венным образом про-
изводит впечатление на женщин.

        Сегодня утром  Эван получил кое-какую важную почту.  Журнал бел-
летристики "Фикшн" принял к опубликованию  его  рассказ  о  двух  бывших
влюбленных,  случайно встретившихся в поезде в пожилом возрасте.  И пока
они разговаривали,  воскрешая старые воспоминания,  поезд останавливался
на станциях, расположенных все дальше и дальше во времени. Когда наконец
они поняли, что их любовь все еще была сильной, поезд остановился на пе-
реезде  Нивен-Кроссинг,  в их родном городке,  где они впервые влюбились
друг в друга под летними звездами на берегу озера Боумэн.

        Другая корреспонденция Эвана не была  столь  удачной.  Отказ  из
"Эсквайра".  Туда  он  посылал  рассказ о ветеране Вьетнама,  чьи жена и
друзья начали воспринимать внешность людей,  которых он  убил  во  время
войны, был пугающим для самого Эвана, потому что он зондировал те откры-
тые незажившие раны,  где нервные окончания вины и страха  располагались
так  близко  к поверхности.  Он решил,  что ему нужна дистанция времени,
чтобы суметь сказать что-нибудь отчетливое и членораздельное о Вьетнаме.
Все,  что он до сих пор написал, напоминало беспорядочные и бесформенные
крики боли.

        Может быть, он всегда будет нести в себе этот крик. Это была его
ноша  со времени войны;  его память о молодых людях,  скошенных,  словно
пшеница,  серпом черного властелина;  память о телах без лиц или без рук
или ног; память о шокированных артиллерийским обстрелом солдатах, крича-
щих без голоса;  память о самом себе,  прикрученном к койке и ощущающем,
как  паук  ползет по его коже,  или о себе много позже,  стоящем посреди
мортирного огня в ожидании,  куда Господь нанесет свой  следующий  удар.
Ему было очень трудно снова приспособится к этому миру после возвращения
домой,  потому что ему все казалось таким нереальным. Никто не метался в
поисках укрытия от артиллерийских атак; никто не звал медиков, чтобы они
помогли ему удержать на месте выпадающие внутренности;  никто не  считал
звезды на небе и не загадывал,  будут ли они еще живы на следующую ночь,
чтобы повторить это упражнение. Казалось, никто на самом деле и не знал,
что  происходило тогда,  да и не дал бы ломаного гроша за то,  чтобы уз-
нать. И это одновременно и бесило Эвана, и подавляло, ведь так много лю-
дей умерли, как маленькие патриотические Иисусы, в то время как Иуды до-
ма подсчитывали свои монеты. Вот каким он запомнил Харлина, своего изда-
теля в "Айрон Мэн": дерьмовый Иуда самого худшего сорта. Харлин, большой
неуклюжий человек с командной жилкой и длинной нижней челюстью, с самого
начала превратил его работу в ад.  "Вы воевали во Вьетнаме,  да?  Видели
много военных действий?" Эван ответил: да.- "Я принимал участие в борьбе
с нацистами во Второй Мировой Войне.  Сражался во Франции.  Поражал этих
проклятых нацистов пулями. Проклятье, но это были хорошие времена". Эван
продолжал молчать.  "Да,  сэр,  вы можете говорить все,  что хотите. Но,
ей-Богу,  нет ничего лучше, чем сражаться за свою страну". Спустя долгое
время Харлин стал расспрашивать его, желая узнать, сколько вьетконговцев
убил Эван,  приходилось ли ему когда-нибудь использовать напалм  на  ка-
ких-нибудь  хижинах,  не  убил ли он кого-нибудь из деревенских жителей,
потому что, ей-Богу, они все так чертовски похожи др

руга, не так ли?  Эван подчеркнуто игнорировал эти вопросы, и постепенно
Харлин стал угрюмым,  а затем сердитым, спрашивая его, уверен ли он, что
действительно сражался, почему никогда не хочет говорить об этом и поче-
му, по крайней мере, он не привез жене даже чертовой мочки уха.

        И через эту завесу дикости Эван начал видеть в своих снах мерца-
ние правды:  Харлин стоял перед ним с бледным, как мел, лицом консистен-
ции  глины.  Очень медленно лицо Харлина начало расплываться,  словно бы
пузырясь в обширном центре вулканической ненависти,  таящейся внутри не-
го;  сырые участки сырой плоти отвалились, отдельные части лица расщепи-
лись и упали на пол:  скрюченный нос,  нижняя  губа,  челюсть.  Остались
только два отвратительных пристально глядящих глаза, блестящих из черепа
со все еще прикрепленным к нему скальпом.  И эта тварь,  что была Харли-
ном, источая темные отвратительные соки, стала приближаться к спящей Кэй
в спальне дома, который они арендовали в Ла-Грейндже. Тварь-Харлин расс-
тегнула свои брюки,  и из них вывалился напряженный, стоящий торчком пе-
нис,  дрожащий в предвкушении плоти Кэй.  И как раз в тот момент,  когда
Харлин  собирался откинуть простыни с Кэй,  Эван проснулся,  лихорадочно
глотая воздух.

        На рождественском вечере для сотрудников "Айрон Мэн"  и  их  жен
ужас, растущий внутри Эвана, достиг апогея, как вода достигает точки ки-
пения.  Харлин начал изводить его расспросами  о  войне,  желая  узнать,
сколько на ней погибло его товарищей, и затем, прикончив полбутылки вис-
ки,  сколько "маленьких обезьянок" ему удалось положить.  Эван оттолкнул
его  прочь,  и  испорченные  эмоции  Харлина быстро выплеснулись наружу,
словно змея,  выползающая из своей темной норы. Ты гнусный лжец! - угро-
жающе сказал Харлин, а люди перестали пить и разговаривать и повернулись
к ним.  Ты кем себя считаешь,  героем войны или кем-нибудь в этом  роде?
Ей-Богу,  я сделал больше, чем ты, и знаешь, что мне за это дали? Шлепок
по спине и пинок в зад.  И, ей-Богу, мой сын Джерри, благослови его Гос-
подь,  был воспитан правильно,  воспитан сражаться за свою страну, как и
положено мужчине,  и он отправился добровольцем во Вьетнам, он не хотел,
чтобы его призвали, к черту, нет, он отправился добровольцем, потому что
его старик сказал,  что это правильно.  Я видел его перед поездом,  и мы
пожали руки, как мужчины, потому что когда мальчику восемнадцать, он уже
мужчина.  А знаешь,  где он сейчас? - Глаза Харлина блеснули на секунду,
всего  лишь на секунду,  затем снова зажгли воспаленный мозг Эвана новым
огнем.  Военный госпиталь в Филадельфии.  Ему снесло половину головы. Он
просто сидит там, не говорит ни слова, не может самостоятельно есть, де-
лает в штаны, как малый ребенок. А когда я последний раз зашел навестить
его,  он  просто  сидел  у окна и не смотрел на меня,  словно бы он меня
проклинал и ненавидел. Ненавидел меня! И посмотри на себя. Ей Богу, сто-
ишь здесь с этим чертовым яичным коктейлем в руке,  в твидовом пиджаке и
при галстуке, и воображаешь себя военным героем, говнюк, а? - В этот мо-
мент окружающие попытались успокоить его,  а Эван взял Кэй за руку соби-
раясь уйти,  но Харлин не унимался.  Ты не мужчина! - хрипел он. Если бы
ты был мужчиной,  ты бы гордился тем, что убивал этих проклятых обезьян,
которые подстрелили моего Джерри! Ты не мужчина, в тебе и

о-то ничего нет,  ублюдок. Эй! - Он перевел свой взгляд на Кэй.- Эй! Мо-
жет быть, я как-нибудь покажу вам, как выглядит настоящий петушок?

        И в этот момент образ из сна ворвался в мозг Эвана, и он двинул-
ся вперед с неумолимой пугающей скоростью: мимо Кэй, и она даже не успе-
ла остановить его,  мимо еще двух других человек. Его лицо все более ис-
кажалось, по мере того как им начинало овладевать что-то ужасное. Молни-
еносным движением руки,  почти неуловимым для глаза,  он схватил Харлина
за горло,  рванул назад и встал на колени, чтобы было удобнее переломить
ему позвоночник.  Он смутно припомнил чей-то крик и понял,  что этот бе-
зумный крик был его собственным.  И Кэй закричала:  "Не-еееее-еет!" -  в
тот самый момент, когда Эван собрался с силами, чтобы убить Харлина, так
же как когда-то он убил молодого вьетконговца,  которому было, наверное,
не больше девятнадцати лет. Эвана с трудом оттащили от Харлина, и только
тогда Кэй безудержно расплакалась горькими,  выматывающими душу слезами.
Некоторое время спустя Эван потерял свое место, будучи уволенным "за не-
аккуратность и пренебрежение служебными обязанностями",  и они уехала из
Ла-Грейнджа.

        Боже мой,  подумал Эван, возвращаясь в настоящее, на станцию те-
хобслуживания, с тех пор, кажется, пролетела целая вечность. Но он знал,
что инстинкт убийцы, который в нем проявился, никогда и никуда не денет-
ся,  он слишком глубоко въелся. Эта была та темная часть его души, кото-
рую он держал в тайне под строгим замком.

        В последние дни он опять вернулся к рассказу о деревне и написал
письмо в "Пенсильвания Прогресс" с запросом,  не заинтересует ли их  ка-
кой-нибудь  материал о Вифаниином Грехе.  Он пока не получил ответа,  но
почему бы не попытаться выяснить все,  что возможно?  Таким образом он и
очутился рядом с Джессом, направляя разговор на тему о Вифаниин Грехе, в
особенности о том, что ему известно о происхождении этого названия.

        Джесс зажег сигарету и затянулся ею.

        - Не знаю,- сказал он.- Как вы думаете,  может быть,  у них есть
какие-нибудь записи или еще что-нибудь в библиотеке?

        - Может  быть,- сказал Эван;  он уже решил по пути домой зайти в
библиотеку по этому поводу.- Правда,  я думал,  что,  работая здесь,  вы
могли слышать какие-нибудь истории, слухи, сплетни, что-нибудь, что мог-
ло бы мне помочь.

        Джесс что-то проворчал и некоторое время молча  курил.  Эван  не
думал, что он собирается отвечать, и когда посмотрел на него в следующий
раз,  увидел, что глаза Джесса, казалось, значительно потемнели и ввали-
лись, словно бы съежившись от солнечного света. Дым вытекал из его нозд-
рей, сам он прислонился к паре плетеных бутылей с машинным маслом "Валь-
волин".

        - Там, в нескольких милях по Кингз-Бридж-роуд, есть одно место,-
сказал он наконец.- Там  околачивается  множество  местных.  Придорожный
ресторанчик  под  названием  "Крик  Петуха".  Человек может услышать там
кое-какие интересные рассказы, если прислушается. Некоторые из них небы-
лицы,  а некоторые‡ что ж,  стоят того, чтобы над ними подумать, если вы
меня понимаете.

        Но Эван не понимал его.

        - Что за рассказы?

        - Парень по имени Мэнси управлял этой станцией,  пока я сюда  не
пришел,- тихо сказал Джесс,  пряча глаза, чтобы избежать взгляда Эвана.-
Я получил это место потому, что однажды этот человек просто исчез. У не-
го была жена и двое детей.  Они жили в автоприцепе в паре миль к востоку
отсюда.  Затем просто исчезли.  Через пару недель дорожная полиция нашла
его машину в лесу,  прикрытую ветками.- Он сделал паузу, затягиваясь си-
гаретой.

        - А что было с ним? - настаивал Эван.

        - Его так и не нашли.  Знаете, сначала подумали, что он убежал с
денежными расписками,  бросил жену и детей и скрылся.- Джесс покачал го-
ловой.- Но это было не так.  Полиция нашла выручку, она была вся сложена
в этих мешках,  которые банк дает для перевозок, и находилась под перед-
ним сидением.  Окно со стороны водителя было разбито,  а ветровое стекло
треснуло - вот что я услышал от местных в "Крике Петуха",  и может быть,
это небылицы. Но, может быть, и нет.

        - Это скверно,- сказал Эван.- Но,  думаю, люди все время исчеза-
ют. Это грустный жизненный факт.

        - Грустный. Верно,- Джесс слегка улыбнулся, затем улыбка сползла
с его лица.- Нет, это больше, чем просто факт. То, что случилось с Манси
- что бы это ни было - уже случалось здесь и раньше.  И больше,  чем два
или три раза. Достаточно, чтобы задуматься.

        - Задуматься? О чем?

        - О том,  чего не знаешь,- сказал Джесс,  все еще говоря тихо  и
спокойно, но его глаза были мрачными.- Поторчите в "Крике Петуха" и пос-
лушайте все эти рассказы.  И вы задумаетесь над ними так же,  как  и  я.
Кое-кто из местных видел по ночам странные вещи и слышал в лесу странный
зов.  Эти вещи быстро двигались сквозь кустарник,  и очевидцы боялись  к
ним приблизиться.

        Эван почувствовал озноб,  пробежавший по позвоночнику. Он вспом-
нил первую ночь в своем доме и тот неясный образ, который увидел в окне.
Что это такое было?

        - Да, сэр,- продолжал Джесс.- Сходите в "Крик Петуха". Поторчите
там несколько вечеров и поймете, что я имею в виду.

        - Это звучит так,  словно у кого-то чересчур яркое воображение,-
сказал Эван,  зондируя почву для новых деталей.  Сверхактивное воображе-
ние:  сколько раз Кэй применяла это выражение по отношению к нему? Боль-
ше, чем он мог сосчитать.

        - Нет,  не воображение,- сказал Джесс.- Нет.  Я никогда не видел
ничего из того,  о чем мне рассказывали. Пару раз по пути домой мы с сы-
ном слышали какие-то особенные крики в лесу, но приписывали их каким-ни-
будь птицам или животным. Подойдите к кому-нибудь, кто встречался с эти-
ми штуками,  загляните внимательно в глаза, а потом возвращайтесь сюда и
говорите о воображении. Нет. Вы увидите там страх, настоящий и примитив-
ный.  Нет,  я не говорю, что Вифаниин Грех не является красивым и уютным
местечком.  Но, поработав здесь некоторое время, я чувствовал особое от-
ношение к нему.  И это чувство мне не нравится.  Такое чувство, что‡ гм,
что здесь что-то не так.  Словно как нанесли слишком много краски и лака
на  насквозь  прогнившее  дерево.- Джесс чуть повернул голову и заглянул
Эвану в глаза.- Я держусь подальше от этого места после наступления  но-
чи,- сказал он.- И держусь подальше от проселочных дорог.

        Долгое время  Эван ничего не говорил.  Слова не были нужны;  вся
информация отпечаталась на лице этого человека. Может быть, предупрежде-
ние?  В нем постепенно поднималось беспокойство, оно леденило и набирало
силу.  Джесс резко отвернулся.  На станцию заворачивала машина,  и Джесс
поднялся со своего стула, чтобы заправить ее бензином.

        По дороге  домой  Эван остановился в библиотеке.  Библиотекарша,
приятная молодая брюнетка с именем "ЭНН" на именном  ярлычке,  выслушала
вопрос  Эвана  о  происхождении  названия  Вифаниин  Грех и записала его
просьбу на клочке бумаги.  Затем она встала из-за своего стола и подвела
его к полке,  обозначенной:  "для интересующихся регионом". Она вытянула
самый плохой на вид из трех казавшихся изъеденными крысами томов и  про-
тянула  ему;  он был озаглавлен:  "Имена и поселения:  сельское наследие
Пенсильвании".  Однако Вифаниин Грех не была обозначена в  указателе,  и
обратившись  к  году  издания,  Эван обнаружил,  что книга вышла в конце
тридцатых годов.  Он возвратил ее библиотекарю с вежливой благодарностью
и спросил, не знает ли она, где можно найти какие-нибудь записи по исто-
рии Вифаниина Греха;  она улыбнулась и сказала, что это для нее ново, но
возможно,  в подвале найдутся какие-нибудь старые газеты. "Почему бы вам
не оставить мне свое имя и номер телефона? - спросила она.- Я посмотрю и
позвоню вам, если что-нибудь обнаружу".

        По пути  к выходу внимание Эвана привлекла гравюра в рамке,  ви-
севшая около входной двери. Он на минуту остановился, затем подошел бли-
же,  чтобы рассмотреть получше. На гравюре была изображена женщина с лу-
ком и колчаном со стрелами,  висевшими у нее на боку;  создания, похожие
на волков, сидели у ее ног, но с выражением не угрозы, а преданности. На
заднем плане лес, а над ее левым плечом сиял бледный овал луны. Под гра-
вюрой стояла надпись:  "Подарок публичной библиотеке в Уоллес-Паркинз от
д-ра Катрин Драго".  Эван заглянул в лицо женщины на гравюре,  оно  было
спокойным и целеустремленным,  в глазах отражалась внутренняя сила воли.
Он снова посмотрел на табличку. Доктор Катрин Драго? Это имя ему было не
знакомо, но гравюра, которую она подарила, странным образом зачаровывала
его.

        - Это гравюра семнадцатого столетия,- сообщила ему Энн,  библио-
текарша.  Она подошла сзади, пока он всматривался в гравюру. Если вы ин-
тересуетесь искусством, у нас есть достаточно большое собрание‡

        - Кто, предположительно, изображен здесь?

        - Греческая богиня Артемида,  мне думается,- сказала Энн.- Я  не
настолько  сильна  в мифологии,  как следовало бы.- Она виновато улыбну-
лась.

        - В мифологии? - Эван на секунду замолчал, всматриваясь в глаза,
уставившиеся  на него с гравюры.- Я однажды прослушал курс по мифологии.
Это было давно.  Но я ничего не могу припомнить. Это похоже на греческое
божество, вышедшее из леса. А кто такая Катрин Драго?

        - Доктор  Драго,- поправила Энн.- Ее избрали мэром несколько лет
назад, и она основала историческое общество в деревне в‡ кажется, где-то
пять или шесть лет тому назад.

        - Мэр?  -  Эван  приподнял бровь.- Я не знал,  что мэр Вифаниина
Греха - женщина.

        - Она живет за пределами деревни,- сказала ему Энн.- И она  раз-
водит лошадей.

        Лошадей? Эван  на мгновение задумался,  припоминая этот странный
дом и лошадей, пасущихся на широком пастбище.

        - Да,  конечно,- сказал он.- Я видел  это  место.  Эта  гравюра,
должно быть, очень дорогой подарок.

        - Уверена,  что так и есть. Ну, а сейчас показать вам наши книги
по искусству?

        - Нет,  спасибо,- сказал он.- Может быть,  как-нибудь  в  другой
раз.- Затем он вышел на освещенную солнцем улицу;  его сознание,  словно
бегун, пытающийся проложить дорогу в темном лабиринте, все время натыка-
лось на углы. Лошади? Мифология? Что-то забрезжило в его сознание, а за-
тем быстро исчезло,  до того,  как он мог уловить это.  Греческая богиня
Артемида.  Он остановился,  чуть не повернул обратно в библиотеку, чтобы
спросить библиотекаря,  нет ли у них каких-нибудь книг по мифологии, за-
тем  подавил  этот  импульс  и  продолжил  свой  путь  по  направлению к
Мак-Клейн-террас. Сейчас для него были гораздо важнее другие вещи. Такие
как  происхождение  Вифаниина Греха.  Если он не сможет ничего узнать из
литературных источников,  ему придется выяснить это,  выслушав некоторые
из тех рассказов,  которые,  по сведениям Джесс, рассказывались в "Крике
Петуха". Его сознание начало уклонятся от темы, и он обнаружил, что сно-
ва думает о лошадях. Его знакомство с ними было ограничено ездой на едва
ковыляющих заезженных пони на ярмарках округа в годы детства.  Но другое
воспоминание вонзилось в его мозг,  словно острая колючка: фигура, кото-
рую он видел из окна спальни в первую ночь,- темная,  быстро движущаяся,
исчезнувшая из поля зрения до того как, он смог опознать ее. Не могла ли
она быть лошадью и всадником? Возможно, подумал он. Возможно.

        Его лицо начало пылать.  Солнечный свет атаковал так,  как огонь
обугливает еще сырое мясо. Он огляделся вокруг, увидел лошадей, деревья,
улицы,  но, казалось, он не понимал, где находится. Это улица Блэр? Нет,
еще нет.  Он идет все дальше и дальше в деревню, как будто что-то притя-
гивает его туда,  одна нога подтягивается к другой.  Солнце резко светит
сквозь деревья,  раня его глаза.  Его пульс учащается, жар заливает лицо
вместе с приливом крови и жжет его, и жжет, и жжет‡

        И вдруг он резко остановился.

        Прямо перед ним был музей.

        В течение нескольких минут Эван не мог шевельнутся,  его мускулы
не  отвечали  на команды мозга,  все вокруг него было залито светом.  Он
вспомнил свои сны, и ледяной палец проскользнул сквозь завесу жара, что-
бы мягко коснуться его горла.  Они сбываются? Они сбываются так же как и
всегда,  постепенно,  тем или иным образом? Дом ожидал его приближения в
суровом мрачном молчании.  Он хотел повернуться, пойти назад и снова на-
чать свой путь из библиотеки,  но этот путь был уже предопределен и при-
вел его сюда, к этому манящему дому. Он боялся его. Страх, словно темная
бесформенная масса, вышедшая из-под контроля, терзал его изнутри. В сле-
дующее  мгновение  он начал переходить улицу Каулингтон по направлению к
музею,  машина засигналила и объехала его. Эван шел медленно и с трудом,
его дыхание было неровным;  на мгновение он замер у калитки,  затем рас-
пахнул ее и вошел внутрь,  ощущая усиливающийся жар на своем  лице.  Его
движения казались тяжелыми и сонными, а глаза сфокусировались на дверном
проеме, расположенном в центре арки с к