со мной.
   - Сейчас найду номер ее телефона. - Элисон взяла  со  столика  телефонный
справочник. Питер по-прежнему смотрел в окно.
   - Ее номера здесь нет. Он не указан.
   Ченселор  вспомнил:  номера  телефона  отца  Элисон  тоже   не   было   в
справочнике, но он же узнал его. Сможет  узнать  и  номер  телефона  Филлис.
Только придется опять прибегнуть к  уловке  -  выдать  себя  за  журналиста,
старого знакомого мисс Максвелл, проездом находящегося в городе и  желающего
поговорить с ней.
   Однако уловка не помогла.  Видимо,  к  ней  прибегали  слишком  часто.  В
редакции номера телефона Филлис Максвелл не дали.
   - Позволь мне попробовать, - сказала Элисон. - В  Пентагоне  всегда  есть
дежурный офицер по печати. Печальные новости  поступают  даже  по  окончании
рабочего дня. Генеральский чин отца дает мне кое-какие преимущества. Либо  я
узнаю того, кто мне ответит, либо он узнает меня.
   В Пентагоне Элисон назвали два  номера  телефона  Филлис  Максвелл;  один
номер ее личного телефона, другой - номер коммутатора в доме, где она жила.
   По личному  телефону  никто  не  ответил.  На  коммутаторе  в  каких-либо
справках о жильце им отказали, оператор согласилась лишь передать что-нибудь
мисс Максвелл. Поскольку звонивший посетовал, что  неточно  знает,  где  она
живет, оператор коммутатора назвала ему адрес.
   - Я поеду с тобой, - сказала Элисон.
   - Наверное, не стоит, - возразил Питер. - Она упоминала о твоем отце.  Не
назвала его, но говорила о вчерашних похоронах  на  Арлингтонском  кладбище.
Она напугана до безумия. Моя цель - убедить ее пойти со мной, а увидев тебя,
она может отказаться.
   - Пусть будет по-твоему, - кивнула Элисон. - Но я беспокоюсь за тебя.
   Вдруг приступ повторится?
   - Не повторится. - Он сделал паузу, а затем привлек Элисон к себе. - Есть
еще одно соображение. - Он заглянул ей в глаза; - Я не хочу ни во  что  тебя
вмешивать. Со всем этим покончено. Ты сама так хотела, помнишь?  Тогда  я  с
тобой не согласился, а теперь согласен.
   - Спасибо тебе. И вот что я, наверное,  хочу  сказать:  что  сделано,  то
сделано, и ничего уже изменить нельзя. У него были свои  убеждения,  которые
он мужественно отстаивал, и я не хочу чернить его память.
   - Я понимаю, насколько это важно.  И  потом,  я  не  хочу,  чтобы  что-то
отрицательно повлияло на наши отношения. - Он легонько поцеловал ее. - Когда
с насущнейшими делами будет покончено, мы заживем так, как нам захочется. И,
по-моему, это очень заманчивая перспектива.
   Она улыбнулась и поцеловала его:
   - Какая же я бесстыдница! Поймала тебя в момент слабости и соблазнила.
   Меня следовало бы заклеймить как преступницу, - Ее  улыбка  погасла,  она
виновато досмотрела ему в глаза:
   - Все произошло слишком быстро, и я не требую никаких обязательств.
   - А я требую.

***

   "Посидите в холле, сэр, я скоро приду" - такими словами  встретил  Питера
на улице швейцар дома, в котором жила Филлис  Максвелл.  Он  вел  себя  так,
будто заранее знал о приходе Ченселора.
   Питер сел в кресло, обтянутое зеленым  пластиком,  и  стал  ждать.  Через
дверь он видел, как швейцар, в форменном пальто, скрестив руки  в  перчатках
за спиной, просто покачивался взад-вперед на каблуках.
   Это было довольно странно. Швейцар будто и не  собирался  возвращаться  в
холл. Может, он забыл о том, что обещал? Ченселор встал и огляделся. Ведь он
разговаривал с оператором коммутатора. А где же коммутатор?
   В конце холла он увидел небольшую стеклянную панель, зажатую между рядами
почтовых ящиков и шахтой лифта. Он  подошел  туда  и  заглянул  в  окошечко.
Женщина-оператор что-то говорила в микрофон переговорного устройства с одним
наушником, говорила быстро и оживленно. Это была явно дружеская беседа, а не
разговор оператора с клиентом. Питер постучал по стеклу -  женщина  прервала
разговор и отодвинула стеклянную задвижку окошка:
   - Слушаю вас, сэр.
   - Мне нужно связаться с мисс Максвелл. Прощу вас,  соедините  меня  с  ее
квартирой. Дело срочное.
   Реакция оператора была такой же странной, как и поведение швейцара.
   Впрочем, может, и не совсем такой, по все  же  необычной:  она  почему-то
заколебалась И смутилась.
   - Мне кажется, мисс Максвелл нет дома, - сказала она.
   - Вы будете знать это точно, если позвоните ей.
   - А вы спрашивали швейцара?
   - В чем дело? - Питер вдруг понял: эти люди выполняют чье-то поручение. -
Позвоните ей.
   Как и следовало ожидать, никто в квартире Филлис на вызов  с  коммутатора
не ответил. Ждать было просто бессмысленно,  и  Ченселор,  быстро  выйдя  на
улицу, обратился к швейцару:
   - Хватит валять дурака. Вы должны мне что-то передать?
   Что?
   - Видите ли, дело деликатное.
   - Говорите!
   - Она описала вашу внешность, сказала, что вас зовут Ченселор. Если бы вы
явились часом раньше, то я  должен  был  бы  передать,  чтобы  вы  пришли  в
одиннадцать, что мисс Максвелл звонила и сказала, что придет в это время.
   Питер взглянул на часы:
   - Ладно, сейчас почти  одиннадцать.  Что  же  будет  тогда?  -  Подождите
немного. Хорошо?
   - Нет, не хорошо. Говорите сейчас, или вам придется  сказать  все  мне  и
полиции.
   - Ну ладно. Какого черта, всего-то несколько минут! - Швейцар сунул  руку
в карман пальто, вытащил конверт и протянул его Ченселору.
   Питер бросил взгляд на швейцара, потом на конверт. На нем  была  написана
его фамилия. Вернувшись в холл, к свету, он вскрыл конверт и вынул  из  него
письмо.

   Дорогой Питер!
   Простите, что сбежала от вас. Я знала, что вы  станете  искать  меня.  Вы
спасли мне жизнь, а в  какой-то  степени  и  мой  рассудок,  и  заслуживаете
объяснения. Боюсь, что оно будет неполным.
   Когда письмо попадет  к  вам,  я  буду  уже  в  самолете..  Не  пытайтесь
разыскивать меня, из этого ничего не выйдет. Несколько лет назад я приобрела
фальшивый паспорт, потому что знала: наступит момент, когда мне придется  им
воспользоваться. И такой момент наступил.
   После того страшного звонка  по  телефону,  когда  мне  сообщили,  что  я
персонаж  вашего  романа,  я  попросила  в  редакции  длительный  отпуск  по
состоянию здоровья. Мой шеф, по правде говоря, не очень возражал в последние
месяцы мою работу нельзя было назвать особенно удачной.
   Решение уехать не было внезапным. Об этом  я  подумывала  давно.  События
сегодняшнего вечера сделали это решение необратимым. Каковы бы ни  были  мои
проступки, они не столь тяжелы, чтобы платить за них жизнью. Моей, вашей или
еще  чьей-либо.  Не  могут  они  никоим  образом  и   компрометировать   мою
профессиональную деятельность.
   Но моя работа оказалась скомпрометированной. Правда, которую должны знать
все, подвергается гонениям. Уцелеть удалось (кто знает, надолго ли?)  только
благодаря вам. Так продолжаться не может.
   Спасибо за то, что спасли мне жизнь. Извините, что я подумала,  будто  вы
заодно с ними. В душе я, с  одной  стороны,  молю  вас  бросить  работу  над
книгой, а с другой - говорю: "Вы не можете так поступить".
   Обо мне вы больше не услышите, мой дорогой мальчик. Я же навсегда сохраню
свою любовь и благодарность к вам.
   Филлис.

   Питер перечитал письмо, пытаясь отыскать в нем  какой-то  скрытый  смысл.
Но, находясь под воздействием страха, Филлис выбирала слова очень обдуманно.
Страха перед чем? В чем состояли ее "проступки"? Что она  совершила  или  не
совершила?
   Что заставило ее бросить все, чего она достигла в жизни? Это же подлинное
безумие.
   -  Мистер  Ченселор,  -  позвала  его  оператор,  высунувшись  в   окошко
коммутатора, - вас к телефону.
   Филлис? Может, она передумала? Он бегом проскочил холл и схватил трубку.
   Это была не Филлис Максвелл, а Элисон:
   - Произошло что-то страшное. Тебе звонил  мужчина  из  Индианаполиса.  Он
взбешен. Звонил из аэропорта. Намеревается вылететь в Вашингтон.
   - Кто он?
   - Некто Бромли. Он грозил, что убьет тебя.

***

   Кэррол Куинлен О'Брайен взял у дежурного внутренней охраны  журнал  учета
посетителей и поблагодарил. Двери подъезда со стороны Пенсильвания-авеню уже
закрыли. Теперь список лиц,  входивших  и  выходивших  через  этот  подъезд,
подлежал анализу и отправке в главное бюро пропусков. Там всех, кто входил в
ФБР и выходил оттуда, зарегистрируют.
   Именно запись в журнале учета посетителей, как считал О'Брайен,  положила
начало всему  этому  кошмару  и  послужила  сигналом  быстрого  падения  его
авторитета в глазах руководства ФБР.
   Четыре месяца назад среди записей, сделанных вечером 1 мая, он  обнаружил
три фамилии - Сэлтер, Крепс и Лонгворт. Две первые являлись псевдонимами,  а
третья принадлежала агенту, ушедшему в отставку и проживавшему  на  Гавайях,
точнее, на острове Мауи. В тот вечер эти трое неизвестных проникли в здание.
На следующий день Гувер умер и бесследно исчезли его досье.  О  самих  досье
постарались поскорее забыть, как о  наследстве  дьявола,  которое  никто  не
хотел откапывать.
   И тогда О'Брайен начал  осторожно  задавать  вопросы  тем,  кто,  по  его
мнению, готов был ему ответить.  Сотрудникам  бюро,  Чьи  чувства,  как  его
собственные,  а  может,  даже  сильнее  были  оскорблены  в  последние  годы
деятельности этой организации. В бюро он поступил четыре  с  половиной  года
назад. Юрист по образованию, он участвовал во вьетнамской  войне,  служил  и
армейской разведке.
   Попал в плен к  вьетконговцам,  бежал  из  лагеря  и  вернулся  в  родную
Калифорнию героем. Даже принимал участие  в  параде  героев.  Его  вызвал  в
Вашингтон и наградил сам президент, а Гувер предложил ему работу в отделе по
связи с населением. В  бюро  О'Брайен  старался  держаться  с  достоинством,
которого явно не хватало многим его  представителям.  Со  временем  все  это
должно было сослужить службу Куину и он мог рассчитывать на хорошую  карьеру
в министерстве юстиции.
   Мог, но теперь уже не может, потому что задавал много вопросов. Шепот  по
телефону приказал ему прекратить расспросы, а заодно  сообщил,  что  им  все
известно. Они располагали показаниями некоего подполковника, находившегося в
плену  вместе  с  Куинленом.  Подполковник  погиб  вместе  с  другими  семью
военнопленными по вине майора О'Брайена. Майор не подчинился  приказу,  и  в
результате были расстреляны восемь американских военнослужащих.
   Конечно, это лишь одна сторона дела. Была ведь и другая. Например,  майор
больше заботился о больных и раненых в лагере, чем упомянутый подполковник.
   Чтобы как-то поддержать своих товарищей, он выполнял за них самую тяжелую
работу, воровал для них у охранников  продукты  и  медикаменты  и,  наконец,
совершил побег. И опять-таки не столько ради собственного спасения,  сколько
ради спасения других.
   Он был юристом, а не солдатом и потому руководствовался логикой юриста, а
не логикой солдата, основанной на беспредельном терпении, которое и помогает
ему выносить непомерные тяготы и жестокости войны.  В  этом  -  и  Куин  это
прекрасно понимал - и заключалась слабость его аргументов. Разве все, о  чем
он сейчас вспоминал, было предпринято им только ради общих интересов? Или он
делал что-то и для себя?
   О'Брайен не был уверен, что сможет дать конкретный, четкий ответ. Но сама
постановка вопроса оказалась бы  для  него  гибельной.  Разоблаченный  герой
войны  это  гражданин,  вызывающий  всеобщее  презрение,  обманувший  людей,
поставивший их в неловкое положение. Именно это вызвало  бы  у  них  бешеную
злобу.
   Все это и разъяснил ему по телефону страшный шепот. А  услышал  его  Куин
потому, что задавал вопросы о троих неизвестных, проникших в здание  вечером
накануне смерти Гувера. На следующее утро исчезли его досье.
   Если бы надо было убедиться в том, что карьера О'Брайена в ФБР пошла  под
уклон, достаточно было заглянуть в карточку учета выполняемых им заданий. Он
был исключен  из  состава  нескольких  комиссий.  Его  уже  не  допускали  к
секретным документам,  касающимся  недавно  восстановленных  связей  бюро  с
Советом национальной безопасности  и  ЦРУ.  Он  чаще  других  стал  получать
назначения на ночное дежурство  -  это  был  вашингтонский  вариант  полевой
службы безопасности.
   Тут уж поневоле задумаешься о своем будущем.
   Обстоятельства заставили О'Брайена упорно размышлять над тем,  кто  же  в
ФБР преследует его. Во всяком случае,  этот  человек  знал  что-то  о  троих
неизвестных, воспользовавшихся  вымышленными  именами,  чтобы  проникнуть  в
здание накануне смерти Гувера. Наверняка знал он и о сотнях и сотнях  досье,
составлявших архив Гувера.
   И еще одно соображение приходило на ум  Куину  О'Брайену,  причем  он  не
испытывал от этого особого удовольствия. После того как четыре месяца  назад
О'Брайен  услышал  по  телефону  зловещий  шепот,  он  утратил   способность
сопротивляться, бороться. Вполне возможно, что и падение авторитета Куина  в
бюро произошло по его собственной вине, так как  работать  он  стал  гораздо
хуже.
   Телефонный   звонок   прервал   мысли   0'Врайена   и   вернул   его    к
действительности.
   Он взглянул на загоревшуюся сигнальную кнопку -  звонили  по  внутреннему
телефону:
   - Говорит контрольный пост на 10-й улице. Мы не знаем, как поступить.
   Пришел человек и настаивает на встрече с кем-нибудь из ответственных лиц.
Ему сказали, чтобы приходил утром, но он ничего не хочет слушать.
   - Он пьяный или сумасшедший?
   - Кажется, ни то ни другое. Между прочим, мне известно его имя.  Я  читал
одну из его книг - роман "Контрудар!". Это Ченселор. Питер Ченселор.
   - Слышал о нем. Чего он хочет?
   - Этого он не говорит, но утверждает, что дело срочное.
   - А каково ваше мнение?
   - Думаю, он просидит здесь всю ночь, пока кто-нибудь не примет его.
   Наверное, это придется сделать вам, Куин.
   - Хорошо. Проверьте, нет ли у него оружия, и пусть его проводят ко мне.

Глава 23

   Питер вошел в кабинет и кивком поблагодарил охранника. Тот закрыл дверь и
удалился. За столом, у окна, сидел плотный человек с рыжеватой шевелюрой. Он
встал и протянул Ченселору руку.  Рукопожатие  показалось  Питеру  странным:
движения человека были порывистыми, а рука - холодной.
   - Я  -  старший  агент  О'Брайен.  Уверен,  что  нет  надобности,  мистер
Ченселор,  напоминать  вам,  что  ваш  визит  в  столь  позднее   время   не
укладывается в общепринятые рамки.
   - Обстоятельства слишком необычны.
   - А вы убеждены, что не следует обратиться  в  полицию?  Наши  полномочия
ограничены.
   - Мне нужны вы.
   - И нельзя подождать до утра? - уточнил О'Брайен.
   - Нет.
   - Понятно. Садитесь, пожалуйста. - Агент показал  на  один  из  свободных
стульев. Питер заколебался:
   - Я бы предпочел постоять, по крайней мере  -  пока.  Сказать  правду,  я
очень взволнован.
   - Как хотите. Тогда хотя бы снимите пальто. Если  вы,  конечно,  намерены
задержаться надолго.
   - Возможно, на всю ночь, - заявил Ченселор, снимая пальто и вешая его  на
стул.
   - Это было бы нежелательно, - сказал О'Брайен, наблюдая за ним.
   - Вы решите это после моего рассказа, хорошо?
   - Предупреждаю, мистер Ченселор, я - адвокат и люблю во всем ясность...
   Питер взглянул на О'Брайена:
   - Адвокат? А  мне  показалось,  что  вы  назвали  себя  агентом,  старшим
агентом.
   - Да, но большинство из нас юристы или финансовые работники.
   - Об этом я совсем забыл.
   - Вот я  вам  и  напомнил.  Впрочем,  не  представляю,  какое  это  имеет
отношение к нашей беседе.
   - Никакого, - ответил Ченселор, стараясь настроиться на деловой лад. -  Я
должен рассказать вам кое-что, мистер О'Брайен.  Когда  я  кончу,  то  готов
последовать за вами к любому человеку, которого,  по  вашему  мнению,  может
заинтересовать мой рассказ, и изложить ему все снова. Начну  сначала,  иначе
вы ничего не поймете. Но прежде я попрошу вас позвонить по телефону.
   - Минутку, -  прервал  его  агент.  -  Вы  явились  сюда  по  собственной
инициативе, отказались принять наш  совет  вернуться  утром  на  официальный
прием, и я не согласен ни па какие предварительные условия. Звонить я никуда
не буду.
   - У меня есть веские основания просить вас об этом.
   - Если это предварительное условие, то меня ваше дело не интересует.
   Приходите утром.
   - Не могу по многим причинам. А  главное,  из  Индианаполиса  сюда  летит
самолетом человек, заявивший, что убьет меня.
   - Обратитесь в полицию.
   - Это все, что вы можете мне сказать? И еще "приходите утром"?
   Агент откинулся в кресле. В  глазах  у  него  мелькнул  огонек  растущего
подозрения.
   - Это вы написали роман "Контрудар!"?
   - Да, но...
   - Теперь я припоминаю, - перебил его О'Брайен. - Он вышел в прошлом году.
   Многие считали, что все описанное там -  правда.  Других  же  ваша  книга
расстроила. В своем романе вы утверждали, что ЦРУ  проводит  операции  и  на
территории США.
   - Мне кажется, так оно и есть.
   - Понятно, - продолжал агент скептически. - В прошлом году это было  ЦРУ,
а теперь ФБР? И вот среди ночи вы являетесь к нам и пытаетесь спровоцировать
нас на какие-то действия, о которых вы смогли бы потом написать.
   Питер схватился за спинку стула:
   - Не отрицаю, все началось с книги. Вернее, с идеи написать ее. Но теперь
дело зашло слишком далеко. Гибнут люди. Сегодня чуть не убили меня, чуть  не
убили человека, который был вместе со мной. Все это взаимосвязано.
   - Повторяю: обратитесь в полицию.
   - Мне хотелось, чтобы полицию вызвали вы.
   - Почему?
   - Это означало бы, что вы поверили  мне.  Ведь  дело  касается  тех,  кто
служит в ФБР. И только вы можете прекратить все это.
   О'Брайен подался вперед и все еще скептически, но не без доли любопытства
спросил:
   - Что прекратить?
   Ченселор помедлил с ответом. Ему нужно было доказать этому  испытывающему
подозрения человеку, что он рассуждает вполне разумно. Если бы агент  решил,
что перед ним сумасшедший или просто человек с отклонениями, то  передал  бы
его в руки полиции. Питер был не против полиции, ведь она бы  защитила  его.
Но полиция не решила бы проблемы в целом. Это могло сделать только ФБР. И он
заговорил как можно спокойнее:
   - Прекратить  убийства,  во-первых.  Воспрепятствовать  тактике  террора,
вымогательств и шантажа, во-вторых. Ведь уничтожают людей.
   - Кто?
   - Те, кто считает, что они, эти люди, располагают информацией,  способной
нанести непоправимый ущерб ФБР.
   О'Брайен  сидел  не  шевелясь.  -  Каков  характер  этого  "непоправимого
ущерба"?
   - В его основе мысль о том, что Гувер был убит.
   О'Брайен весь напрягся:
   - Понятно. А этот звонок в полицию, в чем тут дело?
   - Старинный дом на  35-й  улице,  у  пересечения  с  Висконсин-авеню,  за
Думбартон-Окс... Он горел, когда я ушел оттуда. Я поджег его.
   Зрачки у агента расширились, а в голосе зазвучали требовательные нотки:
   - Это немаловажное признание. Как юрист, я должен предупредить вас...
   - Если полиция поищет, - продолжал Питер, не обращая  внимания  на  слова
О'Брайена, - то найдет стреляные гильзы на газоне перед домом, отверстия  от
пуль в стенах и деревянных панелях, а также в мебели. Верхняя часть кухонной
двери разбита. Кроме того, перерезан телефонный кабель.
   Агент ФБР пристально посмотрел на Ченселора:
   - О чем вы, черт возьми, говорите?
   - Это была засада.
   - Велась стрельба в жилом квартале?
   - Они пользовались глушителями, и никто  ничего  не  слышал.  Иногда  они
делали паузы - очевидно, выжидали, пока проедут машины. Поэтому мне и пришла
в голову мысль о пожаре - пламя кто-нибудь да заметил бы.
   - А потом вы скрылись?
   - Да, скрылся и теперь жалею об этом.
   - Почему же вы бежали? Питер задумался:
   - Очень растерялся и испугался...
   - А кто был с вами?
   - Из-за этого я и не  дождался  прибытия  полиции...  -  Ченселор  сделал
паузу, заметив вопрос, застывший в глазах агента. По сотне причин он уже  не
мог умолчать о Филлис. И потом, она сама писала