отступая пред нами,  а
едва танец окончился, он под каким-то предлогом покинул леди  Фрейзер  и
поспешил в прихожую, чтобы убедиться, что его ищейки на посту.
   Я смеясь опустился на стул подле Флоры.
   - Энн, кто там на лестнице? - прошептала она.
   - Два сыщика.
   Видели ли вы когда-нибудь голубку, попавшую в силки?
   - Черный ход! - подсказала она.
   - За ним, разумеется, тоже следят. Но проверим на всякий случай.
   Я вышел в гостиную, где подавали чай, и подозвал лакея.  Сторожит  ли
кто-нибудь черный ход? Этого он не знает. А быть может, за гинею он пот-
рудится узнать? Лакей вышел и мигом вернулся. Да, там стоит полицейский.
   - Одного молодого джентльмена хотят посадить в яму за долги, -  пояс-
нил я, припомнив это дикое и все еще не очень понятное мне выражение.
   - Я не шпион, - возразил лакей.
   Я воротился в залу и с возмущением обнаружил, что на моем месте подле
Флоры сидит наглец Шевеникс.
   - Дорогая мисс Флора, вам дурно? - Она и  вправду  побледнела  и  вся
дрожала, бедняжка. - Майор, она сейчас лишится чувств.  Скорее  отведите
ее в гостиную, а я пойду за миссис Гилкрист. Ее надобно увезти домой.
   - Не беспокойтесь, - пролепетала Флора. - Это ничего, пройдет.  Прошу
вас, не... - Тут она подняла на меня глаза и все поняла. - Да, да, я по-
еду домой.
   Она оперлась на руку майора, а я поспешил в  карточную  комнату.  Мне
посчастливилось: старая дама как раз поднималась  из-за  стола,  крытого
зеленым сукном, после очередного роббера. Ее партнером был наш  милейший
поверенный, и я увидел на столе пред нею кучку серебра, - она  выиграла,
и я мысленно возблагодарил судьбу, впервые за этот вечер мне повезло.
   - Миссис Гилкрист, - шепнул я, - мисс Флоре нездоровится: в зале  так
душно...
   - Что-то я не заметила никакой духоты. Здесь вполне хватает воздуху.
   - Но мисс Флора желала бы ехать домой.
   Старая дама хладнокровно пересчитала свой выигрыш и по одной опустила
монеты в бархатный ридикюль.
   - Двенадцать шиллингов и шесть пенсов, - объявила она. -  Вы  недурно
играете, мистер Робби. А теперь, мусью виконт,  пойдемте  поглядим,  что
там такое приключилось.
   Я повел ее в гостиную, мистер Робби последовал за нами. Флора полуле-
жала на софе в самом плачевном состоянии, едва ли не в  обмороке,  майор
суетился подле нее с чашкой чаю в руках.
   - Я послал Рональда за каретой, - сказал он.
   Миссис Гилкрист хмыкнула и загадочно на него поглядела.
   - Что ж, дело ваше, - сказала она. - Подайте-ка мне эту чашку да бла-
говолите принести нам из гардеробной шали. Жетоны ведь у вас. Ждите  нас
на лестнице.
   Едва майор удалился, невозмутимая старуха  помешала  ложечкой  чай  и
преспокойно выпила его, не сводя, впрочем,  глаз  с  племянницы.  Осушив
чашку, она поворотилась на миг спиною к мистеру Робби, и лицо ее  прест-
ранно сморщилось. Быть может, как говорят дети, чай попал у нее не в  то
горло?
   Но нет, мне почудилось, - да помогут мне Аполлон и все девять муз!  -
мне почудилось - хотя я не осмелился и никогда  не  осмелюсь  ее  о  том
спросить, - что миссис Гилкрист изо всех сил старалась мне подмигнуть!
   Тут вошел Рональд и объявил, что карета подана.
   Я проскользнул к двери и огляделся. Толпа в зале ничуть не  поредела,
все самозабвенно танцевали, кузен мой  оживленно  подпрыгивал  спиною  к
нам. Флора оперлась на руку брата, и все мы, осторожно продвигаясь вдоль
стены, чтобы не помешать танцующим, добрались до двери и вышли в  прихо-
жую, где нас уже ждал нагруженный шалями майор Шевеникс.
   - Вы с Рональдом посадите нас в карету и возвращайтесь  танцевать,  -
сказала старая дама майору. - А когда  повеселитесь  вдосталь,  кликнете
извозчика, он доставит вас домой. - Взгляд ее  остановился  на  сыщиках,
они о чем-то шептались за спиной у майора; она оборотилась ко мне и  чо-
порно кивнула. - Доброй ночи, сэр,  весьма  вам  признательна.  Впрочем,
обождите. Не будете ли вы столь любезны проводить нас до кареты?  Майор,
передайте-ка мистеру, как бишь вас, мою шаль.
   Я не осмелился поблагодарить ее даже взглядом. Мы двинулись  вниз  по
лестнице - впереди миссис Гилкрист, за нею Флора, поддерживаемая  братом
и мистером Робби; мы с майором замыкали шествие. Когда я шагнул на  пер-
вую ступеньку, рыжий сыщик рванулся было вперед. Я не сводил  взгляда  с
какого-то завитка на узорной шали миссис Гилкрист, но уголком глаза  за-
метил, как он тронул меня за рукав. Это прикосновение обожгло меня, точ-
но раскаленным железом. Но тут второй - Молескиновый жилет - дернул  ры-
жего за руку, и они опять зашептались. Я шел без шляпы, без плаща.  Вид-
но, они рассудили, что я ни о чем не подозреваю, просто провожаю дам  до
кареты и, несомненно, вернусь в залу. И они дали мне пройти.
   Едва мы оказались на шумной улице, я обежал карету  и  остановился  у
той ее дверцы, которую не видно было с крыльца. Рональд поспешил к куче-
ру (то был садовник Руби).
   - Мисс Флоре дурно. Гони домой во весь дух! - И он отскочил  назад  к
крыльцу.
   - Вот тебе гинея, только погоняй! - крикнул я с другой  стороны  и  в
темноте, под дождем сунул монету в мокрую ладонь Руби.
   - Это еще что? - Кучер оборотился на козлах, всматриваясь во тьму, но
я успел отпрянуть к подножке, однако дверцу уже захлопнули.
   - Вперед!
   Возможно, мне только померещилось, но одновременно с этим криком пос-
лышался голос Алена - он изрыгал проклятья где-то на лестнице  Благород-
ного собрания. Руби стегнул лошадей, и в тот же миг я рванул дверцу,  на
ходу впрыгнул в карету и... оказался на коленях у миссис Гилкрист.
   Флора подавила крик. Я быстро пересел на кучу ковров, лежавших на си-
денье напротив, и захлопнул дверцу. Миссис Гилкрист не проронила ни зву-
ка.
   Разумеется, мне следовало извиниться. Колеса с грохотом  подпрыгивали
на булыжной мостовой Эдинбурга, карету немилосердно трясло, стекла  дре-
безжали. Свет уличных фонарей не проникал внутрь, только грозный профиль
моей покровительницы всякий раз смутно вырисовывался на тусклом  желтею-
щем четырехугольнике окошка и вновь тонул в непроглядной тьме.
   - Сударыня, позвольте мне объясниться... хоть сколько-нибудь смягчить
ваше негодование... вполне естественное, разумеется...
   Ухаб, другой... И по-прежнему в карете мертвая тишина! Я не знал, что
делать. Руби гнал во всю мочь, и мы уже оставили позади последние редкие
островки света на Лотиан-роуд.
   - Я надеюсь, сударыня, еще пять минут... и если  только  вы  позволи-
те...
   Для вящей убедительности я протянул руку. В темноте она коснулась ру-
ки Флоры. Наши трепетные пальцы сомкнулись. Прошло пять, десять  блажен-
ных секунд. В этой душной тишине кровь в наших жилах, казалось,  пела  в
едином ритме: "Люблю, люблю тебя!"
   - Мусью Сент-Ив, - раздался наконец размеренный голос. (Флора вырвала
свою руку из моей.) - Насколько я могу разобраться в ваших делах - ежели
в этой путанице вообще можно разобраться, в чем я сильно сомневаюсь, - я
как будто только что оказала вам услугу, и притом уже вторую.
   - Услугу эту, сударыня, я не забуду до самой смерти.
   - Будем надеяться. Но только благоволите и сами не забываться.
   Мы проехали еще мили полторы-две в  полном  молчании,  и  тут  миссис
Гилкрист с треском опустила окошко и высунула в ночь  голову  в  круглом
чепце.
   - Руби!
   Кучер натянул поводья.
   - Здесь джентльмен выйдет.
   Это было очень мудро, ибо мы приближались  к  "Лебяжьему  гнезду".  Я
поднялся.
   - Миссис Гилкрист, у вас доброе сердце, а женщины умнее я никогда еще
не встречал.
   - Хм, - только и услышал я в ответ.
   Выходя из кареты, я оборотился, чтобы в  последний  раз  пожать  руку
Флоре, и нога моя запуталась в чемто мягком, что потянулось  за  мною  и
выпало на дорогу. Я нагнулся, поднял это, и тут дверца с треском захлоп-
нулась.
   - Сударыня... ваша шаль!
   Но кони взяли в галоп, меня обдало грязью, и я так и  остался  стоять
на холодной пустынной дороге.
   Я не сводил глаз с удалявшихся красных фонариков кареты, а когда  они
с последний раз подмигнули и исчезли, вновь послышался стук колес, и  на
дороге со стороны Эдинбурга замерцали две пары больших желтых фонарей. Я
едва успел метнуться вбок, перескочить через какой-то забор на размокший
под дождем луг и притаиться, скрючившись, причем в моих  бальных  туфлях
хлюпала вода, как тотчас мимо вскачь промчались два наемных  экипажа,  в
косых струях дождя мелькнули их огни, кучера бешено  нахлестывали  лоша-
дей.
 
 
   ГЛАВА XXXII
   ЧТО ПРОИЗОШЛО В ПЯТНИЦУ УТРОМ. ГОРДИЕВ УЗЕЛ РАЗРУБЛЕН
 
   Я вытащил часы. Слабый луч луны, едва заметный отсвет,  упал  на  ци-
ферблат. Четырнадцать минут второго!
   "Второй час ночи, темно и пасмурно!"
   Мне вспомнился зычный голос ночного сторожа: вот так же выкликал он в
ночь нашего побега из Замка, и это эхом отозвавшееся воспоминание, каза-
лось, отметило последний час одного бесконечно долгого рокового дня моей
жизни. И в самом деле, с той далекой ночи стрелки словно описали  полный
круг и вернулись к исходной точке. Я  пережил  зарю,  встретил  день,  я
грелся в лучах людского уважения и вновь - игрушка в руках судьбы - очу-
тился в ночном мраке, в зловещей тени проклятого Замка, все так же прес-
ледуемый законом, а надежды на спасение стало еще меньше,  и  мне  негде
было приклонить голову - разве что укрыть ее яркой узорной шалью  миссис
Гилкрист. И я подумал,  что  за  долгий,  долгий  день  этот  я  столько
странствовал, подвергался стольким опасностям, - и все  лишь  для  того,
чтобы сменить горчично-желтую одежду арестанта на узорную шаль  и  фрак,
который никак не вязался ни с шалью, ни со здешним климатом. Веселый за-
дор, овладевший мною на балу, воинственный дух, трепет прощального  при-
косновения руки Флоры - все погасло. С моря  наползал  туман,  и  я  по-
чувствовал себя белкою в колесе, ибо все усилия  мои  оказались  тщетны.
Да, то был час безрадостных раздумий.
   Вернее сказать, не один, а семь  безрадостных  часов,  -  ведь  Флора
должна была прийти только в восемь, да и то, если  ей  удастся  обмануть
двойной кордон соглядатаев. А куда податься и что делать  до  восьми?  В
город идти нельзя. По соседству - ни одной знакомой души, правда, где-то
поблизости "Привал охотников". Но даже если я его найду  (хотя  в  таком
тумане это будет нелегко), могу ли я рассчитывать на теплый прием, когда
подниму хозяина с постели и он увидит, что весь  мой  багаж  состоит  из
шерстяной узорной шали? Еще, чего доброго, подумает,  что  я  ее  украл!
Ведь я нес ее вниз по лестнице прямо на глазах у сыщиков, а узор этот ни
с каким другим не спутаешь, и уж, верно, во всей округе второй такой ша-
ли не сыщется, ее, конечно, все знают, изображенную  на  ней  орифламму,
которая развевается над натюрмортом из разных молочных продуктов и соло-
довых напитков, трактирщик, разумеется, тот же час узнает и ничего хоро-
шего обо мне не подумает. Такую шаль никак не  посчитаешь  частью  моего
туалета, и она уж никак не может сойти за дар любви.  Правда,  под  этим
кровом собираются подчас всевозможные сумасброды  -  взять,  к  примеру.
Шестифутовых верзил. Но какой это охотник появится среди ночи в  жабо  и
жилете, расшитом незабудками? Кроме того, за "Привалом охотников",  воз-
можно, следят. Да следить станут и за всеми остальными домами в округе.
   Кончилось тем, что я всю ночь просидел на раскисшем от  дождя  склоне
холма. Превосходнейшая миссис Гилкрист! Я завернулся в мантию этой дамы,
отличавшейся истинно спартанским духом, и скорчился на большом валуне, а
дождь поливал мою непокрытую голову и стекал по носу,  он  наполнял  мои
бальные туфли, пробирался за шиворот и даже игриво  струился  по  спине.
Безжалостный лисенок - нечистая совесть - терзал меня немилосердно, и  я
никак не мог от него отделаться и лишь крепче стискивал зубы,  когда  он
вгрызался мне в самое сердце. Один раз я даже с укором воздел руки к не-
бесам. И словно открыл душ. Небеса щедро окатили глупца потоком слез,  а
он сидел весь мокрый и думал: до чего же он глуп! Однако  те  же  небеса
милостиво скрыли его жалкую фигуру от всего остального мира, и я припод-
ниму лишь уголок этой завесы.
   Ночь была наполнена воем ветра в  скрытых  тьмою  оврагах  и  ропотом
струй, что сбегали по склону холма. Дорога тянулась у моих ног, ярдах  в
пятидесяти ниже камня, на котором я сидел. Часу в третьем (как я  прики-
нул) в той стороне, где лежало "Лебяжье гнездо", появились  фонари,  они
быстро приближались, и наконец подо мною с грохотом прокатили два  наем-
ных экипажа и скрылись во влажной опаловой дымке, окутавшей  вдали  огни
Эдинбурга. Я слышал, как бранился один из кучеров, и понял, что мой щед-
рый кузен испугался непогоды и преспокойно отправился  с  бала  прямо  в
отель Дамрека, чтобы улечься в постель, предоставив погоню за мной своим
наемникам.
   После этого - представьте! - я урывками засыпал и вновь просыпался. Я
следил, как луна в туманном ореоле катилась по небу, и вдруг видел перед
собою багровое лицо и угрожающий перст  мистера  Роумена,  и  принимался
объяснять ему и мистеру Робби, что,  предлагая  мне  заложить  мое  нас-
ледство за летающее помело, они не принимают в расчет действующую модель
Эдинбургского замка, которую я, прихрамывая, таскал  с  собою  на  цепи,
точно каторжник ядро. Потом я мчался вместе с Роули в малиновой  карете,
и мы прорывались сквозь тучу красногрудых малиновок... и тут я пробудил-
ся: птицы и вправду щебетали вокруг, а над холмом вставала заря.
   Говоря по чести, силы мои почти иссякли.
   В этот час, когда мужество мне изменило, да еще холод и дождь,  будто
сговорясь, обрушились на меня, я едва не лишился рассудка; к тому же са-
мый обыкновенный голод терзал меня ничуть не меньше  угрызений  совести.
Наконец, закоченевший,  измученный,  не  в  силах  думать,  действовать,
чувствовать, я поднялся с камня, на  котором  претерпел  такую  муку,  и
сполз вниз, на дорогу. Оглядевшись вокруг, не видно ли  где  сыщиков,  я
заметил на расстоянии двух пистолетных выстрелов или даже менее того до-
рожный столб, на котором что-то белело - какая-то полуоторванная афишка.
Чудовищная мысль! Неужто за голову Шандивера объявлена награда? Поглядим
хотя бы, как его там расписывают. Впрочем, по правде сказать, влекло ме-
ня туда не любопытство, а самый низменный страх. Я думал, что после этой
ночи ничто уже не заставит меня дрожать, но, покуда шел  к  висевшей  на
столбе бумажонке, понял, что глубоко заблуждаюсь.
   НЕОБЫКНОВЕННЫЙ
   ПОДЪЕМ В ВОЗДУХ
   НА ГИГАНТСКОМ ВОЗДУШНОМ ШАРЕ "ЛЮНАРДИ"!!!
   Дипломированный профессор Байфилд, всемирно  известный  представитель
наук Аэростатики и Аэронавтики, имеет честь сообщить знатным и благород-
ным господам Эдинбурга и его окрестностей...
   Это было внезапное и радостное потрясение - я снова почувствовал поч-
ву под ногами, как выразился бы воздухоплаватель Байфилд. Я воздел  руки
к небесам. Я разразился сатанинским смехом, который оборвался  рыданием.
От смеха и рыданий мое изможденное тело дрожало, как лист, и я  брел  по
полю неверными шагами, качаясь из стороны в сторону под напором  неудер-
жимой бессмысленной веселости. Один раз посреди очередного приступа сме-
ха я вдруг стал как вкопанный и невольно  подивился  звуку  собственного
голоса. Просто непостижимо, как у меня хватило воли и  соображения  доп-
лестись наконец до условленного места встречи  с  Флорой.  Впрочем,  тут
ошибиться было невозможно: сквозь туман вырисовывались очертания продол-
говатого низкого холма, увенчанного еловой  рощицей,  которая  к  западу
сходила на нет, как спинной плавник огромной рыбины.  Я  не  раз  прежде
смотрел на него с другой стороны, а в день, когда Флора стояла рядом  со
мною во дворе Замка и показывала на дымок, вьющийся из трубы  "Лебяжьего
гнезда", я глядел прямо сквозь эти ели. Только с этой стороны вдоль  то-
го, что можно было бы назвать рыбьим хвостом, тянулась трещина, а по ней
шла тропа в старую каменоломню.
   Я добрался туда чуть ранее восьми. Каменоломня лежала влево от  троп-
ки, которая вилась дальше вверх по северному склону холма. На тропке мне
показываться не следовало. Я отошел от нее ярдов на  пятьдесят  и  шагал
взад и вперед, от нечего делать считая шаги, ибо стоило мне хоть на  ми-
нуту остановиться, как холод вновь пробирал меня до костей. Раза  два  я
сворачивал о каменоломню и стоял там, разглядывая прожилки в вырубленной
породе, потом вновь принимался мерить шагами свои шканцы  и  поглядывать
на часы. Десять минут девятого! Вот глупец, вообразил,  что  ей  удастся
провести стольких соглядатаев! А голод все сильней давал себя знать...
   Покатился камешек... легкие шаги по тропинке...
   Сердце мое екнуло. Это она! Она пришла, и земля снова расцвела, точно
под легкой стопою богини природы, ее тезки. Объявляю вам со всей серьез-
ностью: едва она появилась, погода стала улучшаться.
   - Флора!
   - Мой бедный Энн!
   - Шаль мне весьма пригодилась, - сказал я.
   - Ты умираешь с голоду!
   - Как это ни грустно, ты недалека от истины.
   - Я так и знала. Взгляни, дорогой. - Из-под  грубой  серой  шерстяной
шали, накинутой на голову и плечи, Флора достала корзиночку и торжеству-
юще протянула мне. - Лепешки еще не остыли, я завернула  их  в  салфетку
сразу, как только сняла с огня.
   Она повела меня в каменоломню. Я благословлял ее догадливость;  в  ту
пору я еще не знал, что первое побуждение женщины, когда любимый человек
в беде, - накормить его.
   Мы разостлали салфетку на большом камне и разложили на ней наши  яст-
ва: лепешки, овсяный пирог, крутые  яйца,  поставили  бутылку  молока  и
фляжку шотландского виски. Наши руки не раз встречались, пока мы  накры-
вали этот нехитрый "стол". То был наш первый в жизни  семейный  завтрак,
первый завтрак нашего медового месяца, шутил я: "Да, я умираю от голода,
но пусть умру, а все равно не прикоснусь к еде, коль ты не разделишь  ее
со мною". И еще: "Я что-то запамятовал, сударыня, пьете  ли  вы  сладкий
чай". Мы склонились друг к другу над камнем, что заменил нам стол, и ли-
ца наши сблизились. Много, много дней пришлось  мне  потом  жить  одними
лишь воспоминаниями об этом первом поцелуе, о каплях дождя на  ее  прох-
ладной щеке и влажном локоне... воспоминание это живо и по сей день.
   - Просто диву даюсь, как тебе удалось от них убежать? - спросил я.
   Флора отложила лепешку, от которой для виду откусывала крохотные  ку-
сочки.
   - Дженет, наша работница с молочной фермы, ссудила мне платье, шаль и
эти башмаки. Она всегда в шесть часов выходит доить  коров,  а  нынче  я
вышла из дому вместо нее. Туман тоже мне помог. Они ужасные.
   - Ты права, дорогая. Шевеникс...
   - Я не про него, я об этих тряпках. А бедные коровы  так  и  остались
недоенными.
   - Коровы молчать не станут... - Я поднял стакан. -  Будем  надеяться,
что они сумеют привлечь внимание двух наемных сыщиков и двух доброхотов.
   - Скорее надо надеяться на тетушку, - возразила  Флора  и  улыбнулась
своей удивительной, прелестной улыбкой, которая тут же угасла.
   - Но нам нельзя терять времени, Энн. Их так много против тебя одного,
и они ведь совсем близко! О, будь же серьезен!
   - Ты говоришь сейчас совсем как мистер Роумен.
   - Ради меня, милый! - Она с мольбой сжала руки. Через "стол"  я  взял
их в свои, разжал и поцеловал ладони.
   - Любимая, - сказал я, - покуда туман не рассеялся...
   - Он уже рассеивается.
   - Не будем его торопить. Покуда туман не рассеялся, мне надобно пере-
сечь долину и как можно дальше пройти по дороге, где гоняют  скот,  если
ты мне объяснишь, как туда добраться.
   Флора отняла у меня одну руку, сунула ее за корсаж платья  и  достала
пачку ассигнаций!
   - Боже милостивый! - воскликнул я. - А ведь я совсем про них  запамя-
товал!
   - Нет, ты неисправим, - вздохнула Флора.
   Ассигнации были туго свернуты и зашиты в мешочек из  желтого  промас-
ленного шелка. Я подержал в р