гнев; думаю, он испытывал то же. Мы  смерили
друг друга взглядом.
   - Забавное положение, - заметил майор.
   - Вы правы, - отвечал я. - Но позвольте сказать вам прямо: ваши  уси-
лия будут напрасны, и предупредить вас об этом мой  долг,  ибо  вы  были
добры к узнику Шандиверу.
   - Вы хотите сказать, что сердце молодой леди уже занято и судьба ока-
залась благосклоннее к вам? - заметил  Шевеникс  с  усмешкой.  -  Весьма
признателен. Но откровенность за откровенность: выслушайте же и вы меня.
Честно ли это, деликатно ли, достойно ли порядочного человека -  компро-
метировать молодую девушку вниманием, которое, как вы и  сами  прекрасно
понимаете, ни к чему хорошему привести не может?
   Я молчал: я просто не находил слов.
   - Прошу прощения, но я вас покидаю, - продолжал Шевеникс. - Надо  по-
лагать, разговор наш бесплоден, а меня ждет беседа более приятная.
   - Да, - сказал я. - Вы правы, говорить нам с вами не о чем.  Вы  бес-
сильны, связаны по рукам и ногам путами чести. Вы знаете, что меня обви-
няют ложно, да если бы и не знали, вы  мой  соперник,  и  потому  у  вас
только два выхода: либо молчать, либо совершить подлость.
   - Этого я бы не сказал, - возразил майор, побледнев. -  Мое  терпение
может лопнуть. - И он направился туда, где среди унылых желторотых юнцов
сидела Флора, мне же оставалось лишь последовать за ним да по пути неми-
лосердно корить себя за недостаток самообладания.
   Замечали ли вы когда-нибудь, как тушуются молодые люди, еще  не  дос-
тигшие двадцати лет, при одном появлении мужчин постарше - лет  двадцати
пяти и более? Едва подошли мы с майором, как желторотые  юнцы  бежали  с
поля брани, даже не подумав сопротивляться; правда, иные  еще  помешкали
неподалеку с видом глупейшим и беспомощным, но затем скрылись и  они,  и
перед Флорой остались только мы двое. В этом углу залы от дверей  слегка
тянуло сквозняком, и Флора накинула пелерину на обнаженные плечи и руки;
обшитый темным мехом край пелерины оттенил ее дивную кожу, и она как  бы
засияла в лучах света, а лицо от волнения вспыхнуло румянцем... Поистине
Флора была ослепительна! Какую-то долю секунды она переводила взор с од-
ного поклонника на другого и словно колебалась. А затем обратилась к мо-
ему сопернику.
   - Вы, разумеется, приедете на бал в Благородное собрание, майор Шеве-
никс? - спросила она.
   - Боюсь, что нет; в этот вечер я, вероятно, буду занят, - отвечал Ше-
веникс. - Долг превыше всего, превыше даже удовольствия танцевать с  ва-
ми, мисс Флора.
   Несколько времени мы беседовали о каких-то безобидных пустяках, - ка-
жется, о погоде - потом разговор как-то коснулся войны. Никто в этом  не
был повинен, просто война была у всех на языке, и упоминания  о  ней  не
удалось избежать.
   - С театра военных действий поступают хорошие вести, - сказал майор.
   - Вести эти хороши, пока положение не меняется, - возразил я. - Но не
выскажет ли нам мисс Флора свое мнение о войне? Конечно, она восхищается
победителями, но не примешивается ли сюда и малая толика жалости  к  по-
бежденным?
   - О да, сэр! - с живостью отвечала Флора. - И отнюдь  не  малая.  Мне
кажется, с девушками о войне говорить не  следует.  Я  ведь  волей-нево-
лей... как бы это сказать... не воин. Зачем же напоминать мне о том, что
приходится совершать другим, и о том, как они страдают? Это просто несп-
раведливо.
   - У мисс Гилкрист нежное, истинно женское сердце, - заметил майор.
   - Напрасно вы так в этом уверены! - вскричала  Флора.  -  Я  была  бы
очень рада, если бы мне позволили сражаться!
   - На чьей же стороне? - спросил я.
   - Вы еще спрашиваете! - горячо воскликнула она. - Ведь я шотландка.
   - Она шотландка, - повторил майор, выразительно глядя на меня. -  Она
вас жалеет, но в этом вам никто не позавидует.
   - А я упиваюсь каждой каплей ее жалости, - возразил я. - Ведь жалость
- сестра любви.
   - Что ж, давайте спросим у нее самой. Мисс Гилкрист решать, а  нам  -
покорно склоняться перед ее решением. Скажите, мисс Флора, что  ближе  к
любви - восхищение или жалость?
   - Полноте, - прервал я, - будем говорить прямее.
   Нарисуйте перед дамой всю картину, без утайки: опишите вашего кавале-
ра, а я опишу моего - и пусть мисс Флора сделает выбор.
   - Кажется, я вас понимаю, - сказал Шевеникс. -
   Что ж, попробуем. Вы полагаете, что женское сердце прежде всего подв-
ластно жалости и родственным ей чувствам. Нет, я более высокого мнения о
женщинах. Я убежден, что тот, кого женщина полюбит, должен сначала заво-
евать ее уважение: он тверд, ему смело можно довериться; он  горд;  если
угодно, быть может, суховат... но превыше всего тверд. Вначале она будет
глядеть на него с сомнением, но под конец поймет, что лицо его,  суровое
для остального мира, смягчается для нее одной. Прежде всего доверие, го-
ворю я. Так любит женщина, достойная героя.
   - О да, сэр, он у вас большой честолюбец и несомненный герой, -  ска-
зал я. - Мой кандидат проще и, смею думать, человечнее. Он и сам не осо-
бенно уверен в себе и не обладает столь необыкновенной твердостью, чтобы
ею восхищаться; он видит прекрасное лицо, слышит милый голос - и вот без
всяких пышных слов он уже влюблен. О чем же ему просить, как не о  сост-
радании, о сострадании к его слабости, к его любви,  которая  составляет
всю его жизнь! Для вас женщина всегда в подчинении у героя,  она  должна
глядеть на него снизу вверх, а он стоит, точно мраморное изваяние,  зад-
равши нос! Но господь бог мудрее вас, и даже самый неколебимый ваш герой
может в конце концов оказаться всего лишь человеком. А теперь  выслушаем
приговор королевы, - закончил я, оборотясь к Флоре,  и  низко  пред  нею
склонился.
   - Но как же королеве судить, кто из вас прав? - спросила Флора. - Мне
придется дать ответ, который вовсе не послужит ответом  на  ваш  вопрос.
Кто прикажет ветру, куда дуть? Кто прикажет девушке, кого любить?
   Говоря это, она закраснелась, и мои щеки тоже вспыхнули, ибо я  услы-
шал в ее словах признание, и сердце мое переполнилось радостью. Шевеникс
же побледнел.
   - Вы превращаете жизнь в весьма опасную лотерею, сударыня,  -  сказал
он. - Но я не стану отчаиваться. Наперекор всему  я  отдаю  предпочтение
чести и безыскусственности.
   И должен признать, что в эту минуту он был на диво хорош и  в  то  же
время презабавно походил на мраморную статую с задранным носом, с  кото-
рою я его сравнил.
   - Просто понять не могу, как это у нас зашел такой разговор, - молви-
ла Флора.
   - Из-за войны, сударыня, - сказал майор Шевеникс.
   - Все дороги ведут в Рим, - заметил я. - О чем же еще мы  с  мистером
Шевениксом можем разговаривать?
   Тут я ощутил позади себя в комнате какое-то оживление, суету, но  от-
несся к этому без должного внимания - и совершенно напрасно! Флора пере-
менилась в лице, поспешно замахала веером; глаза ее жалобно молили  меня
о чем-то; я с несомненностью понял, что она от меня чего-то ждет...  Не-
ужто она хочет, чтобы я отступил и оставил поле брани сопернику? Ну нет,
не бывать этому! Наконец она в нетерпении поднялась.
   - Мне кажется, вам пора откланяться, мистер Дьюси, - сказала она.
   Но я не видел к тому никакой причины и так прямо и сказал.
   - Моя тетуш-к-а вышла из карточной комнаты, - был устрашающий ответ.
   Во мгновение ока я откланялся и был таков. В дверях я на секунду  ог-
лянулся и имел честь узреть величественный профиль и  лорнет  в  золотой
оправе: миссис Гилкрист выплывала из карточной комнаты. При  виде  ее  у
меня словно выросли крылья, сам не помню, как я вылетел вон; через мину-
ту я уже стоял на тротуаре на
   Касл-стрит, а надо мною сияли освещенные окна,  в  которых,  точно  в
насмешку, мелькали тени тех, кто остался на вечере у мистера Робби.
 
 
   ГЛАВА XXIX
   ЧТО ПРОИЗОШЛО ВО ВТОРНИК. СЕТЬ ЗАТЯГИВАЕТСЯ
 
   Этот день начался с неожиданности. Сев завтракать, я обнаружил у сво-
его прибора письмо, адресованное "его милости Эдуарду Дьюси", и в первое
мгновение перепугался свыше всякой меры. Поистине нечистая совесть  всех
нас обращает в трусов! Я вскрыл письмо; это оказалась всего лишь записка
от мистера Робби, а в нее вложен был пригласительный билет на четверг на
бал в Благородное собрание. Вскоре после завтрака, когда я курил  сигару
у окна гостиной и понемногу приходил в себя, а Роули, выполнив свои нем-
ногочисленные обязанности, сидел неподалеку и с воодушевлением дудел  на
флажолете, явно питая пристрастие к самым высоким нотам, нежданно явился
Рональд. Я предложил ему сигару, пододвинул для него кресло к  камину  и
заставил сесть... я чуть было не сказал, удобно расположиться в нем,  да
не хочу грешить против истины: Рональд сидел как на  иголках,  долго  не
мог решить, взять ли у меня сигару или  отказаться,  а  когда,  наконец,
взял, то снова очутился перед неразрешимой задачей, то ли  ее  закурить,
то ли вернуть мне. Я сразу же понял, что ему надобно о  чем-то  со  мной
поговорить и притом не по своей воле, и готов был  побиться  об  заклад,
что тут не обошлось без майора Шевеникса.
   - Ну вот вы меня навестили, - заметил я с холодной  любезностью,  ибо
отнюдь не желал облегчать ему разговор. Если он и вправду выполняет  по-
ручение моего соперника, я поведу с ним честную игру, но уж, конечно, не
дам никаких преимуществ.
   - Собственно, я бы хотел побеседовать с вами  наедине,  -  начал  Ро-
нальд.
   - Извольте, - сказал я. - Роули, поди-ка в спальню. Однако,  дружище,
- продолжал я, обращаясь к Рональду, - такое начало меня  пугает.  Наде-
юсь, ничего дурного не случилось?
   - Скажу начистоту, - отвечал Рональд. - Я, и правда,  очень  встрево-
жен.
   - Держу пари, я знаю причину! - вскричал я. - И держу пари, что  могу
вас выручить!
   - Что вы хотите сказать? - спросил озадаченный Рональд.
   - У вас, верно, нужда в деньгах, - пояснил я, - и могу вас  заверить,
вы пришли как раз туда, куда нужно. Если  вам  понадобился  какой-нибудь
пустяк - ну, скажем, сотня фунтов или около того, вам стоит только заик-
нуться. Они всегда к вашим услугам.
   - Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, - отвечал  Рональд.  -
По совести сказать, хоть я и не пойму, как вы догадались, я и правда по-
издержался. Только я пришел говорить с вами совсем не об этом.
   - Конечно, конечно! - вскричал я. - Об этом  и  говорить  нечего.  Но
помните, Рональд: я всегда готов помочь вам всем, чем могу.  Помните,  в
свое время вы оказали мне такую услугу, что я вам друг навеки. И раз  уж
мне посчастливилось получить изрядное наследство, вы меня очень обяжете,
если хоть столь малую его долю станете считать своею.
   - Нет, - сказал Рональд. - Я не могу принять от вас эти деньги,  пра-
во, не могу. Да и пришел я к вам совсем по другому делу. Речь  пойдет  о
моей сестре, Сент-Ив, - тут он покачал головой и поглядел на меня с  уг-
розою.
   - Вы уверены, что деньги вам сейчас не нужны? - настаивал  я.  -  Они
здесь, при мне, и к вашим услугам, извольте, хоть пятьсот фунтов,  хоти-
те? Ну, да ладно, когда они вам понадобятся, просто приходите и берите.
   - Ах да перестаньте вы ради бога! - с досадой вскричал Рональд.  -  Я
пришел для весьма неприятного разговора, а как мне  к  нему  приступить,
если вы не даете слова сказать? Я уже говорил, речь пойдет о моей  сест-
ре. Вы и сами понимаете, дальше так продолжаться не может. Своим  внима-
нием вы ее только компрометируете, это все равно ни к чему не  приведет,
и вообще я бы ни одной моей родственнице не позволил с вами знаться, не-
подходящий вы человек, вы и сами должны это понимать. Мне  до  крайности
неприятно говорить вам все это, Сент-Ив... как будто бьешь лежачего... и
я сразу сказал майору, что все это мне ужасно претит. Но так  или  иначе
вам пришлось бы это выслушать. Ну, а теперь все сказано и, надеюсь,  нам
больше незачем об этом говорить, мы ведь оба джентльмены.
   - Компрометирует... ни к чему не приведет... неподходящий  человек...
- повторял я задумчиво. - Да, кажется, я вас понимаю и потому не замедлю
поступить en regle.
   Я встал и отложил сигару.
   - Мистер Гилкрист, - продолжал я с поклоном, - в ответ на ваши вполне
естественные замечания имею честь просить у вас руки вашей сестры. У ме-
ня есть титул, - этому у нас во Франции не придают особого значения,  но
род мой очень древний,  а  это  высоко  ценится  в  любой  стране.  Могу
предъявить вам герб, на котором запечатлены тридцать два союза между бе-
зупречно родовитыми семействами моих  предков.  Мне  предстоит  получить
весьма недурное состояние: доход моего дядюшки - примерно тридцать тысяч
фунтов в год, хотя, признаюсь, я не удосужился узнать точнее. Во  всяком
случае, не менее пятнадцати тысяч, а пожалуй, ближе к пятидесяти.
   - Сказать можно что угодно, - заметил Рональд и снисходительно  улыб-
нулся. - К сожалению, все это пока еще воздушные замки.
   - Извините, вполне земные, - в Бакингемшире, - тоже с улыбкой  возра-
зил я.
   - Видите ли, дорогой мой Сент-Ив, вы же ничего не можете доказать,  -
продолжал Рональд. - А вдруг все это вовсе не так? Вы меня понимаете? Вы
не можете представить нам свидетеля, который подтвердил бы ваши слова.
   - Ах вот оно что! - воскликнул я, вскочил и кинулся к столу. -  Прошу
прощенья. - Я написал на листке бумаги адрес Роумена. - Вот мои  доказа-
тельства, мистер Гилкрист. И до тех пор, пока вы не напишете  ему  и  не
получите отрицательный ответ, я имею право на то, чтобы со мною  обходи-
лись, как с джентльменом, более того, я на этом настаиваю.
   Рональду ничего не оставалось, как переменить тон.
   - Простите меня, Сент-Ив, - сказал он. - Поверьте, я вовсе  не  хотел
вас оскорбить. Но в том-то ведь и беда: что я бы ни сказал вам  об  этом
деле, всякое мое слово звучит оскорбительно. Еще раз прошу прощенья, это
не моя вина. Но, во всяком случае, вы и сами  должны  понять,  что  ваше
предложение просто... просто немыслимо, дружище! Это вздор какой-то! На-
ши страны воюют друг с другом, да вы еще вдобавок военнопленный!
   - Мой предок во времена Лиги женился на гугенотке из Сентонжа,  прое-
хал двести миль по вражеской стране, чтобы увезти свою  невесту,  и  это
оказался очень счастливый брак.
   - А еще... - начал Рональд, посмотрел на огонь в камине и умолк.
   - Что же еще? - спросил я.
   - Еще эта история с... с Гогла, - пробормотал Рональд, все еще  глядя
на жар в камине.
   - Что?! - вскричал я, резко выпрямляясь в кресле. - Что вы сказали?
   - История с Гогла, - повторил Рональд.
   - Рональд, - сказал я, - это не вы придумали. Это не  ваши  слова.  Я
знаю, откуда они идут: вам вложил их в уста какой-то негодяй!
   - Как-то трудно с вами говорить, Сент-Ив! - воскликнул Рональд. -  Ну
зачем вы меня мучаете? И какой толк оскорблять других? Повторяю вам  яс-
ным и понятным языком: ни о каком браке с моей сестрой не может  быть  и
речи, я и слушать не стану, пока вас обвиняют в таком ужасном преступле-
нии. Как же вы сами этого не понимаете? В жизни не слыхал  ничего  неле-
пее! И вы еще заставляете меня пререкаться с вами!
   - Значит, вы, молодой солдат или почти солдат, отвергаете мое предло-
жение только потому, что я дрался на дуэли и  в  честном  поединке  имел
несчастье убить противника? Так ли я вас понял? - вопросил я.
   - Но послушайте! - взмолился Рональд. - Конечно, вы  можете  истолко-
вать мои слова, как вам вздумается. А я должен верить вам на слово,  что
это была настоящая дуэль. Конечно, я не  могу  сказать  вам,  что...  то
есть... ну, вы же понимаете, в том-то и суть! Так ли все это было на са-
мом деле? Ведь я-то ничего этого не знаю!
   - А я имею честь вам это сообщить, - сказал я.
   - Но поймите, другие говорят прямо противоположное!
   - Они лгут, Рональд. Придет время, и я вам это докажу.
   - Короче говоря, человек, которому настолько не повезло,  что  о  нем
ходят такие толки, не может стать моим зятем! - в отчаянии вскричал  Ро-
нальд.
   - А знаете, кто будет моим первым свидетелем в суде? Артур  Шевеникс,
- объявил я.
   - Мне все равно! - закричал он, вскочил с кресла и вне себя  принялся
шагать по комнате. - Чего вы добиваетесь, Сент-Ив? Что это такое  в  са-
мом-то деле? Право, дурной сон какой-то!  Вы  сделали  предложение  моей
сестре, и я вам отказал. Мне оно не нравится, я не согласен; да хоть  бы
я и согласился, что за важность... согласился или отказал.  Тетушка  все
равно и слушать об этом не станет! Поймите же, другого ответа вам не бу-
дет!
   - Не забывайте, Рональд, что мы играем с огнем, - сказал я. - Предло-
жение руки и сердца - предмет деликатный, с этим надо обходиться с осто-
рожностью. Вы мне отказали и объяснили свой отказ несколькими причинами.
Первая - я мошенник, вторая - наши страны воюют между  собой,  третья...
Нет, дайте мне договорить, вы ответите, когда я кончу. Итак, третья -  я
бесчестно убил - по крайности так про меня говорят -  этого  Гогла.  Так
вот, мой милый, приводя подобные доводы, вы ступаете на скользкую почву.
Надо ли говорить, как бы я принял эти обвинения из любых других уст,  но
сейчас руки у меня связаны. Я исполнен столь  глубокой  благодарности  к
вам, не говоря уже о моей любви к вашей сестре, что вы можете оскорблять
меня совершенно безнаказанно. Мне больно слушать вас, очень больно, но я
должен все это сносить и не могу защищаться.
   Поначалу Рональд все пытался меня перебить, когда  же  я  кончил,  он
долго молчал.
   - Знаете, Сент-Ив, - сказал он наконец, - пожалуй,  мне  лучше  уйти.
Все это было весьма, неприятно. Я, собственно, вовсе не собирался  гово-
рить вам ничего такого и прошу меня извинить. Я глубоко вас уважаю,  так
глубоко, как только джентльмен может уважать джентльмена. Я  лишь  хотел
сказать вам... хотел объяснить, что повлияло на мое решение, короче  го-
воря, этот брак невозможен. Но в одном не сомневайтесь: сам-то я  ничего
против вас не сделаю. Хотите пожать мне руку на прощанье? - вдруг  выпа-
лил он.
   - Да, - сказал я, - разговор был не из  приятных,  согласен,  но  кто
старое помянет, тому глаз вон. До свидания, Рональд.
   - До свидания, Сент-Ив, - ответил юноша. - Мне от души жаль. -  И  он
ушел.
   Окна моей гостиной выходили на север, но из окна прихожей открывалась
площадь, и я видел, как Рональд вышел из дома и уныло побрел по тротуару
и как вскоре к нему подошел  -  кто  бы  вы  думали?  -  майор  Шевенике
собственной персоной! Тут я еле удержался от улыбки, ибо им тоже, конеч-
но, предстоял пренеприятный разговор, и я, казалось, слышал  их  голоса,
холодные и резкие, точно скрещивающиеся клинки, и старый, как мир,  при-
пев: "Говорил я вам!" и "А я говорил вам: не надо!" Конечно,  они  почти
ничего не выиграли от этого посещения, но ведь и я от него только проиг-
рал, да вдобавок разгорячился и пал духом. Рональд упорно стоял на своем
и отказал мне. Правда, иного я и не ожидал, но от этого положение мое не
стало лучше. Теперь я твердо знал, что в то время, покуда я вынужден на-
ходиться во Франции, здесь воспользуются любыми  средствами,  перевернут
небо и землю, лишь бы убедить Флору отвергнуть  навязчивого  француза  и
стать женой Шевеникса. Конечно, она будет противиться. Но все  же  мысль
эта не давала мне покоя, и я решил предупредить Флору и подготовить ее к
борьбе за наше счастье.
   Напрасно было пытаться увидеть ее сейчас же, но я дал себе слово, что
вновь отправлюсь в "Лебяжье гнездо" едва стемнеет. А пока  надобно  было
собираться в дальний путь. Здесь, в Эдинбурге, я находился в четырех ми-
лях от моря, и, однако, мысль обратиться с улыбкой на устах и  с  камнем
за пазухой к первым встречным рыбакам настолько меня отталкивала, что  я
уже готов был вновь отправиться в северные графства  и  еще  раз  посту-
чаться к Берчелу Фенну. Но для этого понадобятся деньги; после того, как
я отдал все ассигнации Флоре, у меня оставалось еще около тысячи пятисот
фунтов. Вернее, я ими и располагал и не располагал, ибо  после  обеда  у
мистера Робби поместил все