торгует.
     Каин пьяный на огороде сидел,  в  карты играл с маленькими ребятишками.
Он думал, что Коська стрелять пришел. Прогнал его.
     - Иди,  - говорит, - к черту! Надоели вы мне, рукосуи... Работать надо,
а не христарадничать.
     Коська не  обиделся,  не  ушел.  Постоял,  ногу поднял,  желтый ботинок
показал:
     - Покупай - продам.
     Каин посмотрел, пощупал. Видно, понравились.
     - Сколько? - спрашивает. А сам карты засаленные тасует.
     - Червяк давай, а меньше ни копейки.
     Засмеялся Каин:
     - Ишь фартовый какой!  По-фабричному за левый товар хочешь?  А тимак не
возьмешь?
     Это он по-воровскому. Обиделся Коська:
     - Ты  дело  говори.  "Тимак"!  За  такие колеса на  базаре два  червяка
просят. Бишка монет давай, а меньше ни копейки.
     На пяти рублях и сговорились.  Коська сразу богатым стал.  Сразу фасона
прибавил.  Рубаху достал,  бритву,  мыло,  книги,  портрет.  Только сейчас и
разглядел его,  этот  портрет.  Там  девчонка,  однолетка Коськина или  чуть
побольше,  на  карточку снята.  У  девчонки нос кверху вздернут,  глаз левый
прищурился,  смеется,  что ли?  А  на шее галстук,  как у  пионеров,  только
черный. И глаза, и губы, и волосы - тоже все черное. А щеки белые, неживые.
     За рубаху Каин дал три рубля,  да за бритву -  полтинник.  За мыло и за
ремешок гривенник накинул. А книги полистал и не взял.
     - Не интересуюсь, - говорит. - Это книги политические, а я читаю только
романы Александра Дюмы.
     И портрет тоже не взял.
     - На кой мне, - говорит, - чужая фотокарточка!
     - Я, - говорит Коська, - дешево отдам. За пятачок отдам.
     - Не надо. И за копейку не возьму. Можешь ее дома на рояль поставить.
     Ну что ж,  не хочешь,  не надо.  Коська теперь не горюет. Коська прямым
путем - на базар.
     За  книги  маклак  в  книжном  ряду  два  рубля  заплатил.   Коська  не
торговался.  И  за рубль отдал бы.  Портрет остался,  выкинуть хотел,  потом
подумал:  "Спрячу,  может,  потом когда и  пригодится".  Сунул на  живот под
рубаху, сосчитал деньги и пошел барином по базару.
     До вечера по базару шлялся.  С деньгами не скучно. Первым делом большую
бутылку молока топленого выпил  и  булку  французскую съел.  Потом смородины
фунт,   потом  брынзы,   сала...   В  белой  палатке  мороженого  маленькими
стаканчиками на  целый  рубль сожрал.  Папиросы "Раковский" курил.  Встретил
Митьку Ежика,  такого же,  как он,  беспризорника. Забыл, что поругались они
намедни с Ежиком,  тот его "вшивым стрелком" обозвал. Ничего, Коська простил
Митьку,  накормил его да еще полтинник подарил. Жалко, что ли, если у самого
есть!
     И когда ночевать Коська пошел, тоже шамовки с собой побольше прихватил.
     Ночевал на  пустыре у  мельницы паровой.  Там из деревянных щитов такой
вроде шалашика был  устроен.  Это они еще с  Ежиком сделали,  когда друзьями
были. Вместе и ночевали здесь, пока не поругались.
     Еле  доплелся  Коська  до  своего  логова:   совсем  разморило  его  от
непривычной  сытости.  Сел  около  шалашика,  папироску  "Раковский" достал,
сидит, дымит, отдыхает. За спиной у него стена гладкая и высокая - мельница.
За  стеной день и  ночь стучит что-то,  словно поезд.  Машины,  должно быть,
какие...  А  у  стены  над  Коськиной головой фонарь электрический всю  ночь
качается.
     Докурил Коська папироску, стал свои припасы в шалаш укладывать: буханку
пеклеванного, колечко колбасы, конфетки, махорку полтавскую... Портрет из-за
пазухи вынул.  Хотел тоже заначить, потом думает: посмотрю от нечего делать.
Лег животом на сырую траву,  положил перед собой,  стал смотреть.  Девчонка,
как и раньше, глядит. Нос кверху вздернут. Левый глаз усмехается.
     Смотрит Коська на девчонку и думает:
     "А ну как зашевелится она сейчас, откроет рот и скажет: "А и сволочь же
ты,  Коська,  шантрапа ты  беспризорная.  Какое ты  имел  право украсть меня
вместе с ботинками и книжками политическими?!"
     Но нет, знает Коська - не оживет девчонка. И жалко ему немножко, что не
может она заговорить,  не может даже чуть-чуть подмигнуть ему, Коське, серым
своим веселым глазом.
     Не стал Коська прятать карточку,  а повесил ее у себя в шалаше.  Вместо
гвоздя щепочку взял и приладил в уголке на стенке.
     И стало как будто веселей в его логове.
     Спалось Коське плохо. Часто просыпался он, душило его что-то - объелся,
наверно. И все-таки каждый раз он не мог утерпеть - то хлебца откусит, то от
колбасы кусочек отщипнет, то конфетку начнет сосать.
     А  под  утро заснул крепко и  увидел во  сне,  что он  у  себя дома,  в
деревне,  что он еще маленький,  что живы еще и матка его и отец.  Сидит он,
Коська,  на лавке,  плетет из кудельки кнутик,  а сестренка его Саша -  тоже
живая - сидит рядом и мягким деревянным гребешком чешет ему волосы...
     А когда проснулся утром Коська и увидел над головой портрет, понял, чем
он  ему так полюбился:  девчонка-то с  веселыми серыми глазами на сестру его
Сашу похожа.


     Пришли дни плохие. Опять на колун сел Коська - совсем брюхо подвело.
     Осень уже настала,  дожди часто шли.  Земля холодная стала и голая, без
одной травинки.  Бывало,  с утра до ночи не вылезал Коська из своего логова.
Дрожь пробирала от сырости.
     Вот  лежал он  раз  у  себя  под  щитами.  В  животе кишки стянуло:  со
вчерашнего утра хлеба Коська не нюхал. Со вчерашнего дня все раздумывал, где
бы хоть пятачок на шамовку достать.  А где ж его достанешь, пятачок, если не
везет человеку?  А не везет Коське -  хуже и не придумаешь.  Третьего дня на
станции чуть под поезд не  попал -  на  ходу из  вагона выскочил.  Убегал от
мужика,  у которого пилу из-под лавки вытянуть хотел,  прыгнул -  и прямо на
рельсы. А вчера его хохлушка кочергой огрела по спине. Коська у нее во дворе
полотенце с веревки неловко дернул.
     Нет, не умеет Коська воровать. Не выйдет из него порядочный вор - это и
ребята говорят, и сам он видит.
     И  "стрелять" разучился.  Пойдет милостыньку просить,  а  глаза у  него
бегают: люди сразу видят, что он за человек такой.
     - Иди,  иди,  -  говорят.  - Знаем мы, какой ты сирота. Вор - по глазам
видно.
     Лежал Коська в шалаше и думал: продать бы что! Нечего. Все богатство на
нем.  Сквозь рубаху голый живот виден,  голова не  покрыта,  ноги не  обуты,
штаны на трухлявой тесемочке держатся.
     И тут он портрет увидел.
     "А что,  -  думает, - загнать, что ли? Может, на фунтяшник хлеба дадут.
Или хоть на полфунта".
     Жалко ему портрета.  Да что ж поделаешь.  Правду люди говорят: голод не
тетка.  Вздохнул Коська,  посмотрел напоследок на девочку,  снял карточку со
стены,  разгладил ее  кое-как,  пыль вытер,  дырку от гвоздя пальцем затер и
потопал на базар.
     На базаре вынул портрет, ходит, размахивает им, кричит:
     - А вот кому? Дешево отдам!
     Люди не глядят даже. Мимо проходят.
     Коська еще громче кричит.  Еще пуще размахивает портретом. Баба толстая
идет. Он бабе в лицо свой товар тычет:
     - Тетенька, купите патрет.
     Баба пухлой рукой махнула, не посмотрела даже:
     - А ну тоби к бису. Що це за патрет.
     Другая  баба  долго  стояла,  рассматривала  портрет.  И  так  на  него
поглядит,  и  вниз  головой повернет,  и  на  свет посмотрит.  Потом головой
покачала,  вздохнула, сказала Коське: "Бить вас, мазуриков, надо", - и пошла
дальше.
     А Коська уж еле ходит. Еле ноги таскает. И голос у него охрип.
     "Хоть кусочек, - думает, - хоть корочку дали бы".
     И вдруг подходит к Коське человек.  Бородатый. Высокий. В белой рубахе.
В  веревочных чувячках на босу ногу.  Увидел портрет,  выхватил у  Коськи из
рук:
     - Это что такое?
     Сдрейфил Коська. Уж бежать хотел, да не может: ноги не бегут.
     - Где  взял?  -  спрашивает бородатый,  а  сам  так и  рыщет глазами по
Коськиной карточке.
     - Это моя вещь, - говорит Коська. - Патрет называется.
     - Вот как? Портрет? А это чей портрет?
     - Ну, как чей? Сестренка это моя.
     Усмехнулся бородатый в свою черную бороду.
     - Хорошая у тебя сестренка. А зовут ее как?
     У Коськи еле язык ворочается.
     - Саша, - говорит.
     Опять смеется бородатый.
     - Гм.  Саша?  А  может быть,  Наташа?  Ты что же это,  купец,  выходит,
сестренку свою продаешь?
     - Продаю, да, - говорит Коська. - Деньги очень нужны.
     - А сколько хочешь?
     Видит  Коська:  понравилась человеку  вещь,  -  значит,  можно  цену  и
побольше заломить.
     - Полтинник! - говорит.
     Задумался бородатый, затылок стал чесать.
     "Эх, - думает Коська, - лишнего маленько я запросил".
     А бородатый посмотрел еще раз на карточку, отдал ее Коське и говорит:
     - Вот что я  тебе скажу.  У  меня денег сейчас с собой нет.  И я сейчас
тороплюсь -  на работу опаздываю.  А мы с тобой вот что сделаем.  Ты,  брат,
приходи ко мне вечером на квартиру. Я тебе за эту фотографию полтинник дам и
даже больше.  Это, - говорит, - имей в виду, очень замечательная фотография.
Придешь?
     - Приду, - говорит Коська, а сам думает:
     "Дожидайся... приду... Заманиваешь небось, бородатый черт!"
     А бородатый написал на бумажке адрес,  дал Коське,  помахал ему рукой и
побежал в своих веревочных лапоточках с базара.
     До вечера долго еще было.  И Коська раз десять загадывал себе: идти ему
или не идти?  На базаре подстрельнул огурцов пару и хлеба маленький кусочек.
Посытнее стало -  портрет пожалел.  Стоит ли продавать?  Ведь и верно - вещь
замечательная.  Да и  боязно было идти:  а  что,  если нарочно его бородатый
заманил? Придет Коська, а там засада, мильтоны сидят с наганами.
     Но к вечеру осмелел Коська.  Есть очень уж захотелось. Подумал, подумал
и пошел к бородатому.  Отыскал улицу,  дом нашел.  Домик совсем небольшой, с
крылечком.  Садик рядом.  В садике яблоня растет, перед крылечком подсолнухи
желтеют.
     Постоял Коська на крылечке, набрался духу и постучал.
     И сразу же бородатый вышел. Как будто за дверью стоял, дожидался.
     - А, - говорит, - пришел, субчик?!
     Испугался Коська. Чуть на пол не сел.
     "Наделал,  -  думает,  -  делов.  Заметет он меня сейчас.  И не смыться
даже".
     Стоит как пень. А бородатый смеется, дверь перед Коськой распахнул:
     - Ну, что ж. Заходи, брат. Милости просим.
     Коська порог переступил,  а показалось, будто верст пять болотом шагал.
Ноги не держат. "Скорее бы хоть", - думает.
     Ввел его  бородатый в  комнату.  Поглядел Коська -  небогато тут живут.
Стол,  два стула, койка железная, на койке шинель вместо одеяла. Книг только
много.  И  цветочки в  банках.  А на стенах -  картинки.  Ленин с протянутой
рукой. И рядом гитара висит на веревочке.
     Вынул Коська из-за пазухи портрет, протянул бородатому:
     - Нате.
     А тот будто уж и забыл, о чем договаривались.
     - А,  -  говорит,  -  карточка!  Ладно,  положи ее куда-нибудь.  Вон на
подоконник.
     Потом говорит:
     - Ну, давай присаживайся. Сейчас мы с тобой шамать будем.
     Поглядел на него Коська -  смеется бородатый.  "Что ж ты,  -  думает, -
надо мной измываешься, бородатое пугало! Брать, так бери сразу".
     А тот опять смеется и говорит:
     - Садись, садись, не стесняйся.
     Сел тогда Коська.  Бородатый перед ним тарелку поставил,  ножик и вилку
положил. Потом говорит:
     - Ты посиди минутку, ладно? А я пойду смастерю чего-нибудь.
     "Знаю, - думает Коська, - чего ты смастеришь. Лягавить пошел".
     Как вышел бородатый, Коська вилку и ножик в карман, тарелку за пазуху и
шасть к окну.  На подоконник залез,  хотел в сад прыгать,  да неловко локтем
стекло задел,  зазвенело оно,  полетели осколки в стороны.  Охнуть Коська не
успел - цап его кто-то за ногу. Оглянулся - бородатый стоит. Смеется опять.
     - Ты что же это? - спрашивает. - А? Куда же это ты собрался?
     Не  выдержал Коська,  с  подоконника на  пол скатился и  заревел благим
матом.  Думал -  бить его сейчас бородатый будет.  Съежился весь.  А  тот на
корточки рядом с  Коськой присел и ладошкой лохматую Коськину голову гладить
стал.
     - Что с тобой?  -  спрашивает.  -  Эй,  парень!  Да что с тобой?  Зачем
плачешь?
     А Коська не слушает - воет, как дворняжка голодная. Не разберешь, что и
говорит:
     - С голоду я украл. Не вор я... Ремешок сам свалился.
     - Какой ремешок?
     А Коська:
     - А-а-а... У-у-у...
     Схватил его бородатый за шкирку, тряхнул как следует, на ноги поставил.
     - А ну, хватит! Довольно! Не люблю я плаксивых.
     Перестал тогда Коська реветь.
     - Ты чего испугался? - спрашивает бородатый. - Зачем в окно полез?
     - Думал, вы мильтона звать пошли.
     - Эх,  чумичка!  Мильтона звать!  Нет,  брат.  Ошибаешься.  Я, брат, не
такой.
     Посмотрел бородатый на стол.
     - Ох, - говорит, - а тарелку-то я забыл. Погоди, сейчас принесу.
     Только вышел -  Коська тарелку из-за пазухи, ножик и вилку - из кармана
- и все на старое место,  на стол.  Не успел положить -  бородатый входит. В
одной  руке  сковородка горячая,  в  другой -  тарелка с  хлебом и  вилка  с
ножиком. На стол бородатый посмотрел и будто не заметил ничего.
     - Ну, садись, - говорит, - будем яичницу есть.
     Себе шматочек оставил,  а  Коське полную тарелку наворотил.  Задохнулся
Коська от одного запаха.  Подцепил на вилку кусок и  чуть язык не проглотил.
Вот так яичница!  С  помидорами,  с  салом,  с  луком зеленым.  Коська такую
яичницу только дома,  в деревне,  едал,  когда маленький был. С тех пор и не
пробовал.
     Ест,  торопится,  а сам думает: "Нехорошо, надо бы потише есть". Стыдно
ему - по-человечески есть разучился... А бородатый смотрит, смеется.
     - Ешь, ешь, - говорит. - У тебя, брат, небось в животе черти пляшут?
     Коське уж не страшно. Слезы высохли. Сам посмеивается.
     - Пляшут, - отвечает. - Еще как.
     - Ну и шамай, брат. А зовут-то тебя как?
     - Коська.
     - Во, брат! Удивительно. И меня тоже, представь себе, Коськой зовут.
     Смешно Коське. Такой дяденька и вдруг тоже Коська.
     - Зовут меня  дядя Костя,  а  прозвище мое  Борода.  В  Сибири меня так
прозвали. Знаешь ты, где Сибирь помещается?
     - Знаю, - говорит Коська. - Это куда жуликов посылают.
     - Нет,  брат.  Туда не только жуликов...  Я,  брат,  сам в  этой Сибири
двенадцать лет отгрохал.
     Рассказал Коське,  как он в царское время в Сибирь на каторгу попал. За
политику. Потому что он коммунист был, партийный.
     Потом  Коську расспрашивал.  Кто  он,  откуда,  где  родителей потерял.
Коська все честно рассказал.  Ему скрывать нечего:  матку сыпняк угробил,  а
батьке ногу немец шашкой отрубил. Приехал он в деревню, пожил месяца полтора
и помер. Кровь потому что спортилась.
     И про Сашу рассказал. Как жалела она его, вместо матери была, последний
кусок  отдавала.  А  потом  и  сама  свалилась.  Голодно потому что  стало в
деревне. Вот он, Коська, и пошел тогда по миру, куда глаза глядят...
     Слушал  Коську  бородатый,   не   улыбался.   Только  вилкой  по  столу
постукивал, головой качал да приговаривал:
     - Ты ешь, брат, ешь.
     А Коська разошелся. Дядей Костей стал бородатого называть.
     Потом чай пили.  А  потом бородатый гитару со стены снял и  пел хриплым
голосом:

                Лишь только в Сибири займется заря,
                А в деревне народ пробуждается,
                На этапном дворе слышен звон кандалов,
                Это партия в путь собирается.

     А  портрет так на подоконнике и лежал.  И за весь вечер бородатый о нем
ни одного слова не сказал.
     Уж небо вызвездило, когда уходил Коська. Бородатый ему, когда прощался,
три рубля в руку сунул.
     - На, - говорит, - возьми. Должен я тебе.
     Взял Коська, подумал и назад деньги подает.
     - Нет, - говорит. - Я у вас стекло выдавил.
     - Глупости,  брат.  Ты  завтра приходи,  мы с  тобой вместе его обратно
вдавим. Идет?
     - Идет.
     - Ну, прощай.
     - Прощайте, дядя Костя Борода!
     Вышел Коська.  Темно на  улице,  а  Коське кажется,  что  светло.  Петь
хочется.
     Идет Коська по улице и хриплым голосом поет:

                На этапном дворе слышен звон кандалов...

     А как дальше, и не вспомнить... Забыл.
     Плохо спалось Коське в эту ночь.  Кряхтел, ворочался, не мог дождаться,
пока утро настанет.  Еще дождик,  как назло, всю ночь бубнил. И ветер дул. И
фонарь качался и скрипел над Коськиной головой.
     Чуть  свет забрезжил,  Коська уже  вскочил.  Хотел сразу бежать к  дяде
Косте, а потом думает: нет, неудобно так рано заявляться.
     С  полчаса у  мельницы походил,  потом на  базаре потолкался.  Потом на
фонтан сходил, умылся как следует, водички выпил и побежал.
     Бежал  -  посвистывал.  А  прибежал,  на  крыльцо  заскочил и  чуть  не
заплакал.
     - Ах, черт! Надо же!..
     Видит -  висит на дверях замок.  Ушел,  значит, дядя Костя. Ну ясно: на
работу ушел.  Эх,  Коська, Коська!.. Надо было тебе на базаре толкаться да у
фонтана красоту наводить.  Вот  и  прозевал дядю Костю.  Жди  его  теперь до
вечера.
     Сел Коська на ступеньку. Сидит мрачный, под ноги себе глядит. И вдруг -
что такое?  Видит, на крылечке, между двумя балясинами, бутылочное стеклышко
блестит. А под стеклышком какая-то бумажка белеет.
     Поднял Коська бумажку,  развернул,  а это записка. А в записке большими
буквами синими чернилами написано:

     "Костя!  Ключ на том месте,  где ты вчера выйти хотел. Заходи, пей чай,
шамай. Сахар на полочке. Наколи дров, если умеешь. Я буду в 5 часов. Дождись
меня.
                                                               Твой Борода".

     Прочел Коська записку, и первым делом уши у него загорелись.
     "Как же это?  -  думает.  -  Что же это такое? Не боится, значит? Знает
ведь, что вор я, а не побоялся... Заходи, - пишет".
     Потом еще  раз  перечитал записку.  Думает:  "А  где же  ключ?  Как это
понимать надо: "Где ты вчера выйти хотел?"
     Подумал Коська, подумал, в затылке почесал и догадался: через окно ведь
он вчера вылезти хотел. Значит, там и ключ искать надо.
     С крыльца сошел и сразу увидел:  окошко,  где стекла высажены, фанеркой
заколочено. Сунул палец между фанерой и переплетом - так и есть: ключик туда
засунут.
     Посмеялся Коська.
     "Эх, - думает, - ну и хитрый ты, дяденька Костя!"
     Не сразу Коська в  дом вошел.  Неудобно было.  А потом думает:  "Ладно,
войду". Замок отпер и вошел.
     Всюду походил,  все осмотрел.  Есть не стал и чай пить не стал, а дрова
переколол все,  какие были,  и  двор подмел,  и все щепочки до одной в кухню
перетаскал.  Потом стал  ходить и  думать:  "Что бы  еще  сделать?"  Видит -
портрет на  подоконнике лежит.  Надо  повесить.  Нашел гвоздик и  приколотил
портрет над дяди Костиной койкой. Потом воду переменил в баночках, где цветы
стояли.  Пол в комнате чисто подмел. Потом сел на койку, думает: "Буду ждать
дядю Костю".  Потом разморило его  в  теплой комнате,  прилег он,  голову на
подушку уронил и заснул.
     И вдруг сквозь сон слышит:
     - Костя, обедать пора!
     Вскинулся Коська,  встрепенулся: что такое? Где он? Кто это его обедать
зовет?
     Видит -  у  стола дядя Костя хлопочет.  Над  столом пар клубится.  И  в
комнате чем-то горячим, съедобным пахнет.
     Вскочил Коська.
     - Ой, - говорит, - дядя Костя!! Когда вы пришли?
     - А я, - говорит, - минут сорок уж как пришел. Выспался?
     - Выспался,  - говорит Коська. Стыдно ему. Как же это он так заснул, да
еще на чужой постели. - Вы, - говорит, - простите, что я на вашу койку лег.
     - Не за что прощать,  -  говорит дядя Костя.  - Койка для того и стоит,
чтобы на ней спали.
     Потом говорит:
     - Ну, садись, будем картошку есть. Сходи в сени, руки сполосни.
     Пообедали они  с  дядей  Костей.  Потом стали стекла вставлять.  Коська
замазку месил,  гвоздиков из проволоки нарубил,  как дядя Костя ему показал.
Потом чайник воды на таганок поставил,