ваше  величество  дать  мне  на  досуге   десятиминутную
аудиенцию,  -  сказал  Филипп,  суровая  бледность  лица   которого   не
уменьшилась.
   - Сию минуту, - сказала королева, бросая беглый взгляд на Шарни:  она
невольно испугалась, увидев его столь близко от его старого  противника.
- Следуйте за мной.
   Четверть часа спустя Филиппа ввели в библиотеку,  где  ее  величество
королева принимала по воскресеньям.
   - А! Господин де Таверне! Входите! -  приветливо  заговорила  она.  -
Успокойте меня поскорее, господин де Таверне, и скажите, что  вы  пришли
не затем, чтобы сообщить мне о каком-нибудь несчастье.
   - Я имею честь заверить ваше величество, что на сей раз я приношу вам
добрую весть.
   - Ах, так это весть! - сказала королева.
   - Сегодня последний отпрыск той семьи, которой вы,  ваше  величество,
изъявили  благоволение,  исчезнет,  чтобы  больше  не   возвращаться   к
французскому двору, - печально проговорил Филипп.
   - Вы уезжаете? - вскричала она.
   - Да, ваше величество.
   - Странно! - задумчиво прошептала она и не прибавила более ни слова.
   Филипп по-прежнему стоял как мраморная статуя, ожидая жеста,  которым
королева его отпустит.
   - А куда вы отправляетесь? - внезапно выйдя из задумчивости, спросила
королева.
   - Я отправляюсь, чтобы присоединиться  к  господину  де  Лаперузу,  -
отвечал Филипп.
   - Господин де Лаперуз сейчас на Новой Земле... Все,  что  я  знаю,  -
продолжала она, - это то, что я любила Андре, а она меня покинула. Что я
дорожила вами и что вы тоже меня покидаете. Это  для  меня  унизительно,
что такие прекрасные люди, - я не шучу, - оставляют мой дом! Быть может,
здесь есть кто-то, кто вам неприятен? Ведь вы обидчивы, - прибавила она,
устремляя свой светлый взгляд на Филиппа.
   - Никто мне не неприятен.
   - Вы знаете, что только сегодня  возвратился  господин  де  Шарни,  -
продолжала она. - Я говорю: сегодня! И сегодня  же  вы  просите  у  меня
отставки?
   Филипп даже не побледнел,  а  побелел.  Жестоко  уязвленный,  жестоко
поверженный, он встал  на  ноги,  чтобы,  в  свою  очередь,  безжалостно
поразить королеву.
   - Это правда, - заговорил он, - я только сегодня узнал о  возвращении
господина де Шарни, но он вернулся гораздо раньше, чем вы думаете,  ваше
величество, - я  видел  его  около  двух  часов  ночи  у  дверей  парка,
прилегающего к купальням Аполлона.
   Королева  тоже  побледнела  и  с  восхищением,  смешанным  с  ужасом,
подумала об идеальной учтивости этого дворянина, который не терял ее и в
гневе.
   - Хорошо, - упавшим голосом прошептала она, - поезжайте. Я вас больше
не задерживаю.
   Филипп  поклонился  в  последний  раз  и  вышел  медленными   шагами.
Сраженная королева упала в кресло и сказала:
   - Франция! Страна благородных сердец!

Глава 14

РЕВНОСТЬ КАРДИНАЛА

   Кардинал, однако, увидел, что три ночи прошли одна за  другой  совсем
не так, как те, которые без конца воскресали в его памяти.
   Ни от кого никаких известий, никакой надежды на встречу! За полдня он
десять раз посылал за графиней де ла Мотт к ней на дом и  десять  раз  в
Версаль.
   Десятый курьер, наконец, привез к нему Жанну, которая следила там  за
Шарни и  королевой  и  в  душе  с  удовлетворением  отметила  нетерпение
кардинала, коему в скором  времени  она  будет  обязана  успехом  своего
предприятия.
   При виде ее кардинал взорвался.
   - Как? - заговорил он. - Вы  так  спокойны?  Как?  Вы  знаете,  какие
мучения я терплю, и вы, вы, называющая  себя  моим  другом,  допускаете,
чтобы эти мучения продолжались до самой смерти?
   - Ваше высокопреосвященство! Будьте любезны, запаситесь терпением,  -
отвечала Жанна. - То, что  я  делала  в  Версале,  вдали  от  вас,  куда
полезнее, чем то, что делали здесь вы, поджидая меня.
   - Но в конце-то концов.., любит она меня хоть немного?
   - Дело обстоит куда  проще,  ваше  высокопреосвященство,  -  отвечала
Жанна, указывая кардиналу на стол и на все, необходимое для  писания.  -
Садитесь сюда и спросите ее сами.
   Он в самом деле написал; он написал письмо  такое  пылкое,  безумное,
полное упреков и компрометирующих уверений, что, когда он кончил письмо,
Жанна, следившая за его мыслью до самого конца, до его подписи,  сказала
себе:
   "Сейчас он написал то, что я не осмелилась бы продиктовать ему".
   Она взяла запечатанную записку,  позволила  его  высокопреосвященству
поцеловать себя в глаза и к вечеру вернулась домой.
   Дома, раздевшись и освежившись, она погрузилась в раздумье.
   Еще два шага, и она достигнет цели.
   Письмо кардинала отняло у него всякую возможность обвинить графиню де
ла Мотт в тот день, когда она вынудит его уплатить за ожерелье.
   А если допустить, что кардинал и королева увидятся, чтобы  поговорить
об этом друг с другом, то разве осмелились бы они погубить графиню де ла
Мотт - обладательницу столь скандальной тайны?
   Королева не  стала  бы  поднимать  шум  и  поверила  бы  в  ненависть
кардинала; кардинал поверил бы в кокетство королевы; если бы и состоялся
спор при закрытых дверях, то графиня де ла Мотт,  которая  оказалась  бы
под подозрением, но не более, воспользовалась бы этим  предлогом,  чтобы
покинуть родину, с кругленькой суммой в полтора миллиона.
   Но одного  письма  было  недостаточно,  чтобы  организовать  всю  эту
систему защиты. У кардинала превосходный слог. И он  напишет,  вероятно,
еще семь или восемь раз.
   Ну, а королева? Кто знает - уж не кует  ли  она  вместе  с  де  Шарни
оружие против Жанны де ла Мотт?
   Такое великое множество опасностей и уловок вели, в худшем случае,  к
побегу, и Жанна заранее строила лестницу.
   Во-первых, срок платежа и разоблачение, к которому прибегнут ювелиры.
Королева обратится прямо к де Роану.
   Каким же образом?
   Через посредство Жанны, это неизбежно. Жанна предупредит кардинала  и
предложит ему заплатить. В случае отказа - угроза  опубликования  писем;
он заплатит.
   Деньги заплачены - опасность миновала. Что же  касается  огласки,  то
тут остается решить вопрос всей интриги. Об  этом  беспокоиться  нечего.
Полтора миллиона - слишком низкая цена чести королевы  и  князя  Церкви.
Жанна рассчитывала, что, вне всякого  сомнения,  получит  три  миллиона,
если захочет.
   А почему Жанна была так уверена в решении вопроса всей, интриги?
   Дело в том, что кардинал был убежден, что три ночи подряд  виделся  с
королевой в версальских боскетах, и никакие силы  в  мире  не  могли  бы
доказать  ему,  что  он  заблуждался.  Дело  в  том,  что   существовало
единственное доказательство этой мошеннической проделки,  доказательство
живое, неопровержимое, и вот это-то доказательство Жанне необходимо было
заставить исчезнуть с поля боя.
   Дойдя в своих размышлениях до этого пункта,  она  подошла  к  окну  и
увидела, что на балконе стоит Олива, снедаемая тревогой и любопытством.
   "Мы обе...", - подумала Жанна, приветствуя свою сообщницу.
   Графиня сделала Оливе условный знак, чтобы вечером та спустилась.
   Наступил вечер, и Олива спустилась. Жанна поджидала ее у дверей.
   Они поднялись по улице Сен-Клод  до  пустынного  бульвара  и  сели  в
экипаж.
   Олива начала с того, что осыпала Жанну поцелуями, - та возвратила  их
ей с лихвой.
   - Ох, как я скучала! - воскликнула Олива.  -  Я  вас  искала,  я  вас
призывала!
   - Я никак не могла прийти к вам, дружок:  я  подверглась  бы  сама  и
подвергла бы вас слишком большой опасности.
   - Как так? - спросила удивленная Николь.
   - Вы же знаете: я ведь говорила вам о том офицере -  у  него  не  все
дома, но он очень мил; он влюблен в  королеву,  на  которую  вы  немного
похожи.
   - Да, я знаю.
   - Я имела слабость предложить вам невинное развлечение:  позабавиться
и подурачить бедного малого, заставив его поверить в каприз королевы.
   - Увы! - вздохнула Олива.
   - Я не стану напоминать вам о двух наших первых  ночных  прогулках  в
Версальском парке в обществе этого бедного малого.
   Олива снова вздохнула.
   - Подождите: это еще не беда... Вы дали ему розу, вы допустили, чтобы
к вам обращались: "Ваше величество", вы дали ему  целовать  руки  -  это
ведь только шалости. Но... Милая Олива! Это как будто еще не все.
   - Как?.. - покраснев, пролепетала Олива. - В каком смысле.., не все?
   - Состоялось третье свидание, - отвечала Жанна.
   - Да, - нерешительно произнесла Олива, - вы это знаете: ведь  вы  там
были.
   - Казалось, что он опьянен, ошеломлен,  что  он  потерял  голову,  он
хвастался,  что  получил  от  королевы   неопровержимое   доказательство
взаимной любви... Решительно, этот несчастный малый сошел с ума!
   - Боже мой! Боже мой! - прошептала Олива.
   - Мы имели дело с сумасшедшим, другими словами - с человеком, который
ничего не боится и ничего не щадит. Пока речь шла о подаренной розе и  о
поцелуе руки... что ж, на это возразить нечего: у королевы есть  розы  в
ее парке и есть руки, которые в распоряжении  всех  подданных,  но  если
правда то, что было во время третьего свидания... Ах, дорогое дитя  мое,
я перестала смеяться с тех пор, как мне пришла в голову эта мысль! Олива
от страха стиснула зубы.
   - Что же теперь будет, мой добрый друг? - спросила она.
   - Прежде всего будет то, что вы не королева, насколько мне  известно,
по крайней мере.
   - Да.
   -  И  что,  узурпировав  сан  ее   величества,   чтобы   совершить..,
легкомысленный поступок...
   - Так что же?
   - Да то, что это называется оскорблением  величества.  А  виновных  в
этом увозят очень далеко. Олива спрятала лицо в ладонях.
   - Ну а потом, - продолжала Жанна, - так как вы не совершили того, чем
он хвастается, вы сможете это доказать.  За  два  первых  легкомысленных
поступка двоих приговорят к четырем годам тюрьмы и к изгнанию.
   - Тюрьма! Изгнание! - вскричала перепуганная Олива.
   - Это неизбежно. Но я, как всегда, приму все меры предосторожности  и
укроюсь в убежище.
   - Вы не можете спасти меня, - с отчаянием сказала Олива,  -  ведь  вы
тоже погибли.
   - В глуши Пикардии у меня есть клочок земли, ферма, - сообщила Жанна.
- Если бы мы могли добраться до этого укрытия никем не замеченными,  то,
быть может, мы получили бы шанс на спасение!
   - Я уеду, когда вам будет угодно, - сказала Олива.
   - Подождите, пока я подготовлю все для успеха дела. Спрячьтесь  и  не
показывайтесь даже мне.
   - Да, да, даю вам слово, дорогой друг!
   -  А  для  начала  давайте  вернемся  к  себе  -  мы  уже  обо   всем
переговорили.
   -  Давайте  вернемся...  А  сколько  времени   понадобится   вам   на
приготовления?
   - Не знаю. Но обратите внимание на одну вещь: отныне  до  дня  вашего
отъезда я не буду показываться в окне. А если вы меня  увидите,  знайте,
что в тот же день состоится отъезд и будьте готовы.
   - Хорошо. Спасибо, мой добрый друг!

Глава 15

БЕГСТВО

   Олива исполнила то, что обещала. Жанна сделала то, что обещала.
   На следующий день после свидания с Оливой она часа в два показалась в
окне, чтобы дать знать мнимой королеве, что время настало и что  вечером
она должна быть готова к бегству.
   На церкви Апостола Павла пробило одиннадцать часов. Порывы заунывного
ветра с реки время от времени долетали до улицы  Сен-Клод,  когда  Жанна
приехала на  улицу  Святого  Людовика  в  почтовой  карете,  запряженной
тройкой сильных лошадей.
   На козлах помещался закутанный в плащ человек, который указывал  путь
форейтору.
   Человек хотел было что-то сказать хозяйке. -  Пусть  карета  подождет
здесь, дорогой господин Ре-то, - сказала Жанна,  -  получаса  хватит  на
все. Я приведу сюда кое-кого,  кое-кто  сядет  в  карету,  и  вы,  платя
двойные прогоны, доставите эту особу в маленький домик в Амьене.
   Рето сел в карету на место Жанны, а Жанна легким шагом дошла до улицы
Сен-Клод и поднялась к себе.
   Все спало в этом невинном квартале, Жанна зажгла  свечу  -  свеча  на
балконе должна была послужить Оливе сигналом, чтобы та спустилась.
   "Это девица осторожная", - сказала себе графиня, увидев, что  в  окне
света нет.
   Жанна встала и трижды подняла и опустила  свечу.  Безуспешно.  Но  ей
показалось, будто она услышала вздох или еле слышно произнесенное  слово
"да", под балконом.
   "Она спустится без света, - сказала себе Жанна, - это недурно".
   Никто не появлялся. Жанна спустилась к двери,  находившейся  напротив
темного окна.
   "Должно быть, эта распутница заболела и не может двигаться, - сказала
себе Жанна, в ярости комкая  манжеты.  -  Неважно!  Живая  или  мертвая,
вечером она уедет!"
   Она  побежала  вниз  по  лестнице  со  стремительностью  преследуемой
львицы. В руке она держала ключ, который  столько  раз  доставлял  Оливе
ночную свободу.
   Вставив ключ в замочную скважину двери особняка, она остановилась.
   "А если там, наверху, кто-то сидит подле нее? - подумала  графиня.  -
Но без опасностей не совершается ни одно великое дело! А смелому никакая
опасность не страшна!"
   Она повернула ключ в тяжелом замке, и дверь отворилась.
   Ни звука, ни света, никого.
   Она  поднялась  на  площадку  апартаментов  Николь.  Жанна   тихенько
поцарапалась в дверь.
   - Откройте! Откройте! - прошептала она.  Дверь  отворилась,  и  поток
света залил Жанну,  очутившуюся  лицом  к  лицу  с  мужчиной,  державшим
трехсвечный канделябр. Она дико закричала и спрятала лицо в ладонях.
   - Графиня де ла Мотт! - вскричал мужчина  с  восхитительным  в  своей
естественности удивлением.
   - Господин Калиостро! - прошептала Жанна. Она шаталась и была  близка
к обмороку.
   - Чему я обязан честью вашего посещения, сударыня? - твердым  голосом
спросил он.
   - Сударь... - пролепетала интриганка; она не могла отвести  взора  от
глаз графа. - Я пришла.., я пришла.., к...
   Тут Калиостро устремил  на  еле  стоявшую  Жанну  взгляд,  в  котором
сверкали молнии.
   - Сударыня, - заговорил он, - я  читаю  во  мраке,  но  чтобы  читать
хорошо, мне  необходима  помощь.  Соблаговолите  ответить  на  следующие
вопросы. Почему вы пришли ко мне сюда? Я здесь не живу. Вы не отвечаете?
- спросил он дрожавшую графиню. -  Что  ж,  я  приду  на  помощь  вашему
разуму. Вы вошли сюда с помощью ключа,  который  я  нащупываю  у  вас  в
кармане, - вот он. Вы пришли сюда к молодой женщине, которую я спрятал у
себя из жалости.
   Жанна пошатнулась, как вырванное с корнем дерево.
   - Ах, может быть, вы не знаете, что она уехала? - спросил  Калиостро.
- А ведь вы помогали ее похитить.
   - Помогала похитить?.. Я? Я? - в отчаянии вскричала Жанна.  -  Кто-то
ее похитил, а вы обвиняете в этом меня?
   - Больше того: я вас в этом убеждаю, - произнес Калиостро.
   - Докажите! - с наглым видом сказала графиня. Калиостро взял со стола
бумагу и протянул ей:
   "Сударь! Мой великодушный покровитель! - гласило письмо, адресованное
Калиостро. - Простите меня за то, что я вас покидаю, но прежде  всего  я
люблю Босира. Он пришел за мной,  он  меня  увозит,  я  следую  за  ним.
Прощайте! Примите уверения в моей признательности".
   - Босир!.. - произнесла ошеломленная Жанна. - Босир... Но ведь он  не
знал адреса Оливы!
   - Ну еще бы, сударыня!  -  молвил  Калиостро,  протягивая  ей  другую
бумагу, которую он вытащил из кармана. - Возьмите. Я поднял  эту  бумагу
здесь, когда пришел с визитом, как я это делал ежедневно.  Должно  быть,
она выпала из кармана Босира.
   Трепещущая графиня прочитала:
   "Господин де Босир найдет мадмуазель Оливу на улице Сен-Клод, на углу
бульвара; он найдет ее и увезет немедленно. Пора! Этот совет дает  самая
искренняя подруга".
   - О-о! - скомкав бумагу, простонала графиня.
   - И он увез ее, - холодно сказал Калиостро.
   - Но кто же написал эту записку? - спросила Жанна.
   - По-видимому, вы, ведь это вы - искренняя подруга Оливы.
   - Но как он вошел сюда? - воскликнула Жанна, с  бешенством  глядя  на
своего бесстрастного собеседника.
   - А разве нельзя войти с помощью ключа? - спросил Жанну Калиостро.
   - Но раз ключ у меня, значит, его не было у господина де Босира!
   - Если существует один ключ, значит, можно получить и второй, - глядя
ей прямо в лицо, сказал Калиостро.
   - У вас  есть  убедительные  доказательства,  -  медленно  произнесла
графиня, - у меня же нет ничего, кроме подозрений.
   - О, у меня они тоже есть! - подхватил  Калиостро.  -  И  они  вполне
стоят ваших, сударыня.
   С этими словами он отпустил ее.
   Она начала спускаться, но вдоль этой лестницы, которая была пустой  и
темной, когда она поднималась, теперь она обнаружила двадцать  свечей  и
двадцать стоявших  через  некоторые  промежутки  лакеев,  в  присутствии
которых Калиостро громко назвал ее десять раз:
   - Ее сиятельство графиня де ла Мотт!

Глава 16

ПИСЬМО И РАСПИСКА

   На следующий день был последний срок платежа, который  сама  королева
назначила ювелирам Бемеру и Босанжу.
   Так как письмо ее величества рекомендовало им соблюдать осторожность,
то они покорно ждали прибытия этих пятисот тысяч ливров.
   Рассвет следующего дня заставил Бемера и  Босанжа  покончить  с  этой
химерой. Босанж принял решение  и  отправился  в  Версаль  в  карете,  в
глубине которой его дожидался компаньон.
   Он попросил, чтобы его провели к королеве. Ему ответили, что  если  у
него нет пропуска на аудиенцию, то его не пустят.
   Удивленный, взволнованный, он настаивал,  и  так  как  он  знал  свое
общество и так как у него был талант всучить в этих передних то тому, то
другому какой-нибудь бросовый камешек, ему оказали протекцию  и  обещали
поставить на пути королевы, когда ее величество возвратится с прогулки в
Трианон.
   В самом деле: заметив опечаленную и  весьма  почтительную  физиономию
Бемера, Мария-Антуанетта вернулась.
   Она одарила его улыбкой - он истолковал улыбку в самом  благоприятном
для себя смысле  и  осмелился  попросить  секундную  аудиенцию,  которую
королева обещала дать ему в два часа.
   Пробило два часа, ювелир был на своем посту; его ввели  в  будуар  ее
величества.
   - Что еще, Бемер? - завидев его издали,  заговорила  королева.  -  Вы
хотите поговорить со мной  о  драгоценностях?  Но,  знаете  ли,  вам  не
повезло!
   Ювелир приблизился к ней с вежливой улыбкой.
   - Я могу напомнить вам, ваше величество, что  вчера  королева  о  нас
забыла, - произнес он, обнажая желтые, но не страшные зубы.
   - Забыла? То есть как? - спросила удивленная королева.
   - Да ведь вчера.., был срок...
   - Срок?.. Какой срок?
   - Простите, ваше величество, если  я  позволил  себе...  Я  прекрасно
понимаю, что это нескромно. Быть может, королева не подготовилась... Это
было бы большим несчастьем, но в конце концов...
   - Послушайте, Бемер! - воскликнула королева. - Я не понимаю ни одного
слова из того, что вы тут наговорили! Объяснитесь, дорогой мой!
   - Вчера был первый срок платежа за ожерелье, - робко сказал Бемер.
   - Так вы продали ожерелье? - спросила королева.
   - Но... - ошеломленно глядя на нее, произнес Бемер, - по-моему, да!
   - И те, кому вы их продали,  не  заплатили  вам,  мой  бедный  Бемер.
Скверно! Эти люди должны поступить так же,  как  поступила  я:  не  имея
возможности купить ожерелье, они должны вернуть  его  вам,  оставив  вам
задаток!
   - Ваше величество! - воскликнул Бемер, с которого Градом катился пот.
- Вы говорите, что вы вернули мне ожерелье?
   - К счастью, у меня  есть  средство  освежить  вашу  память,  ибо  вы
человек весьма забывчивый, чтобы не сказать хуже, господин Бемер.
   Королева направилась к шифоньерке, вынула оттуда  бумагу,  развернула
ее и медленно протянула злосчастному Бемеру.
   - По-моему, слог ясен, - сказала она и села, чтобы  ей  было  удобнее
смотреть на ювелира, пока он будет читать.
   - Но, сударыня, - воскликнул Бемер, задыхаясь и от  бешенства,  и  от
страха, - эту расписку подписывал не я!
   Королева отшатнулась; ее сверкающие глаза метали молнии.
   - Вы отказываетесь от своей подписи! - сказала она.
   - Решительно