а
инкарнацией, и я за нее порадовался. Мне кажется,  мы  прекрасно  понимаем
друг друга.
   - Разве я смогу попросить у тебя об одолжении теперь, когда  мы  знаем,
кем ты мне являешься?
   - Ах да, ребенок... мой внук. - Марс задумался.  -  Я  не  могу  никому
делать скидок. Тебе придется понять природу того, о чем ты  просишь.  Семя
войны... Я покажу тебе, какие фрукты произрастают из этих семян.
   - Сейчас? - удивленно спросила Орлин.
   - Да, так будет лучше; ты же не хочешь провести здесь  больше  времени,
чем необходимо, если, конечно, не намерена оставить тело  смертной.  -  За
короткий разговор с Орлин Марс сумел все про них узнать.
   - Сейчас, - согласилась она.
   Он взял ее за руку.
   - А как же мы? - спросила Лигея.
   - Пусть дьяволица примет мой облик и позаботится о тебе, - ответил он.
   Обе женщины в притворной ярости схватили со стульев подушки и  швырнули
в Миму. Однако Меч Войны уже  появился  в  руке  Марса,  и  они  с  Орлин,
скользнув сквозь стену Цитадели, покинули Чистилище и опустились в царство
смертных.
   - Куда мы направляемся? - спросила Орлин, в очередной  раз  поразившись
легкости и скорости, с  какой  инкарнации  передвигаются  в  пространстве.
Танатосу служил бледный конь Морт, у Хроноса были  Песочные  Часы,  Судьба
прибегала к помощи нитей, а  теперь  Меч  Войны  выполнял  одну  из  своих
позитивных функций.
   - На персидско-вавилонский фронт, - ответил Марс. - Когда я только стал
инкарнацией, я разрешил разногласия с Судьбой, убрав правителя Вавилона, и
между  воюющими  сторонами  установился  мир.  Однако  затишье   оказалось
временным - тут  и  там  завязывались  стычки  из-за  глубоких  этнических
противоречий  и  оставшихся  после  войны  неоплаченных  долгов.  Если  бы
какая-нибудь из сторон одержала  победу,  другая  оказалась  бы  полностью
уничтоженной, и проблема была бы решена. Желая  остановить  кровопролитие,
мы не стали ничего делать по поводу этих конфликтов,  но  они  разгораются
все сильнее и сильнее. Сегодня обе империи номинально заключили мир друг с
другом, но постоянно возникают столкновения, а интересы соседних  стран  и
их участие в военных действиях постоянно растет, так что  вполне  возможно
серьезное противостояние нескольких государств. Мы, инкарнации,  пришли  к
выводу, что необходимо предпринять решительные  шаги,  дабы  предотвратить
начало третьей мировой войны.
   - Но разве ты, воплощение Войны, не в состоянии...
   - Я делаю все, что в моих силах, и  мне  удалось  выиграть  время,  но,
учитывая халатное отношение одной из инкарнаций к  своим  обязанностям,  я
терплю одно поражение за другим. С моей точки зрения,  до  конца  осталось
лет пять, может быть, шесть -  не  больше.  Вот  почему  действовать  надо
незамедлительно.
   - Заменить... заменить инкарнацию? Если не тебя, тогда какую же?
   - Я и так сказал слишком много, - проворчал Марс. - Мы прибыли на линию
фронта.
   Глазам Орлин предстала пустыня. Поля опалило пламя, урожай  практически
погиб, а почти все дома превратились в руины. Когда они остановились рядом
с лачугой, построенной из  кусков  досок,  кирпича,  картонных  коробок  и
обрывков брезента, Орлин заметила на горизонте облако дыма.  Она  знала  -
спрашивать, что горит, не нужно.
   - Я войду в мужчину, - сказал Марс. - А  ты  -  в  женщину.  Ты  будешь
понимать язык, и ее имя прозвучит для тебя как твое.  Мы  останемся  в  их
телах до тех пор, пока инцидент не будет исчерпан - недолго.  И  тогда  ты
поймешь, с чем мы здесь столкнулись.
   - Но...
   - Все скоро прояснится. - Марс подошел к лачуге и проник внутрь  сквозь
стену.
   Орлин последовала за ним. Очевидно, он сделал так, что его  возможности
на время перешли к ней. Она была призраком, вселившимся в живого человека,
и теперь должна-была проникнуть в другое тело, не покидая первого.
   Оказавшись внутри, Марс повернулся к ней:
   - Помни, тебе никто не может причинить боли,  хотя  ты  и  почувствуешь
все, что будет чувствовать эта женщина. А теперь войди в нее. - Он показал
на пожилую женщину, которая что-то готовила в горшке на едва тлеющем огне.
   - Здорово, я снова стану призраком! - обрадовалась Вита.
   Орлин проникла в женщину. Казалось, физическое тело Виты лишилось своей
субстанции, действительно перешло в разряд призраков.
   На мгновение возникла неразбериха, пока они сливались с чужим  телом  и
сознанием. Затем все снова встало на свои места. Женщина готовила  кусочек
мяса, который ей  удалось  найти  во  время  последней  вылазки,  -  часть
животного, разорванного взрывом бомбы. Она  надеялась,  что,  если  варить
достаточно долго, его можно будет есть. В  конце  концов,  ничего  другого
нет.
   Орлин огляделась по сторонам. Лачуга оказалась на удивление  удобной  -
учитывая  материалы,  из  которых  ее  построили:  щели  надежно  заделаны
бумагой, куски  пенопласта  служили  подушками  для  самодельных  стульев.
Впрочем,  ни  книг,  ни  электричества  тут  не  было  -  самый  настоящий
крестьянский дом.
   - Орлин.
   Она подскочила на месте от удивления. Кто позвал ее  по  имени?  И  тут
вспомнились слова  Марса  -  она  будет  слышать  имя  женщины,  как  свое
собственное.
   Орлин оглянулась и увидела старика,  лежавшего  на  кусках  пенопласта.
Именно в него-то и вселился Марс.
   - Что такое, отец? - спросила она; точнее,  спросила  женщина,  в  теле
которой она находилась. Язык показался ей родным, хотя Орлин  и  понимала,
что это не так.
   - Наружу.
   Так. Она сообразила, прочитав мысли женщины, что ему понадобилось выйти
на улицу, чтобы справить нужду;  сам  старик  подняться  не  мог.  Женщина
положила ложку, которой мешала еду, и подошла к старику. Чуть наклонилась,
чтобы он ухватился за ее плечо, и  помогла  ему  подняться.  У  него  были
совсем слабые ноги, да и  все  тело  пугало  своей  худобой;  старик  явно
страдал от недоедания.
   Нет, не только. Ей удалось выяснить, что он стал жертвой газовой атаки.
По чистой случайности оказался довольно далеко от эпицентра, и ему удалось
убежать, в то время как остальные падали  и  умирали.  Он  выжил,  но  его
легкие пострадали, а тело совсем ослабло. И вот  он  цепляется  за  жизнь,
хотя постепенно проигрывает сражение.
   Она тащила его за собой  наружу,  в  сторону  канавы,  куда  сбрасывали
всевозможные отходы.  Там  установили  коробку,  которая  обеспечивала  им
некоторое удобство, да и скрывала от посторонних глаз - хотя  и  не  очень
эффективно. Но все равно так лучше, чем ничего. Женщина оставила  старика,
а сама вернулась к стряпне. Так она показывала,  что  по-прежнему  уважает
отца: давала ему возможность  побыть  в  одиночестве.  Какое  унижение  он
испытывал, оказавшись в плачевном положении! У когда-то  крепкого  хозяина
своего поля теперь вообще не осталось  никаких  собственных  тайн  -  даже
такой мелочи, как физиологические потребности.
   Женщина подумала  о  горе,  которое  причинила  им  бесконечная  война.
Когда-то и она  была  гордой  красавицей,  имела  четырех  сыновей,  двоих
дочерей и мужа, предпринявшего хадж. А потом началась война - и так  и  не
заканчивается, год за годом отнимает у них все больше  и  больше.  Сначала
налоги лишили накоплений - пусть  и  не  очень  значительных.  Затем  мужа
призвали на войну с неверными, она  осталась  с  детьми  и  отцом  убирать
урожай. Им удавалось справляться - до тех пор, пока на  деревню  не  напал
враг. Они успели  забаррикадировать  дом  и  спрятать  детей,  но  солдаты
ворвались и изнасиловали ее. После чего  избили  отца,  разгромили  дом  и
нашли детей. Забрали мальчиков, а девочек изнасиловали, хотя обеим еще  не
исполнилось и десяти. В первый раз в жизни женщина порадовалась, что рядом
нет мужа, потому что его, вне всякого сомнения, стали бы пытать,  а  потом
убили бы.
   - Орлин!
   Отец готов вернуться в дом... Она снова положила ложку и вышла  наружу.
Помогла ему добраться  до  подстилки.  Старик  лег,  тяжело  дыша.  Ей  не
нравилась мысль, которая тем не менее постоянно приходила: сколько еще  он
протянет? Он попал под газовую атаку, когда ушел на поиски  пропитания,  и
сначала  не  понял,  что  случилось.  Считал,   что   на   него   снизошло
благословение, потому что ему удалось избежать смерти,  однако  кашель  не
прекращался, и все чаще и чаще на губах старика  стала  появляться  кровь.
Силы постепенно покидали его,  и  вскоре  он  уже  не  мог  самостоятельно
стоять. Женщина проклинала себя за мысли о том, что ему, да  и  ей  самой,
будет лучше, если он умрет.
   Она  пошевелилась  и  задумалась  о  своей   жизни,   естественно,   не
догадываясь, что события последних лет всплыли в памяти благодаря  усилиям
призраков. Ее отцу, ей самой и двоим дочерям удалось выжить,  они  рыскали
по выжженным полям в поисках обгоревших зерен. Однажды прилетели  самолеты
и разбомбили деревню. От их дома ничего не осталось, старшая дочь погибла,
а младшая пострадала, когда рушились стены. Тогда они построили на окраине
деревни лачугу из всякого мусора и держались из последних  сил,  дожидаясь
возвращения ее мужа.
   Неожиданно женщина услышала странный звук и, оглянувшись, увидела,  что
отец скатился с тюфяка. Она в очередной раз положила  ложку  и  подошла  к
нему, хотя почти  ничего  не  могла  сделать,  чтобы  облегчить  страдания
несчастного.  Он  задыхался,  на  губах  появилась  кровавая   пена.   Она
попыталась посадить его, чтобы он мог сделать вдох, но его тело неожиданно
напряглось.
   Она не сразу поняла, что он умер. Сначала она  подумала,  что  надо  бы
что-нибудь сделать, попробовать вернуть его к жизни:  постучать  по  спине
или подышать в рот... но так и  осталась  неподвижно  стоять  возле  тела.
Зачем? Ему сейчас гораздо лучше. Его страданиям в этом мире пришел конец.
   И тут донесся еще один звук, на  сей  раз  снаружи:  неуверенные  шаги.
Наверное, вернулась дочь, уходившая на поиски еды. Или она слишком  устала
и решила немного отдохнуть дома. Будет ли она потрясена, услышав о  смерти
деда? Скорее всего нет; они знали, что ему осталось немного. Теперь все их
чувства были притуплены, они почти перестали чувствовать боль.
   На пороге появилась девочка. Половина ее лица была изуродована шрамами,
волос не осталось. Она хромала, но не сильно; ей удалось поправиться после
страшного ранения.
   - Мама, солдаты идут!
   Знакомый страх сжал сердце. Приход солдат - дурная весть, на  какой  бы
стороне они ни сражались; постоянные налоговые поборы означали не  меньшие
лишения, чем открытый грабеж вражеских армий.
   Женщина вышла из дома.
   Солдаты оказались своими, в чистой форме. Она почувствовала облегчение:
чистые солдаты обычно предпочитают не пачкать  форму  насилием.  Затем  ее
охватила надежда: может быть, наконец муж вернется домой!
   Она стояла на пороге и ждала. Ее дочь, естественно, спряталась;  у  нее
уже имелся опыт общения с солдатами, и в новом она не нуждалась.
   Их было трое: офицер и два солдата.
   - Орлин? - спросил офицер.
   Она кивнула, стараясь держаться настороже - она ведь не знала,  что  им
от нее нужно.
   - С прискорбием должен сообщить, что ваш муж погиб. Он умер с честью...
   Офицер продолжал что-то говорить, но она не понимала ни единого  слова.
Оказывается, чувства ее совсем не умерли; рухнула последняя  надежда.  Она
жила только верой в то, что муж вернется,  теперь  ей  больше  не  на  что
надеяться.
   Девочка подошла к двери. Она слышала!
   - Вот его медали, - сказал офицер.
   - Мы не едим медалей! - крикнула Орлин.
   Офицер молча протягивал ей медали.
   Орлин посмотрела на дочь - изуродованная, хромая девочка, возможно, она
выросла бы и превратилась в красавицу, теперь же  в  будущем  ее  не  ждет
ничего хорошего - если она вообще  станет  взрослой.  Из  целой  семьи  их
теперь  двое...  и  никакой  надежды.  Голые  поля   и   бушующая   вокруг
непрекращающаяся война. Зачем жить?
   Но дочь - у нее еще есть шансы.
   - Камикадзе... Вам еще нужны добровольцы?
   У офицера челюсть отвисла от изумления.
   - Мы не просим у вас этого! - запротестовал он. - Ваша семья достаточно
страдала!
   - С условием, - безжалостно продолжала  женщина.  -  Операция,  которая
приведет в порядок лицо дочери. И еще: я хочу, чтобы ее увезли подальше от
линии фронта и заботились о ней, пока она не вырастет.
   - Нет! - крикнула девочка, все поняв.
   - Вам известно, что вы не сможете поехать с  ней?  Жизнь  за  жизнь,  и
правительство не просит...
   - Разве здесь можно жить? Мы обе погибнем!
   Офицер холодно кивнул:
   - Вам придется подписать бумаги в штабе.
   - Давайте не будем терять время!
   - Но, мама! - вскричала девочка. - Я не смогу... без тебя.
   - Здесь ты умрешь! - сказала Орлин. - Ты теряешь  силы,  я  вижу.  Тебя
накормят и приведут в порядок твое лицо, ты будешь в безопасности.  А  что
касается меня... мой отец умер, мой муж умер, сыновья пропали, мне  больше
незачем жить, я хочу отомстить тем, кто разрушил нашу семью.
   Девочка была не по годам взрослая и знала, что мать права.  Она  больше
не спорила.


   Орлин подъехала на тележке со свежими овощами к воротам  военной  базы.
Тут собралось несколько торговцев вроде нее, они  продавали  свои  товары,
таким образом зарабатывая себе на жизнь. Однако овощи служили  прикрытием,
под ними лежала бомба. Орлин надлежало доставить бомбу в штаб неприятеля и
там взорвать. Она умрет - но дочери достанутся плоды ее жертвы.
   Солдат у ворот скучал и был невнимателен.  Очевидно,  он  провел  ночь,
пьянствуя или за игрой, а может быть, с какой-нибудь женщиной -  запретные
развлечения с точки зрения военных и гражданских законов - и мечтал только
об одном: поскорее отправиться спать. Он лишь мельком взглянул На тележку,
а сама женщина осталась для него незаметной: еще одна  вдова  среди  тысяч
других.  Ей  даже  не  пришлось  показывать  бумаги,  хотя   ее   снабдили
великолепными фальшивыми документами, и не нужно было ничего говорить -  а
она-то выучила несколько ключевых фраз на чужом языке!
   Орлин без происшествий проехала в ворота.
   Теперь нужно добраться до здания, где разместился штаб. Те, кто  послал
ее на задание, не знали, окажется ли там в такое время  дня  генерал;  его
режим отличался беспорядочностью - возможно, совершенно сознательно,  -  и
никто не мог предугадать его перемещения. Однако существовала вероятность,
что он будет на месте, и, уж  конечно,  в  штабе  наверняка  полно  других
офицеров, так что бомба принесет немало пользы. Жаль, что  ей  не  суждено
узнать, до какой степени она добилась успеха. Орлин испытала  бы  истинное
наслаждение, если бы удалось покончить с человеком, направившим против  ее
родной деревни самолеты, которые разрушили ее дом и  убили  старшую  дочь.
Впрочем, ею движет не желание отомстить; ею движет отчаяние. Надо сказать,
правительство всегда гордилось тем, что  выполняло  свои  обещания;  когда
бомба взорвется, ее  младшая  дочь  поедет  в  больницу,  где  ей  сделают
операцию, а затем государство возьмет девочку  под  свою  опеку  в  рамках
программы устройства привилегированных сирот. Наступит день, и она  станет
красивой и здоровой. Орлин никому не сказала о том, что дочь изнасиловали,
потому что понимала - этого делать не  следует.  Сохраняя  свой  секрет  и
твердо решив добиться успеха, девочка выживет.
   Возле ворот собралось множество женщин-торговок. Орлин отъехала чуть  в
сторону, якобы в поисках места, где меньше конкуренция. На самом  же  деле
она направлялась прямо к  зданию  штаба.  У  офицеров  денег  больше,  они
обязательно захотят купить хорошие овощи - а ее были  самыми  лучшими.  По
легенде. Она надеялась, что никто не подойдет к ней  за  покупкой,  потому
что товар кончится очень быстро и  бомбу  станет  видно.  Нельзя  отказать
покупателю, не вызвав подозрений, если  только  он  не  предложит  слишком
низкую цену.
   К ней направлялся мальчик.
   - Сюда, - торопливо позвал он, в  его  голосе  звучал  местный  акцент.
Ясное дело - офицеры послали его, вместо того чтобы прийти самим.
   И тут она замерла на месте. Неужели?
   Мальчишка широко раскрыл глаза.
   - Мама!
   Ее старший сын! Он попал в плен  и  теперь  служит  в  здешнем  военном
лагере! По крайней мере, с ним все в порядке; выглядел  он  здоровее,  чем
она сама. Но если они поймут...
   - Уходи! - прошептала Орлин. А затем, не в силах сдержаться,  спросила:
- Твои братья... что с ними?
   Он нахмурился:
   - С одним все в порядке, второй умер. Про третьего я  ничего  не  знаю,
его забрали в другой лагерь и...
   - Эй, парень, хватит точить лясы со старой клячей!  -  крикнул  солдат,
взглянув на них. - Отведи телегу в столовую, повар заплатит.
   - Сейчас! - ответил он  и,  показав  на  дорогу  к  зданию,  сказал:  -
Поговорим, пока идем. Как ты здесь оказалась, мама? Я  думал,  что  больше
никогда тебя не увижу!
   - Я не могу идти в столовую! -  запротестовала  она.  -  Мне  приказано
взорвать здание, где находятся офицеры.
   - Но тебя же убьют!
   - Неважно. Я делаю это за тебя... и твоих сестер. Где офицерская...
   - Что вы там  копаетесь?  -  снова  крикнул  солдат.  На  этот  раз  он
направился прямо к ним, намереваясь продемонстрировать, как  следует  себя
вести.
   - Вон там! - сказал ее сын, показав лишь одними глазами.  -  Только  ты
туда не сможешь попасть!
   - Смогу! Отойди от меня! Они не должны узнать, что мы знакомы! -  Орлин
направилась к зданию штаба.
   Ее сын колебался, смотрел на приближающегося офицера.
   - Делай, как я сказала! - прошипела женщина и ускорила шаг.
   Мальчик решил действовать.
   - Та женщина! - громко крикнул он. -  Мне  кажется,  она  шпионка!  Она
плохо говорит!
   - Что? - удивленно спросил солдат.
   - Та женщина... какая-то она не такая! Остановите ее,  прежде  чем  она
сделает что-нибудь нехорошее!
   - Ты спятил! - возмутился солдат.
   Но, увидев, что  Орлин  побежала,  таща  за  собой  тележку,  он  решил
последовать за ней, несмотря на то что не поверил слуге. Бросился бежать -
и споткнулся, потому что мальчишка не успел вовремя убраться с дороги.
   А Орлин получила дополнительные секунды. Она из последних сил мчалась к
зданию штаба. Как только  она  до  него  доберется,  уже  не  будет  иметь
значения, кто находится рядом. Чем больше, тем лучше, безжалостно подумала
она.
   Когда Орлин выбралась на холм, у подножия  которого  находилось  здание
штаба, солдат ее догнал. Она резко развернулась и вцепилась ногтями ему  в
лицо, он отпустил ее. И тогда женщина толкнула  тележку  вниз  по  склону.
Докатится ли она до цели? Предполагалось, что бомба взорвется,  если  край
тележки соприкоснется с твердой поверхностью, а если  промчится  мимо  или
скользнет по стене...
   Нет, она не ошиблась! Тележка стремительно приближалась к зданию.
   И тут на спину Орлин опустился кулак. Солдат принялся ее избивать.  Она
упала, скорчилась. Почувствовала сильный удар сапогом, боль  охватила  все
ее существо. Солдат снова поднял ногу, на этот раз попал  в  лицо,  сломал
нос. Он собирается избить ее до смерти!
   Мир взорвался. Она подумала, что умерла, - но это взлетела на воздух ее
тележка и уничтожила здание!
   Неожиданно со всех сторон набежали солдаты. Женщину грубо поставили  на
ноги.
   - Убийца! - крикнул один и вытащил нож. Нанес удар.
   Она  думала,  что  уже  не  сможет  испытать  боль,  но  ошиблась.  Она
попробовала закричать, захлебнулась кровью.
   - Покинь ее тело, - сказал Марс. - Все кончено.
   Орлин  выбралась  наружу  с  отчаянным  криком,  только  через   минуту
сообразив, что все произошло не с ней. Она увидела, как  женщина,  истекая
кровью, упала на землю. Солдаты продолжали ее избивать, несмотря на то что
она уже умерла. Неподалеку стоял ее сын, наблюдал, молчал;  он  ничего  не
мог сделать, не мог вмешаться, потому что тогда он бы тоже  погиб.  А  так
его, возможно, наградят или, по крайней мере, выразят благодарность,  ве