, что, каковы бы ни  были  ее
проступки, они не столь тяжелы, чтобы платить за  них  жизнью.  -  Ее  зовут
Филлис, Филлис Максвелл.
   - Журналистка?
   - Она скрылась первой. Я  попытался  разыскать  ее,  но  не  смог.  -  Вы
сказали, что все это произошло совсем недавно. Так где  же  она  сейчас?  Вы
знаете?
   - Да. Она куда-то летит самолетом. - Питер сунул руку  в  карман,  достал
письмо Филлис и, понимая, что сделать это необходимо,  нехотя  протянул  его
О'Брайену.
   Пока  агент  читал  письмо,  Ченселор,  наблюдая  за  ним,  заметил,  что
произошло что-то неладное. На какое-то мгновение лицо О'Брайена  побледнело,
потом он оторвал взгляд от письма и уставился на  Питера.  То,  что  выражал
этот взгляд, было хорошо знакомо  Ченселору,  непонятно  было  только  одно:
почему так реагировал на письмо этот человек? Ведь  в  его  взгляде  сквозил
страх.
   Кончив читать,  О'Брайен  положил  письмо  текстом  вниз,  взял  блокнот,
лежавший на столе, открыл его и протянул руку к телефону. Нажав клавишу,  он
набрал нужный номер;
   - Говорят из ФБР, один из ночных дежурных, код "Воробей-75".  В  доме  на
35й улице, у пересечения с Висконсин-авеню, произошел пожар.  Кто-нибудь  из
ваших там есть? Можете  соединить  меня  со  старшим?  Спасибо.  -  О'Брайен
взглянул на Питера и отрывисто проговорил:
   - Садитесь! - И слово это прозвучало как приказ.
   Ченселор повиновался, смутно осознавая, что,  несмотря  на  повелительный
тон О'Брайена, тот странный страх, который он прежде уловил в  его  взгляде,
теперь сквозил в голосе агента.
   - Сержант, говорят из ФБР. - О'Брайен переложил трубку в правую  руку,  и
Питер с удивлением заметил, что левая ладонь у агента сильно вспотела.  -  О
моих полномочиях вам известно. Мне бы хотелось  задать  вам  пару  вопросов.
Можете  ли  вы  сказать  мне,  как  начался  пожар?  Обнаружены   ли   следы
перестрелки? Патронные гильзы около дома и пулевые отверстия внутри?
   О'Брайен  слушал,  и  взгляд  его,  устремленный  на  стол,   казался   и
блуждающим, и  сосредоточенным  одновременно.  Ченселор,  как  завороженный,
наблюдал за ним.
   Вот на лбу  агента  выступили  капельки  пота.  Вот  он  затаил  дыхание,
непроизвольно поднял левую руку и вытер пот. Когда же наконец он  заговорил,
его слова можно было различить с огромным трудом:
   - Спасибо, сержант. Нет, это не наше дело. Нам  ничего  не  известно.  Мы
просто расследуем анонимный, сигнал. Нас это не касается. - О'Брайен повесил
трубку. Он  был  глубоко  взволнован,  в  глазах  его  появилась  печаль.  -
Насколько мне удалось выяснить, - сказал  он,  -  это  был  поджог.  Найдены
остатки ткани, смоченной керосином. На газоне обнаружены  стреляные  гильзы,
оконные стекла разбиты пулями. Возможно, они застряли в стенах и  в  мебели,
вернее, в том, что осталось от нее. Все будет направлено в лабораторию.
   Питер подвинулся поближе к столу. Что-то ему не нравилось.
   - Почему вы сказали сержанту, что вам ничего не известно?
   - Потому что сначала я хочу выслушать  вас,  -  ответил  после  небольшой
паузы О'Брайен. - Вы сказали, что дело касается ФБР,  упомянули,  что  Гувер
якобы был убит. Я профессионал, и для меня этого вполне достаточно. Теперь я
хочу услышать ваш подробный рассказ. Поговорить же с  полицейским  я  всегда
успею.
   О'Брайен давал объяснения ровным, спокойным тоном, а Ченселор  думал:  "В
его словах что-то кроется". Насколько он знал  ФБР,  оно  всегда  стремилось
избежать конфуза, любой ценой защитить  свою  репутацию.  Ченселор  вспомнил
слова Филлис Максвелл: "ФБР защитит его  память...  Наследники  не  позволят
очернить своего идола. Они боятся цепной реакции, которая наверняка смела бы
их. У них есть основания для таких опасений".
   "Да, - размышлял Ченселор, - О'Брайен действует в  соответствии  с  этими
словами Филлис. Ему будет  тяжелее  других,  потому  что  он  первым  узнает
невероятную новость. Что-то прогнило в бюро, и  агенту  О'Брайену  предстоит
сообщить об этом своим начальникам. Понять его можно: тех,  кто  сообщает  о
разразившейся катастрофе, часто и привлекают к  ответственности.  Считается,
что именно они могут стать переносчиками заразы. Нет ничего удивительного  в
том, что его бросило в пот..."
   Однако то, что произошло потом, опрокинуло все предположения Питера.
   - Вернемся к началу, - заговорил он. - Четыре-пять месяцев назад я жил на
Западном побережье, в  Малибу.  Как-то  в  полдень  я  обратил  внимание  на
мужчину, который с пляжа рассматривал мой дом. Я вышел и спросил его, в  чем
дело.
   Оказалось, что его фамилия Лонгворт и он знает меня.
   О'Брайен резко подался вперед, глядя в глаза Питера. Его губы  прошептали
имя, но совсем тихо:
   - Лонгворт...
   - Да, Лонгворт. Значит, вам известно, кто это?
   - Продолжайте, - опять шепотом произнес агент. Питер понимал,  почему  от
одного имени Лонгворта О'Брайен впал  в  шоковое  состояние.  Алан  Лонгворт
предал Гувера, ушел из  ФБР.  Об  этом  как-то  узнали.  Но  Гувер  умер,  а
предавший его человек находился далеко-далеко. О  позорном  пятне  на  время
забыли. И вот теперь старшему агенту О'Брайену  предстояло  доложить  своему
начальству, что Лонгворт объявился. Ченселору почему-то стало жаль агента.
   - Лонгворт сказал, что ему хотелось бы поговорить со мной,  поскольку  он
читал мои книги. Ему было что рассказать, к тому же он считал, что именно  я
на основе представленных им фактов должен написать книгу. Я возразил, что не
ищу никакого фактического материала. Тогда он сделал сенсационное  заявление
о смерти Гувера, связав ее с какими-то пропавшими досье. Он  сказал,  что  я
могу проверить, кто он такой. У меня такая возможность действительно есть, и
он знал об этом. Понимаю, что рискую показаться глупцом,  но  я  попался  на
удочку. Бог свидетель, я не поверил услышанному. Гувер был старым человеком,
к тому же давно страдал болезнью сердца. Однако идея уже завладела  мной,  а
тот факт, что Лонгворт не пожалел усилий, чтобы...
   О'Брайен вскочил со стула и впился в Питера горящими глазами:
   - Лонгворт... Досье... Кто прислал вас ко мне? Кто вы? Что  вам  от  меня
нужно?
   - Не понимаю.
   - И вы рассчитываете, что я поверю вам?  Вы,  совершенно  незнакомый  мне
человек, являетесь сюда и рассказываете такие вещи. Ради всего святого,  что
вы хотите? Что вам еще нужно от меня?
   - Не понимаю, о чем вы говорите,  -  удивленно  произнес  Ченселор.  -  Я
никогда не видел вас раньше.
   - Сэлтер, Крепс... Ну, говорите же! Сэлтер и Крепс они там тоже были?
   - Кто такие Сэлтер и Крепе? И где они должны быть?
   О'Брайен отвернулся. Дышал он прерывисто:
   - Вы знаете, где они должны быть и чьи это псевдонимы. А Лонгворт был  на
Гавайях.
   - Он живет на Мауи, - согласился Питер. - Таким образом были оплачены его
услуги. А два других имени мне не  известны.  О  них  он  не  упоминал.  Они
работали с Лонгвортом?
   О'Брайен стоял неподвижно. Потом  он  медленно  повернулся  к  Ченселору,
глаза его сузились.
   - Работали с Лонгвортом? - переспросил он почти шепотом. - Что вы  имеете
в виду?
   - Только то, что сказал. Лонгворт был переведен из центрального аппарата.
   По легенде, он  выполнял  задание  госдепартамента,  но  это  была  ложь,
прикрытие.
   Это мне удалось выяснить.
   Старший  агент  по-прежнему  молча  разглядывал  Ченселора.  Его   зрачки
расширились от страха.
   - Вы действительно ни при чем.
   - Что?
   - Вы пришли по собственной воле, и совесть ваша чиста.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Вас никто не подсылал, иначе вы не  стали  бы  рассказывать  мне  всего
этого. Тогда это было бы безумием. Такое прикрытие - и вдруг ложное. Я  имею
в виду госдепартамент... О боже! - О'Брайен был похож на  человека,  который
сознает, что находится в  трансе,  но  не  способен  стряхнуть  с  себя  это
состояние.
   Он схватился за стол и закрыл глаза.
   Питеру стало как-то не по себе.
   - Может, ни отведете меня к кому-нибудь другому?
   - Нет, подождите минутку, прошу вас.
   - С меня хватит. - Питер поднялся было со стула. - Вы же сказали, что это
не ваше дело. Я хочу побеседовать с другим ночным дежурным.
   - Других нет.
   - Но по телефону вы говорили...
   - Я помню, что говорил. Однако и вы попытайтесь понять  меня.  Вы  должны
рассказать все, что знаете... во всех подробностях.
   "Никогда! - решил Питер. - Ни за что не упомяну Элисон: ее это не  должно
касаться". Он вообще не был уверен, что  хочет  разговаривать  с  человеком,
которым по непонятным причинам овладело странное волнение. - Я  хочу,  чтобы
меня выслушал кто-нибудь другой, - продолжал настаивать Ченселор.
   Стараясь вывести себя из состояния транса, О'Брайен несколько раз  закрыл
и открыл глаза. Потом он быстро прошел к полке, висевшей на  противоположной
стене кабинета, вытащил кассетный магнитофон и, возвратившись к столу, сел и
подвинул ящик. В руках у него появилась небольшая пластмассовая коробочка  с
кассетой.
   - Коробочка запечатана, кассетой еще не пользовались. Если хотите,  я  ее
прокручу.  -  Агент  открыл  коробочку,  вынул  кассету  и  поставил  ее  на
магнитофон. - Даю вам слово, ваш рассказ услышат и другие.
   - С записью ничего не выйдет.
   - Вы должны верить мне,  -  сказал  О'Брайен.  -  Каким  бы  странным  ни
показались вам мое  поведение  в  последние  несколько  минут,  верьте  мне.
Расскажите все, не называя себя. Упомяните только, что вы писатель,  и  все.
Называйте имена тех, кто не связан с вами ни лично,  ни  в  профессиональном
плане. Если это окажется невозможным, если эти люди неотделимы  от  событий,
поднимите руку. Тогда я выключу магнитофон и мы просто поговорим. Понятно?
   - Нет! - рявкнул Ченселор. - Теперь я прошу вас подождать минутку.  Я  не
за тем сюда пришел.
   - Вы пришли сюда, чтобы положить конец убийствам, террору,  шантажу.  Так
вы, во всяком случае, сказали. Я хочу того же. Вы не  единственный  человек,
кого загнали в угол. И  эта  ваша  Максвелл  или  кто-либо  другой  тоже  не
единственные!
   Боже, у меня же жена, дети...
   Питер вздрогнул, пораженный словами О'Брайена:
   - Как вы сказали? Агент понизил голос:
   - У меня есть семья, но это не суть важно. Забудьте об этом.
   - Мне это кажется очень важным. Я даже не знаю, смогу ли  объяснить  вам,
насколько это сейчас важно. -  Не  надо  ничего  объяснять,  -  прервал  его
О'Брайен,  опять  обретя  уверенность  профессионала.  -  Говорить  буду  я.
Помните, о чем я вас просил: не называйте себя, а из  тех,  кто  приходил  к
вам, разговаривал с вами или к кому вас посылали, называйте  людей,  которых
вы раньше совершенно не знали. Имена других сообщите мне позже, но в  записи
их быть не должно. Я  не  хочу,  чтобы  вас  выследили.  Говорите  медленно,
обдумывайте каждую фразу. Если возникнут сомнения, я  пойму  это  по  вашему
взгляду. А  теперь  приступим.  Только  вначале  я  назову  себя  и  обрисую
обстановку. - Он нажал поочередно две  кнопки  на  магнитофоне  и  заговорил
уверенным  голосом.  -  Эта  запись  сделана   старшим   агентом   Куинленом
О'Брайеном, номер 1712, восемнадцатого декабря, примерно в  двадцать  четыре
часа. Человек, голос которого вы услышите, был приведен  в  кабинет  ночного
дежурного. Я приказал вычеркнуть его фамилию из журнала учета посетителей  и
докладывать мне всю информацию по этому делу со ссылкой  на  номер  1712.  -
О'Брайен сделал паузу  и  что-то  занес  в  блокнот.  -  Считаю  информацию,
содержащуюся в этой записи, в высшей степени  секретной  и  по  соображениям
сохранения  тайны  доверить  ее  кому-либо  не  могу.   Полностью   сознавая
необычность используемого мной метода, я беру всю ответственность на себя. -
Агент выключил магнитофон и взглянул на Питера:
   - Готовы? Начните с лета, со встречи с Лонгвортом в Малибу.
   О'Брайен нажал кнопку-запись  началась.  Преодолевая  сомнения,  Ченселор
повел свой рассказ. Говорил он медленно, пытаясь следовать  указаниям  этого
человека, который теперь казался ему хорошо знакомым. Более того, он  был  в
некотором роде продуктом его, Ченселора, вымысла. Куинлен О'Брайен-Александр
Мередит. Адвокат. ФБР. Жена, дети. Люди, охваченные страхом.
   По мере того как развивался  рассказ  Ченселора,  становилось  все  более
заметным удивление  О'Брайена:  он  был  потрясен  теми  эпизодами,  которые
рисовал Питер. При любом упоминании досье Гувера агент весь напрягался, руки
его начинали дрожать.
   Когда  Питер  заговорил  о  шепоте  по  телефону,   по   словам   Филлис,
пронзительном и зловещем, О'Брайен  не  смог  скрыть  своей  реакции.  Он  в
изумлении открыл рот, как-то странно выгнул шею и закрыл глаза.
   Питер  замолчал.  Магнитофон  продолжал  работать.  Агент  открыл  глаза,
уставился в потолок, потом медленно повернулся к Ченселору:
   - Продолжайте.
   - Осталось совсем немного. Письмо вы уже читали.
   - Да-да, письмо я читал. Расскажите о том, что случилось. О выстрелах,  о
пожаре, о том, почему вы сбежали.
   Питер повиновался. И вот рассказ окончен. Он сообщил все. Или почти все.
   Не упомянул только об Элисон.
   О'Брайен выключил магнитофон, потом прокрутил ленту и прослушал окончание
записи, чтобы убедиться в ее чистоте.  Удовлетворенный,  он  снова  выключил
аппарат.
   - Хорошо. Вы рассказали все, что хотели. Теперь выкладывайте остальное.
   - Что?
   - Я просил вас верить мне, но вы кое-что утаили. Вы работали над  романом
в Пенсильвании. Потом вдруг приехали в Вашингтон.  Зачем?  Как  вы  сказали,
исследовательская часть работы была завершена. Пять часов назад  вы  сбежали
из горевшего дома на 35-й улице, а сюда пришли совсем  недавно.  Где  же  вы
были в течение этого времени? С кем? Расскажите, Ченселор. Это важно.
   - Нет, это не входило в нашу с вами договоренность.
   - Какую договоренность? О защите? - О'Брайен со злым видом поднялся из-за
стола:
   - Вы - глупец. Как я могу защитить вас, если не знаю, от  кого  защищать?
Не обманывайте себя, защита и есть наша договоренность. Кроме того, мне  или
кому-то другому, с  кем  вы  действительно  хотели  поговорить,  потребуется
примерно  два  часа,  чтобы  выяснить  каждый  ваш  шаг  после  отъезда   из
Пенсильвании.
   В логике агенту отказать было нельзя. И Ченселор вдруг почувствовал  себя
ужасным дилетантом, сидящим рядом с опытным профессионалом.
   - Я не хочу вмешивать ее в это дело. Дайте мне  слово...  Она  достаточно
пережила.
   - И все мы тоже, - заметил О'Брайен. - Ей звонили? - Нет, но звонили вам,
не так ли? - Вопросы задаю я. Расскажите мне о ней.
   Питер поведал печальную историю генерал-лейтенанта  Брюса  Макэндрю,  его
жены и дочери, которой пришлось так рано  повзрослеть.  Он  описал  их  дом,
спрятавшийся неподалеку от безлюдной проселочной дороги в штате Мэриленд.
   Упомянул и о кроваво-красной надписи; "Макнайф, убийца из Часона".
   Куин О'Брайен закрыл глаза и мягко произнес!
   - Хан Чоу.
   - Это в Корее?
   - Нет, это другая война. Но методы  шантажа  те  же:  военные  документы,
которые обещали изъять, но так и не изъяли. А теперь они  в  чьих-то  других
руках.
   Питер затаил дыхание;
   - Вы говорите о досье Гувера?
   Агент не ответил, а  только  пристально  взглянул  на  Ченселора.  Питера
буквально трясло - он опять чувствовал себя безумным.
   - Их же изорвали в клочки, - прошептал он, не будучи уверен, что все  еще
в  здравом  уме.  -  Они  были  уничтожены.  О  чем  вы  говорите?  Это   же
всего-навсего роман. Там ничего подлинного нет. Вам нужно думать о репутации
вашего чертова бюро, а не о досье.
   О'Брайен  встал  и  сделал  успокаивающий  жест,   будто   отец   пытался
утихомирить впавшего в истерику ребенка:
   - Не волнуйтесь. Я говорил не  о  досье  Гувера.  На  вашу  долю  сегодня
слишком много  выпало.  Не  стоит  делать  неоправданных  предположений.  На
какое-то мгновение и мне пришла в голову подобная мысль, но она неверна. Два
не связанных между собой случая, касающиеся  военных  документов,  не  могут
составить целую картину. Досье Гувера были уничтожены. Это мы знаем точно.
   - А как же Хан Чоу?
   - Это к делу не относится.
   - Минуту назад вы были другого мнения.
   - За эту минуту я успел о многом подумать, и  теперь  мне  все  ясно.  Вы
правы, кто-то использует вас. И меня. И дюжину  других  людей.  Его  цель  -
вызвать раскол в ФБР.  Этот  кто-то  знает  нас,  знает,  как  мы  работаем.
Возможно, он из числа наших людей. Так уже бывало раньше.
   Питер внимательно разглядывал агента. После смерти Гувера пошли слухи, да
и газеты писали, что внутри ФБР идет борьба между отдельными группировками.
   Разумность суждений О'Брайена и их искренность были очевидны.
   - Простите, - сказал Ченселор, - вы чертовски напугали меня.
   - У вас есть все основания пугаться. Больше, чем  у  меня.  В  меня  ведь
никто не стрелял. - Агент успокаивающе улыбнулся:
   - Но с этим будет покончено.  Я  найду  людей,  которые  будут  неотлучно
охранять вас. Ченселор ответил слабой улыбкой:
   - Кого бы вы ни выбрали, надеюсь, это будут ваши лучшие люди. Не  побоюсь
сказать, что никогда в жизни не был так напуган.
   Улыбка исчезла с лица О'Брайена.
   - Во всяком случае, это будут люди не из ФБР.
   - Да? Почему? - Я не знаю, кому можно верить.
   - Тогда, вероятно, вам известно, кому нельзя верить? Кому же?
   - Таких много. У нас есть кучка экстремистов. Мы  знаем  их,  хотя  и  не
всех.
   Их часто называют группой Гувера. Когда  Гувер  умер,  они  хотели  взять
бразды правления в свои руки. Не получилось, и  это  вызвало  у  них  злобу.
Некоторые из них - такие же параноики, каким был сам Гувер.
   И  снова   Ченселора   поразили   слова   О'Брайена.   Они   подтверждали
первоначальные мысли Питера: все, что произошло  в  Малибу,  в  Роквилле,  в
старинном доме на 35-й улице, было результатом  ожесточенной  борьбы  внутри
ФБР.
   И снова объявился Лонгворт.
   - Итак, мы договорились, - сказал Ченселор. - Защита нужна мне и женщине,
о которой я вам рассказал.
   - Она у вас будет.
   - И кто же нас защитит? Кто?
   - Вы упомянули о судье Сазерленде. Года два  назад  он  действовал  очень
умело, восстанавливая контакты между ФБР  и  разведывательными  ведомствами.
Гувер прекратил передачу информации в ЦРУ и Совет национальной безопасности.
   - Это мне известно, - спокойно прервал его Ченселор. - Я ведь писал книгу
о ЦРУ.
   - Вы имеете в виду "Контрудар!", не так ли? Наверное, мне нужно прочитать
ваш роман.
   - Я пришлю вам экземпляр, а вы обеспечите  нам  защиту.  Но  кто  же  нас
защитит? Кто?
   - Есть такой человек. Его зовут Варак. Это один из людей  Сазерленда.  Он
мне многим обязан.
   О'Брайен тяжело опустился в кресло. Он откинул голову  и  дышал  часто  и
прерывисто, будто не мог набрать в легкие достаточно  воздуха.  Закрыв  лицо
ладонями, он почувствовал, как у него дрожат пальцы. Он не был  уверен,  что
выдержит все это. Не раз за последние два часа ему казалось, что его силы на
исходе.
   Именно паника, которой был охвачен писатель, помогла  О'Брайену.  Вернее,
сознание того, что действия Ченселора необходимо контролировать и ни в  коем
случае нельзя позволить ему докопаться до истины.
   Досье Гувера не были уничтожены, и О'Брайен знал это определенно. Но  вот
появился человек, которому об этом  тоже  известно.  Сколько  же  их,  таких
людей?
   А  скольким  людям  позвонили?   Кого   еще   коснулся   этот   страшный,
пронзительный  шепот?  Покойный  генерал,  убитый  конгрессмен,   скрывшаяся
журналистка... Кто еще?
   Обстановка  изменилась  за  последние  два  часа.  Откровения   Ченселора
подсказывали, что нужно быстро  кое-что  предпринять,  и  О'Брайен  вдруг  с
облегчением почувствовал себя способным действовать.  Он  поднял  телефонную
трубку и набрал номер Совета национальной безопасности. Но Стефана Варака на
месте не оказалось, и никто не мог сказать, где он.
   Где же Варак? Какого ро