а
до приезда двора, который вскоре туда прибыл и прибытие которого  посеяло  в
ней такую тревогу, что, дабы обеспечить себя от возможности быть задержанной
горожанами Дьеппа, а  также  Леплесси-Белльером,  {39}  двигавшимся  туда  с
отрядами короля, ей пришлось, претерпев много опасностей, взойти на  корабль
и переправиться в Голландию, чтобы оттуда добраться  затем  до  Стене,  куда
удалился г-н де Тюренн сразу же после ареста принцев.
     Принц Марсийак выехал из Дьеппа несколько раньше  г-жи  де  Лонгвиль  и
направился в свое губернаторство Пуату, дабы иметь в своем распоряжении  все
необходимое для войны и попытаться вместе с герцогом Буйонским,  Сен-Симоном
{40} и Лафорсом {41} снова разжечь недовольство в бордоском парламенте  и  в
горожанах Бордо и таким образом вынудить их  принять  сторону  Принца.  Этот
город и этот парламент были тем сильнее восстановлены против двора, что  его
манифесты после заключения Принца вменяли тому в вину  как  наиболее  тяжкое
его преступление отстаивание с чрезмерной горячностью интересов Гиени. {42}
     Благодаря заточению принцев и  примирению  с  фрондерами  власть  двора
казалась в ту пору более прочной, чем когда-либо прежде.  Нормандия  приняла
короля с полной покорностью, и крепости герцога Лонгвиля капитулировали  без
всякого сопротивления. Герцог Ришелье был изгнан из Гавра; Бургундия сделала
то же, что и  Нормандия;  Бельгард  оказал  постыдно  слабое  сопротивление;
дижонский замок  и  Сен-Жан-де-Лон  последовали  примеру  крепостей  герцога
Лонгвиля. Герцог Вандом был назначен губернатором Бургундии, граф Аркур {43}
- Нормандии, маршал Лопиталь {44} - Шампани и Бри, а граф Сент-Эньян {45}  -
Берри. В Мурон никто не получил назначения ввиду отсутствия в нем гарнизона;
гарнизоны  Клермона  и  Дамвиллье  восстали.  Марсен,   {46}   командовавший
каталонской армией, подвергся аресту: у  него  отняли  Тортосу,  комендантом
которой он был. Из  всей  Шампани  только  Стене  сохранил  верность  партии
принцев, и почти все их сторонники, видя, что в столь короткое время на  них
обрушилось столько несчастий, довольствовались тем, что жалели их, не вменив
себе в долг прийти к ним на помощь.
     Г-жа де Лонгвиль и г-н де Тюренн, как  я  сказал,  удалились  в  Стене,
герцог Буйонский - в Тюренн. Принц Марсийак, который вследствие кончины  его
отца, {47}  последовавшей  в  это  самое  время,  будет  отныне  именоваться
герцогом Ларошфуко, находился в  своих  владениях  в  Ангумуа,  {48}  герцог
Сен-Симон - в Блэ, комендантом которого был, а  маршал  Лафорс  -  в  Гиени.
Сначала все  они  выказывали  одинаковую  приверженность  Принцу,  и,  когда
герцоги Буйонский и Ларошфуко совместно составили план  военных  действий  в
Гиени, герцог Сен-Симон, которому они его сообщили, предложил принять в свою
крепость герцога Энгиенского; {49} но он недолго оставался при том же образе
мыслей.
     Между  тем  герцог  Ларошфуко,  рассудив,  как  важно  для  его  партии
показать, что она берется  за  оружие  не  только  ради  возвращения  Принцу
свободы, но и ради того, чтобы ее сохранил его сын,  при  соучастии  герцога
Буйонского направил Гурвиля  к  вдовствующей  Принцессе,  {50}  высланной  в
Шантийи и пребывавшей там под надзором  приставленного  к  ней  полицейского
офицера, равно как и Принцесса, {51} ее невестка, а также герцог Энгиенский.
Гурвиль имел поручение поставить  в  известность  вдовствующую  Принцессу  о
положении дел и указать ей на то, что, поскольку особе  герцога  Энгиенского
грозят всевозможные преследования двора, его нужно укрыть в надежном  месте,
дабы он мог стать одним из главнейших орудий борьбы за свободу своего  отца,
и что для выполнения этого герцогу и его матери необходимо тайно перебраться
в Брезе, в Анжу близ Сомюра. Герцог Ларошфуко изъявляет  готовность  прибыть
за ними с пятью сотнями дворян и проводить их  в  Сомюр,  если  ему  удастся
осуществить свой замысел относительно  этой  крепости.  На  худой  конец  он
предлагает перевезти их в Тюренн; там к ним присоединится герцог  Буйонский,
чтобы сопровождать их в Блэ, где они пробудут, пока  не  увенчаются  успехом
старания, прилагаемые герцогом Ларошфуко  и  герцогом  Сен-Симоном  склонить
бордоский парламент и город Бордо принять их у себя. Сколь бы заманчивым  ни
было подобное предложение, трудно было предугадать, будет ли оно принято или
отклонено  вдовствующей  Принцессой,  которая   при   непостоянстве   своего
характера, нерешительности и скупости была мало пригодна к тому, чтобы пойти
на осуществление этого замысла и твердо его держаться.
     Хотя герцог Ларошфуко оставался в неведении, какое решение она изберет,
он все же почел своим долгом принять все  необходимые  меры.  чтобы  быть  в
состоянии выполнить предложенное им через его посланца. В связи  с  этим  он
решил  созвать  своих  друзей  и  единомышленников,  воспользовавшись  таким
предлогом, который не выдал бы его истинного намерения,  с  тем  чтобы  быть
готовым к выступлению, как только прибудет Гурвиль, ожидавшийся  с  часу  на
час. Он рассудил, что не найти предлога более благовидного, чем похороны его
отца, которые должны были состояться в Вертее, одном из его поместий. Исходя
из этого, он пригласил всю знать соседних провинций, а также  приказал  всем
способным носить оружие из проживавших на его землях явиться туда же. Так  в
короткое время он собрал свыше двух тысяч всадников и восемьсот пехотинцев.
     Помимо этого отряда дворян и пехоты немецкий полковник Бенц {52} обещал
присоединиться к нему со своим полком,  чтобы  послужить  Принцу,  и  герцог
Ларошфуко, таким образом, счел себя  в  состоянии  одновременно  взяться  за
выполнение двух весьма существенных для создававшейся партии замыслов:  один
состоял в том, что он послал предложить вдовствующей Принцессе, другой  -  в
захвате Сомюра.
     Этот город после смерти маршала Брезе  был  отдан  под  начало  Гито  в
награду за арест Принца. Названная крепость могла  сделаться  в  гражданской
войне исключительно важною, поскольку была расположена посредине королевства
и  на  реке  Луаре,  между  Туром  и  Анже.  При  маршале,  Брезе  над   нею
начальствовал некий дворянин по имени Дюмон, {53} который, узнав,  что  туда
направляется  племянник  Гито  Комменж,  имея  королевский  приказ  о  своем
назначении ее комендантом, и ведет с собой две тысячи пехотинцев,  чтобы  ее
осадить в случае отказа Дюмона удалиться, воспользовался каким-то  предлогом
и затянул передачу крепости Комменжу, известив герцога Ларошфуко, что  готов
отдать ее в его руки и примкнуть к его партии, если он  пожелает  подойти  к
ней с войсками Маркиз Жарзэ также предложил пробиться со своими  друзьями  в
крепость и ее защищать, если только герцог Ларошфуко пришлет ему  письменное
заверение в том, что прибудет к нему на помощь в указанный  им  самим  срок.
Эти условия были приняты и подписаны герцогом Ларошфуко тем охотнее, что оба
замысла, о которых я только что говорил, связывались друг с другом  и  могли
осуществляться одновременно.
     Исходя из этого,  герцог  Ларошфуко  распорядился  собрать  всю  знать,
съехавшуюся на похороны  его  отца,  и,  обратившись  к  ней,  сказал,  что,
избегнув в Париже ареста совместно с Принцем, он считает себя  отнюдь  не  в
безопасности и на своих землях, со всех сторон окруженных войсками,  которые
размещены  повсюду  в  окрестностях  якобы  на   зимних   квартирах,   а   в
действительности, чтобы захватить  его  у  себя  дома;  что  ему  предлагают
надежное убежище в крепости по соседству и  что  он  просит  своих  истинных
друзей соблаговолить проследовать туда вместе с ним,  оставляя  всем  прочим
свободу поступить, как они того пожелают. Многих это приглашение  привело  в
замешательство, и они под всевозможными предлогами удалились. Полковник Бенц
был одним из первых, нарушивших слово. Но все же  семьсот  дворян  пообещали
герцогу отправиться с ним. С этим количеством конницы и набранной им в своих
землях пехотой он выступил  на  Сомюр,  следуя  той  же  дорогой,  держаться
которой, чтобы встретиться с ним, должен был и Гурвиль, что  и  произошло  в
тот же день. Гурвиль доложил, что вдовствующая Принцесса одобрила переданный
ей совет, что она решается ему последовать, но  в  силу  необходимости  быть
осмотрительной, чтобы не навлечь на себя подозрений двора, ей нужно время  и
множество предосторожностей для осуществления замысла, последствия  которого
неминуемо  окажутся  весьма  важными;  что  она  не   располагает   большими
возможностями споспешествовать задуманному деньгами и  все,  что  она  может
сделать, - это послать герцогу двадцать  тысяч  франков.  Герцог  Ларошфуко,
видя, что исполнение его первого замысла приходится отложить, решил  все  же
продолжить начатое против Сомюра. Однако, хотя он прибыл туда за  неделю  до
истечения срока, в течение которого комендант обещал в нем продержаться,  он
узнал, что крепость сдана и что маркиз Жарзэ также не сделал того, о  чем  с
ним условился, и это заставило герцога возвратиться  вспять.  По  дороге  он
рассеял несколько кавалерийских отрядов из  войск  короля  и,  вернувшись  к
себе, отпустил последовавших за ним дворян. Однако  вскоре  он  снова  уехал
оттуда, так как маршал Ламейере со всеми своими войсками двигался на него, и
он оказался вынужденным удалиться в Тюренн к герцогу Буйонскому,  оставив  в
Муроне пятьсот пехотинцев и сотню всадников, которых  набрал  и  вооружил  с
крайней поспешностью. По  его  прибытии  в  Тюренн  герцог  Буйонский  и  он
получили известие, что Принцесса и герцог Энгиенский, последовав их  совету,
тайно выехали из Мурона {54} и находятся по пути в  Тюренн,  чтобы  отдаться
под их защиту. Но одновременно до них  дошла  весть  и  о  том,  что  герцог
Сен-Симон, получив письма двора и узнав о взятии Бельгарда, не  остался  при
своем прежнем образе мыслей и что эта внезапная перемена охладила  всех  его
бордосских друзей, до той поры слывших за наиболее  ревностных  приверженцев
Принца. Однако Ланглад,  {55}  которого  герцог  Буйонский  использовал  для
ведения с ними переговоров, с большим трудом,  но  вместе  с  тем  и  весьма
искусно поднял их дух, после чего вернулся для  доклада  обо  всем  герцогу,
собравшему из своих друзей и приверженцев триста дворян, чтобы  выступить  с
ними навстречу Принцессе и ее сыну.  Герцог  Ларошфуко  также  вызвал  своих
людей, и вскоре, несмотря на  угрозу  маршала  Ламейере  отдать  войскам  на
разграбление их имущество, буде они возвратятся к герцогу, к нему во главе с
маркизом Сильери прибыло триста дворян.
     Герцог Буйонский, помимо своих друзей и приверженцев, набрал  на  своих
землях еще тысячу двести пехотинцев, и, не дожидаясь отряда маркиза Сильери,
они выступили {56}  по  направлению  к  Овернским  горам,  где  должны  были
проезжать в  сопровождении  Шаваньяка  {57}  Принцесса  и  ее  сын.  Герцоги
Буйонский и Ларошфуко два дня  прождали  их  со  своими  войсками  в  месте,
называемом Лабоми, куда наконец,  претерпев  тяготы,  невыносимые  для  особ
такого пола и возраста, добрались Принцесса и ее сын, после чего оба герцога
проводили их в Тюренн. {58} Туда же одновременно с ними съехались графы Мей,
{59} Колиньи, {60} Гито, маркиз Сессак,  Бове-Шантерак,  {61}  Бриоль,  {62}
шевалье Ривьер {63} и много других знатных особ, а также офицеров, из  войск
Принца, служивших во время этой войны с отменною преданностью и  храбростью.
Принцесса провела  в  Тюренне  неделю,  в  течение  которой  были  захвачены
Брив-ла-Гайярд и сто кавалеристов из роты жандармов принца Томазо, тогда как
остальным удалось оттуда уйти.
     Это вынужденное пребывание в Тюренне в ожидании,  пока  в  Бордо  будут
вновь  завоеваны  души   большинства   тамошних   жителей,   приведенных   в
замешательство и напуганных поведением герцога Сен-Симона, и, таким образом,
откроется возможность без  опасений  туда  направиться,  предоставило  время
генералу Лавалетту, {64} побочному брату герцога Эпернона, {65} стоявшего во
главе королевской армии, выйти на дорогу Принцессы с целью воспрепятствовать
ее проезду, но герцог Буйонский, находившийся в  своем  поместье,  именуемом
Рошфор, и бывший вместе с ним герцог  Ларошфуко  выступили  против  генерала
Лавалетта и наткнулись на него у Монклара в Перигоре, откуда он отступил без
боя и, потеряв свой обоз, лесами прошел в Бержерак.  После  этого  Принцесса
продолжила путь в Бордо, не встретив больше помех при своем проезде.
     Оставалось преодолеть лишь трудности в самом городе. Он был расколот на
несколько группировок. Ставленники герцога Эпернона и последователи новейших
воззрений герцога Сен-Симона объединились с  приспешниками  двора  и,  среди
прочих, с неким Лави, помощником прокурора бордоского парламента,  человеком
ловким и честолюбивым. Они прилагали всяческие усилия,  чтобы  закрыть  пред
Принцессой городские ворота. И все же, когда  в  Бордо  узнали,  что  она  с
герцогом  Энгиенским  приближается  к  Лормону,  близ  города,  стали  видны
признаки народного ликования: множество горожан вышло навстречу им,  дорогу,
где им предстояло проехать, усыпали цветами, и за баркой, которая их  везла,
последовали все случившиеся на реке лодки, а корабли в  гавани  отсалютовали
им всей своей артиллерией, и  таким  образом  они  вступили  в  Бордо,  {66}
несмотря на все прилагавшиеся тайно усилия помешать им в этом.
     Парламент и городские власти, каковыми в Бордо являются  эшевены,  {67}
не пришли все вместе приветствовать их, но почти не было таких частных  лиц,
кто бы их не заверил в своей готовности им служить. Группировки, о которых я
только что говорил, сначала все же  воспрепятствовали  тому,  чтобы  герцоги
Буйонский и Ларошфуко были впущены в город, и  они  провели  два-три  дня  в
предместье Шартре, куда толпами повалил  народ,  предлагавший  проложить  им
дорогу  силою.  Однако  они  воздержались  от  такого  образа   действий   и
ограничились тем, что во избежание беспорядков вошли в город с  наступлением
темноты.
     Из размещенных тогда в этой провинции  королевских  войск  единственным
крупным соединением были части генерала Лавалетта, стоявшие  возле  Либурна.
Войска герцогов Буйонского и Ларошфуко состояли, как я сказал,  из  шестисот
дворян, их друзей и единомышленников, и приведенной из  Тюренна  пехоты,  но
так  как  эти  войска  не  были  регулярными,  задерживать  их  дольше  было
невозможно. Итак, было решено поскорее сразиться с генералом  Лавалеттом,  и
по этой причине оба герцога выступили против него к Либурну,  но,  узнав  об
этом заблаговременно, он отступил и вторично  уклонился  от  боя,  рассудив,
что, поскольку дворянство вот-вот разъедется по домам, он, и не  сразившись,
без сомнения, возьмет верх.
     В это самое время маршалу Ламейерс было приказано  двинуться  со  своей
армией на Бордо через область Антр-де-Мер, а король подошел к  Либурну.  Эти
известия  заставили  герцогов  Буйонского   и   Ларошфуко   поторопиться   с
проведением воинского  набора,  несмотря  на  препятствия,  с  которыми  они
постоянно сталкивались столько же из-за недостатка в деньгах, сколько  из-за
того, что многие из Парламента и городских властей чинили им тайные помехи в
осуществлении их намерения. Обстановка осложнилась настолько,  что  едва  не
разразились крупные беспорядки в связи с прибытием  к  Принцессе  испанского
офицера, доставившего ей от своего короля двадцать пять тысяч экю  на  самые
неотложные  нужды.  Парламент  запретил  впускать  его  в  город;   терпение
Парламента простиралось не дальше того, что он принял Принцессу и  ее  сына,
не выказав своего расположения к ним, как это сделал  народ,  и  не  выразив
своего отношения к происшедшему между силами короля и теми, кто их  отогнал.
На этот раз Парламент нашел, что ему достаточно воспротивиться  допущению  и
город упомянутого посланника, чтобы этим единственным шагом  оправдать  свое
предыдущее поведение и обрести заслуги перед двором,  лишив  враждебную  ему
партию ожидаемой помощи из Испании и поставив ее перед необходимостью  пойти
на условия, какие бы ни пожелали ей навязать.
     Итак, Парламент, собравшись, предписал  испанскому  офицеру  немедленно
покинуть Бордо. Народ, не дав себе труда уяснить,  какие  цели  преследовало
это постановление, сразу же взялся за оружие и,  осадив  Дворец  Правосудия,
пригрозил, что сожжет его, если  Парламент  не  отменит  своего  только  что
принятого решения и не постановит вступить в союз с Принцессою  и  герцогами
Буйонским  и  Ларошфуко.  Было  сочтено,  что  эти  волнения   можно   легко
прекратить, направив к толпе городские власти, но это только  усилило  смуту
из-за промедления с ответом на требования народа. Тогда Парламент  послал  к
герцогам Буйонскому и  Ларошфуко  сообщить  о  разразившихся  беспорядках  и
просить  об  их  пресечении.  Им  было  весьма  на   руку,   что   в   таких
обстоятельствах они оказались нужны. Однако, хотя для них было исключительно
важно, чтобы народ добился постановления о союзе с ними и отмены мер, только
что принятых против уполномоченного Испании, они вместе с тем опасались, как
бы, показав себя в  силах  положить  конец  народному  возмущению,  не  были
обвинены в том, что сами же его и  подстроили.  Итак,  сначала  оба  герцога
отклонили просьбу Парламента, но, увидев, что всеобщее возбуждение нарастает
и что время больше не  терпит,  они,  сопровождаемые  своими  гвардейцами  и
множеством друзей и приверженцев, бросились  к  Дворцу  Правосудия.  Тут  им
представилось, что столь большое число последовавших  за  ними,  необходимое
для их безопасности, может лишь усилить волнения. Они  устрашились,  как  бы
столько людей, перемешавшись и не зная друг друга, не затеяли свалки и  дело
не дошло до последней крайности, а также как бы народ не  вообразил,  увидев
их приближение во главе целой толпы, что они собираются разогнать его  силой
оружия. Побуждаемые этими соображениями, они отослали всех,  следовавших  за
ними,  и,  пренебрегая  мерами  предосторожности,  совсем  одни  устремились
навстречу опасностям, которые могли подстерегать их в подобной сумятице.  Их
появление оказало, однако, желательное для них воздействие:  оно  остановило
ярость  народа  в  то  мгновение,  когда  уже  готовились   поджечь   Дворец
Правосудия. Оба герцога взяли на себя  посредничество  между  Парламентом  и
народом. Уполномоченному Испании была обеспечена необходимая безопасность  и
было принято постановление, отвечавшее требованиям народа.
     Герцоги Буйонский и Ларошфуко вслед за тем нашли нужным провести  общий
смотр горожанам,  чтобы  те  воочию  увидели  свою  силу  и  их  можно  быль
постепенно  склонить  к  решимости  претерпеть  осаду.  Они  пожелали  лично
расставить горожан в боевые  порядки,  хотя  получили  несколько  сообщений,
предостерегавших  о  том,  что   среди   этих   людей   есть   подкупленные,
подрядившиеся их убить. Тем не менее при том, что непрерывно гремели  залпы,
производимые в их честь более чем двенадцатью тысячами человек, не произошло
ни одного случая, который  подал  бы  хоть  какой-нибудь  повод  поверить  в
обоснованность упомянутых сообщений. Затем было приступлено к  строительству
кое-каких укреплений за чертой города, но так как из Испании шло мало денег,
ни одно из них не было доведено до пригодности к  обороне:  ведь  в  течение
всей этой войны от испанцев поступило всего двести  двадцать  тысяч  ливров,
тогда как все остальное было изъято из денег бордоской казны,  взысканных  в
качестве вывозных пошлин, {68} или взято взаймы от имени Принцессы, герцогов
Буйонского и Ларошфуко и г-на Лене. {69} Все же в очень короткое время  было
набрано около трех тысяч пехотинцев и семьсот или восемьсот  всадников.  Был
захвачен Кастельно, {70} отстоящий от  Бордо  на  четыре  лье.  Наши  войска
продвинулись бы и дальше, если бы не вести о приближении со стороны Антр-де-
Мер маршала Ламейере