему,  как  надо
воспитывать гардемаринов?
   - Так точно,  сэр.  Я  вправлю  им  мозги.  -  Толливер  едва  слышно
вздохнул.
   Что творится на "Виктории"? Один  лейтенант  отпросился  в  отставку,
другой стал соблюдать вежливость лишь  после  сурового  нагоняя,  третий
пытался   повеситься.   Гардемарины   неуправляемы.   Несовершеннолетний
пассажир пронес на борт наркотики.  Капитан  тоже  хорош!  Разве  такому
можно доверять корабль? Все трудности возникли из-за меня.
   - В этих сложностях вашей вины нет, - признал я со вздохом.
   - Сэр, я могу вешать им наряды до бесконечности, пока они не свалятся
с ног, но у меня нет уверенности, что это поможет. Боюсь, они так ничего
и не поймут и начнут ненавидеть меня так же сильно, как  ненавидят  друг
друга.
   - Все дело в том, что им  хочется  иметь  такого  капитана,  которого
можно уважать и даже боготворить, как я боготворил капитана Хаага, но  я
этого не 'заслуживаю. Это основа конфликтов на корабле.
   -  Это  лишь  часть  правды.  Росс  действительно  преклонялся  перед
Хольцером и поэтому не может простить вам...
   - Его убийства, - вставил я.
   - Сэр, поймите: кто  бы  ни  занял  место  Хольцера,  вы  или  другой
капитан, все равно Росс был бы недоволен. Россу было бы легче,  если  бы
обожаемого им капитана просто перевели на  другой  корабль.  Но  Хольцер
погиб. Росс все еще не может прийти в себя от  этой  тяжелой  потери.  В
таком состоянии...
   - Хватит! - не выдержал я.
   - Простите, сэр. - Это была не просто формальная вежливость,  в  тоне
Толливера  чувствовалась  искренняя   жалось.   Помолчав,   он   решился
договорить:
   - Есть и другие причины  враждебности  Росса.  Он  постоянно  дразнит
Берзеля и доводит его до слез, злобно отзывается о Кане и Аркин, а  меня
называет... - Выговорить это слово у Толливера не повернулся язык, -  За
это я однажды уже разобрался с ним в спортзале, и теперь он остерегается
обзывать меня в глаза. Но враждебность его от этого...
   - Его поведение было безупречным, - перебил я, - пока на  корабль  не
пришел я. Нечего тут выдумывать другие причины. Во всем виноват я.
   - А чем тогда объяснить поведение Рикки Фуэнтеса?
   - Не знаю. Спросите у него.
   - Однажды попробовал. Он впал в такую ярость, что чуть не бросился на
меня с кулаками. Пришлось влепить ему три наряда. И с Берзелем  не  знаю
как  быть.  Когда  он  повзрослеет?  Ума  не  приложу,   что   с   этими
гардемаринами делать? Просто опускаются руки.
   - Чушь! - Я вскочил и начал расхаживать по мостику.  -  Хватит  ныть.
Выполняйте свои обязанности, гардемарин.
   - Есть, сэр.
   - Другие трудности есть?
   - Да. Ваш друг Алекс воротит от меня нос, говорит только с сарказмом,
всячески пытается отделаться от меня. Я не гожусь ему в помощники.
   - Может быть, вы слишком остро реагируете на...
   - А что я могу сделать, если он старше меня званием?  Не  могу  же  я
поставить его на место!
   - Жаловаться на него мне вы тоже не можете!
   - Я не жаловался, а ответил на ваш вопрос! Простите, сэр.
   Какого черта я затеял этот дурацкий разговор?
   - На сегодня хватит, мистер Толливер. Я закончу дежурство один.
   - Вы хотите, чтобы я ушел?
   - Да, этим вы доставите мне огромное удовольствие. - Я тут же пожалел
об этих словах, но было поздно. Толливер козырнул и вышел. Зачем  я  это
сделал?
   На "Гибернии" и "Порции" общение с пассажирами поглощало значительную
часть моего времени. Здесь же, на "Виктории", они со мной практически не
разговаривали. Бойкот не особенно меня мучил, но все  же  сидел  в  душе
неприятной занозой.
   Сплошные напасти: экипаж, пассажиры. И Джеренс.
   Очередной визит. Я отпер дверь его  каюты.  Джеренс  с  жалким  видом
сидел в углу.
   - Как дела? - спросил я.
   - Наркотик цел.
   - Молодец.
   - Вы обещали навещать меня каждый день.
   - Я так и делаю.
   - Разве? - искренне удивился он. - Но последний раз  вы  заходили  ко
мне...
   - Всего восемнадцать часов назад.
   - Сколько мне осталось?
   - Тринадцать дней.
   - Боже мой! Всю жизнь терпеть такие муки? Нет! Я  уже  не  хочу  быть
гардемарином.
   - Твое дело. - Я встал. - Накачивайся дурью без меня.
   - Ну зачем вы меня так мучите? -  Джеренс  разревелся.  -  Почему  не
хотите помочь?
   Откуда во мне взялась жалость? Разве он не сам погрузил  себя  в  это
дерьмо? Я сел на кровать.
   - Ладно, давай поговорим. Садись сюда, - я похлопал рядом с собой  по
кровати.
   - Заберите, пожалуйста, ампулу. - Джеренс сел рядом, вытер  слезы.  -
Вы не представляете, как это трудно.
   Я взял его за подбородок, повернул к себе и  посмотрел  ему  прямо  в
глаза.
   - Слушай внимательно. При желании наркотики можно найти всюду. От них
нигде не спрячешься. Надо научиться смотреть на них равнодушно. - Должно
быть, это звучало, как  скучное  поучение,  нудное  морализаторство,  но
ничего умнее мне в голову не пришло.
   Джеренс лег лицом к стене, свернулся калачиком, грустно попросил:
   - Вы обещали рассказывать интересные истории. Можно сейчас?
   Мне отец не рассказывал ни сказок, ни историй о  самом  себе,  а  моя
жизнь была такой неудачной, такой мрачной. Что хорошего я мог рассказать
несчастному мальчику? Чем утешить?
   Но я  ему  обещал.  Надо  держать  слово.  Тяжко  вздохнув,  я  начал
повествование:
   - Родился я в Кардиффе. Этот город находится в Уэльсе. Когда я был  в
твоем возрасте, у меня был друг Джейсон...
   Не знаю, внимательно ли он слушал, но лежал тихо, лишь иногда  шмыгал
носом и вытирал его рукавом.
   Дня через два Рикки Фуэнтеса застукали ночью в  камбузе  рыскающим  в
поисках съестного по холодильникам. Стюард  привел  его  на  капитанский
мостик, где в это время дежурили Алекс и Толливер. Толливер  решился  на
серьезный шаг - вызвал меня. Вскоре, на ходу застегивая китель, я  вошел
на капитанский мостик и с порога заворчал:
   - Какого черта...
   - Он взломал холодильник фомкой, - сразу внес ясность Толливер.
   Неужели Рикки на такое способен? Как я в  нем  ошибался!  В  приступе
бешенства я схватил Рикки за лацканы.
   - Как ты посмел! - гремел я, встряхивая  его  за  грудки.  -  Варвар!
Разжалую в кадеты! В солдаты! Отвечай! Как ты посмел?!
   -  Я  поспорил...  -  лепетал  Рикки,  -  ...с   мистером   Россом...
Простите... Я думал...
   Я запустил свою фуражку в дальний угол и заорал:
   - Вызвать Кана! Пусть выпорет Фуэнтеса немедленно!
   - Есть, сэр.
   Толливер позвонил Кану.
   Мой рассудок мутился от ярости. Немыслимо! Вредительство! Среди  ночи
портить корабль! Любой гардемарин знает, что капитан в ярости страшен. Я
им покажу! Всем!
   Конечно, для гардемаринов набеги на камбуз - обычное дело.  Помнится,
я сам промышлял этим и ни разу  не  попался.  Нет,  однажды,  когда  был
кадетом... Впрочем, это к делу не  относится.  С  фомкой  на  "дело"  мы
никогда не ходили. Вошел Кан.
   - Лейтенант Джеффри Кан по вашему приказанию прибыл, сэр,
   - Знаете, что натворил этот варвар?! - воскликнул  я  с  прокурорской
патетикой. Кан прочитал запись в журнале.
   - Выпорите его беспощадно! - приказал я.
   - Есть, сэр, - ответил Кан. - Пошли, гард. Когда за ними захлопнулась
дверь и шаги в коридоре стихли, меня пронзила запоздалая мысль.
   - Эдгар, верни их! - крикнул я.
   Уходил Рикки гордо, а теперь глаза у него  были  мокрые.  Видимо,  он
хотел сохранить достоинство передо мной,  а  в  коридоре  расслабился  и
сдержать выступившие слезы уже не мог. Мое бешенство начало  исчезать  с
быстротой  воздуха,  уносящегося  из  пробитого  корабля  в  космический
вакуум. Я поднял с пола свою фуражку, сделал несколько глубоких вздохов.
От избытка адреналина в крови руки тряслись.
   - Мистер Кан, подождите в своей каюте, - попросил я, - Мистер Фуэнтес
к вам сам придет. - Может, попросить выйти Алекса и Толливера? Нет,  это
будет уж слишком. - Идите за мной, мистер Фуэнтес.
   Я привел Рикки в комнату отдыха, безлюдную в этот час, плотно прикрыл
дверь, указал ему на диван, а сам сел в кресло, придвинув его поближе.
   - Что скажешь в свое оправдание? - начал я воспитательную беседу.
   - Ничего, сэр.
   - Сколько тебе лет?
   - Шестнадцать, сэр.
   Я внимательно смотрел на него.  Светло-каштановые  волосы,  юношеское
лицо с едва намечающейся растительностью, еще не нуждающейся  в  бритве.
Тело тонкое, тощее. Мальчишка, росший, как дикая трава, без родительской
ласки.
   - Помнишь музыкальный автомат? - мягко спросил я.
   Рикки раскрыл рот от изумления.
   - На "Гибернии"? Помню. Я был тогда юнгой.
   - Тогда тебе было двенадцать. Ты не дотягивался до клавиш автомата. С
тех пор ты заметно подрос. Рикки тускло улыбнулся.
   - Помнишь, как ты приносил мне яичницу с  тостами?  -  с  ностальгией
вспоминал я. - Помнишь, как я орал на тебя только за то, что ты держался
со мной слишком скованно?
   Его глаза затуманились слезами. Вдруг он разревелся,  уткнулся  лицом
мне в плечо, прижался, как сирота к нашедшемуся вдруг отцу. Потрясенный,
ошеломленный, я гладил его по голове.
   - Все хорошо, малыш.
   Он тихо рыдал. Выплакавшись, он оторвался от моего мокрого  кителя  и
ужаснулся - до него вдруг дошло, какой детский поступок он совершил.
   - Ничего, все хорошо, - утешил я. - Расскажи, что тебя мучит.
   - Знаете... - Он отвернулся. - Раньше на "Виктории" было так хорошо.
   - Когда им командовал Хольцер?
   - И при мистере Мартесе. Говорят, он погиб?
   - К сожалению, да.
   Рикки долго молчал  и  наконец  решился  задать  давно  мучивший  его
вопрос:
   - Сэр, скажите... Правду говорят, что это вы убили Хольцера? Будто вы
оставили его на орбитальной станции, хотя знали, что предотвратить взрыв
уже невозможно. Говорят еще, что вы таким способом отомстили ему за  то,
что он не подал вам руки, когда вы встретились с ним в Сентралтауне.
   Правду сказать я не мог, а соврать не осмелился.  Надо  было  сменить
тему.
   - Рикки, у вас с Россом раньше были хорошие отношения?
   - Нормальные.
   - Мистер Толливер говорит, что  теперь  ты  доводишь  его  до  белого
каления. Почему?
   - Потому что он ругает вас.
   - А что, если он прав?
   - Этого не может быть, потому что... Потому что это не так!
   - Рикки, я действительно взорвал станцию. Я позволил Хольцеру войти в
станцию, хотя заранее знал, что он хочет предотвратить взрыв.
   - А он мог предотвратить взрыв?
   - А вот это уже не твое дело.
   - Мне нужно это знать! - взмолился Рикки.
   Я начал расхаживать по комнате. Признаться? Нет, всю  вину  за  взрыв
станции я обязан взять на себя. Это мой долг перед Хольцером.
   - Зачем ты взломал холодильник?
   - Росс не верил, что я смогу...  Да  ерунда  все  это!  Какой-то  там
холодильник. Не орбитальная станция! Я присел на диван, взглянул Рикки в
глаза.
   - Послушай, Рикки, я не могу тебе все рассказать. Ты ведь знаешь, что
мы с Ваксом были друзьями. Он хотел спасти меня, хотя я этого,  конечно,
не заслужил.
   - Вы не убивали его?
   - Разве я мог это сделать? - невольно вырвалось у меня,  несмотря  на
всю решимость хранить тайну.
   Рикки долго и пристально смотрел мне в глаза, и постепенно  его  лицо
преобразилось.
   Вскоре я вел его, дружески положив ему на плечо руку, в каюту Кана.
   - Порки тебе не избежать, сам понимаешь.
   - Конечно, сэр, - понимающе ответил Рикки. - За такое  дело  положена
порка. Вот и каюта.
   - Мистер Кан, выпорите его как следует, но особо  не  зверствуйте,  -
попросил я и пошел обратно на мостик.
   Анни уже не сидела дни напролет у телевизора,  все  чаще  общалась  с
пассажирами, заходила в комнату отдыха.  Это  вселило  в  меня  надежду.
Однажды она спросила:
   - Никки, почему они меня не любят?
   - Из-за меня, лапочка.
   - Нет, дело не только в  тебе.  Все  пассажиры  шепчутся  у  меня  за
спиной, как-то странно смотрят.
   - Ты подслушивала их разговоры?
   - Да, вчера я стояла за дверью, меня не видели. Знаешь, что  обо  мне
говорят? - Анни начала передразнивать интонации сплетницы:
   - "Вы  обратили  внимание,  как  она  держит  голову?  Задирает  нос!
Изображает из себя бог знает что! А на самом деле беспризорница!"
   - Кто?! - вскочил я.
   - Неважно. За меня уже заступился один гард.
   - Я сделаю его лейтенантом! - воскликнул  я  наполовину  серьезно.  -
Какой гардемарин? Толливер? Рикки?
   - Томми.
   - Росс? Томас Росс?! - изумился я.
   - Он обозвал Сулимана Раджни изувером и лопухом, а  еще  сказал,  что
джентльмен не должен так говорить о женщине.
   - Господи... - Почему Росс защищает мою жену, хотя ненавидит меня?  С
одной стороны, он поступил благородно, а с  другой  стороны,  офицер  не
должен обзывать пассажиров. Надо заставить его извиниться перед  Раджни.
- Я скоро вернусь, лапочка.
   Росс дежурил на капитанском мостике с Аркин.
   - Что вы вчера сказали Сулиману Раджни, гардемарин? -  гаркнул  я  на
него. Получилось даже слишком свирепо.
   - Ничего, - с вызовом ответил Росс.
   - Вы оскорбили его.
   - Я так и думал, что он нажалуется.
   - Один наряд! Нет, два наряда! Росс, я вас предупреждал, что если  вы
еще раз...
   - Отправьте меня в отставку! - выкрикнул он. - Вы уже отправили...
   - Росс! Хватит! - вмешалась Аркин.
   - Спасибо, инженер, но я сам разберусь с ним, - неистовствовал  я.  -
Мистер Росс, извинитесь! Угрюмое молчание. Наконец:
   - Ладно, извиняюсь.
   - Сэр! - рявкнул я.
   - Ох, забыл, конечно, сэр, - произнес он с подчеркнутым презрением.
   - Мистер Росс, идите... - Я чуть было не сказал: "на порку  к  Кану",
но одумался. - В  гардемаринскую.  Соберите  свои  вещи.  Я  пришлю  вам
штатскую одежду и поселю вас в пассажирскую каюту.
   - Значит, я временно отправлен в отставку?
   - Нет! Вы уволены со службы насовсем! Вон отсюда! Он побледнел.
   - Сэр...
   - Вон! - взревел я и вытолкал его за дверь.
   Вскоре ко мне в каюту пожаловал  лейтенант  Кан.  Анни  в  это  время
где-то гуляла.
   - Сэр, умоляю вас, пересмотрите свое решение, - попросил он.
   - Вы имеете в виду Росса? Забудьте об этом.
   - Сэр, я понимаю, он импульсивный, но...
   - Вы знаете, каким тоном он со мной разговаривал?
   - Да, он и Сандра мне все рассказали. Все-таки...
   - Я никому не позволю так со мной  разговаривать!  Я  представляю  на
борту Правительство ООН! - громыхал я и  вдруг  осекся.  -  После  суда,
когда мне вынесут приговор, Росс может плевать  на  меня.  Возможно,  он
будет прав. Но теперь, пока мы в полете...
   - Согласен, сэр. Но поймите, Росс...  В  дверь  постучали.  Я  открыл
дверь. Это был Толливер.
   - Тоже по поводу Росса?  -  яростно  выпалил  я.  -  Ладно,  входите,
составите нам компанию.
   - Извините, я не знал, что у вас уже мистер Кан.
   - Оставьте формальности, садитесь, но имейте  в  виду:  я  не  отменю
отставку Росса.
   - Капитан, - снова начал уговаривать Кан, - вначале выслушайте Росса.
   - Возможно, вы приняли решение о его отставке  в  состоянии  аффекта,
сэр, - подключился Толливер.
   - Вы что, оба оглохли?! - взбеленился я. - Он уволен со службы!
   - Сэр, он лежит пластом и рыдает, - настаивал Толливер, - он  умоляет
меня помочь.
   - Теперь умоляет? - съязвил я. - А раньше насмехался.
   Толливер вскочил.
   - Вы расправились со мной, Стейнером, Россом! - яростно обличал он. -
Почему вы еще терпите остальных?! Расправьтесь с Рикки, с Каном.
   В самом деле, не слишком ли я зверствую?
   - Ладно, - махнул я рукой. - Может быть, я передумаю.
   Как только я вошел к  Джеренсу,  он  бросился  на  меня