Виконт не должен вас видеть:
это было бы губительно. Пока ему известно только, что вы на него похожи,
- этого тоже сверхдостаточно. Если возможно, было бы очень хорошо, чтобы
он не знал, что вы здесь, в доме.
   - Уверяю вас, это совершенно невозможно, - сказал  я.  -  Кое-кто  из
слуг явно держит его сторону, пожалуй, даже состоит у него на жалованье,
к примеру, Доусон.
   - Я тоже так думаю! - воскликнул Роумен. - И к тому же, - прибавил он
в ту самую минуту, как лошадей первой кареты круто осадили перед  порти-
ком, - слишком поздно. Вот и он.
   Мы стояли и тревожно прислушивались к разнообразным звукам, что  воз-
никли в безмолвном дотоле доме: хлопали, отворяясь и затворяясь,  двери,
совсем близко и в отдалении слышались торопливые  шаги.  Было  очевидно,
что для всех домочадцев приезд моего кузена - поистине событие, едва  ли
не торжество. И вдруг среди этой отдаленной и невнятной суматохи  разда-
лись быстрые, легкие шаги. Они приближались, становились все  отчетливей
- вот они уже на лестнице, в коридоре, вот затихли у моей двери,  и  тут
же раздался негромкий, торопливый стук.
   - Мистер Энн, мистер Энн! Впустите меня, сэр! - услышал я голос  Роу-
ли.
   Мы впустили его и мигом снова заперли дверь.
   - Это он самый, сэр, - запыхавшись, вымолвил
   Роули. - Прикатил.
   - То есть виконт? - переспросил я. - Мы так и полагали. Еще что, Роу-
ли? Выкладывай! У тебя еще какие-то новости, по лицу вижу!
   - Верно, мистер Энн, - сказал мой слуга. - Мистер
   Роумен, сэр, ведь вы ему друг, правда?
   - Да, Джордж, я ему друг, - отвечал Роумен  и.  к  величайшему  моему
удивлению, положил руку мне на плечо.
   - Так вот, стало быть, - сказал Роули, - мистер
   Поуль пристал ко мне с ножом к горлу! Чтоб я заделался доносчиком!  Я
знаю, он с самого начала метил меня к этому делу приспособить! С  самого
начала видать было, чего ему надо... все ходит вокруг да около,  говорит
все обиняками да намеками! А нынче ввечеру взял да напрямик  и  выложил!
Чтоб я ему вперед говорил все, что вы собираетесь делать; и вон что дал,
чтоб я не думал, будто задаром стараюсь. - И Роули показал нам монету  в
полгинеи. - Ну, я, понятно, взял! Почернеть мне и посинеть!  -  закончил
он словами той шуточной клятвы и искоса глянул на меня.
   Он совсем забылся и сам уже  это  почувствовал.  Выражение  его  глаз
мгновенно изменилось: из многозначительного стало умоляющим, то был  уже
не сообщник, а провинившийся, и с этой минуты перед нами предстал образ-
цовый, отлично вымуштрованный слуга.
   - Почернеть и посинеть?! - повторил стряпчий. -
   Он что, бредит?
   - Нет, - возразил я, - просто он мне кое о чем напоминает.
   - Что ж, надеюсь, на него можно положиться, - сказал Роумен.  -  Так,
значит, ты тоже друг мистеру Энну? - спросил он юнца.
   - С вашего позволения, сэр, - отвечал Роули.
   - Это несколько неожиданно, - заметил Роумен, - но, мне кажется,  ему
можно верить. Я полагаю, он малый честный. Его родители - честные  люди.
Ну-с, Джордж Роули, можешь воспользоваться случаем и, не мешкая, отрабо-
тать эту монету: поди скажи мистеру Поулю, что  твой  господин  пробудет
здесь самое малое до завтрашнего полудня, а то и дольше.  Скажи,  что  у
него здесь еще миллион дел, а еще того более - дел, которые нельзя долж-
ным образом оформить, иначе как у меня в конторе на  Хай  Холборн-стрит.
Вот что... Давайте-ка с этого и начнем, - продолжал он, отпирая дверь. -
Разыщи... мистера Поуля и все ему передай. И единым духом назад, я  хочу
поскорей расхлебать эту кашу.
   Едва Роули вышел, адвокат взял понюшку табаку и взглянул на меня чуть
подобревшим взглядом.
   - Ваше счастье, сэр, что лицо ваше говорит само за  себя,  оно  лучше
любого рекомендательного письма. Возьмите хоть меня: я  старый  воробей,
меня на мякине не проведешь, и я берусь за ваше весьма беспокойное дело;
или возьмите этого деревенского паренька: у него достало  ума  не  отка-
заться от подкупа и достало преданности прийти и рассказать вам об этом.
И всему причиной, я думаю, ваша наружность. Хотел бы я знать, какое впе-
чатление она произведет "а присяжных!
   - И как она понравится палачу, сэр? - спросил я.
   - Absit omen [39], - благочестиво произнес мистер Роумен.
   И тут я услышал звук, от которого у меня душа ушла  в  пятки:  кто-то
осторожно нажимал на ручку двери - проверял, заперто ли. А мы  до  этого
не слышали никаких шагов. С тех пор, как ушел Роули, в нашем крыле  дома
стояла полнейшая тишина. И у нас были все основания полагать, что, кроме
нас, здесь никого нет, и тем самым, кто бы ни стоял сейчас  под  дверью,
он пришел тайком, а стало быть, намерения у него недобрые.
   - Кто там? - крикнул Роумен.
   - Прошу прощения, это я, сэр, - послышался вкрадчивый голос  Доусона.
- Я от виконта, сэр. Он бы весьма желал переговорить с вами по делу.
   - Передайте ему, Доусон, что я скоро приду, -  сказал  поверенный.  -
Сейчас я занят.
   - Благодарю вас, сэр! - был ответ.
   И мы услышали, как его шаги медленно удаляются по коридору.
   - Да, - сказал мистер Роумен, понизив голос  и  сохраняя  напряженную
позу человека, который весь обратился в слух, - там и еще  кто-то  идет.
Уж я не ошибусь!
   - А ведь вы правы! - сказал я. - И "от что  неприятно:  мне  кажется,
второй остался где-то поблизости. Во всяком случае, по лестнице спускал-
ся только один.
   - Гм... мы окружены? - спросил поверенный.
   - Осада en regle! [40] - воскликнул я.
   - Отойдемте подальше от двери, - предложил Роумен, - и обсудим  поло-
жение, черт его дери. Безусловно, Ален сейчас подходил к двери. Он наде-
ялся войти, словно бы случайно, и посмотреть, что вы за птица.  Ему  это
не удалось, и теперь важно понять: остался ли он сам на часах  у  дверей
или оставил Доусона?
   - Вне всякого сомнения, он остался сам. Но с какой целью? Не  собира-
ется же он торчать под дверью всю ночь!
   - Если бы только можно было ни на что не обращать внимания, -  вздох-
нул мистер Роумен. - Но тут-то и сказывается уязвимость  вашей  позиции,
будь она неладна. Мы ничего не можем предпринять в  открытую.  Я  должен
переправить вас из этой комнаты и из этого дома  тайком,  точно  контра-
бандный товар; а как за это взяться, ежели к вашей двери приставлен  ча-
совой?
   - Волнением делу не поможешь, - сказал я.
   - Ни в коей мере, - нехотя согласился он. - И подумать только, не за-
бавно ли, что в ту самую минуту, когда ваш кузен явился, чтобы  увидать,
с кем он имеет дело, я как раз говорил о вашей наружности? Если помните,
я говорил, что ваше лицо нисколько не хуже рекомендательного письма. Хо-
тел бы я знать, окажет ли оно на мсье Алена то же  действие,  что  и  на
всех нас... хотел бы я знать, какое впечатление вы произведете на него?
   Мистер Роумен сидел в кресле у камина спиной к окнам, я же,  опустив-
шись на колени, машинально подбирал рассыпанные по ковру ассигнации, как
вдруг в нашу беседу вторгся медоточивый голос:
   - Самое наилучшее, мистер Роумен. Он просит включить его в  тот  круг
поклонников, который, судя по вашим словам, уже существует.
 
 
   ГЛАВА XIX
   ВСЯ ПРАВДА О ТОМ, КАКАЯ КАША ЗАВАРИЛАСЬ В ЭМЕРШЕМЕ
 
   В мгновение ока мы с поверенным вскочили  на  ноги.  Мы  позаботились
закрыть и запереть главные врата нашей цитадели, но, к несчастью,  оста-
вили открытыми ворота для вылазок - ванную комнату; оттуда-то и  прозву-
чали вражеские трубы. Наши оборонительные сооружения оказались  без  на-
добности: нас атаковали с тылу. Я только и успел шепнуть мистеру  Роуме-
ну: "Хороша картинка, нечего сказать!" - на каковые слова он ответил жа-
лостным взглядом, словно бы говоря: "Не бейте лежачего". И я тут же  об-
ратил взор на своего врага.
   На нем была шляпа чуть набекрень, с очень  высокой  тульей  и  узкими
изогнутыми полями. Густые кудри выбивались из-под нее, точно у  ярмароч-
ного шута, и выглядело это просто неприлично. Он  щеголял  в  просторном
бобриковом пальто с капюшоном, какие носят ночные сторожа, зато  подбито
оно было дорогим мехом и слегка распахнуто,  чтобы  все  видели  сорочку
тончайшего полотна, пестрый жилет и усыпанные драгоценными камнями часо-
вую цепочку и брелок. Нога была обута - хоть сейчас  на  выставку.  Пос-
кольку самые разные люди, которых никак нельзя было заподозрить в сгово-
ре, отмечали наше сходство, я, разумеется, не могу полностью  его  отри-
цать. Но, должен признаться, сам я его не заметил. Бесспорно, иные сочли
бы, что кузен мой красив - красою картинной, пышной, в  которой  главную
роль играла осанка, выразительный профиль и вызывающая манера держаться;
легко представить, как эдакий франт, разодетый в пух и  прах,  красуется
на трибунах во время скачек или с важным видом прогуливается  по  Пикка-
дилли и пожирает взглядом всякую проходящую мимо женщину, а все  разнос-
чики угля в восхищении пялят на него глаза. Сейчас лицо его, помимо  во-
ли, выдавало его чувства. Он  был  мертвенно-бледен,  губы  его  кривила
улыбка, вернее, злобный оскал, в котором явственно сквозила такая жгучая
ненависть, что я был потрясен, но вместе с тем невольно собрал  все  му-
жество для предстоящей схватки. Он смерил меня взглядом, затем снял шля-
пу и отвесил поклон.
   - Мой кузен, я полагаю? - сказал он.
   - Имею честь состоять в сем лестном родстве, - отвечал я.
   - Напротив, это мне весьма лестно, - возразил он, и голос его  задро-
жал.
   - Сколько я понимаю, мне следует принять вас со всем радушием, - ска-
зал я.
   - Вот как? - удивился он. - Эта скромная обитель спокон веку была мо-
им домом. И вы напрасно утруждаете себя обязанностями хозяина. Право же,
роль эта куда более к лицу мне. И, кстати, я не  могу  отказать  себе  в
удовольствии сделать вам комплимент. Для меня приятная неожиданность ви-
деть вас в платье джентльмена и убедиться, - при этом он глянул на  рас-
сыпанные по полу ассигнации, - что ваши нужды уже столь щедро удовлетво-
рены.
   Я поклонился ему, и улыбка моя, должно быть, дышала не меньшей  нена-
вистью.
   - Нуждающихся в нашем мире такое множество, - сказал я. - Благотвори-
телю приходится делать выбор. И вот один облагодетельствован, а другому,
который ничуть не богаче, а быть может, даже весь в долгу, как в  шелку,
приходится уйти ни с чем.
   - Злоба - очаровательное свойство, - сказал он.
   - И зависть, вероятно, тоже? - был мой ответ.
   Виконт, по всей видимости, почувствовал, что в этом поединке  ему  не
удастся взять надо мною верх; возможно, он даже испугался, что  потеряет
власть над собой, хотя с самого начала разговора изо всех сил держал се-
бя в узде. Во всяком случае, при последних моих словах он резко  отворо-
тился от меня и с оскорбительным высокомерием спросил поверенного:
   - С каких это пор вы позволяете себе распоряжаться в этом доме,  мис-
тер Роумен?
   - Не возьму в толк, о чем вы говорите, - возразил Роумен.  -  Никаких
распоряжений я не отдавал, по крайности таких, которые не входили  бы  в
круг моих обязанностей.
   - Тогда по чьему же приказу меня не впускают в комнату дяди? - вопро-
сил мой кузен.
   - По приказу доктора, сэр, - отвечал Роумен. -
   И я полагаю, даже вы согласитесь, что у него есть на это право.
   - Поосторожней, мистер законник! - воскликнул
   Ален. - Не забывайтесь. Ваше положение отнюдь не так прочно, как  вам
кажется, милейший. Я нисколько не удивлюсь, ежели за нынешние ваши труды
вам откажут от места, и в следующий раз я увижу вас где-нибудь у  дверей
трактира и швырну вам милостыню, чтоб вам было на что залатать ваши рва-
ные локти. Так это доктор распорядился закрыть предо  мною  двери?  Нет,
меня не проведешь! Нынче вечером вы занимались с графом  делами,  и  сей
бедствующий молодой человек тоже получил аудиенцию,  во  время  которой,
как я рад заметить, самолюбие не помешало ему позаботиться о своей выго-
де. Хотел бы я знать, чего ради вы  понапрасну  пытаетесь  увильнуть  от
прямого ответа?
   - Ну что ж, не стану отпираться, - сказал мистер Роумен, -  или,  как
вам угодно было выразиться, увиливать. Приказание это исходит от  самого
графа. Он не желает вас видеть.
   - Ив этом я должен поверить на слово Дэниелу Роумену? - спросил Ален.
   - За отсутствием свидетелей, внушающих вам большее доверие, -  сказал
Роумен.
   От этих слов по лицу моего кузена прошла судорога, и я отчетливо слы-
шал, как он заскрипел зубами, но заговорил он, к моему удивлению,  почти
добродушно:
   - Послушайте, мистер Роумен, не будем мелочны! - Он пододвинул стул и
сел. - Вы меня обошли, я понимаю. Вы представили своего  наполеоновского
солдата, и, ума не приложу, как это случилось, но он, видимо, был принят
благосклонно. Чтобы поверить этому, мне не требуется иных доказательств,
довольно и того, что он в буквальном смысле слова осыпан  деньгами  -  я
полагаю, он их раскидал, обуянный восторгом, ведь он никогда еще не  ви-
дывал столько золота. Перевес покуда на вашей стороне, но  игра  еще  не
окончена. Возникнут вопросы о беззаконном влиянии, и секвестре,  и  про-
чее; мои свидетели ждут только знака. Я говорю вам об этом  без  стесне-
ния, ибо из моих слов вы не можете извлечь для себя никакой выгоды; и уж
если до того дойдет, у меня есть все основания надеяться, что  я  возьму
верх, а вас погублю.
   - Поступайте, как угодно, воля ваша, - отвечал Роумен, - но  вот  мой
совет: лучше вам ничего такого не затевать. Вы только выставите себя  на
посмешище, только понапрасну истратите деньги, которых у вас не  так  уж
много, и покроете себя позором.
   - Вот тут-то вы допускаете столь свойственную  людям  ошибку,  мистер
Роумен! - заметил Ален. - Вы презираете вашего противника. Сделайте  ми-
лость, рассудите, сколько неприятностей я могу вам доставить, если поже-
лаю. Рассудите, как неприглядно выглядит ваш protege [41] - беглый воен-
нопленный! Но я крупный игрок. Я брезгую такими мелкими преимуществами.
   При этих словах мы с Роуменом  обменялись  торжествующими  взглядами.
Очевидно, Ален еще ничего не знал о поимке Клозеля и о том, что  негодяй
меня изобличил. Страх наконец отпустил поверенного, и он тот же час  пе-
ременил тактику. С видом самым небрежным он взял все еще  валявшуюся  на
столе газету.
   - Я полагаю, мсье Ален, что вами  руководит  некое  заблуждение.  По-
верьте мне, вы бьете мимо цели. Вы как будто  намекаете  на  возможность
какого-то соглашения. Я весьма от этого далек. Вы  подозреваете,  что  я
склонен вести с вами какую-то игру, скрывать от вас  истинное  положение
дел. Но ведь я не вправе раньше времени или  слишком  подробно  излагать
вам то, что, вынужден заметить, чревато для вас крайне  серьезными  пос-
ледствиями. Нынче вечером ваш дядя уничтожил свое  прежнее  завещание  и
составил новое в пользу вашего кузена Энна. Более того, если желаете, вы
можете услыхать это из его собственных уст! Это я, во всяком случае, го-
тов взять на себя, - прибавил поверенный, вставая. - Не угодно ли после-
довать за мною, господа?
   Мистер Роумен так стремительно вышел из комнаты, и Ален  так  стреми-
тельно последовал за ним, что я едва успел подобрать оставшиеся  деньги,
сунуть их в сумку и запереть ее, после чего даже бегом насилу догнал их,
пока они еще не скрылись в лабиринте коридоров дядюшкиного дома.  Должен
признаться, шел я с двойственным чувством, ибо стоило мне вспомнить, что
мои сокровища остались под защитой всего лишь жалкой крышки и замка, ко-
торый ничего не стоит отомкнуть или сломать, меня бросало в жар.  Роумен
привел нас в какую-то комнату, просил посидеть, покуда он посовещается с
доктором, и скрылся за другой дверью, оставив нас с Аленом наедине.
   Поистине Ален с первой минуты знакомства даже и не  пытался  снискать
мое расположение: каждое его слово было  проникнуто  недружелюбием,  за-
вистью и тем презрением, которое можно сносить, не чувствуя себя унижен-
ным, ибо оно порождено злобой. Что до меня, я тоже не скрывал неприязни,
однако вдруг ощутил жалость к этому человеку, хоть и знал, что он  наем-
ный шпион. Судьба обошлась с ним несправедливо - ведь он был воспитан  в
уверенности, что неизбежно и по праву получит это огромное наследство, а
теперь, в самую последнюю минуту, его вышвыривают вон и бросают на  про-
извол судьбы - нищего и в долгах, в тех самых долгах, о которых я только
что так неблагородно ему напомнил. И, едва мы остались одни, я  поспешил
выкинуть флаг перемирия.
   - Поверьте, кузен, - сказал я, - у меня нет ни  малейшей  охоты  быть
вам врагом.
   Он остановился передо мною - он не сел, когда предложил ему  поверен-
ный, а ходил взад-вперед по комнате, - взял понюшку табаку и поглядел на
меня чуть ли не с любопытством.
   - Вот до чего дошло? - спросил он. - Неужто я  так  взыскан  судьбой,
что даже удостоился вашей жалости?  Бесконечно  вам  признателен,  кузен
Энн! Но подобные чувства не всегда бывают  взаимны,  и  предупреждаю:  в
день, когда я возьму вас за горло, пощады не ждите, я  сверну  вам  шею.
Знакомо вам такое обращение? - спросил он с непередаваемой наглостью.
   Это было уж слишком.
   - Мне знакомы также пистолеты, - отвечал я, смерив его взглядом.
   - Нет, нет, нет! - сказал он, предостерегающе подняв палец. - Когда и
как вам отомстить - это уж я выберу по своему вкусу. Мы достаточно близ-
кая родня и, вероятно, неплохо понимаем друг друга, и знаете,  почему  я
не распорядился, чтобы вас арестовали, как только вы прибыли в этот дом,
почему солдаты не ждали вас в засаде за первыми  же  кустами,  чтобы  не
дать вам сюда проникнуть? Ведь я знал все; на моих глазах этот  крючкот-
вор Роумен строил козни, стараясь меня вытеснить, но  просто  я  еще  не
выбрал способ мщения.
   Тут его прервал звон колокольчика. Мы удивленно прислушались и  почти
сразу услышали шарканье множества  ног:  какие-то  люди  поднимались  по
лестнице и проходили по коридору мимо нашей комнаты.  Надо  думать,  нам
обоим одинаково не терпелось отворить  дверь  и  выглянуть,  но  в  при-
сутствии другого каждый сдерживал свое любопытство; и мы молча, не  дви-
гаясь, ждали до той минуты, покуда не воротился Роумен  и  не  пригласил
нас к дядюшке.
   По узкому коридору с несколькими поворотами он наконец привел  нас  в
комнату больного, к самому изголовью постели. Я, кажется, забыл сказать,
что покои графа были весьма просторны. Сейчас здесь  толпились  слуги  и
все прочие домочадцы, от доктора и священника до мистера Доусона и  эко-
номки, от мистера Доусона до Роули и до самого последнего ливрейного ла-
кея в белых чулках, до самой последней пухленькой горничной  в  опрятном
платье и чепчике, до последнего конюха в кожаном фартуке. Вся эта разно-
шерстная публика или почти вся (а я, право, был  удивлен,  увидав  такое
многолюдное сборище) чувствовала себя сейчас не в своей тарелке;  расте-
рянные и смущенные люди переминались с ноги на  ногу,  ошалело  таращили
глаза, а те, что жались по углам, подталкивали друг друга локтями и  ис-
подтишка ухмылялись. Дядюшка же, которого приподняли на  подушках  выше,
нежели когда  я  видел  его  в  первый  раз,  был  поистине  внушительно
серьезен. Едва мы появились у его изголовья, он громким голосом обратил-
ся ко всем присутствующим:
   - Призываю вас всех в свидетели - вы меня  слышите?  -  призываю  вас
всех в свидетели, что я признаю своим наследником и преемником вот этого
джентльмена, которого все вы видите впервые, виконта Энна  де  Сент-Ива,
моего племянника по младшей линии. И призываю вас также в свидетели, что
по причинам весьма серьезным, о которых я предпочитаю умолчать, я  отка-
зался от своего прежнего решения и лишил  наследства  сего  джентльмена,
всем вам хорошо известного виконта де Сент-Ива. Я  должен  также  объяс-
нить, почему вынужден был столь неожиданно вас обеспокоить,  я  бы  даже
сказал, доставить вам неприятность, ибо оторвал вас от ужина. Мсье Алену
угодно было угрожать мне тем, что он будет оспаривать мое завещание;  он
заявил, будто среди вас есть достойные доверия лю