а Королевскую площадь или по Зеленой дороге.
   Часть дня Олива провела,  наблюдая  за  их  действиями  и  изучая  их
привычки. Она произвела смотр им всем, за исключением неспокойной  тени,
которая, не показывая лица, свернулась  в  кресле  у  окна  и  о  чем-то
мечтала. Это была женщина.
   Эта женщина, которую узнали мы и которую не могла узнать Олива, и  не
подозревала, что ее могут увидеть. Окно напротив ее окон не  открывалось
никогда. Особняк Калиостро, хотя Николь нашла там и цветы,  и  порхающих
птиц, никогда и никому не  открывал  своих  тайн,  и,  кроме  портретов,
которые были реставрированы, никого из смертных нельзя  было  увидеть  в
окно.
   Дама в здании напротив не шевелилась; казалось, она дремала в кресле.
В течение двух часов она не отклонилась ни на один градус.
   Николь не знала о том, что эта претенциозная гордячка была  Жанна  де
Валуа, графиня де ла Мотт, которая  со  вчерашнего  вечера  искала  иной
путь.
   Если бы Николь все это знала, она  бы  разгневалась  и  не  стала  бы
искать убежища среди цветов.
   А если бы она там и устроилась, она не столкнула бы с балкона  горшок
с ясенцем, который с ужасающим грохотом упал на безлюдную улицу.
   Перепуганная  Олива  бросилась  взглянуть,  какой  ущерб  она   могла
причинить.
   Грохот привел в себя озабоченную даму. Она увидела на мостовой горшок
и перевела взгляд от следствия  к  причине,  другими  словами,  перевела
взгляд с мостовой на террасу особняка.
   И увидела Оливу.
   Увидев ее, она испустила дикий  крик,  крик  ужаса,  а  затем  быстро
дернулась всем телом, телом, которое только что было таким одеревенелым,
таким застывшим.
   Жанна вскрикнула:
   - Королева!
   Потом сжала руки и нахмурила брови, не смея  шевельнуться  из  боязни
спугнуть странное видение.
   - Я искала способ: вот он!  -  прошептала  она.  В  этот  миг  Олива,
услышав движение у себя за спиной, обернулась.
   В  комнате  был  граф,  от  которого  не  ускользнуло  это   Взаимное
узнавание.
   - Они увидели друг друга, -  произнес  он.  Олива  поспешила  уйти  с
балкона.

Глава 7

ДВЕ СОСЕДКИ

   Начиная с того мгновения, когда  обе  женщины  заметили  друг  друга,
Олива,  уже  очарованная  прелестью  соседки,  больше   не   разыгрывала
пренебрежения к ней и, осторожно  передвигаясь  среди  цветов,  отвечала
улыбками на улыбка.
   Посетив  ее,  Калиостро  не  преминул   посоветовать   ей   соблюдать
величайшую осторожность.
   - Главное, не ходите к соседке, - промолвил он.
   Придя к Оливе через два дня, Калиостро  пожаловался,  что  к  нему  в
особняк явилась с визитом какая-то неизвестная особа.
   Олива тотчас же узнала по описанию свою соседку и вместо того,  чтобы
испугаться,    почувствовала    бесконечную    благодарность    за    ее
предупредительность; она твердо решила поблагодарить ее всеми способами,
находившимися в ее распоряжении, но утаила свое намерение от графа.
   На следующий день она была на балконе с  шести  утра,  вдыхая  чистый
воздух ближних холмов и устремляя любопытные взгляды  на  закрытые  окна
своей любезной соседки.
   Любезная  соседка,   обычно   встававшая   не   раньше   одиннадцати,
показалась, как только появилась Олива. Можно  было  подумать,  что  она
подстерегала у  себя  за  занавесками  удобный  случай  обнаружить  свое
присутствие.
   Олива увидела, что ее соседка появилась в окне с арбалетом. Жанна  со
смехом сделала Оливе знак отойти в сторонку.
   Олива тоже со смехом спряталась за ставень.
   Тщательно  прицелившись,  Жанна  метнула  свинцовый  шарик,   но,   к
сожалению, вместо того,  чтобы  перелететь  на  балкон,  он  ударился  о
железный прут решетки и упал на улицу.
   Олива, наклонившись, посмотрела с балкона  вниз.  По  улице  проходил
старьевщик, шаря глазами по сторонам. Увидел он или не увидел в  сточной
канавке шарик? Олива так ничего и не узнала: она спряталась, чтобы он не
увидел ее.
   Вторая попытка Жанны оказалась удачнее.
   Ее  арбалет  выстрелил  метко,  и  в  комнату  Николь  влетел  шарик,
завернутый в письмо:

   "Хотите быть моим другом? Вам как будто нельзя выходить из  дому,  но
написать Вы, несомненно, можете, а так как я  выхожу  из  дому  в  любое
время, то подождите, когда я пройду под Вашим  балконом  и  бросьте  мне
ответ.
   Если случится так, что действия с арбалетом будут замечены  и  станут
опасными, примем более простой способ переписки. В сумерках привяжите  к
решетке Вашего балкона клубочек ниток, а к нитке вашу записку,  потом  я
привяжу свою, и Вы поднимете ее так, что Вас не увидят.
   Если Ваши глаза не лгут, я рассчитываю  на  крупицу  Ваших  дружеских
чувств, которые Вы мне внушили. Мы с Вами вдвоем победим весь мир.
   Ваш друг.
   Р. S. Не видели ли Вы, подобрал ли кто-нибудь мою первую записку?"

   Жанна не подписалась; она даже изменила свой почерк.
   Получив записку, Олива затрепетала от радости. Ответила  она  на  нее
так:

   "Я люблю Вас так же, как Вы меня.  Я  в  самом  деле  жертва  людской
злобы. Но тот, кто держит меня здесь, - это мой покровитель, а не тиран.
Он тайно приходит ко мне раз в день. Все это  я  объясню  вам  позже.  Я
предпочитаю арбалету записку, поднятую на конце нитки.
   Увы, мне действительно нельзя выходить из дому. Я живу  взаперти,  но
это делается для моего же блага. Сколько всего я Вам рассказала бы, если
бы мне когда-нибудь выпало счастье побеседовать с Вами!  Тут  так  много
разных подробностей, о которых писать невозможно!
   Вашу первую записочку не подобрал никто,  разве  что  проходивший  по
улице гадкий старьевщик, но эти люди не умеют читать, и для  них  свинец
есть свинец.
   Ваш друг Олива Леге".

   Олива подписалась как можно четче.
   Она жестами показала графине, что разматывает  нитку,  и,  дождавшись
вечера, спустила шарик на улицу.
   Жанна, стоявшая под балконом, поймала нитку, отвязала записку  -  все
эти действия ее  корреспондентка  ощущала  через  посредство  путеводной
нити, - и вернулась к себе, чтобы прочесть ее.
   Полчаса спустя она привязала к счастливому шнурку еще одну записку:
   "Как запирается Ваш дом? На ключ? А у кого ключ. - У мужчины, который
посещает Вас? Хранит ли он ключ так строго, что Вы не можете ни похитить
его, ни сделать, с него слепок?"
   Олива давно уже обратила внимание, что, приходя к  ней,  граф  всякий
раз ставит небольшой потайной фонарь на шифоньерку,  а  ключ  кладет  на
фонарь.
   Олива заблаговременно запаслась куском размятого воска и в первое  же
посещение Калиостро сделала слепок с его ключа.
   В то время, как она производила эту операцию, Калиостро  ни  разу  не
повернул головы, он смотрел на вновь распустившиеся  цветы  на  балконе.
Таким образом, Олива могла безбоязненно и удачно привести свой замысел в
исполнение.
   Когда  граф  удалился.  Олива  спустила  с  балкона  слепок  ключа  в
коробочке, и Жанна получила его вместе с запиской.
   На  следующий  день,  часов  в   двенадцать,   арбалет   -   средство
необыкновенное и быстрое, средство, которое по  сравнению  с  перепиской
при помощи нити был тем же, чем ныне телеграф является  по  сравнению  с
верховым курьером, - этот арбалет метнул нижеследующую записку:

   "Моя самая дорогая на свете! Сегодня в одиннадцать вечера, когда  Ваш
ревнивец  удалится,  спуститесь,  откройте  засовы,  и  Вы  очутитесь  в
объятиях той, которая называет себя Вашим любящим другом".

   В одиннадцать  часов  она  спустилась,  не  вызвав  у  графа  никаких
подозрений. Внизу она встретила Жанну - та нежно обняла ее,  посадила  в
карету,  стоявшую  на  бульваре,  и  отправилась  со  своей   совершенно
ошеломленной и трепещущей подругой  в  двухчасовую  прогулку,  во  время
которой обе спутницы без передышки обменивались секретами,  поцелуями  и
планами на будущее.
   Наконец Жанна посоветовала Оливе вернуться, чтобы  не  возбуждать  ни
малейших подозрений у ее покровителя. Она только что  узнала,  что  этот
покровитель - Калиостро. Она страшилась  этого  человека  и  для  полной
безопасности держал? свои планы в глубочайшей тайне.
   Олива доверилась ей безоглядно: Босир, полиция,  жизнь  с  любовником
тайком от семьи.
   Одной было известно все, другая не знала ничего: такова была  дружба,
в которой поклялись эти две женщины.
   С этого дня им уже не нужен был ни арбалет, ни даже нитка -  у  Жанны
был ключ. И она заставляла Оливу спускаться по своей прихоти.

Глава 8

СВИДАНИЕ

   Как только де Шарни  приехал  к  себе  в  имение,  он,  после  первых
визитов, заперся у себя, ибо  врач  приказал  ему  не  принимать  больше
никого  и  сидеть  дома,  и  распоряжение  это  было   выполнено   столь
скрупулезно, что ни один житель кантона не видел больше  героя  морского
сражения, наделавшего столько шуму во всей Франции,  равно  как  и  юные
девицы, которые все, как одна, старались его увидеть,  потому  что  было
общеизвестно, что он храбр, и потому что люди говорили, что он красив.
   Де Шарни не прожил там, однако, и трех дней. Ночью он уехал из своего
поместья на спокойном и быстроногом коне. Восемь часов спустя он уже был
в Версале. Через посредство своего камердинера он  снял  там  за  парком
домик.
   Меньше чем через две недели, он уже знал все дворцовые обычаи, обычаи
телохранителей, знал часы, когда птица прилетает пить  из  луж  и  когда
пробегает лань, вытягивая перепуганную мордочку. Ему уже были известны и
сладостные мгновения тишины, и сладостные  мгновения  прогулок  королевы
или ее дам, и время обхода дозорных. Словом,  он  издали  жил  вместе  с
теми,  кто  жил  в  этом  самом  Трианоне  -  храме  его   безрассудного
поклонения.
   Вскоре окна ему было уже недостаточно. Оно  было  слишком  далеко  от
звуков и от огней. Однажды ночью он  выпрыгнул  из  окна  на  газон,  не
встретив,  само  собой  разумеется,  ни  собак,  ни  телохранителей,   и
погрузился в восхитительное  и  опасное  наслаждение  ходить  по  опушке
молодого леса, по границе, отделявшей  густую  тень  от  лунного  света,
наблюдать оттуда за силуэтами, черными и тусклыми, мелькавшими за белыми
занавесками апартаментов королевы.
   Так он видел ее каждый день, она же ничего не знала.
   Однажды вечером, когда Шарни вернулся, когда два часа протекли  после
его последнего  "прости",  которое  он  шептал  растаявшей  тени,  когда
звездная роса начинала образовывать на листьях  плюща  белые  жемчужины,
когда он уже собрался отойти  от  окна  и  лечь  в  постель,  его  слуха
коснулся  звук  ключа  в  замочной  скважине.  Он   вернулся   на   свой
наблюдательный пункт и прислушался.
   Час был поздний, еще не отзвучал полночный звон на  самых  отдаленных
приходских церквах Версаля, и Шарни был удивлен, услышав непривычный для
него звук.
   Строптивая замочная скважина помещалась в парковой  калитке,  которая
находилась приблизительно в двадцати  пяти  шагах  от  домика  Оливье  и
никогда не открывалась, за исключением дней большой охоты -  в  эти  дни
через нее проносили корзины с Дичью.
   Шарни  обратил  внимание,  что  люди,  которые  открывали  дверь,  не
разговаривали; они задвинули засовы и вышли на  аллею,  проходившую  под
окнами его домика.
   Деревца и вьющиеся ветви виноградных лоз  закрывали  ставни  и  стены
вполне достаточно для того, чтобы эти люди могли Пройти незамеченными.
   И только по звуку развевавшихся юбок он понял, что это  две  женщины,
шелковые короткие накидки которых задевали за ветки.
   Женщин, свернувших на  большую  аллею,  расположенную  напротив  окна
Шарни,  озарил  свет  лунного  луча,  и  Оливье  чуть  не  вскрикнул  от
радостного изумления, узнав осанку и прическу Марии-Антуанетты, а  также
нижнюю часть ее  лица,  которая,  несмотря  на  тень,  отбрасываемую  ее
шляпой, была освещена. В руке она держала чудесную розу.
   С сильно бьющимся сердцем Шарни выскользнул из окна в парк. Чтобы  не
наделать шуму, он пустился бежать по траве, прячась за  самыми  толстыми
деревьями и следя глазами за женщинами.
   Неожиданно обе гуляющие дамы  остановились.  Одна  из  них,  поменьше
ростом, тихо сказала несколько слов своей спутнице и удалилась.
   Королева осталась одна. Видно было, как  вторая  дама  быстрым  шагом
устремилась к какой-то цели, которую Шарни еще  не  разгадал.  Королева,
топая маленькой ножкой по песку, прислонилась к дереву.
   Спутница королевы появилась снова, и появилась не одна.
   Шарни увидел, что позади, в двух шагах от нее, идет высокий  мужчина,
погребенный под широкополой шляпой и утонувший в широком плаще.
   Этот мужчина, при виде которого де Шарни задрожал от ненависти  и  от
ревности, шатаясь и нерешительно волоча ноги, казалось, брел  в  темноте
ощупью.
   Как только он увидел Марию-Антуанетту, его дрожь, которую уже заметил
Шарни, еще усилилась.  Незнакомец  снял  шляпу  и  несколько  раз  низко
поклонился.
   Зачем пришла королева в парк в такой поздний час? Зачем  пришел  сюда
этот человек? Почему этот  человек  ждал  и  прятался?  Почему  королева
послала за ним свою спутницу, а не пришла к нему сама?
   Шарни едва не потерял голову. Однако он вспомнил, что королева втайне
занималась политикой, что она часто завязывала связи с немецкими дворами
<До 1871 г. Германия состояла из ряда отдельных государств (герцогств)>,
к которым король относился ревниво и которые строго запрещал.
   У Шарни было слишком мало времени, чтобы  углубиться  в  размышления.
Женщина, сопровождавшая королеву, подошла к  ней  и  прервала  разговор.
Кавалер сделал  такой  движение,  словно  собирался  броситься  к  ногам
королевы, - по всей видимости, его отпускали после аудиенции.
   И тут Шарни увидел, как обе женщины, держась за руки, прошли  в  двух
шагах от его укрытия: от  колыхания  юбки  королевы  зашевелилась  трава
газона почти около Шарни.
   Женщины прошли мимо него и скрылись из глаз.
   А несколько минут спустя приблизился незнакомец, на которого  молодой
человек, пока королева шла до калитки, не обращал  внимания.  Незнакомец
покрывал страстными, безумными поцелуями совсем еще свежую, благоухавшую
розу - несомненно, ту самую, красота которой привлекла к  себе  внимание
Шарни, когда королева вошла в парк  и  которая,  -  он  только  что  это
заметил, - выпала из рук государыни.
   Роза, поцелуи розы! Могла  ли  идти  здесь  речь  о  посольстве  и  о
государственных тайнах?
   Шарни едва не потерял рассудок. Он  хотел  было  броситься  на  этого
человека и вырвать у него розу, но тут спутница королевы появилась снова
и крикнула!
   - Приходите, ваша светлость!

Глава 9

РУКА КОРОЛЕВЫ

   Когда Шарни, растерзанный этим страшным ударом,  вернулся  домой,  он
уже не нашел в себе сил, чтобы вынести это новое несчастье, которое  его
сразило.
   Сомнений не оставалось: человек, так  принятый  в  парке,  был  новым
любовником. Эта мысль целый день не давала покоя Шарни.
   Наступил вечер, принеся  с  собой  нашему  пылкому  часовому  смутные
желания и безумные мысли.
   Шарни прекрасно помнил час свидания королевы.
   Пробило полночь.
   Сердце  Оливье  едва  не  разорвалось.  Он  прижался  всем  телом   к
балюстраде, чтобы заглушить биение сердца, становившееся  все  громче  и
сильнее.
   "Скоро откроется дверь и заскрипят засовы", - сказал он себе.
   Вдруг засовы заскрипели, и дверь  отворилась.  Смертельная  бледность
залила лицо Оливье, когда он заметил двух женщин во вчерашних одеждах.
   - Значит, она влюблена! - прошептал он.
   Обе женщины проделали тот же маневр, что и накануне, и, ускоряя  шаг,
прошли под окном Шарни.
   Через несколько минут Шарни заметил те же самые плащ и шляпу, которые
он разглядел накануне.
   На  сей  раз  незнакомец  двигался   навстречу   королеве   уже   без
почтительной сдержанности: он шел большими шагами, не решаясь бежать.
   Королева, мучимая любовной тоской, прислонившись к тому  же  большому
дереву, опустила голову.
   Теперь  незнакомец  удвоил  нежность  своих   речей.   Порой   Шарни,
несчастному Шарни казалось,  что  каждое  гармонично  трепетавшее  слово
загорается неземным огнем и что он умирает от ярости и от ревности.
   Королева что-то сказала. По крайней мере, так  можно  было  подумать.
Слова  были  совсем  тихие,  приглушенные,  расслышать  их  мог   только
незнакомец. Услышав их, он вне себя от восторга воскликнул:
   - Благодарю! Благодарю  вас,  мое  прекрасное  величество!  Итак,  до
завтра!
   Королева закрыла лицо, и без того надежно закрытое.
   Шарни почувствовал, как холодный пот, смертный пот  тяжелыми  каплями
медленно струится по его вискам.
   Тут незнакомец увидел две руки  королевы,  простершиеся  к  нему.  Он
схватил их в свои и запечатлел на них  поцелуй,  столь  долгий  и  столь
нежный,  что  за  это  время  Шарни  познал  муки  всех  пыток,  которые
человеческая свирепость похитила у сатанинской жестокости.
   После этого поцелуя королева выпрямилась  и  схватила  за  руку  свою
спутницу.
   Обе женщины убежали, промелькнув, как и в прошлый раз, мимо Шарни.
   Ночь прошла для него в яростном беге по парку, по аллеям, которые  он
от отчаяния упрекал в преступном сообщничестве.
   Он разглядывал следы этого человека с тем холодным вниманием, с каким
изучал бы следы дикого зверя. Он узнал  дверь  за  купальнями  Аполлона.
Взобравшись на верх  широкой  стены,  он  увидел  следы  конских  копыт,
нанесших немалый урон траве.
   "Он приезжает сюда! Он приезжает не из Версаля, а из Парижа! -  думал
Оливье. - Он приезжает один, и завтра приедет опять, так  как  ему  было
сказано: "До завтра". А до завтра мы будем молча глотать уже  не  слезы,
которые текут у меня из глаз,  а  кровь,  которая  волнами  струится  из
сердца. Завтрашний  день  будет  последним  днем  моей  жизни,  иначе  я
превращусь в негодяя, который никогда не любил".
   Вонзив ногти в грудь, Шарни мерным шагом направился к дому.
   - Они сказали друг другу: "До завтра", - перепрыгнув через  балконную
решетку, прошептал он. - Да, до завтра!..  Но  завтра  на  свидании  нас
будет четверо, сударыня!

Глава 10

ЖЕНЩИНА И КОРОЛЕВА

   Завтрашний день принес с собой все те же перипетии. Дверь открылась с
последним ударом полуночного боя часов. Появились две женщины.
   Шарни принял решение;  сегодня  вечером  он  хотел  узнать,  кто  тот
счастливец, кому покровительствует королева.
   Верный своим привычкам,  несмотря  на  то,  что  они  еще  не  успели
укорениться, он отправился в путь, прячась за  деревцами,  но  когда  он
добрался до места, где уже две ночи подряд происходили свидания,  то  не
обнаружил никого.
   Спутница королевы увлекла ее к купальням Аполлона.
   Королева, посмеиваясь и что-то шепча, направилась к темному  убежищу,
на пороге которого ее с распростертыми  объятиями  поджидал  неизвестный
дворянин.
   Она, протягивая к нему руки, вошла  туда.  Железная  решетка  за  нею
закрылась.
   Сообщница, оставшаяся  снаружи,  оперлась  на  разбитую  полуколонну,
мягкую от покрывавших ее листьев.
   Шарни плохо рассчитал свои силы. Такого удара он не мог выдержать.
   Он  рухнул  на  мхи,  испустив  слабый,  хриплый  вздох,  на  секунду
смутивший покой часового, стоявшего у дверей в купальни Аполлона.
   Он задыхался от кровотечения вновь открывшейся раны.
   Шарни снова вернули к  жизни  холод  росы,  влажность  земли,  жгучее
ощущение боли.
   Версальские часы, пробившие два часа  ночи,  показали  ему,  что  его
обморок был весьма продолжительным.
   Ночь была сплошным бредом. Но и к утру он не успокоился.
   Бледный,  как  мертвец,  постаревший  на  десять   лет,   он   позвал
камердинера и оделся в бархатный черный костюм.
   Сумрачный, безмолвный, снедаемый всеми своими болями,  он  направился
во дворец Трианон в то время, когда произошла  смена  караула,  То  есть
приблизительно в десять часов.
   Королева вышла из капеллы: она была там на литургии.
   Вдруг у конца ограды она заметила Шарни. Она покраснела и  вскрикнула
от изумления.