ристрелил его через дверь. Ченселор поставил  чашку  на
стол:
   - Теперь поговорим.
   - Хорошо. Что произошло?
   - Бромли выследил меня и пытался убить в поезда, Мне повезло, ему -  нет.
Он убежал от меня и бросился под колеса поезда.
   - Бромли? Это невозможно.
   Питер сунул руки в карман и  вытащил  револьвер,  который  выбил  из  рук
старика:
   - Из этого револьвера был сделан выстрел  через  сиденье  в  третьем  или
четвертом, вагоне двухчасового поезда. Я из него не стрелял.
   О'Брайен поднялся из кресла и подошел к телефону. Набирая  нужный  номер,
он сообщил:
   - Человек, которого мы прикрепили к Бромли, имел официальное задание.  Мы
можем связаться с ним сразу. - Агент перешел на приказной тон:
   - Служба безопасности наблюдения по  округу  Колумбия?  Говорит  дежурный
агент О'Брайен...
   Да, Чет, это я. Спасибо. Соедини-ка  меня...  Это  О'Брайен.  Специальный
агент  ведет  наблюдение  за  человеком  по  фамилии  Бромли.  Отзовите  его
немедленно. - Куин прикрыл микрофон рукой и повернулся к Ченселору:
   - Вы не возвращались в отель?
   Ни Рамиресу, ни кому-либо другому не говорили, что поедете поездом?
   - Нет.
   - А водителям такси?
   - С половины десятого я ездил в такси всего один раз. Водитель довез меня
до Бетесды и подождал, пока я освобожусь. Он не знал,  что  я  собираюсь  на
вокзал "Юнион стейшн".
   - Черт побери, но... Да, я слушаю. Не можете? - О'Брайен искоса  взглянул
на Питера.
   -Никто не отвечает?  Немедленно  пошлите  дополнительный  наряд  к  отелю
"Олимпик". Согласуйте вопрос с полицией, пусть она  окажет  содействие.  Наш
человек, возможно, попал в беду. Я позвоню попозже. - Агент повесил  трубку,
на его лице отразилось явное удивление.
   - Что же, по-вашему, случилось? - спросил Ченселор.
   - Не знаю. Обо веем было известно только двоим мне и Элисон  Макэндрю.  -
Агент уставился на писателя.
   - Минутку, минутку, если вы хотите сказать...
   - Нет, не хочу, - прервал его О'Брайен. - Она была все время со мной,  по
телефону никому не звонила. Ее звонок не остался бы  незамеченным,  так  как
здесь свой коммутатор.
   - А люди у отеля? Те, что знают всякие прогрессии?
   - Нет. Я дождался отхода последнего поезда, прежде чем сообщить  им,  что
вы можете приехать сюда. О том, каким транспортом вы  воспользуетесь,  я  не
говорил.
   В этих людях не сомневайтесь, я доверил бы им даже собственную жизнь.  Их
я прихватил с  собой  только  для  того,  чтобы  сократить  круг  участников
операции. - Агент медленно вернулся к столу и вдруг ударил себя  ладонью  по
лбу:
   - О матерь божья, ведь это же мог сделать я! У отеля  "Хей-Адамс",  когда
мы садились в машину. Эдисон была огорчена, и я сказал  ей,  куда  мы  едем.
Бромли, вероятно, поджидал вас около отеля, притаившись где-нибудь в тени.
   - О чем вы?
   Расстроенный О'Брайен присел к столу;
   - Бромли знал, где вы с Элисон остановились, и,  скорее  всего,  поджидал
вас у выхода. Если это так, то он мог услышать, о чем я говорил Элисон. Мне,
пожалуй, придется извиниться, что вас едва не убили.
   - Ваши извинения по этому поводу звучат не очень убедительно.
   - Что же, вы правы. Ну а Рамирес? Зачем вы к нему ездили?
   Переход от  Бромли  к  Рамиресу  показался  Питеру  слишком  резким.  Ему
требовалось какое-то время, чтобы отогнать образ старика. Но он  уже  твердо
решил, что теперь расскажет агенту ФБР все. Он сунул руку в карман и  достал
окровавленный листок, на котором были, написаны имена и фамилии.
   - Варак был прав, когда сказал, что ключ к разгадке - Часон.
   - Это-то вы и скрыли от меня, когда мы говорили По телефону, не так ли? -
спросил О'Брайен. - Из-за Макэндрю и его дочери. Ну  а  Рамирес,  он  был  в
Часоне?
   Питер кивнул:
   - Я уверен в этом. Они все что-то скрывают.  Мне  кажется,  тут  какая-то
тайна, о которой знают многие. И, даже двадцать два года спустя они не могут
отделаться от страха.  Но  это  только  начало.  Что  бы  ни  скрывалось  за
событиями в Часоне, мы выйдем на одного  из  этих  четверых.  -  Он  передал
листок О'Брайену:
   - Досье Гувера у одного из них.
   Агент прочитал список и побледнел:
   - Бог мой! Вы имеете хоть  какое-нибудь  представление  о  том,  кто  эти
люди?
   - Конечно. Есть, правда, и пятый, но Барак не  пожелал  его  назвать.  Он
очень уважал его и не хотел причинять  ему  вреда.  Варак  был  уверен,  что
кто-то из четверых использовал досье, но пятый этого сделать не мог.
   - Интересно, кто он.
   - Теперь я знаю это.
   - Вы преподносите сюрприз за сюрпризом.
   - Я узнал об этом от Бромли, хотя тот и не догадывался, что  сообщил  мне
нечто важное. Дело в том, что я когда-то встречался  с  этим  человеком.  Он
помог мне выйти из затруднительного положения. Я ему многим обязан. Если  вы
будете настаивать, я назову его, но предпочел бы сначала  поговорить  с  ним
сам.
   - Ценю вашу откровенность, однако и вы  должны  пойти  мне  навстречу,  -
сказал О'Брайен после короткого раздумья.
   - Выражайтесь яснее.
   - Напишите, как зовут этого человека, и вручите записку  адвокату,  чтобы
он передал ее мне по истечении некоторого времени.
   - Зачем?
   - А вдруг этот пятый убьет вас?.. Ченселор посмотрел на О'Брайена  -  тот
спокойно выдержал его взгляд. Значит, говорил правду, - Теперь о Рамиресе, -
продолжал агент, - Припомните все, о чем он вам  рассказывал.  Как  держался
при этом? Какое отношение имел к Макэндрю, к Часону?
   Как вы узнали об этом? Зачем ездили к Рамиресу?
   - Причиной послужило то, что я увидел на Арлингтонском кладбище, и то,  о
чем рассказал мне Варак.  Я  сопоставил  эти  впечатления,  и  меня  осенила
догадка.
   Кроме того, эта догадка соответствовала тому,  о  чем  я,  возможно,  уже
писал. В общем, мне казалось, что я прав. Так оно и получилось...
   Ченселору потребовалось меньше десяти минут, чтобы  обо  всем  рассказать
агенту. При этом он заметил, что Куин  О'Брайен  что-то  отмечал  для  себя,
точно так же, как ночью в Вашингтоне, когда Питер приходил к нему.
   - Оставим Рамиреса и вернемся на  минутку  к  Вараку.  Он  построил  свои
рассуждения, вероятно, таким образом: один из четверых, бесспорно, связан  с
событиями под Часоном, потому что источником информации, ставшей  достоянием
гласности, мог быть только один из них. Правильно?
   - Правильно. Варак работал на них и сам передал им эту информацию.
   - И сообщил, что разговор велся на неизвестном ему языке.
   - Он, очевидно, знал несколько языков.
   - Шесть или семь, - подтвердил О'Брайен.
   - Варак хотел сказать, что те, кто схватили его около дома на 35-й улице,
были уверены, что он не поймет, о чем они говорят. Следовательно, они  знали
его. По крайней мере, один из этих четверых...
   - Еще одно звено...  Кроме  того,  он  мог  установить,  к  какой  группе
принадлежал язык.
   - Он не сказал. Сказал лишь, что название  "Часон"  повторялось  не  раз,
причем с каким-то фанатизмом.
   - Возможно, он имел в виду, что Часон стал своего рода культом?
   - Культом?
   - Вернемся к Рамиресу. Он признал, что резня  под  Часоном  произошла  по
вине командования?
   - Да.
   - Но он ведь сказал, что  события  под  Часоном  расследовал  генеральный
инспектор, что причиной тяжелых потерь была  признана  внезапность  действий
противника, его численное превосходство и превосходство и огневой мощи.
   - Он лгал.
   - О том, что было расследование? Сомневаюсь... - О'Брайен встал  и  налил
себе еще кофе.
   - Значит, о выводах, - предположил Питер.
   - И в этом я сомневаюсь. Вы легко могли бы все проверить. -  Так  что  же
вас настораживает?
   - Его непоследовательность. Я ведь юрист. - Агент  поставил  кофейник  на
плиту и возвратился к столу. - Рамирес  рассказал  вам  о  расследовании  не
колеблясь, потому что был уверен: если вы станете проверять сказанное им, то
согласитесь  с  его  выводами.  И  вдруг  он  поменял  линию  поведения.  Он
засомневался в том, что вы согласитесь с этими выводами. Это вызвало у  него
беспокойство, и он посоветовал вам оставить  это  дело.  Видимо,  вы  чем-то
напугали его.
   - Я обвинил его во лжи, сказал, что события под Часоном - дело темное...
   - Почему события под Часоном - дело темное,  вы,  конечно,  не  уточнили,
поскольку вам это неизвестно.  В  свое  время  из-за  подобных  обвинений  и
вынужден был вмешаться генеральный инспектор. Но Рамирес не побоялся об этом
сообщить.
   Значит,  дело  в  чем-то  другом.  Думайте,  Ченселор,  думайте...  Питер
постарался сосредоточиться:
   - Я сказал ему, что он ненавидел Макэндрю, что от  меня  не  ускользнуло,
как он напрягся при упоминании о Часоне, что те ужасные  события  связаны  с
отставкой Макэндрю, с пробелом в его послужном списке,  с  пропавшими  досье
Гувера, что он лжет и увиливает от ответа  и  что  он  вступил  в  сговор  с
другими, потому что все они смертельно боялись...
   - Как бы тайна Часона не раскрылась, - добавил Куин  О'Брайен.  -  Теперь
вернемся назад. Что конкретно вы сказали о Часоне?
   - Что события под Часоном тесно связаны с Макэндрю... В отставку он подал
потому, что  собирался  раскрыть  его  тайну...  Соответствующая  информация
содержится в пропавших досье... И по этой же причине, видимо, был убит.
   - Это все? Больше вы ничего не говорили?
   - Ей богу, я пытаюсь припомнить...
   - Успокойтесь, - взял  Питера  за  руку  агент,  -  иногда  самое  важное
доказательство лежит на поверхности, а мы его не видим. Мы  так  старательно
роемся в мелочах, что не замечаем главного.
   Слова... Как часто они решают  все!  Они  пробуждают  мысль,  вызывают  в
памяти Тот или иной образ... И вот уже  Питер  вспоминает  глаза  бригадного
генерала,  загнанного  в  угол,   пусть   на   мгновение,   но   потерявшего
самообладание. и шепот умирающего Варака: "Не о нем,  а  о  ней.  Он  только
приманка..." Питер взглянул на широкую раздвижную перегородку, на дверь,  за
которой спала Элисон, и повернулся к О'Брайену:
   - Да, конечно. Так оно и есть... О чем вы? О жене Макэндрю.

Глава 31

   Старший агент Кэррол Куин О'Брайен  согласился  оставить  их  вдвоем.  Он
понимал, что предстоящий разговор будет сугубо личным. Кроме  того,  у  него
были дела: он  торопился  нанести  справки  о  четырех  известных  в  стране
деятелях и о трагических событиях, происшедших на далеких холмах Кореи более
двух  десятилетий  назад.  Чтобы  проникнуть  в  тайну  Часона,  нужно  было
действовать решительно.
   Питер вошел в спальню, не  зная,  с  чего  начать  раз-шпор,  но  отлично
сознавая, что начинать его  все  равно  придется.  При  звуке  шагов  Элисон
заворочалась и замотала головой. Потом, будто испугавшись  чего-то,  открыла
глаза и на какой-то момент ее взгляд замер на потолке.
   - Привет! - мягко произнес Ченселор. Элисон охнула и села на кровати:
   - Питер! Наконец-то!
   Он быстро подошел и обнял ее.
   - Все в порядке, - сказал он и вдруг подумал о родителях Элисон.  Сколько
раз она слышала, как отец говорил эти  слова  сумасшедшей  женщине,  которая
была ее матерью?
   - Я так испугалась!
   Элисон взяла лицо Питера в  свои  ладони  и  посмотрела  на  него  широко
раскрытыми, карими глазами - очевидно,  пыталась  обнаружить  в  его  глазах
следы  страдания.  Она  казалась  оживленной,  даже  чем-то   взволнованной.
Несомненно, это была самая очаровательная  женщина,  которую  он  когда-либо
знал, к тому же обладавшая тем редким качеством,  которое  приняло  называть
внутренней красотой.
   - Пугаться нечего, - успокоил он ее, зная, что  сейчас  скажет  заведомую
неправду, а она непременно об этом догадается.  -  Все  почти  кончено.  Мне
нужно лишь задать тебе несколько вопросов.
   - Несколько вопросов? - Она медленно отняла ладони от его лица.
   - О твоей матери.
   У Элисон задрожали ресницы, и Питер понял, что  она  начинает  сердиться.
Так было всегда, когда упоминали о ее матери.
   - Я уже рассказала тебе все, что  знала.  Мать  заболела,  когда  я  была
совсем маленькой.
   - Но вы же жили вместе, и ты наблюдала за ней во время ее болезни.
   Элисон откинулась на спинку кровати  и  сразу  как-то  напряглась-видимо,
боялась предстоящего разговора.
   - Это не совсем так. За ней всегда кто-то присматривал, а я  держалась  в
стороне. С десяти лет я жила в интернате. Когда отца переводили  по  службе,
он прежде всего заботился об интернате В  течение  первых  двух  лет  нашего
пребывания в Германии я училась в Швейцарии. Когда отца перевели  в  Лондон,
меня отдали в школу  в  Гейтсхеде.  Это  на  севере  страны,  неподалеку  от
Шотландии. Так что жить с матерью мне доводилось нечасто.
   - Расскажи мне о ней. Не о том времени, когда она заболела, а о годах  до
болезни.
   - Разве я помню? Ведь я была ребенком.
   - Расскажи о том, что знаешь. О семье, в которой мать выросла, о том, как
она познакомилась с твоим отцом.
   - Тебе это нужно? - Элисон протянула руку за пачкой сигарет, лежавшей  на
ночном столике. Ченселор пристально посмотрел на нее:
   - Вчера я принял твои условия, а ты сказала, что примешь мои Помнишь?
   Она взглянула на него и согласно кивнула:
   - Помню. Хорошо, я расскажу о матери все, что мне известно. Она  родилась
в Тулсе, штат Оклахома.  Ее  отец  был  списком  ортодоксальной  баптистской
церкви, очень богатой. Между прочим, и дедушка и бабушка были  миссионерами,
так что в молодые годы мать поездила по свету, как и я. И все по  отдаленным
местам - Индия, Бирма, Цейлон, залив Бохай.
   - Где она училась? - В основном в миссионерских школах. Так  предписывала
система воспитания, выбранная для нее родителями.
   Ведь по учению Христа все дети равны перед господом. Конечно, это  своего
рода лицемерие. Можно ходить с местными детьми в одну школу (так даже  легче
для учителей), но боже упаси есть вместе с ними или играть.
   - Мне не все понятно, - сказал Питер. Он  оперся  локтем  о  кровать,  на
которой лежала Элисон, укрытая одеялом, и положил голову на руку.
   - А что не понятно?
   - Я вспомнил кухню в Роквилле, оборудованную в стиле тридцатых  годов,  и
старинную кофеварку. Ты сказала тогда, будто отец хотел,  чтобы  все  вокруг
напоминало твоей матери о детстве.
   - Я имела в виду счастливые  моменты  в  ее  жизни.  Ребенком  мать  была
счастлива, когда возвращалась  в  Тулсу,  но  это  случалось  нечасто.  Мать
ненавидела Дальний Восток и не любила путешествовать.
   - Странно, что она вышла замуж за военного.
   - Возможно, это ирония судьбы. Ее отец был епископом, муж стал генералом.
   Это были сильные, решительные  люди  с  твердыми  убеждениями.  -  Элисон
отвела взгляд, и Питер не пытался больше заглянуть ей в глаза.
   - А когда она познакомилась с твоим отцом?
   - Дай вспомнить. Отец часто  рассказывал  мне  об  этом,  но  каждый  раз
по-иному, и казалось, будто он умышленно что-то преувеличивал, вносил  новые
элементы романтики.
   - А может быть, о чем-то умалчивал?
   Элисон сосредоточенно смотрела на стену, однако, услышав  вопрос  Питера,
быстро перевела взгляд на него:
   - Было и это Встретились мои родители во время  второй  мировой  войны  в
Вашингтоне. Отца отозвали сюда после завершения кампании в Северной  Африке.
И прежде чем отправиться на Тихий океан, он должен был пройти  инструктаж  и
подготовку в Вашингтоне и в Форт-Беннинге. Отец познакомился  с  матерью  на
одном из приемов в Пентагоне.
   - Как же попала дочь епископа на такой прием во время войны?
   - Она работала военным переводчиком.  Ничего  особенного  не  переводила,
только брошюры  и  наставления.  "Я  -  американский  летчик,  выбросился  с
парашютом на территорию вашей прекрасной страны. Я  -  ваш  союзник"  -  вот
такого рода материал.
   Она знала несколько восточных языков, в  том  числе  китайский.  Понимала
даже мандаринское наречие... Ченселор привстал:
   - Китайский?
   - Да.
   - Она была в Китае?
   - Я же говорила, что она  жила  в  провинциях,  расположенных  на  берегу
залива Бохай. Там она провела, кажется, четыре  года.  Дед  разъезжал  между
Тяньцзинем и Циндао.
   Питер отвел взгляд в сторону, стараясь скрыть внезапно появившееся дурное
предчувствие: от слов Элисон  вдруг  повеяло  какой-то  непонятной  угрозой.
Усилием воли он подавил свое тревожное настроение и повернулся к ней:
   - Ты знала дедушку и бабушку?
   - Нет. Я смутно помню бабушку по отцу, но его отца...
   - А родители матери?
   - Нет.  -  Элисон  погасила  сигарету  в  стеклянной  пепельнице.  -  Они
продолжали свою миссионерскую деятельность до самой смерти.
   - Где?
   Элисон, все еще держа погашенную сигарету, ответила спокойно, не глядя на
Питера:
   - В Китае.
   Какое-то время они молчали. Элисон сидела, опершись о спинку  кровати,  а
Ченселор, оставаясь неподвижным, смотрел ей прямо в глаза.
   - Мне кажется, мы  оба  знаем,  о  чем  пойдет  речь  дальше.  Ты  хочешь
продолжать разговор?
   - О чем?
   - О том, что произошло в Токио двадцать два года  назад...  О  несчастном
случае с твоей матерью...
   - Я ничего не помню.
   - А я думаю, помнишь.
   - Я была совсем маленькой.
   - Не такой уж маленькой. Ты говорила, что тебе было пять или  шесть  лет,
но это неправда. Тебе было девять лет. В отношении возраста газетчики обычно
точны. Это же легко установить. И  в  статье  о  твоем  отце  они  правильно
указали твой возраст.
   - Прошу тебя...
   - Элисон, я люблю тебя и  хочу  помочь  тебе  и  себе.  Сначала  пытались
заставить замолчать только меня. Теперь дело дошло и  до  тебя,  потому  что
тебе известна частица правды. Это события, происшедшие под Часоном.
   - О чем ты говоришь?
   - О досье Гувера. Они украдены.
   - Не может быть! Об этом написано в твоей книге, но это же вымысел.
   - Это всегда было правдой. Досье украли еще до смерти Гувера, а теперь их
используют. Те, кто ими владеет, как-то связаны с событиями  в  Часоне.  Это
все, что  нам  известно.  Твоя  мать  также  имеет  к  ним  непосредственное
отношение, а отец твой скрывал это всю жизнь. Нам нужно установить,  в  чем,
собственно, дело.
   Только тогда мы узнаем, у кого находятся досье, и найдем этого человека.
   - Но это какая-то чушь. Мать была  больным  человеком,  ее  здоровье  все
время ухудшалось. Она не могла играть сколько-нибудь важную роль...
   - Для кого-то она такую роль  играла  и  все  еще  играет.  Умоляю  тебя,
перестань изворачиваться. Ты не хотела лгать мне, поэтому просто  умалчивала
о тех событиях. Но провинции на берегу залива Бохай -  это  Китай,  родители
твоей матери умерли в Китае. И в Часоне мы воевали с китайцами.
   - И это значит?
   - Не знаю. По-видимому, я все еще далек от истины, однако  не  думать  об
этом не могу. Пятидесятые годы...  Токио,  Корея...  Китайские  националисты
были изгнаны с материка, но они свободно разъезжали повсюду. Если это так, в
их среду могли проникнуть и коммунистические агенты. Может быть,  они  нашли
подход к твоей матери? Предприняли  попытки  как-то  скомпрометировать  жену
одного из старших военачальников в Корее и завербовать ее  -  ведь  родители
твоей матери находились в Китае. Но  потом  что-то  произошло.  Так  что  же
случилось двадцать два года назад?
   - Это началось за несколько месяцев до  событий  под  Часоном,  когда  мы
приехали в Токио, - заговорила Элисон, с трудом выдавливая из себя слова.  -
Временами у матери начало "ускользать" сознание... - Что ты имеешь в виду?
   - Когда я обращалась к ней,  она  глядела  мимо  меня,  будто  ничего  не
слышала. Потом,  не  дав  никакого  ответа,  поворачивалась  и  выходила  из
комнаты, что-то напевая.
   - Одну из таких песенок  я  слышал  в  Роквилле.  Она  напевала  какую-то
старинную мелодию.
   - Это случилось гораздо позже. Она  вдруг  привязывалась  к  какой-нибудь
мелодии и напевала ее по несколько месяцев кряду. Доводила до конца и  снова
начинала...
   - Мать была алкоголичкой?
   - Она выпивала, но алкоголичкой, по-моему