как
работало на его версию инсценированного самоубийства.

14. НОЧЬ НА МЕСТЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

     Отправляясь на   остров,   Грачик  захватил  фотокопии  некоторых
документов,  относящихся к первому осмотру места происшествия и трупа.
Теперь  он  вытащил эти копии и осветил их карманным фонариком.  Но он
его тут же поспешно выключил:  так невыносим был  ультрацивилизованный
глянец фотобумаги на фоне первозданной черноты угрюмого бора.  Спрятав
снимки,  Грачик принялся собирать валежник  и,  преодолевая  нежелание
отсыревших   веток  гореть,  разжег  костер.  Темнота  расступилась  и
образовала уютный круг красноватого тепла.  Грачик  не  спеша  устроил
таганок из рогатых сучков и подвесил котелок с водою для чая. В костер
сунул несколько картофелин.  Лишь разостлав поверх  плаща  одеяло,  он
снова  вынул фотографии документов.  В который уже раз он просматривал
их, ища нового, что, может быть, пропустили эксперты. И, в который уже
раз,  вынужден был говорить себе,  что ничего нового в них нет.  Вот и
последняя  фотография  -  воспроизведенное  в   натуральную   величину
предсмертное   письмо   Круминьша.   Неровные   строчки   разбегались,
выведенные очень мягким карандашом.  Линия, оставленная графитом, была
широкой,  словно  немного  расплывшейся...  Вот тут карандаш Круминьша
сломался:  характерная черточка над неоконченной буквой и  продолжение
слова,  написанное заново очиненным карандашом. Да, карандаш был очень
мягок:  вон как быстро утолщается линия графита по мере писания. Скоро
она превращается в такую же толстую, как прежде...
     В снимках вещей, обнаруженных в карманах Круминьша, воспроизведен
карандаш,  лежавший  в  его записной книжке.  Отчетливо видна надпись:
"фабр Сакко и Ванцетти",  далее  изображение  звездочки,  потом  слово
"Тактика",  снова  звездочка  и  за  нею  "2М-53".  Грачик  знает  эти
карандаши:  плохие, жесткие, едва ли достойные носить имя таких шефов,
как   героические  итальянцы.  Притом  "Тактика"  обыкновенный  черный
карандаш,  а в легенде к снимку с письма сказано: "химический". К тому
же  карандаш  из  записной  книжки  Круминьша,  судя по снимку,  остро
очинен. Из всего следует, что письмо написано другим карандашом.
     А ну,  посмотрим  еще  раз  перечень  того,  что  было  найдено в
карманах повесившегося:  нет ли там перочинного ножа, которым Круминьш
чинил свой второй карандаш?  Чтобы очинить его до такой остроты, каким
он стал после поломки,  нужен очень острый нож или,  по крайней  мере,
лезвие безопасной бритвы...
     Нет, ни того, ни другого у Круминьша не было...
     Грачик уже  был  готов  сделать  вывод:  к  моменту  повешения  у
Круминьша не было ни того карандаша, каким написано письмо, ни острого
орудия  для  заточки  карандаша.  Это - два вывода в пользу того,  что
письмо было написано не на месте смерти  Круминьша.  Грачику  хотелось
добавить:  "и не им самим!" Он был близок к тому, чтобы его сомнения в
подлинности письма Круминьша перешли в уверенность.  Фотокопия  письма
лежала  у  него  на  коленях,  и  красноватые блики костра,  казалось,
приводили в  движение  строки.  Они  бежали  перед  Грачиком,  вызывая
странное  ощущение  оживающих  слов:  "...целуя  святую  землю  отцов,
прощаюсь с вами,  мои бывшие товарищи..." ...Неужели такие слова могли
выйти  из-под  руки  фальсификатора?..  А  призыв  к  Силсу никогда не
сходить с тропы честного человека и сына своей страны?.. Но в каком бы
противоречии  ни стояли эти строки с моральным обликом фальсификатора,
совершившего подлог от имени Круминьша,  Грачик не мог  отказаться  от
мысли, что к письму не прикасалась рука Круминьша.
     Грачик с  сожалением  уложил  письмо  в  конверт  и  принялся  за
приготовление чая.  Котелок кипел,  выплескивая клочья пены на костер.
Угли шипели,  дымились и отвечали звонкими  выстрелами  искр.  Сдвинув
котелок в сторону,  к самой рогатке,  чтобы он больше не кипел, Грачик
выгреб из золы картофелины.  Непоспевшие зарыл  обратно  под  головни.
Обуглившаяся  кожура  пачкала  и  жгла  пальцы;  соль  в щепотке сразу
становилась  черной.  Обжигаясь,  перекидывая  ароматную   крупитчатую
мякоть  от  щеки  к  щеке,  Грачик  с  аппетитом  съел  всю  картошку.
Почерневшие от золы руки обтер о хвою на земле.
     Чай, как  всегда  на  охоте,  перекипел  и  пахнул дымом,  кружка
обжигала губы.  Но Грачик не замечал этих неудобств, обладавших своею,
им  одним  присущей,  прелестью бивуака.  Он глядел в темноту,  поверх
пляшущего пламени костра,  поверх багровых бликов,  бегающих по соснам
со ствола на ствол и снизу вверх до самой кроны.
     Грачик никогда не видел живого Круминьша. Никогда не сказал с ним
ни слова. Но ему чудилось, что теперь он видит молодого человека тут в
лесу,  совсем недалеко,  среди могучих  деревьев,  вон  там,  под  тем
суком... Ну, только этого и не хватало!.. Фу ты!..
     По лесу разнесся  жалобный  крик,  от  которого  нервный  холодок
пробежал   по   спине,  -  заплакала  сова.  Грачик  повел  плечами  и
зажмурился,  чтобы показалось светлей,  когда  он  откроет  глаза.  Но
фигура,  в которой ему привиделся Круминьш,  не исчезла. Грачик быстро
поднялся и,  обежав костер так,  чтобы свет ему не мешал, всмотрелся в
лес.  Фигура  исчезла,  но  зато  стал  отчетливо  слышен хруст веток,
ломающихся под  чьими-то  поспешно  удаляющимися  шагами.  Несколькими
прыжками  Грачик  достиг  того  места,  где ему в первый раз почудился
человек и посветил фонарем вокруг себя  на  десяток  шагов.  Все  было
тихо.  Только  раскачивалась еще разлапистая ветка молодой сосны.  При
полном безветрии эта ветка могла прийти в движение лишь в том  случае,
если ее кто-то задел. Кто?..
     Несколько мгновений Грачик стоял в задумчивости,  потом  раскидал
костер и затоптал головешки. На минуту стало жалко пропавшей картошки,
но решительно перекинув рюкзак на спину,  он отошел в темноту.  Сделал
большой круг,  потихоньку,  стараясь ступать так, чтобы не производить
шума,  удалился от берега.  На лесных  прогалинах  под  светом  месяца
серебрился  вереск.  Тут  было  бы  удобно устроить ночлег,  но Грачик
обходил такие места.  Он был бы слишком хорошо виден, если бы лег тут.
Он  углубился  в чащу.  Там было совсем темно.  Нащупав ногою мох,  он
нагибался и сгребал его.  Когда мха стало достаточно,  Грачик  наломал
лапника и сделал постель.  Костра не стал разводить. Положил ружье под
бок и завернулся вместе с ним в одеяло.
     Ночь оказалась свежей.  Несколько раз Грачик просыпался, борясь с
искушением развести костер.  Но решил,  пока не  забрезжит  рассвет  -
обойтись  без  огня.  А к тому времени заснул так,  что очнулся только
тогда,  когда яркий свет заглянул между деревьев и  побросал  друг  на
друга их перепутанные длинные тени. У Грачика ныл бок от лежавшего под
ним ружья. Он подтянул ноги к подбородку и накрыл голову одеялом.

15. РЫБАК И НОЖ ИЗ ЗОЛИНГЕНА

     Солнце так медленно ползло по небосводу,  что казалось,  будто  в
этот  день  оно  вовсе  не  собирается  завершить  свой обычный путь и
разогнать стелющийся по  берегу  туман  сегодня  не  его  обязанность.
Проснувшийся  и  загомонивший  лес разбудил Грачика.  Было знобко.  Он
долго еще подбирал ноги и ворочался с боку на бок, стараясь согреться.
Наконец  он заставил себя сбросить одеяло,  сделал гимнастику и сбегал
на берег умыться.  Свежесть воды и утренний  ветерок  у  реки  согнали
остатки вялости.  Костер, завтрак и кружка кофе вернули ощущение тепла
и жизни.  Наконец и солнце, несмотря на свою северную скупость, начало
помаленьку прогревать воздух. Оставив рюкзак у корней сосны, где спал,
Грачик отправился на осмотр местности.
     Под обрывом  у  песчаного  берега шуршала широкая полоса камышей.
Среди них в маленькой  заводи  виднелся  челн,  грубо  сколоченный  из
почерневших  досок.  От  носового рыма шла длинная цепь такой толщины,
что ею можно было заякорить большой пароход.  Второй  конец  цепи  был
прибит огромным гвоздем к стволу могучей сосны.
     Когда Грачик тронул цепь носком сапога,  ее звенья издали громкий
звон.   Тут  из-за  ближнего  куста  показалась  взлохмаченная  голова
старика.  Он провел рукой по заспанному лицу и вопросительно  поглядел
на Грачика.
     - Свейки!  - с улыбкой проговорил Грачик.  - Вы  надежно  крепите
свою лодку.
     - Топрый тень,  - также приветливо ответил старик,  поднимаясь на
ноги.  - Та,  ошень топры цепошка.  А пыфают люди, што и такой цепошка
нишево не стоит.
     - Кто же польстится на вашу посуду?
     - Люти все мокут,  - философски ответил старик.  - Какое им тело,
што  старый  рыпак  пес  лотки  - не есть рыпак.  Перут и конят на тот
перег.  Я пришла утром - лотка пропал. Где лотка? Тумал - вот эта вся,
што за лотку мне осталось.  - С этими словами старик вынул из лукошка,
подвешенного к борту челна,  нож. - На песок он его ронял или сапывал,
когда шест выресывал.
     - Вырезал шест,  чтобы добраться на  тот  берег?  -  с  интересом
спросил Грачик.
     - А наферно што на тот перег.  Весло-то я томой уносил. Фот и вся
штука. - С этими словами старик подбросил в руке нож. Грачик взял его:
короткое широкое лезвие было вделано в толстую рукоятку.
     - Когда вы нашли этот нож? - спросил Грачик.
     Старик подумал и назвал дату.
     - Вы уверены?  - спросил Грачик,  с волнением ожидая ответа: дата
совпала с днем смерти Круминьша.
     - А уж я-то снаю!
     - Хороший нож,  - неопределенно проговорил  Грачик,  не  в  силах
отвести  глаз  от  хорошо  заметных  штрихов  чернильного карандаша на
лезвии ножа.
     - Острая ношик! - согласился старик. - Уточка вырезать мошно...
     Процессуальный порядок требовал,  чтобы в  случае  предположения,
будто этот нож имеет отношение к расследуемому преступлению, он был со
всеми формальностями приобщен  к  делу.  Но  внутреннее  чутье  мешало
Грачику составить протокол и открыть рыбаку,  что его нож представляет
интерес для следствия.  Житель этих мест, рыбак, без сомнения, знает о
смерти Круминьша, он может что-нибудь сболтнуть. Именно этого Грачик и
боялся.  Он решил пойти на нарушение правил, зная, что придется дать в
этом ответ. Вынул из кармана и подбросил на ладони свой походный нож с
несколькими лезвиями и разными приспособлениями.
     - Не хотите ли поменяться!.. Я вам этот, а вы мне тот.
     Старик взял нож Грачика и  осмотрел  с  выражением  нескрываемого
недоверия к серьезности предложения.
     - Хорошая нож,  совсем отличная нож, - проговорил он. - Зашем вам
ее менять?
     - А мне нравится ваш.
     - Мошно сменять,  - усмехнулся старик, - а только фы долшен тогда
пару кило угрей от меня сабрать в притачу.
     - Угри  мне  не  нужны,  хватит  этого,  - и,  боясь,  что старик
передумает, Грачик поспешно сунул его нож в карман.
     Дальнейшими расспросами   Грачик   мало   чего   добился.  Старик
подозревал одного человека,  но не мог  его  назвать,  так  как  видел
только один раз и то мельком в лесу накануне угона челна.
     - Сторовый такой в хорошая пальто.
     - А в каком пальто?
     - Хороша пальто!
     - А точнее не помните?
     - Как не помню, я все помню.
     - Так скажите.
     - Я не портной, я не могу скасать. - Но подумав прибавил: - Очень
ряпый пальто.
     Грачик решил  не  настаивать,  чтобы  не  дать  рыбаку  пищи  для
раздумья  и  разговоров  о  слишком любопытном пришельце.  Челн рыбака
скрылся за камышами,  и тогда Грачик еще раз осмотрел доставшийся  ему
нож.  Фабричное  клеймо  с  самого  начала привлекло внимание Грачика:
взявшиеся за руки пляшущие человечки не нуждались в том,  чтобы их ему
представляли. Их родиной был Золинген.
     То, что Грачик услышал от рыбака о  "человеке  в  рябом  пальто",
заставило   его   снова   проделать   весь  путь  от  берега  к  месту
происшествия,  пристально вглядываясь в почву под  ногами.  Ведь  если
неизвестный пришел к лодке от места происшествия,  то где-нибудь могли
сохраниться его следы.  Но чем дальше шел берегом Грачик,  тем  меньше
оставалось у него надежды на их обнаружение. Земля в лесу была покрыта
толстым  слоем  сосновых  и  еловых  игл.  Подошва  в  них  вовсе   не
отпечатывалась.   Грачик  даже  попробовал  раз-другой  выдавить  след
собственной ноги.  Ковер из игл  был  упруг,  поверхность  его  тотчас
выправлялась  в прежнее состояние,  едва Грачик поднимал ногу.  Тем не
менее надежда найти хоть что-нибудь снова погнала Грачика к  воде.  Но
напрасно он до рези в глазах смотрел на песок,  - на обрыве он был так
сыпуч, что малейшее прикосновение ноги заставляло берег оседать целыми
тоннами.
     Грачик готов был уже отказаться от поисков, когда на узкой полосе
песка,  сохранявшего  некоторую  влажность благодаря близости к воде и
потому более устойчивого, наконец, заметил довольно ясный след ноги. С
осторожностью обходя этот след, чтобы не засыпать его, Грачик двинулся
дальше по берегу и скоро увидел еще  несколько  таких  же  отпечатков,
оставленных   длинной  мужской  подошвой.  Рисунок  следов  сохранился
относительно хорошо.  Этому  способствовала  пустынность  местности  и
защищенность  от ветров.  Тем не менее из-за короткого дождя последней
ночью некоторые детали,  разумеется, исчезли. Грачик понимал, что лишь
путем дальнейшей лабораторной работы,  сопоставив все следы и дополняя
их  друг  другом,  можно  будет  с  большей   точностью   восстановить
действительный  рисунок следа.  Но в этом-то он по первому впечатлению
почти не сомневался: след будет восстановлен.
     Все следы глядели в сторону дерева с цепью.  За деревом их больше
не было:  человек,  оставивший  их  на  берегу,  пришел  не  от  места
повешения  Круминьша,  а  совсем  с  другого направления.  Было ли это
осторожностью убийцы или он просто шел вдоль берега,  отыскивая  лодку
для переправы через реку,  решить сейчас было невозможно. У Грачика не
было с собой принадлежностей,  необходимых для снятия слепка со следа.
Поэтому он тщательно срисовал его и измерил.
     Когда он стал измерять расстояние между соседними следами,  чтобы
установить длину шага, то заметил характерную деталь: след левой стопы
не составлял к оси движения того же угла,  что  след  правой.  Измерив
угол той и другой,  Грачик убедился: ось левой стопы составляла угол в
31 градус с осью движения,  а ось правой стопы всего 28 градусов.  Так
как принято считать,  что 30-32 градуса - нормальный угол для мужчины,
то можно было сказать,  что правая стопа имела неправильное положение.
Шедший тут мужчина косолап на одну ногу! Это была важная примета.
     Сопоставив длину шага,  размер  обуви  и  другие  данные,  Грачик
пришел к выводу,  что след должен принадлежать именно такому человеку,
какого описал рыбак: большой рост, большой вес, средний возраст.
     Если бы   человек   был  молод,  характер  следов  был  бы  иным.
Поперечное расстояние между следами у молодежи бывает больше.
     Если бы  человек был стар,  шаг его не был бы так велик в длину и
следы были бы смазаны. Старики редко поднимают ноги с такой четкостью,
как этот.  Как правило, они, сами того не замечая, приволакивают ноги.
Чем больше возраст, тем яснее эта деталь сказывается в ходьбе.
     Одним словом,   именно   такие  следы  отлично  пристраивались  к
сведениям,  полученным от рыбака. Грачик был доволен открытием. Теперь
можно было отправиться в экскурсию по острову для его осмотра.
     Но, сделав было несколько шагов,  он остановился. Поспешно достал
добытый  у  рыбака  нож  и  принялся  его  снова,  более  внимательно,
разглядывать.  Не похож ли этот нож на  тот,  которым  Залинь  пытался
ударить Круминьша во время ссоры на берегу?  Нужно поскорее предъявить
его для опознания Луизе и Силсу!.. Вот будет номер, если...
     Грачик побоялся  довести  эту  мысль до конца:  разве по описанию
рыбака  приметы  широкоплечего,  сильного  человека  не   подходят   к
здоровому Залиню?..  Фу,  какая чертовщина!..  Настоящий скандал, если
рижские товарищи посмеются над московским простофилей,  ломавшим копья
за освобождение Залиня из-под стражи!
     Но нет, нет! Этого не должно быть!

     Солнце уже заканчивало свое ленивое путешествие  по  небу,  когда
Грачик  почувствовал,  что  нуждается  в  отдыхе.  Он  с удовольствием
устроил привал посреди двора большой заброшенной мызы. Она имела такой
вид,  будто хозяева,  покидая ее,  не оставили надежды сюда вернуться.
Ставни на окнах были тщательно закрыты,  поперек ворот амбара - набита
доска. Все имело необитаемый, но вместе с тем не безнадежно запущенный
вид.  Двор не был захламлен, кусты живой изгороди, окружавшей усадьбу,
носили  следы  не  столь  уж  давнего прикосновения ножниц.  Камышовая
крыша,  первое, что выдает своими прорехами осиротелость жилья, была в
порядке.
     Грачик приготовил хворост  для  костра  посреди  двора  и  поднял
крышку колодца,  чтобы набрать воды.  Ни цепи, ни веревки на вальке не
оказалось.  Грачик оглядел двор  в  надежде  понять,  где  могла  быть
спрятана  колодезная  веревка.  Ничего  подходящего не было видно.  Он
вернулся к колодцу с намерением опустить крышку, и тут его взгляд упал
на  гвоздь,  вбитый  с  внутренней  стороны сруба так,  словно к этому
гвоздю и должна  была  крепиться  веревка,  которую  искал  Грачик.  И
действительно,  на гвозде виднелся узел.  Но почему-то веревка не была
смотана в бухту,  как  это  делают  рачительные  хозяева.  Тонкая,  но
прочная,  крученая  веревка  уходила в темную глубину колодца.  Грачик
осторожно потянул ее.  Если к ней подвешено ведро, то оно, несомненно,
находилось под водой:  бечева легко выбиралась. Но вот раздался легкий
плеск,  и Грачик мог с уверенностью сказать:  ведра на бечеве не  было
(она  по-прежнему поднималась довольно легко),  подвешенный к ней груз
был невелик.
     Предмет, завернутый в тряпку и крепко обвязанный бечевой,  был на
ощупь похож на пистолет.  Грачик быстро размотал мокрую тряпку. В руке
его,  действительно, оказался пистолет "вальтер". Он был густо смазан,
и запах смазки показался Грачику странным.  Она была похожа на дамский
крем.
     В обойме,  вложенной  в  рукоять  пистолета,  не   хватало   трех
патронов.  Но  к  пистолету  была  привязана  еще  одна полная обойма.
Поразмыслив, Грачик решил, что не следует оставлять пистолет на месте.
Он спрятал "вальтер" в рюкзак и,  подобрав на дворе кирпич подходящего
веса, обернул его тряпкой и опустил сверток в глубину сруба. Очевидно,
рано или поздно владелец вернется за оружием, и если будет установлено
наблюдение за этим  колодцем,  владельца  пистолета  не  трудно  будет
задержать.  Раз  он  спрятал его,  да еще тщательно смазав,  то есть с
очевидным намерением сохранить в боевой готовности,  - значит  это  не
такой уж хороший человек.
     Рассуждая таким образом,  Грачик покинул хутор,  так и не разведя
костра.  Через  два  часа  он  был уже на пароме,  перевозившем его на
материковый  берег  протоки.  Еще  одна  проверка   жителей   острова,
немедленно   произведенная  районной  милицией,  ничего  не  дала  для
суждения о том,  кому мог бы принадлежать пистолет.  Все  жители  были
известны и не возбуждали подозрений.  По крайней мере, у милиции. Даже
одинокая женщина,  показавшаяся Грачику подозрительной,  не возбуждала
интереса у начальника района.
     - Если брать за шиворот всякого, кто пьет, то придется сунуть под
замок половину республики, - неприязненно сказал он Грачику.
     "В том числе тебя самого",  - подумал Грачик,  глядя на свинцовые
глаза  начальника  и  на  подозрительную синеву жилок на его носу.  Но
вслух только спросил:
     - Документы этой Минны Юдас зарегистрированы и проверены?
     По-видимому, и этот вопрос показался обидным начальнику района:
     - Может  быть,  вы полагаете,  что мы здесь,  в глухой провинции,
вообще не знаем своего дела?..
     - Ничего не бывает "вообще", - в свою очередь рассердился Грачик,
- существенно то,  что конкретно, вроде этой пьяницы Юдас. -