,  не  была.  По  крайней  мере,
тогда.
   - Ты хорошо помнишь ее, - спокойно констатировал Питер.
   Элисон взглянула на него:
   - Я знала ее лучше, чем это казалось отцу, и хуже, чем полагаешь ты.
   Ченселор пропустил ее колкость мимо ушей.
   - Продолжай, - сказал  он  мягко.  -  Итак,  у  нее  начало  "ускользать"
сознание.
   Кто знал об этом? Ей пытались помочь?
   Элисон нервно потянулась за следующей сигаретой:
   - По-моему, причиной того, что были приняты  меры,  стала  я.  Поговорить
было не с кем, понимаешь? Все слуги были японцами. В гости к  нам  приходили
только жены офицеров, а им о матери не расскажешь.
   - Значит, ты была совсем одна?
   - Да. И я не знала, что мне делать.  Затем  по  ночам  стали  раздаваться
телефонные звонки. Тогда  мать  одевалась  и  уходила  из  дома,  нередко  с
безумным выражением на лице, и я не была уверена, что она вернется.  Однажды
вечером из Кореи позвонил отец. Обычно  мать  бывала  дома,  потому  что  он
всегда предупреждал письменно, когда позвонит. На этот раз ее дома не  было,
и я все ему выложила.
   Наверное, это вырвалось у меня непроизвольно.  А  несколько  дней  спустя
отец приехал в Токио.
   - Как он реагировал на случившееся?
   - Не помню. Я была счастлива, что наконец вижу его. Мне казалось,  теперь
все будет в порядке.
   - Так и было?
   - На какое-то время все стабилизировалось. Сейчас я бы выразилась  именно
так. В дом стал приходить военный врач. Потом он привел других врачей, и они
раз в несколько дней увозили мать с собой. Телефонные звонки прекратились, и
мать перестала исчезать по ночам.
   - Почему ты сказала, что все стабилизировалось на какое-то  время?  Разве
на этом дело не кончилось? На глаза Элисон навернулись слезы.
   - Случилось это как-то под вечер. Я только что вернулась из  школы.  Мать
бушевала - громко кричала, выгнала слуг из дома, что-то  ломала  и  била.  И
вдруг ее взгляд остановился на мне. Она никогда не смотрела на меня так.  На
какое-то мгновение я  уловила  в  ее  взгляде  любовь,  потом  ненависть  и,
наконец, страх. Она боялась меня. - Элисон поднесла руку к дрожащим губам  и
бросила взгляд куда-то на одеяло, в глазах се мелькнул испуг. -  Затем  мать
подошла ко мне. Это было ужасно! В  руках  она  сжимала  кухонный  нож.  Она
схватила меня за горло и попыталась вонзить нож в живот. Я  вцепилась  ей  в
запястье и стала кричать, кричать. Она хотела убить меня! Да, да, убить...
   Элисон  повалилась  на  бок,  забилась  в  конвульсиях,  лицо  ее   стало
мертвенно-бледным.
   Питер обнял ее и принялся баюкать как ребенка, а немного погодя попросил:
   - Попытайся вспомнить, что она кричала,  когда  ТУ  вошла  в  дом,  когда
увидела ее. Что она говорила?
   Элисон оттолкнула Питера, откинулась на спинку  кровати.  Ее  глаза  были
закрыты, по щекам текли слезы, но истерика прекратилась.
   - Я не помню.
   - А ты вспомни!
   - Не могу. Я не понимала того, что она кричала. - Эдисон  открыла  глаза,
взглянула на Ченселора, и обоим все стало понятно.
   - Это потому, что она говорила на иностранном языке. - В устах  Ченселора
фраза  прозвучала  не  как  вопрос,  а  как  утверждение.  -   Она   кричала
по-китайски.
   Элисон кивнула в знак согласия:
   - Видимо, так.
   Однако на главный вопрос ответа не было. Почему мать бросилась  на  дочь?
На несколько секунд Питер задумался, в его  памяти  всплыли  сотни  страниц,
написанные им о том,  как  абсурдные  на  первый  взгляд  конфликты  вели  к
страшным актам насилия. Он не был психологом, ему приходилось мыслить  более
простыми категориями.
   Детоубийство на почве шизофрении, комплекс Медеи - это не та область, где
можно было отыскать истину. Ответ следовало искать в  чем-то  другом,  более
простом...    Питер    попытался    представить    разгневанную     женщину,
неуравновешенную, утратившую над собой контроль.  Да-да,  именно  утратившую
над собой контроль.
   Вечер. Пронизанный солнечным светом дом  -  большинство  домов  в  Японии
светлые, просторные, залитые солнцем. В дверях появляется девочка.
   Питер взял Элисон за руку:
   - Постарайся вспомнить, как ты была одета.
   - Это нетрудно. Мы носили  одну  и  ту  же  одежду  каждый  день.  Платья
считались неприличными, и мы  надевали  легкие  брюки  свободного  покроя  и
куртки.
   Это была школьная форма.
   Он отвел взгляд. Может, все дело в форме?
   - А волосы у тебя были длинные или коротко стриженные?
   - Тогда?
   - В тот день, когда мать увидела тебя входящей в дом.
   - На  мне  была  шапочка.  Все  дети  носили  шапочки  и  обычно  коротко
стриглись.
   "В этом все дело, - догадался Питер. -  Утратившая  над  собой  контроль,
разъяренная женщина... Лучи солнца, струящиеся через окна. И дверь, в проеме
которой вдруг появляется человеческая фигура в форме.."
   Он сжал другую руку Элисон:
   - Она тебя не видела.
   - Что?
   - Мать не видела тебя. Причина все-таки кроется в событиях под Часоном.
   Этим объясняются и  осколки  флаконов,  и  клочья  старого  пеньюара  под
надписью на стене кабинета твоего отца, и испуганный взгляд Рамиреса,  когда
я упомянул о твоей матери...
   - Что значит она меня не видела? Я же была там.
   - Но она тебя не видела. Она видела лишь форму, и больше ничего.
   Элисон  поднесла  руку  к   губам.   На   лице   ее   застыло   смешанное
выражение-удивление и страх.
   - Форма? Рамирес? Ты встречался с Рамиресом? - Я не могу тебе  рассказать
все, потому что сам многого не знаю, но мы приближаемся к цели.  Офицеры  из
зоны боевых действий в Корее и из  штабов  в  Токио  в  порядке  очередности
сменяли друг друга. Это всем известно. Ты говорила, что мать  часто  уходила
по ночам из дома.
   Возможно, в этом все дело, Элисон.
   - Ты считаешь, что она изменяла отцу?  Изменяла,  чтобы  получить  нужную
информацию?
   - Я говорю, возможно, ее принудили к  действиям,  которые  ставили  ее  в
двойственное положение. С одной стороны, муж, видный военачальник на фронте,
а с другой - любимый отец, оказавшийся  в  плену  в  Китае.  Что  она  могла
поделать?
   Элисон подняла взгляд к потолку. До нее с трудом доходило, о чем  говорил
Питер.
   - Я устала от этого разговора. Мне больше ничего не хочется знать.
   - Но мы должны довести его до конца. Что произошло после того,  как  мать
напала на тебя?
   - Я выбежала из дома и столкнулась с одним из наших слуг. Он отвел меня к
соседям и позвонил в полицию, а я ждала... Ждала, а японцы смотрели на меня,
как на прокаженную. Наконец прибыла военная полиция и меня отвезли на базу.
   Несколько дней, пока не  возвратился  отец,  я  провела  с  женой  одного
полковника.
   - Ну а потом? Ты видела мать?
   - Примерно неделю спустя,  точно  я  не  помню.  Домой  она  вернулась  с
медицинской сестрой и уже не оставалась  одна  -  при  ней  всегда  дежурила
медицинская сестра или сиделка.
   - Как она вела себя?
   - Она замкнулась.
   - Ее болезнь была неизлечимой?
   - Трудно сказать. Сейчас  для  меня  очевидно,  что  это  был  не  просто
припадок. Однако, вероятно, чувствовала она себя тогда намного лучше.
   - Когда - тогда?
   - Когда в первый раз вернулась из госпиталя с медицинской  сестрой.  Хуже
стало после второго срыва, - Расскажи мне об этом.  Элисон  прикрыла  глаза.
Видимо,  и  эти  воспоминания  были  для  нее  так  же  невыносимы,  как   и
воспоминания о попытке матери убить ее.
   - Было решено отправить меня  в  Штаты,  к  родителям  отца.  Как  я  уже
говорила, мать казалась спокойной  -  она  просто  замкнулась  в  себе.  Три
медицинские сестры или сиделка круглосуточно дежурили около нее, она никогда
не оставалась одна. Отцу нужно было возвращаться в Корею. Он уехал, полагая,
что все устроилось. Мать навещали жены офицеров, они возили нас на  пикники,
ходили с ней  после  обеда  за  покупками.  Они  были  очень  любезны,  даже
слишком...
   Душевнобольные похожи на алкоголиков. Когда они одержимы какой-то идеей и
хотят выйти из-под контроля,  они  начинают  притворяться  нормальными.  Они
улыбаются, смеются, убедительно лгут. А потом, когда никто этого не ожидает,
вдруг срываются. По-моему, так случилось и с матерью...
   - По-твоему? А точно ты не знаешь?
   - Не знаю. Мне сказали, что волны прибоя прибили ее  к  берегу,  что  она
пробыла под водой так долго, что едва не умерла. Я была ребенком и  поверила
этому объяснению. Оно звучало убедительно... Однажды мать повезли на пляж  в
Фунабаси. Было воскресенье,  но  меня  оставили  дома,  потому  что  я  была
простужена. Вечером кто-то позвонил и спросил, дома ли  мать...  Потом...  в
дом прибыли два офицера. Они были чем-то взволнованы и явно нервничали, хотя
ничего мне не сказали, Я ушла к себе, догадываясь, что что-то не так, но мне
хотелось лишь одного - поскорее увидеть отца.
   На глазах у Элисон снова выступили слезы. Питер взял ее за руки и  сказал
нежным голосом:
   - Продолжай.
   - Творилось что-то ужасное. Допоздна я слышала  крики  и  топот.  Визжали
шины подъезжавших автомашин, выли сирены... Я поднялась с постели, подошла к
двери и распахнула ее. Моя комната выходила на  площадку  над  холлом.  Там,
внизу, толпились люди, в основном военные, но были и гражданские.  Всего  не
более десяти человек. Они суетились, звонили по  телефону,  переговаривались
по рации.
   Вдруг открылась входная дверь и на носилках внесли мать. Она была  укрыта
простыней, на которой алели кровавые пятна. Ее лицо было белое как бумага...
   Взгляд  застывший,  как  у  мертвеца...  По  подбородку  стекали  струйки
крови...  В  тот  момент,  когда  мать  вынесли  на  свет,  она   неожиданно
зашевелилась,  вскрикнула  и  замотала  головой...  Все   ее   тело   начало
извиваться. Только благодаря ремням она не упала с носилок.  Я  закричала  и
бросилась вниз, но какой-то майор (это был красивый  негр)  остановил  меня,
взял на руки и прижал к себе, все время убеждая, что все будет хорошо. Майор
не разрешил мне подойти к матери и оказался прав. У нее была истерика, и она
все равно не узнала бы меня. Носилки опустили на  пол,  ремни  отстегнули...
Врач разорвал кусок какой-то материи, достал шприц, сделал  матери  укол,  и
через несколько секунд она затихла. Я расплакалась,  стала  спрашивать,  что
случилось, но меня никто не слушал. Майор отнес меня наверх, в мою  комнату,
и уложил в постель. Он долго сидел со  мной,  успокаивал  и  рассказал,  что
произошел несчастный случай, что сейчас мать больна,  но  скоро  поправится.
Однако я понимала, что она не поправится никогда.
   Потом меня отвезли па базу, где я пробыла до тех пор,  пока  за  мной  не
приехал отец. Это была его предпоследняя  поездка  в  Токио  перед  отъездом
домой, в Америку. В Корее ему оставалось служить всего несколько  месяцев...
Ченселор привлек Элисон к себе:
   - Ясно одно-несчастный случай, который произошел с твоей матерью, не имел
ничего общего с рассказом генерала о подводном  течении,  утащившем  мать  в
море.
   Странно, что ее привезли домой, а  не  в  госпиталь.  Это  была  довольно
тонкая мистификация, и ты притворялась, будто веришь этим  рассказам.  Зачем
же ты притворялась все эти годы?
   - Так было проще, наверное, - прошептала Элисон.
   - Потому что она  пыталась  убить  тебя?  Или  потому,  что  она  кричала
по-китайски и тебе не хотелось вспоминать об этом?
   Губы Элисон дрогнули, и она коротко ответила:
   - Да.
   - Но теперь ты должна узнать правду. Понимаешь? Об этом говорится в досье
Гувера. Твоя мать работала на китайцев. Она несет ответственность  за  резню
под Часоном.
   - О боже!
   - Она действовала вопреки своему желанию, а может, даже не сознавая,  что
делает. Когда я был у твоего отца,  она  спустилась  вниз,  увидела  меня  и
начала кричать. Я было попятился назад, в кабинет, но генерал прикрикнул  на
меня и приказал подойти к лампе. Он хотел, чтобы она увидела мое лицо.  Мать
уставилась на меня, потом затихла и только тихонько плакала. Наверное,  отец
хотел, чтобы она убедилась, что я не с Востока. С моей точки  зрения,  в  то
воскресенье с твоей матерью произошел не несчастный случай, а нечто  другое.
Ее схватили и подвергли пытке люди, которые заставили ее  работать  на  них.
Возможно, твоя мать была более смелой женщиной,  чем  кто-либо  предполагал.
Может, она в конце концов взбунтовалась, пренебрегая последствиями. У  твоей
матери не было врожденного  психического  заболевания,  Эдисон.  Ее  сделали
безумной.
   Ченселор просидел с Элисон около часа, пока она не заснула тяжелым сном.
   На улице становилось все светлее, наступало утро. Через  несколько  часов
Куин О'Брайен должен был переправить их в другое,  более  безопасное  место.
Питера клонило в сон. Но прежде чем лечь спать, он должен был разобраться  в
собственных  выводах.  Необходимо  было  убедиться  в  их  правильности,   а
подтвердить это мог только один человек - Рамирес.
   Питер вышел из  спальни  и  направился  к  телефону.  Он  долго  рылся  в
карманах, пока  не  нашел  клочок  бумаги,  на  котором  был  записан  номер
Рамиреса. Он не сомневался, что  человек  О'Брайена  на  коммутаторе  станет
подслушивать разговор, но это не имело значения. Важнее  всего  было  узнать
правду. Он набрал номер.
   Ему ответили почти сразу.
   - Слушаю. В чем дело? -  Голос  звучал  так,  будто  человек  только  что
проснулся или хорошо выпил.
   - Рамирес?
   - Кто говорит?
   - Ченселор. Я нашел ответ, и вы должны подтвердить, что я прав.  Если  вы
попытаетесь отмалчиваться или солжете, я  обращусь  к  своему  издателю.  Он
знает, что следует предпринять.
   - Я же предупреждал, чтобы вы  не  вмешивались  а  это  дело.  -  Язык  у
Рамиреса заплетался - он был пьян.
   - Речь идет о жене Макэндрю. Она была связана с китайцами, не так ли?
   Двадцать  два  года  назад  она  передавала   им   информацию   и   несет
ответственность за Часон.
   - Нет, впрочем, да. Вы так ничего и не поняли. Бросьте это дело. - Я хочу
знать правду. Рамирес умолк и после паузы сказал:
   - Они оба мертвы.
   - Рамирес!..
   - Они приучили ее к наркотикам. Она полностью зависела от них, так как не
могла прожить и двух дней без укола. Мы узнали об этом и  помогли  ей  -  во
всяком случае, сделали все от  нас  зависящее.  Дела  обстояли  плохо,  и  в
сложившейся ситуации наши действия  казались  целесообразными.  Все  с  этим
согласились.
   Зрачки у Питера сузились. Ему опять послышались фальшивые нотки, на  этот
раз более откровенные.
   - Вы помогли  ей,  потому  что  это  казалось  вам  целесообразным?  Дела
обстояли плохо и вы приняли решение осуществить дьявольский замысел?
   - Все с этим согласились... - Голос Рамиреса был едва слышен.
   - О боже! Вы не  помогли  ей,  вы  снабжали  ее  наркотиками,  чтобы  она
передавала противнику информацию, которую, по вашему мнению, ему  необходимо
было подсунуть.
   - Дела обстояли плохо. На реке Ялу...
   - Подождите. Вы хотите сказать, что и Макэндрю в этом участвовал?
   - Макэндрю ничего не знал.
   У Ченселора помутилось в глазах.
   - Несмотря на то что вы сделали с  ней,  трагедия  под  Часоном  все-таки
произошла, - сказал он. И все эти годы Макэндрю  считал,  что  виновата  его
жена. Но ведь се пичкали наркотиками, пытали,  чуть  на  забили  до  смерти,
заставили стать предательницей враги, державшие в плену ее родителей.  Вы  -
ублюдки!
   - Он тоже был ублюдком, не забывайте этого! Он был убийцей!..  -  крикнул
Рамирес.

Глава 32

   "Он тоже был ублюдком, не забывайте этого! Он был убийцей!.. Он тоже  был
ублюдком... Он был убийцей!.." Слова пьяного Рамиреса еще  долго  звучали  в
ушах Ченселора. Сидя вместе с Элисон на  заднем  сиденье  правительственного
автомобиля, он следил  за  проносившимся  мимо  сельским  пейзажем,  пытаясь
разобраться в собственных  мыслях.  "Он  тоже  был  ублюдком..."  Эти  слова
казались совершенно бессмысленными, ведь Макэндрю и его жена были  жертвами.
Их просто использовали  обе  воюющие  стороны,  в  результате  чего  женщина
погибла, а генерал доживал жизнь в смертельном страхе перед разоблачением.
   "Он тоже был ублюдком... Он был убийцей!.." Если Рамирес имел в виду, что
Макэндрю  стал  действовать  безрассудно  и  превратился  в   военачальника,
готового любой ценой покарать врагов, которые искалечили его жену, то за это
вряд можно назвать генерала "ублюдком". Макнайф послал на смерть сотни людей
в тщетной попытке отомстить. Он утратил способность логически мыслить -  все
заслонила жажда мести.
   Если Рамирес считает Макэндрю ублюдком именно по этим причинам,  это  его
дело. Но перед Питером маячил неясный образ "нового"  Макэндрю,  "ублюдка  и
убийцы", который никак не походил на того  человека,  с  которым  встречался
Питер, солдата, искренне ненавидевшего войну, потому что он  слишком  хорошо
знал ее ужасы. Или же отец Эдисон  в  течение  каких-то  нескольких  месяцев
нравственно опустился, что привело и его к безумию?
   Итак, теперь он знал тайну Часона. Но к чему это привело?  Каким  образом
история с женой Макэндрю, которую предали и бесстыдно использовали в грязной
игре, могла привести его к одному  из  четырех  людей,  указанных  в  списке
Варака?
   Агент Совета национальной безопасности  был  убежден,  что  тайна  Часона
приведет их к человеку, который завладел досье Гувера. Но каким образом? Или
Варак ошибался? Тайна была раскрыта, но это ни к чему не привело.
   Правительственная  машина  подкатила  к  перекрестку,  Справа  находилась
заправочная станция, у бензоколонки  стоял  какой-то  автомобиль.  Водитель,
рядом с которым сидел О'Брайен, повернул направо и подъехал к  бензоколонке.
Кивнув агенту, он вышел из машины, а тот занял  его  место.  Затем  водитель
направился к стоявшему у бензоколонки автомобилю, поздоровался с сидевшим  в
нем человеком и устроился на переднем сиденье.
   - Они будут сопровождать нас  до  самого  Сент-Майкелса,  -  сказал  Куин
О'Брайен.
   Через минуту они снова катили по дороге. Вторая машина следовала за  ними
на почтительном расстоянии.
   - А где это - Сент-Майкелс? - спросила Элисон.
   - Южнее Аннаполиса, на берегу Чесапикского залива. Там у  нас  есть  одно
безопасное  место.  Теперь  вы  можете  поболтать:  радиоприемник  выключен,
никаких магнитофонов нет, мы одни.
   Питер понял, что имеет в виду О'Брайен.
   - Вы записали на пленку мой разговор с Рамиресом?
   - Нет, только стенограмму. Один экземпляр, и лежит он у меня в кармане.
   - Не было времени объяснять все подробно, но кое-что Элисон  известно.  -
Питер повернулся к ней:
   - Китайцы приучили твою мать к наркотикам, вероятно к  героину.  Тогда-то
ее сознание  и  начало  "ускользать",  как  ты  описала  это  состояние.  Ее
использовали для сбора всякого рода разрозненной информации.
   Передвижения войск, их численность,  пути  подвоза  снабжения  -  словом,
сотни вещей, которые она могла услышать от  офицеров,  принимая  их  у  себя
дома. Но это еще не все. Китайцы держали в тюрьме  ее  родителей.  Она  была
просто не а силах все это вынести.
   - Как это ужасно! - прошептала Элисон, глядя в окно.
   - Не думаю, чтобы подобное случилось с ней  одной,  -  заметил  Питер.  -
Уверен, были и другие.
   - Мне прекрасно известно, что были, - добавил О'Брайен.
   - От этого никому не легче, - возразила Элисон. -  А  мой  отец  знал  об
этом?
   Это должно было убить его...
   - Ваш отец знал лишь то,  что  ему  сочли  возможным  сообщить  армейские
боссы.
   Они сказали ему только часть правды, китайскую часть. Всего остального он
так никогда и не узнал.
   - Всего остального? - спросила Элисон, отворачиваясь от окна.
   Питер взял ее за руку:
   - Она была связана не только с китайцами, но и с нашим командованием.  Ее
использовали для передачи китайцам тщательно подготовленной дезинформации.
   Элисон напряглась и впилась взглядом в Питера:
   - Каким образом?
   - Есть много способов. Например, время от времени  ее  лишали