о,  в ком бьется жизнь.  А "ogni speranza"?!  - Кручинин говорил
все быстрей,  но голос его становился тише. Произнеся последние слова,
он нервно повел плечами и вцепился рукой в ручку кресла.  Крауш, чтобы
успокоить его, сказал: ("Оставь все надежды" (итал) (из "Ада" Данте).)
     - Перед тобой всегда надежда: отыскать истину.
     - Не знаю... Не уверен... - с горьким смешком ответил Кручинин.
     - В истине... или в надежде?
     - В надежде на истину... Убийцу можно наказать, но нельзя вернуть
жизнь убитому. Какая же тут истина и какая надежда?
     - Конечно,  надеяться на воскрешение мертвых - дело  безнадежное.
Но ты забыл о другой важной цели:  спасение потенциальных убийц от них
самих;  спасение жертв,  прежде чем над ними  поднялась  рука  убийцы.
Надежда на это всегда перед нами.
     - Значит,  это насчет "Speranza"?  Что ж...  -  Кручинин  оглядел
гостей и улыбнулся: - Прокурор выставил меня в роли защитника каких-то
пахнущих нафталином призраков  прошлого.  Наверно,  и  тебе,  Грач,  я
кажусь  старомодным.  Но  ты знаешь,  сегодня...  Нет не то слово:  не
сегодня, я вовсе не стыжусь того, что не забыл с гимназических лет:
                     Как хороши, как свежи были розы
                     В моем саду. Как взор прельщали мой,
                     Как я молил весенние морозы
                     Не трогать их холодною рукой!..
     Небось нынче  молодые  люди  не пишут таких вещей в альбомы своим
дамам.  - Кручинин с улыбкой взял руку Вилмы  и  поднес  к  губам.  Не
выпуская ее руки,  поднял взгляд на Грачика: - Кто-то говорил: "Грач -
птица весенняя".  Ты мой грач,  моя весенняя  птица.  Ты  мой  вестник
непременной  весны.  Со  сперанцией,  огромной,  блестящей,  с крылами
сказочной птицы!  - Кручинин сильным,  легким,  как всегда,  движением
поднялся с кресла: - Пора...
     - Куда? - в один голос воскликнули все трое.
     - Мы  же  еще  не выпили за ваше здоровье,  за нашего чародея!  -
растерянно проговорила Вилма.
     - Что ж,  можем выпить.  Заодно и за ученика чародея, за весеннюю
птицу Грача!..  А машину все-таки вызовите,  - Кручинин  посмотрел  на
часы. - Поезд не станет ждать.
     - Ничего не понимаю, что за поезд?! - проворчал Крауш.
     - Поезд, отходящий в двадцать пятнадцать.
     Грачик стоял и молча, в удивлении, глядел на Кручинина.
     - Я решил,  что именно сегодня, в этот день, который считается по
традиции целиком принадлежащим мне,  я имею право распоряжаться собою:
сегодня  начинается  мой  отпуск...  Или я не имею на него права?..  -
Кручинин оглядел приумолкших гостей.  В глазах каждого он мог прочесть
свое:  в удивленных глазах Грачика;  в мягких, лучащихся любовью, - но
любовью к другому,  - глазах Вилмы;  в серых глазах  Крауша  -  глазах
прокурора и солдата.
     - По крайней мере, скажи: куда ты едешь? - спросил Крауш.
     - Позвольте  мне  сохранить это в секрете...  - с улыбкой ответил
Кручинин. - Моя маленькая тайна.
     - Это невозможно!..  - крикнул было Грачик, но Кручинин остановил
его:
     - Ты и впрямь думаешь, что я не имею права на секрет?
     - Нил Платонович,  дорогой, - быстро зашептал Грачик, - пусть они
едут  на  вокзал  с вашими чемоданами,  а мы догоним их...  - умоляюще
заглянул ему в лицо снизу вверх: - Пожалуйста, джан...
     Кручинин поглядел на Вилму, хлопотавшую над дорожной закуской, на
сосредоточенную физиономию Крауша.
     - Ин ладно... А они пусть едут...

102. ГРАЧ - ПТИЦА ВЕСЕННЯЯ

     Кручинин с   удовольствием   чувствовал  на  своем  локте  хватку
Грачика.  Ему казалось,  что  даже  сквозь  толстый  драп  пальто  ему
передается тепло дружеского пожатия. Время от времени он взглядывал на
часы:  еще никогда не было так беспокойно,  что поезд уйдет без  него.
Перешли Даугаву.  До вокзала оставалось рукой подать. Налево от моста,
по ту  сторону  набережной  Комьяцнатнес,  где  за  оголенными  ветром
деревьями   бульвара  тщетно  пытаются  скрыться  старинные  постройки
католического  митрополичьего  подворья,  Грачик   заметил   небольшую
группу.  Она  привлекла его внимание.  Молодой глаз с профессиональной
цепкостью ухватил беспокойную настойчивость милиционера,  оттесняющего
нескольких  любопытных,  склонившиеся  над  тротуаром  фигуры  в белых
халатах и неподалеку автомобиль скорой помощи.
     Грачик остановился.   Машинально  поглядел  в  ту  же  сторону  и
Кручинин и тотчас почувствовал,  как ослабла рука молодого человека на
его локте. Искоса глянув на Грачика, Кручинин усмехнулся:
     - Не терпится? - Поглядел на часы. - Иди. На вокзале увидимся.
     - Я мигом, просто мигом! - смущенно, мыслями уже перенесясь туда,
где что-то случилось, пробормотал Грачик.
     Кручинин с улыбкой удовлетворения смотрел, как легко Грачик несет
свое молодое,  крепкое тело,  как  мелькают  подкованные  каблуки  его
тяжелых ботинок. Вздохнул и повернул к вокзалу.

     - Что  случилось?  -  спросил Грачик,  показывая милиционеру свое
удостоверение.
     - Удар в голову сзади...
     - Задержали?
     - Я заметил пострадавшего только сейчас...
     Грачик, протиснувшись   между   локтями   склонившихся    врачей,
посмотрел  на  раненого,  и  словно от взрыва из головы Грачика тотчас
вылетело все,  что там было: Кручинин, разговор о жизни, вокзал, поезд
-  задвигаемые  в  машину  носилки увозили отца Петериса Шумана!  Лицо
священника,  обычно такое  розовое,  было  теперь  покрыто  мертвенной
бледностью.  Нос,  всегда  казавшийся  Грачику  багровой картофелиной,
вдруг стал вовсе не круглым и не красным - он заострился и был  словно
вылеплен из гипса. Веки священника были опущены, но не до конца, - как
бывает у покойников.
     Одно мгновение  Грачик  глядел  на  это  лицо и резко обернулся к
врачу:
     - Это смерть?
     - Нет еще.
     - Мне необходимо задать ему вопрос.
     Врач отрицательно помотал головой.
     - Не теперь.
     Но Грачик уже склонился над Шуманом и как  можно  более  четко  и
внушительно проговорил в самое его ухо, ставшее очень большим и совсем
белым:
     - Отец Петерис... Это я, Грачьян... Кто вас ударил?
     Шуман сделал усилие  открыть  глаза,  и  его  губы  шевельнулись.
Грачик наклонился так близко, что почувствовал у своей щеки холод этих
губ. Он с трудом разобрал:
     - Нет... но его видел бог...
     - Отец Петерис...  - начал  было  снова  Грачик,  но  рука  врача
властно легла ему на плечо и отстранила от раненого:
     - Он не умер, но вы его убьете...
     - Он должен жить! - настойчиво проговорил Грачик.

     Под ударами   холодного  осеннего  ветра,  гулявшего  по  перрону
рижского вокзала,  Кручинин  вспомнил,  как  полгода  назад  стоял  на
Курском  вокзале  в  Москве  возле  сочинского поезда и тогда так же с
досадой думал о молодом человеке, которому отдал столько сил, которого
считал  почти  сыном  и  который  не  появлялся на вокзале,  чтобы его
проводить.  Обидно, что именно сегодня Грачик променял его на какое-то
уличное  происшествие!..  Он  рассеянно  посмотрел на шевелящиеся губы
Крауша,  силясь разобрать его слова сквозь грохот и визг  станционного
радио.
     Проводники уже  пригласили  отъезжающих  в  вагоны,  когда  Вилма
увидела Грачика на платформе: он несся к вагону, на ступеньке которого
стоял Кручинин.
     - Итак,  мы снова можем подытожить, - весело проговорил Кручинин:
- ком,  лавина,  туман и - нет ничего.  Это - они.  Город  в  цветущей
долине - это мы. Скала на ее пути - ты?.. Опять?
     - Если бы вы могли себе представить, что случилось...
     Но Вилма отстранила Грачика и ласково сказала Кручинину:
     - Теперь вы должны нам сказать: куда и на сколько едете?
     Кручинин взял ее руку и, поднося к губам, усмехнулся:
     - А мое право на секрет?..  - И тут,  неожиданно  наклонившись  к
Грачику, шепнул: - Я решил принять назначение.
     Никто из них не слышал свистка паровоза. Поезд тронулся.
     Кручинин приветственно  взмахнул  рукой  и  крикнул  через головы
провожающих:
     - Будь счастлив, Грач!.. Птица моей весны... Будь счастлив.
     Нагнав вагон, Грачик торопливо бросил:
     - Ранен Петерис Шуман... тяжело...
     - Жив?  - поспешно спросил Кручинин,  делая попытку спуститься на
ступеньку вагона.
     Поезд прибавлял ход.
     - Да,  да,  пока жив,  - крикнул Грачик,  ускоряя шаг. - Я думал,
что...
     Его дальнейшие  слова  поглотил  грохот  поезда.  Грачик побежал.
Кручинин,  нагнувшись,  протянул ему руку.  Хотел ли он попрощаться  с
молодым  другом или помочь ему вскочить в вагон?  Этого не понял никто
из окружающих.
     Грачик бросил быстрый взгляд на испуганное лицо Вилмы и с разбегу
вскочил на подножку вагона.
     Проводница с грохотом опустила стальной трап.
     - Ничего,  - спокойно сказал Крауш ошеломленной  Вилме.  -  Пусть
поговорят...  Интересно,  что  же такое случилось?..  - Взял Вилму под
руку и повел к выходу.