у све-
та попасть на пол, но удерживать его так, казалось, стоило огромных уси-
лий. Она могла разобрать только отдельные фрагменты послания за этим ог-
лушающим шумом в ее голове, подобным грохоту войсковых барабанов. Отсту-
пив назад от черного камня,  от идола, установленного наверху, она пока-
чала фонарем из стороны в сторону. Звук голоса усиливался, разделялся на
множество голосов,  мощных, беспощадных, раздававшихся эхом со всех сто-
рон. Она направила свет на эти заколдованные лица, и тогда голос вернул-
ся к ней снова,  он нес в себе силу,  которая заставила ее  пошатнуться,
упасть на колени,  умоляя идола о помиловании.  В этот момент ей показа-
лось,  что голова идола чуть-чуть повернулась,  совсем чуть-чуть,  и над
его мраморными глазницами замерцало синеватое пламя и тут же исчезло.

        В густых дымчатых складках пыли что-то двигалось, медленно выби-
раясь из огня.  Силуэт, созданный из света и тени, пыли и камня, прибли-
зился к женщине туманной походкой и остановился перед ней,  расплываясь.
На месте лица у него просматривались лишь темные очертания. Глазницы су-
щества,  ослепительно  сияющие синим светом,  словно горящие бриллианты,
вспыхнули с такой силой, что голова женщины качнулась назад. Она почувс-
твовала,  как  та же самая ужасная,  устрашающая сила сжимает ее сердце,
оставляя незащищенными кровяные сосуды,  мускулы и кости.  В сознании ее
промелькнули  века,  и когда она попыталась крикнуть,  то не узнала свой
собственный голос. Фигура колыхалась, и призрачные очертания подобия ру-
ки скользнули по ее лицу,  оставляя запахи пыли и сухой хрупкой древнос-
ти.  Затем пыль снова поднялась столбом,  целый океан пыли,  скрывшей от
взгляда ужасные картины.  У нее еще нашлись силы подняться на ноги и на-
чать отступать прочь. Все ее чувства обнажились до предела. Голос - нет,
много голосов,  слившихся в один,- сейчас отступал,  постепенно удаляясь
за стену, через которую он проникал, и наконец совсем исчез.

        Достигнув туннеля, она вползла в него и жадно пила свежий воздух
до  тех  пор,  пока  ее  легкие не были наполнены.  Она ощущала какую-то
странность в своем теле:  ее нервы вибрировали,  а мускулы  сокращались,
словно  она потеряла контроль над ними.  Ей захотелось заглянуть назад в
пещеру,  чтобы еще на одно мгновение увидеть внушительные фрески, черный
камень и идола-хранителя, но проход был таким узким, что не позволил по-
вернуть голову, и она начала отползать назад - туда, где доктор Водантис
дожидался ее,  по направлению к миру безумия и загрязнения, преступления
и жестокости.

        Голоса исчезли,  но в глубине души еще отдавалось эхо,  снова  и
снова, снова и снова.

        Электрическое пламя  синего  цвета  мелькнуло на короткий момент
перед глазами женщины, и она начала возвращаться по туннелю обратно, ту-
да, где ее ждали мужчины.






2. Вьетнам, 1970


        Он был привязан за запястья и лодыжки грубой проволокой к койке.
Обнаженный и распростертый, он лежал на жестком покрывале и ждал.

        Пот сочился каплями и стекал струйками по всему его телу,  и  от
этого койка под ним была такой же сырой, как та нора, заполненная дожде-
вой водой, в которой он укрывался, пока мортиры не разорвали все джунгли
вокруг него в черные клочья. Но это было хуже, потому что не было спосо-
ба узнать, когда упадет следующий снаряд и какую цель он поразит. Одного
за другим их извлекали из бамбуковых клеток: Эндикотта, Литтла, безымян-
ного капрала,  у которого была дизентерия и который  все  время  плакал,
Винзанта,  Дикерсона и теперь его.  Он не хотел быть последним. Он хотел
бы, чтобы с этим было покончено, потому что он слушал их крики, когда их
кидали обратно в клетки, словно кули, заставляя их стонать и плакать или
содрогаться всем телом,  словно зародыши, чтобы избежать невыносимой ре-
альности пытки.

        Он молился Богу,  чтобы он не был последним.  Но услышав его мо-
литвы, Господь, должно быть, рассмеялся и отвернулся от него.

        Потому что настало время одиночества и ожидания.

        Он попытался привести в порядок свои воспоминания,  снова  пере-
жить их, чтобы увести свое сознание прочь из этой темной хижины, постро-
енной из досок,  окрашенных в черный  цвет,  и  замаскированной  зеленой
сетью так,  что она сливалась с джунглями. Он увидел лица матери и отца,
сидящих в передней комнате их маленького домика в Огайо;  снег, медленно
падающий за окнами, рождественскую елку, только что срубленную и блиста-
ющую в углу украшениями.  Его брат‡ нет,  Эрик был мертв в том году,  но
все равно введи его в воспоминание,  сделай все правильно,  так, как это
должно было быть.  Как они пытают тебя?  Побои?  Введи Эрика в  комнату,
пусть он сядет у огня, он любил это делать, пусть хлопья снега, пристав-
шие к его волосам и свитеру, медленно стаивают. Пусть огонь бросает свой
отсвет на его лицо и на лица отца и матери.  Нет,  не побои. Других ведь
не били, не так ли? По крайней мере не там, где проступали раны и шрамы.
Воспоминание  о  рождественской елке расшевелило более свежие воспомина-
ния.  В том году его мать вязала зеленый свитер ему в подарок. Хотя он и
знал, каким будет подарок, она завернула его в коробку с золотыми труба-
ми на оберточной бумаге. Теперь пересчитай все трубы. Один. Два. Три. Но
если они не били тебя,  тогда как это было сделано? Он не видел пальцы у
других;  загоняли ли бамбуковые колючки под ногти или это было только  в
черно-белых военных кинофильмах? Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь труб.
Отсвет огня лижет стены. В то утро далеко в лесу он и Эрик помогали сво-
ему  отцу  рубить дрова.  Отец опустился на колени в снегу и показал ему
тропу,  которую выбрал олень, она вела под защиту холмов. "Прогресс зас-
тавляет их бежать",- сказал отец.- "Они знают, что города пожирают землю
лесов и что это неправильно".  Как же они тогда делают это? Зачем же они
забрали его одежду? Почему они заставляют его ждать?

        В свете  огня  Эрик - мертвый Эрик - очень медленно поворачивает
голову.  Его глаза белые и наполненные жидкостью,  как светлые глаза той
оленихи,  которую  отец однажды застрелил по ошибке в золотые дни осени.
Его глаза невидящие,  но они все же просверливают души  как  шрапнель  и
открывают секреты, таящиеся там.

        "Ты сделал это",- говорит Эрик шепотом. Огонь потрескивает сзади
него,  словно звук,  который издается при захлопывании стальной  ловушки
или колючая проволока,  когда она лопается и вы понимаете: Пресвятой Бо-
же,  я попался.  "Вы убили меня, потому что вы знали. Вы убили меня, и я
не позволяю вам когда-либо забыть это".  Это мертвое, знакомое и в то же
время ужасное лицо ухмыляется. Зубы испачканы могильной землей.

        "Хватит, Эрик,- тихо говорит мать,  поглощенная своим вязанием.-
Прекрати этот разговор. Давай хорошо встретим Рождество".

        Человек на койке задрожал,  плотно закрыв глаза,  потому что его
усилия избежать пытки превратились в  более  глубокую,  более  ужасающую
пытку,  которую они могли когда-либо выдумать. Он потряс головой из сто-
роны в сторону,  пытаясь избавиться от заслонивших реальность образов. И
они,  словно картины, нарисованные исчезающими чернилами, начали раство-
рятся в тумане.

        - Лейтенант Рейд?

        Эван сразу узнал этот мужской голос, принадлежавший вьетконговс-
кому офицеру, высокому и гибкому, носившему всегда чистую форму, у кото-
рого вызывало отвращение даже подходить  близко  к  пленникам,  покрытым
грязью.  Он  улыбался колючей улыбкой и глазами мог просверливать сталь:
Улыбающийся Джентльмен, прозвал его Дикерсон.

        Теперь этот человек появился в поле зрения Эвана. В свете единс-
твенной лампы его лысая голова блестела бисеринками пота.  Он вытер свою
голову белым носовым платком и слегка улыбнулся,  глядя  Эвану  прямо  в
глаза.  Скулы выступили на его лице, оставляя темные провалы.- Лейтенант
Рейд,- сказал он,  кивнув.- Наконец мы встречаемся без этих клеток между
нами.

        Эван ничего не сказал.  Он закрыл глаза, чтобы не видеть это ли-
цо,  обведенное кружочком света. Не потому ли у него забрали одежду, что
она была испачкана грязью и испражнениями,  и Джентльмен мог бы быть ос-
корблен?

        - Почему американцы находят силу в  молчании?  -  мягко  спросил
Джентльмен.- Это недружелюбно. Ты же знаешь, что для тебя война закончи-
лась.  Зачем настаивать?.. Ну, хорошо. Я ожидаю, что ты будешь таким же,
как и все сначала.  Кроме молодого капрала,  к сожалению, он слишком бо-
лен.

        Эван заскрипел зубами.

        - Мне бы хотелось кое о чем спросить у  тебя,-  сказал  человек,
изо  всех сил стараясь правильно произносить слова.- Мне бы хотелось уз-
нать тебя лучше. Хорошо?

        Не говори, предупредил себя Эван. Не позволяй ему, не‡

        - Мне бы хотелось знать,  откуда ты родом, где ты родился,- ска-
зал Джентльмен.- Ты можешь сказать мне это?  Ну,  хорошо,  где бы это не
было, я уверен, что ты очень скучаешь по родным местам. У меня есть жена
и  две девочки.  Прекрасная семья.  А у тебя тоже есть семья?  Лейтенант
Рейд, мне не очень-то нужны монологи.

        Эван открыл свои глаза и внимательно вгляделся в лицо  человека,
который стоял над ним.  Еще глубже.  Его взгляд пронизывал мускулы лица,
вплоть до самых костей.  Джентльмен улыбался как давно  утраченный  друг
или брат. Собираясь с мыслями, Эван наблюдал за его лицом. Оно неожидан-
но начало изменяться и расправляться, как лицо восковой фигуры. Зубы уд-
линились и стали похожи на клыки. Глаза наполнились пронизывающей, горя-
чей докрасна ненавистью, которая, казалось, хватала Эвана за сердце. Да.
Это была настоящая суть человека, скрытая за фасадом улыбок.

        - Видишь?  -  сказал  Джентльмен.- Я твой друг.  Я не желаю тебе
зла.

        - Иди к черту,- сказал Эван, тут же пожалев о сказанном.

        Джентльмен засмеялся.

        - Ага.  Ответ.  Нехороший, но ответ. Как вы поступили на военную
службу,  лейтенант? Были вы, как это называется, призваны? Или поступили
на службу добровольно, из ложно понятого патриотизма? Это не имеет боль-
шого значения сейчас,  не так ли?  Я уверен, что это не много значит для
молодого капрала. Боюсь, что он может умереть.

        - Тогда почему же вы не пригласите врача? - спросил Эван.

        - У вас у всех будут врачи для лечения ваших ран,- ровным  голо-
сом сказал человек.- У вас у всех будут хорошая пища,  питье и настоящие
кровати.  Если вы покажете,  что достойны.  Мы не будем тратить время  и
усилия на тех,  которые‡ бесполезны. Я надеялся, что вы покажете, что вы
достойны лучшей участи, лейтенант, потому что вы мне нравитесь, и я‡

        - Лжец,- сказал Эван.- Я вижу тебя насквозь.  Я знаю, что ты та-
кое.- Он представил, как он, потрясенный и растерянный, стоит перед жуж-
жащей камерой и отрекается от злобного  милитаристического  империализма
Соединенных  Штатов.  Или они проведут его парадом по улицам Ханоя с ве-
ревкой на шее и позволят маленьким детям забрасывать его грязью?

        Джентльмен подошел поближе.

        - В этом нет смысла.  Я могу сделать так,  чтобы дела  для  тебя
обстояли  лучше или хуже.  У нас есть к тебе некоторые предложения.  Это
действительно твой выбор.  Я вижу, что ты боишься, потому что не знаешь,
что тебя ждет впереди. Я этого тоже не знаю, потому что скоро дело будет
не в моих руках. Здесь есть другой, кто желает причинить тебе вред.- Его
глаза заблестели тигриным блеском.- Некто,  владеющий искусством внушать
страх. Теперь, лейтенант Рейд, почему бы нам не поговорить как цивилизо-
ванным людям?

        Капля пота скатилась в глаз Эвана и заблестела словно фонарь. Он
продолжал молчать.

        - Ты так сильно ненавидишь себя? - мягко спросил Джентльмен.- Ну
что же,  мне очень жаль тебя.- Он еще секунду постоял над койкой и затем
исчез в темноте, словно призрак.

        И на долгое время - час? два часа? - все замерло.

        Когда появилась следующая тень, она пришла тихо и остановилась в
круге света над койкой Эвана, и он ее не сразу увидел.

        - Лейтенант Рейд,- сказала фигура,  голосом мягким, словно шелк,
от которого по спине пробежал озноб.- Я хочу ознакомить  вас  с  женской
особью вида.

        Эван моргнул.  Проволока  словно докрасна раскалилась на его за-
пястьях и лодыжках,  и он больше не чувствовал ни своих  рук,  ни  своих
ног.

        Над ним стояла женщина-вьетконговка,  одетая в аккуратную форму,
с черным шарфом,  обернутым вокруг шеи. Ее волосы были собраны в гладкий
черный пучок,  а глаза через миндалевидные щели светились холодным през-
рением. Она скользнула взглядом по его телу.

        - Женская особь самая опасная,- мягко сказала она,-  потому  что
наносит удар без предупреждения.  Она кажется мягкой,  слабой и лишенной
целеустремленности,  но это и есть основа ее власти. Когда приходит вре-
мя,-  она  провела  ногтем поперек его живота,  и красный рубец медленно
вспух,- женщина не знает сомнения.

        Она умолкла на некоторое время.  Ее глаза оставались неподвижны,
одна рука отошла от туловища и двинулась за пределы круга света.

        - Способность  женщины к мести и ненависти является легендарной,
лейтенант,  иначе зачем же мужчины пытаются контролировать и унижать их?
Потому,  что  они боятся.- Рука вернулась назад,  что-то свисало с паль-
цев.- Укус женщины может быть пыткой.  И смертельным тоже. Например, вот
этой.-  Женщина  покачивала над животом Эвана маленькую бамбуковую клет-
ку.- Здесь женская особь.  Ты видишь? - В другой руке она держала заост-
ренную  бамбуковую  палку.  Она потыкала палкой в клетку несколько раз и
заулыбалась.  Что-то зашелестело внутри клетки.- Сейчас она получила ра-
нение,  которое  зажжет в ней чувство мести.- Она ткнула палкой в клетку
еще раз.  Эвану показалось,  что он слышит резкий крик, и струйка черной
жидкости просочилась со дна клетки на пол. Не кровь, нет, но‡

        Яд.

        - Если ты не хочешь говорить,- сказала женщина,- может быть,  ты
хочешь кричать‡- Она щелкнула замком и, удерживая клетку в вытянутой ру-
ке, потрясла ею над телом Эвана, скорчившимся, покрытым пленкой пота.

        То, что выпало на его бедро,  выдавило из него вопль дикого ужа-
са.

        Паук из джунглей, размером с половину его руки, покрытый гладки-
ми зеленовато-коричневыми волосками. Черные глазки размером с острие ка-
рандаша искали источник своего мучения.  Тварь заковыляла вперед, по пу-
зырькам  пота,  поднявшимся вдоль по его бедру.  Он приподнял голову,  и
глаза его наполнились диким ужасом, когда он увидел красную чашечку пас-
ти  паучихи в центре между черными щупальцами.  Он хотел закричать и за-
биться,  но последними остатками своей силы воли  поборол  это  желание.
Женщина отступила назад,  свет переливался по ее плечам,  он мог слышать
шум ее прерывистого возбужденного дыхания.

        Паучиха переползла на его яички и замешкалась там,  ее глаза по-
дергивались.- Слезай с меня,  ты, сволочь,- выдохнул Эван, чувствуя, что
его нервы начинают сдавать.- Слезай,  слезай,  слезай‡- Паучиха поползла
вперед через яички на живот сквозь лес светло-коричневых волос.

        - Ты все еще желаешь молчать? - спросила женщина.

        Паучиха начала вползать на грудь Эвана,  ее черные глазки враща-
лись во всех направлениях;  на минуту она  задержалась  на  его  грудной
клетке,  попробовав на вкус его пот.  Эван чувствовал, как колотится его
пульс, и он мысленно закричал тем криком, который опустошил его сознание
и поставил на границу черного безумия.  Паучиха поползла вперед, наверх.
По направлению к вене, которая билась у него на горле.

        - Молчание убьет тебя,- прошептала женщина,  завернутая в темно-
ту, как в плащ; двигался только ее рот - такая же красная чашечка, как у
паучихи.

        Паучиха передвинулась к основанию его горла и остановилась. Кап-
ля  жидкости  просочилась  на  тело человека.  Он почувствовал болезнен-
но-сладковатый аромат яда, и его тело задрожало, вне его контроля.

        Паучиха выжидала.

        В следующее мгновение женщина шагнула вперед.  Ее тень упала  на
мужчину на койке. И он почувствовал удушье. Она подняла руку - ту самую,
с бамбуковой палкой, и ткнула ею паучиху. Раздался короткий вопль, и по-
полз густой кислый запах,  паучиха зацепилась за горло Эвана. Он почувс-
твовал подобное бритве прикосновение леденящей боли, затем липкую тепло-
ту струящегося яда.  Паучиха тряслась, изливая свою жидкость в белое жи-
вотное под ней.  Человек закричал в животном страхе и яростно забился  в
проволоке,  паучиха засеменила по его шее, оставляя тонкий, коричневатый
след,  упала на пол и заспешила в темноту.  Но женщина обрушила  на  нее
свою туфлю и превратила в окровавленную массу.

        Человек все еще вопил и дергался, кровь запятнала его запястья и
лодыжки. В круге света появился Джентльмен. Он глядел на Эвана прищурен-
ными глазами,  выражающими любопытство. Его сопровождали два вооруженных
солдата. Один из них осклабился.

        Женщина была зачарована реакцией Эвана на боль. Ее язык высунул-
ся и лизнул нижнюю губу.  Эван приподнял голову, жилы на его шее напряг-
лись,  небольшая красная точечка отмечала место укуса паучихи. Затем его
голова  откинулась  назад,  а  дыхание стало хриплым и прерывистым.  Его
зрачки закатились,  и из-под полузакрытых век выглядывали два белых пят-
на, словно мраморные шары. Джентльмен сделал знак, чтобы проволоку осла-
били.

        - У одного, которого зовут Эн-ди-котт, есть возможности,- сказа-
ла  ему  женщина.- Также у другого,  которого зовут Вин-зант.  Они будут
сотрудничать.  Другие бесполезны.- Она коротко кивнула Джентльмену, наб-
людая как двое других отвязывали американца, затем повернулась и исчезла
в темноте.

        Когда она ушла,  вьетконговский офицер  с  отвращением  поглядел
вниз  на раздавленного паука и содрогнулся.  Использовать пауков было ее
идеей. С тошнотворным отвращением он увидел, что пятно яда попало на его
ботинок,  и поспешил к себе,  чтобы очистить его,  пока не разъело фран-
цузскую кожу.







 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИЮНЬ



 3. В темноте, 1980


        В темноте он прислушивался к отдаленному глухому звуку собачьего
лая и недоумевал, почему этот звук вызвал мурашки на его теле.

        Не потому ли,  подумал он,  что пес  лает  на  кого-то?  Или  на
что-то?  Что-то, что крадется по полуночным улицам селения Вифаниин Грех
словно воплощение божества мщения.  Он  слегка  повернул  голову,  чтобы
взглянуть на циферблат часов на ночном столике. Двадцать минут четверто-
го. Большая часть ночи еще впереди, самая тихая, когда кошмары дрожат на
границе реальности.  Он выжидал,  не желая возвращаться в сумрачный сон,
потому что сейчас его терзал страх,  и в желудке нарастал плотный  комок
напряжения, словно узел из переплетенных мускулов и внутренностей.

        Он знал: если они придут за ним, то обязательно ночью.

        Собачий лай резко оборвался, словно его поглотила земля. Человек
лежал неподвижно под бледно-голубыми простынями,  полосы лунного  света,
словно  ленты мягко светящегося неона,  натянулись по постели,  проникая
через раскрытые занавеси.  Следующие несколько дней и в первый уикэнд  в
июне будет ясное небо, сказали в прогнозе погоды, однако ко вторнику ве-
роятны ливневые дожди.  Он увидел силуэт дерева в лунном свете, многого-
ловый  силуэт,  словно некая Гидра,  раскачивался,  шипел и поджидал его
прямо под окнами. При следующем порыве ветерка он почти мог слушать, как
эта тварь шепчет:  "Выходи наружу,  Пол,  где ярко светят звезды и луна,
где ночь глуха и где никто не увидит, как я разрываю тебя на кусочки".

        Боже мой, подумал он неожиданно. Они идут за мной.

        Нет, нет, прекрати это! Здесь ничего нет, кроме темноты, деревь-
ев, лая псов и знакомых улиц деревни. Почему я не уехал