а, я ответил бы  ее  величеству
то, что я имел несчастье ответить вам.
   Сказавши это, офицер почтительнейше пожелал спокойной ночи и медленно
возвратился на свой пост.
   - Мы погибли! - сказала королева своему деверю, беря его за руку.
   Тот не ответил.
   - А кому-нибудь известно, что вы ушли?  -  после  минутного  молчания
спросил он.
   - Не знаю! - отвечала  королева.  -  Я  за  дверью,  а  завтра  из-за
невинного поступка разразится ужасный скандал. В окружении короля у меня
есть враг, и я его прекрасно знаю!
   - Да, в окружении короля у вас есть враг,  сестричка,  это  возможно.
Так вот, у меня есть мысль... Э, черт побери, не глупее же я  его,  хотя
он и образованнее меня!
   - Кто - он?
   - Черт возьми! Его высочество граф Прованский <Граф Прованский - брат
Людовика XVI, впоследствии король Людовик XVIII.>!
   - Ах, так вы согласны со мной, что он - мой враг?
   - Да разве он не враг всего  юного,  всего  прекрасного,  всего,  что
может.., то, чего не может он?
   - Брат! Вы что-нибудь знаете об этом приказе?
   - Может быть, и знаю; но  прежде  всего  уйдем  отсюда  -  тут  холод
собачий! Идемте со мной, дорогая сестра!
   - Куда же?
   - Вот увидите: в  такое  местечко,  где,  во  всяком  случае,  тепло;
идемте, а по дороге я расскажу вам,  что  я  думаю  по  поводу  закрытия
двери. Ах, граф Прованский, мой дорогой и  недостойный  братец!..  Дайте
мне руку, сестра, возьмите меня за другую руку, мадмуазель де Таверне, и
повернем налево!
   Все трое двинулись в путь.
   - Так вы говорите, граф Прованский?.. - произнесла королева.
   - Так вот, сегодня вечером, поужинав у короля, он  прошел  в  большой
кабинет; днем король долго разговаривал с графом Гаагским, а вас  мы  не
видели.
   - В два часа я уехала в Париж.
   - Я это прекрасно знал; король же, - простите, что я скажу  вам  это,
дорогая сестра, - думал о вас не больше, чем о  Гарун-аль-Рашиде  и  его
великом визире  Джаффаре,  и  беседовал  о  географии,  как  вдруг  граф
Прованский  сказал:  "Я  хотел  бы  засвидетельствовать   мое   почтение
королеве".
   - Ах, ax! - произнесла Мария-Антуанетта. "Королева ужинает у себя!" -
отвечал король. "Ах, вот как, а я думал, она в Париже!" -  прибавил  наш
братец.
   "Нет, она у себя", - спокойно возразил король. "Я только  что  был  у
нее, но меня даже не приняли", - возразил граф Прованский.
   Тут я увидел, что король нахмурил брови. Он отпустил и брата, и  меня
и, когда мы  вышли,  наверное,  осведомился  о  вас.  Людовик,  как  вам
известно, не любит выходок; он, должно быть, захотел  вас  видеть,  его,
нужно думать, к вам не впустили и он, конечно, что-то заподозрил.
   - Совершенно верно: госпожа де Мизери получила распоряжение никого не
впускать.
   - Ну, вот видите!.. Чтобы удостовериться, что вы отсутствуете, король
несомненно отдал этот строгий приказ, который выставил нас за дверь.
   - Согласитесь, граф, что это ужасный поступок!
   - Соглаш.., но вот мы и пришли.
   Принц положил руку на изящную резную панель.
   Дверь отворилась.
   Королева взглянула на мадмуазель де Таверне как человек, который идет
на риск; она переступила порог с одним  из  тех  движений,  которые  так
очаровательны у женщин и которые хотят сказать:  "Полагаюсь  на  милость
Божию!"
   Дверь бесшумно закрылась за ними.
   - Сестра! - сказал граф д'Артуа. - Это моя холостяцкая квартира: один
я могу сюда проникнуть и проникаю всегда один.
   - Почти всегда, - заметила королева.
   - Нет, всегда!
   - Лучше уж помолчим об этом, - садясь в кресло, сказала королева. - Я
ужасно устала. А вы, бедняжка Андре?
   -  Ох,  я  падаю  от  изнеможения,  и  если  вы,   ваше   величество,
разрешите...
   - Конечно, конечно, дорогая, - сказала королева, -  садитесь  и  даже
ложитесь: его высочество граф д'Артуа предоставляет эти апартаменты  нам
- не правда ли. Карл?
   - В полное распоряжение, сударыня!
   - Одну минутку, граф, еще одно слово!
   - Какое?
   - О том, как нам вернуться во дворец.
   - О том, чтобы вернуться ночью, нечего и думать,  коль  скоро  приказ
отдан. Но приказ, отданный на ночь, теряет  свою  силу  утром;  в  шесть
часов двери откроются!  выйдите  отсюда  без  четверти  шесть.  Если  вы
захотите переодеться, то в шкафах вы  найдете  длинные  женские  накидки
всех цветов и всех покроев; входите же, как я  сказал  вам,  во  дворец,
подите к себе в опочивальню и ложитесь, а об остальном не беспокойтесь.
   - Но ведь вам тоже необходимо пристанище, а ваше мы у вас украли.
   - Пустяки! У меня остается еще три таких же! Королева рассмеялась.

Глава 7

АЛЬКОВ КОРОЛЕВЫ

   На следующий день или, вернее, в  то  же  утро,  ибо  наша  последняя
глава, должно быть, закончилась в два часа ночи; итак,  в  то  же  утро,
повторяем мы, король Людовик XVI в простом фиолетовом  утреннем  платье,
без орденов и без пудры, словом, в  том,  в  чем  он  встал  с  постели,
постучал в двери передней королевы.
   Служанка приоткрыла дверь и узнала короля.
   - Государь!.. - произнесла она.
   - Королева? - отрывисто спросил Людовик XVI.
   - Ее величество почивает, государь. Король прошел  прямо  к  двери  и
быстро, с шумом, со скрежетом повернул круглую золоченую ручку.  Быстрым
шагом король подошел к кровати.
   -   Ах,   это   вы,   государь!    -    приподнимаясь,    воскликнула
Мария-Антуанетта.
   - Доброе утро, сударыня! - кисло-сладким тоном промолвил король.
   - Какой попутный  ветер  занес  вас  ко  мне,  государь?  -  спросила
королева. - Госпожа де Мизери! Госпожа де Мизери! Откройте же окна!
   - Вы прекрасно спите, сударыня, - усаживаясь подле кровати  и  обводя
спальню пытливым взглядом, сказал король.
   - Да, государь, я зачиталась допоздна, и если бы вы, ерше величество,
не разбудили меня, я спала бы еще.
   - Чем объяснить, что вы его не приняли, сударыня?
   - Кого не  приняла?  Вашего  брата,  графа  Прованского?  -  спросила
королева, рассеивая своим присутствием духа подозрения короля.
   - Совершенно справедливо, моего брата; он хотел поздороваться с вами,
но его оставили за дверью...
   - И что же?
   - ..и сказали, что вас нет дома.
   - Ему так сказали? - небрежно переспросила  королева.  -  Госпожа  де
Мизери! Госпожа де Мизери!
   В  дверях  показалась  первая  горничная  с  письмами,  адресованными
королеве и лежавшими на золотом подносе.
   - Ваше величество, вы звали меня? - спросила г-жа де Мизери.
   - Да. Разве вчера графу Прованскому сказали, что меня нет во  дворце?
Ответьте королю,  госпожа  де  Мизери,  -  так  же  небрежно  продолжала
Мария-Антуанетта, - скажите его величеству то, что ответили вчера  графу
Прованскому, когда он появился у моих дверей. Я этого уже не помню.
   - Государь! - заговорила г-жа де Мизери  в  то  время,  как  королева
распечатывала одно из писем. - Его  высочество  граф  Прованский  явился
вчера засвидетельствовать свое почтение ее величеству, а я ему ответила,
что ее величество не принимает.
   - По чьему приказанию?
   - По приказанию королевы.
   - А-а! - произнес король.
   В это время королева распечатала письмо и прочитала следующие строки:
   "Вчера Вы вернулись из Парижа и вошли  во  дворец  в  восемь  вечера.
Лоран Вас видел".
   Затем, с таким же беспечным видом, королева распечатала еще несколько
записок, писем и прошений, в беспорядке разбросанных по пуховику.
   - Так что же? - молвила она, поднимая глаза на короля.
   - Спасибо, сударыня, - обратился тот к первой горничной.
   Госпожа де Мизери удалилась.
   - Простите, государь, - заговорила королева, - просветите меня: разве
я больше не вольна видеть или не видеть графа Прованского?
   - О, разумеется, вольны, сударыня, но...
   - Что - но?
   - Но я думал, что вчера вы были в Париже.
   - Да, я ездила в Париж. Но разве из Парижа не возвращаются?
   - Вне всякого сомнения. Все зависит от того, в котором часу.
   - Госпожа де Мизери! - позвала королева. Горничная появилась снова.
   - Госпожа де Мизери! В котором часу я вчера вернулась  из  Парижа?  -
спросила королева.
   - Около восьми, ваше величество.
   - Не думаю, - сказал король, - вы, должно быть,  ошибаетесь,  госпожа
де Мизери, спросите кого-нибудь.
   Горничная, прямая и бесстрастная, повернулась к двери.
   - Госпожа Дюваль,  в  котором  часу  ее  величество  вернулись  вчера
вечером из Парижа? - спросила она.
   - Должно быть, в восемь, сударыня, - отвечала вторая горничная.
   - Вы, верно, ошибаетесь, госпожа Дюваль, - сказала г-жа де Мизери.
   Госпожа Дюваль наклонилась к окну прихожей и крикнула:
   - Лоран!
   - Кто это? - спросил король.
   - Это привратник у дверей, в которые вчера проходили ее величество, -
отвечала г-жа де Мизери.
   - Лоран! - закричала г-жа Дюваль. - В котором часу вернулась вчера ее
величество королева?
   - В восемь! - отвечал с нижней  галереи  привратник.  Король  опустил
голову.
   Госпожа де  Мизери  отпустила  г-жу  Дюваль,  г-жа  Дюваль  отпустила
привратника. Супруги остались одни.
   - Простите, сударыня, я и сам не знаю, что это взбрело мне в  голову.
Видите, как я рад? Моя радость так же велика, как и мое раскаяние. Вы на
меня не сердитесь, ведь правда? Не дуйтесь: даю слово дворянина,  я  был
бы в отчаянии!
   Королева высвободила руку из руки короля.
   - Государь, - заговорила Мария-Антуанетта, - королева Французская  не
лжет!
   - Что это значит? - спросил удивленный король.
   - Я хочу сказать, - столь же хладнокровно продолжала королева, -  что
я вернулась только сегодня в шесть утра.
   - Сударыня!
   - Без его высочества графа д'Артуа, предоставившего мне убежище и  из
жалости приютившего меня в одном  из  своих  домов,  я  осталась  бы  за
дверью, как нищенка.
   - Ах, так вы не вернулись! - с мрачным видом сказал король. - Значит,
я был прав?
   - Для того, чтобы убедиться, рано или поздно я вернулась, у  вас  нет
необходимости ни запирать двери, ни отдавать приказы; достаточно  прийти
ко мне и спросить:
   "В котором часу вы вернулись?"
   - О-о! - произнес король.
   - Я могла бы и дальше наслаждаться своей победой. Но я  полагаю,  что
ваш образ действий постыден для короля, непристоен для дворянина, и я не
хочу лишить себя удовольствия сказать вам об этом.
   Король отряхнул жабо с видом человека, который обдумывает ответ.
   - О, вы проявили  великое  искусство!  -  качая  головой,  произнесла
королева. - Вам не придется извиняться за свое обращение со мной.
   -  Вы  знаете,  что  я  человек  искренний,  -  изменившимся  голосом
заговорил король, - и что я всегда признаю свои ошибки. Соблаговолите же
доказать мне, сударыня, что вы были правы, когда уехали  из  Версаля  на
санях со своими дворянами? С сумасшедшей оравой, которая  компрометирует
вас в тяжких обстоятельствах, в  которых  мы  живем!  Разве  так  должна
поступать супруга, королева, мать?
   - Могу ответить вам в двух словах. Я  уехала  из  Версаля  на  санях,
чтобы поскорее доехать до Парижа;  я  вышла  из  дому  с  мадмуазель  де
Таверне, чья репутация, слава Богу, одна из самых чистых  репутаций  при
дворе, и  поехала  в  Париж,  чтобы  лично  удостовериться,  что  король
Французский,  отец  огромной  семьи,  предоставляет  умирать  с  голоду,
прозябать в забвении, беззащитному  перед  всеми  искушениями  порока  и
нищеты, одному из членов своей семьи, такому же королю, то есть  потомку
одного из королей, царствовавших во Франции.
   - Я? - с удивлением спросил король.
   - Я поднялась, - продолжала королева, - на какой-то чердак и  увидела
без огня, без света, без денег  внучку  великого  государя  и  дала  сто
луидоров этой жертве забывчивости, жертве королевской небрежности.
   - Примите в рассуждение, - сказал король, - что я не  подозревал  вас
ни в чем хоть сколько-нибудь несправедливом или бесчестном;  мне  только
не понравился образ действий, рискованное поведение  королевы;  вы,  как
всегда, делали добро, но, делая добро другим, вы избрали способ, который
делает зло вам самой. Вот в  чем  я  вас  упрекаю!  А  теперь  я  должен
исправить чью-то забывчивость, я должен  позаботиться  о  судьбе  некоей
королевской семьи.
   Я готов. Сообщите мне, кто  эти  несчастные,  и  мои  благодеяния  не
заставят себя ждать.
   - Полагаю, что имя  Валуа  достаточно  прославлено,  государь,  чтобы
сохраниться в вашей памяти.
   - А-а, теперь я знаю,  о  ком  вы  заботитесь!  -  с  громким  смехом
вскричал Людовик XVI. - Это маленькая Валуа? Графиня де... Постойте...
   - Де ла Мотт.
   - Совершенно верно, де ла Мотт. Ее муж - жандарм? - Да, государь.
   - А жена - интриганка? О, не сердитесь:  она  переворачивает  небо  и
землю, она изводит министров, она не дает житья моим теткам, она  и  мне
докучает своими ходатайствами, прошениями, генеалогическими изысканиями!
   - Но она Валуа или нет?
   - Я уверен, что да!
   - В таком случае - пенсион! Приличный пенсион ей,  полк  -  ее  мужу,
словом, положение, приличествующее потомкам королей.
   - Постойте, постойте! Черт побери!  Как  вы  спешите!  Малютка  Валуа
всегда вырывает у меня достаточно перьев и без вашей помощи.  У  малютки
Валуа крепкий клювик, помилуйте!
   - Но, государь, не могут же Валуа умирать с голоду!
   - Вы сами сказали мне, что дали ей сто луидоров!
   - Щедрое подаяние!
   - Королевское.
   - Тогда дайте ей столько же.
   - Я от этого воздержусь. Того, что вы дали, вполне достаточно для нас
обоих.
   - Тогда дайте небольшой пенсион.
   - Ни в коем случае! Ничего постоянного! Эти люди немало  выклянчат  у
вас сами - они из семейства  грызунов.  По  правде  говоря,  я  не  могу
рассказать вам все, что мне известно о малютке Валуа. Ваше доброе сердце
попало в западню, дорогая Антуанетта. Прошу прощения  у  вашего  доброго
сердца!
   Людовик  протянул  руку  королеве   -   королева,   уступая   первому
побуждению, поднесла ее к губам.
   Внезапно она оттолкнула его руку.
   - У вас нет доброго чувства ко  мне,  -  сказала  она.  -  Я  на  вас
сердита!
   - Это вы сердиты на меня? - сказал король. - Вот так так! Я.., я...
   - О да, скажите, что вы на меня не сердитесь, - вы, закрывший  передо
мной двери Версаля,  вы,  пришедший  в  половине  седьмого  утра  в  мою
прихожую, открывший - мою дверь силой и вошедший  ко  мне,  зло  сверкая
глазами!
   Король засмеялся.
   - Я на вас не сержусь, - сказал он.
   - Ах, вы на меня не сердитесь? Что ж, отлично!
   - Что вы дадите мне, если я докажу вам, что не сердился на вас,  даже
когда шел сюда?
   -  Сначала  посмотрим,  что  это  за  доказательство,  о  котором  вы
говорите.
   - О, это легче легкого, - отвечал король, - это доказательство у меня
в кармане.
   Улыбаясь  доброй  улыбкой,   король   порылся   в   кармане   с   той
медлительностью, которая удваивает вожделение. В конце концов он все  же
вытащил  из  кармана  красную,  художественно  гофрированную  сафьяновую
коробочку с позолотой, оттенявшей ее яркость.
   - Футляр! - вскричала королева. - Ах, посмотрим, посмотрим!
   Король положил футляр на кровать.
   Королева взяла его и поднесла поближе к глазам.
   Она открыла коробочку и в восторге проговорила:
   - Как красиво! Господи, как красиво!  Король  почувствовал,  что  его
сердце затрепетало от радости.
   - Вы  находите?  -  спросил  он.  Королева  не  могла  ответить:  она
задыхалась. Она вынула из  футляра  ожерелье  из  таких  крупных,  таких
чистых, таких ярко сверкавших и так искусно подобранных брильянтов,  что
ей показалось, будто она  видит,  как  в  ее  красивых  руках  струится,
фосфоресцируя, река огня.
   - Так вы довольны? - спросил король.
   - Я в восхищении, государь. Вы меня осчастливили!
   - Правда?
   - Ювелир, подобравший эти  брильянты  и  сделавший  это  ожерелье,  -
истинный художник!
   - Их двое.
   - Тогда я держу пари, что это Бемер и Босанж.
   - Вы угадали!
   - В самом деле, только они могут  позволить  себе  такую  затею.  Как
красиво, государь, как красиво!
   Вдруг ее сияющее лицо омрачилось.
   Это выражение ее лица так быстро появилось и так быстро исчезло,  что
король ничего не успел заметить.
   - Доставьте мне удовольствие! - сказал он.
   - Какое?
   - Позвольте, я надену ожерелье вам на шею. Королева остановила его.
   - Ведь это очень дорого, правда? - с грустью спросила она.
   - Откровенно говоря, да, - со смехом  отвечал  король,  -  но  я  уже
сказал: вы заплатили за него больше, чем оно стоит, и  только  на  своем
месте - у вас на шее - оно обретет свою настоящую цену.
   - Нет, нет, не  надо  ребячиться,  -  сказала  королева.  -  Положите
ожерелье в футляр, государь.
   - Но... - удивленно начал король.
   - Ни вы и никто другой, государь, на увидят у меня на  шее  ожерелье,
которое так дорого стоит.
   - Вы его не наденете?
   - Я отказываюсь носить на шее полтора миллиона, когда сундуки  короля
пусты, когда король вынужден умерить свою помощь бедным и сказать им: "У
меня больше нет денег, да поможет вам Бог!"
   - Как? Вы говорите это серьезно?
   - Позвольте, государь, господин де Сартин сказал мне однажды, что  на
полтора миллиона ливров можно  купить  линейный  корабль,  а  по  правде
говоря, французскому королю линейный  корабль  нужнее,  чем  французской
королеве - ожерелье.
   - О-о! - вне себя от радости  вскричал  король  с  влажными  от  слез
глазами. - Ваш поступок велик! Спасибо, спасибо, спасибо!..  Антуанетта,
вы чудная женщина.
   - Государь! Я не хочу ожерелья, я хочу кое-чего другого.
   - О чем же вы просите?
   - О том, чтобы вы позволили мне съездить в Париж еще раз.
   - Ну, это легко, а главное - недорого.
   - Подождите, подождите!
   - А, черт!
   - В Париж, на Вандомскую площадь.
   - Черт! Черт!
   - К господину Месмеру. Король почесал ухо.
   - Вот что, - сказал он, - вы отказались от прихоти  ценой  в  миллион
шестьсот тысяч ливров - я могу позволить вам эту  прихоть.  Поезжайте  к
господину Месмеру, но и я поставлю вам условие.
   - Какое?
   - Сопровождать вас будет принцесса крови. Королева задумалась.
   - Угодно вам, чтобы это была госпожа де Ламбаль? - спросила она.
   - Пусть будет госпожа де Ламбаль.
   - Спасибо.
   - А я, - прибавил король, -  немедленно  прикажу  построить  линейный
корабль и окрестить его "Ожерелье  королевы".  Вы  будете  его  крестной
матерью, а потом я отправлю его Лаперузу.
   Король поцеловал жене руку и, весь сияющий, вышел из ее покоев.

Глава 8

МАЛЫЙ УТРЕННИЙ ВЫХОД КОРОЛЕВЫ

   Не успел король выйти, как королева встала и подошла к окну  подышать
свежим, морозным утренним воздухом.
   - Если мы хотим насладиться льдом, - воскликнула  королева,  проверяя
теплоту воздуха, - то я думаю, что нужно спешить!
   - В котором же часу будет туалет вашего величества?
   - Сей же час. Я слегка перекушу и выйду.
   - Королева больше ничего не прикажет?
   - Пусть узнают, встала ли мадмуазель де Таверне, я скажут ей,  что  я
желаю ее видеть.
   - Мадмуазель де Таверне уже в будуаре вашего величества,  -  отвечала
горничная.
   - Впустите ее.
   Андре вошла к королеве в то  мгновение,  когда  на  часах  Мраморного
двора раздался первый удар - било девять.
   Проследив глазами за г-жой де Мизери и увидев, что  портьера  за  ней
задвинулась, королева обратилась к Андре.
   - Все улажено, - сказала она, - король был очарователен, он  смеялся,
он был обезоружен.
   - Но он узнал?.. - спросила Андре.
   - Вы понимаете, Андре, что нельзя лгать, если за  тобой  нет  вины  и
если ты французская королева.
   - Это верно, ваше величество, - покраснев, ответила Андре.
   - И, однако, дорогая Андре, одна вина за нами как будто есть.
   - Одна, ваше величество? - переспросила Андре. - Ну уж,  конечно,  не
одна!
   - Может быть, и так, но вот вам первая: мы  пожалели  госпожу  де  ла
Мотт. Король ее не любит. А между тем, должна признаться,  что  мне  она
понравилась.
   - Ваше величество! Вы слишком добрый судья, чтобы люди не  склонились
перед в