ску, и вы переоденетесь
в карете.
   - А знаете, графиня, ведь это очаровательное развлечение!

Глава 22

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ОПЕРЕ

   Опера, этот храм парижских развлечений, сгорела в июне 1781 года.
   Под ее обломками погибло двадцать человек, и так как за  восемнадцать
лет это было уже второе несчастье, то обычное местонахождение Оперы,  то
есть Пале-Рояль, показалось роковым  для  парижских  увеселений;  приказ
короля переместил ее в другой квартал, подальше от центра.
   Выбор пал на Порт Сен-Мартен.  Король,  огорченный,  что  его  добрый
город Париж очень давно не посещает Оперу, теперь совсем загрустил.
   Чтобы  утешить  короля  и  даже  отчасти  королеву,  их   величествам
представили архитектора Ленуара, сулившего все чудеса света.
   Ленуар взялся за дело и  сдержал  свое  слово.  Зал  был  закончен  в
назначенный срок.
   Но тут публика,  которая  никогда  не  бывает  удовлетворена  или  же
успокоена, начала размышлять о том, что в зале были сооружены крепления,
что это был единственный способ построить его быстро,  но  что  быстрота
исполнения была проявлением слабости и что, следовательно,  новая  Опера
непрочна.
   Видя это, безутешный архитектор обратился к королю, и тот  подал  ему
мысль.
   - Трусы во  Франции  -  это  люди,  которые  платят,  -  объявил  его
величество. - Королева подарила мне дофина - город ликует. Объявите:  на
радостях, что у меня родился сын. Опера откроется бесплатным спектаклем,
и если двух с половиной тысяч человек, другими словами -  трехсот  тысяч
ливров в среднем, вам недостаточно для испытания  прочности,  предложите
этим молодцам маленько поразмяться. После спектакля начните бал!
   Архитектор последовал совету короля. "Адель де Понтье" сыграли  перед
тремя тысячами плебеев, и они аплодировали больше, чем короли.
   Плебеям очень  хотелось  потанцевать  после  спектакля  и  хорошенько
повеселиться.
   В зале ничто не рухнуло.
   Если  и  можно  было  опасаться  несчастья,  то  лишь  на   следующих
представлениях, когда зал заполняла боязливая знать - тот самый  зал,  в
который, спустя три года после его открытия, должны были отправиться  на
бал кардинал де Роан и графиня де ла Мотт.

Глава 23

БАЛ В ОПЕРЕ

   Бал был в самом разгаре, когда кардинал Луи де Роан и графиня  Де  ла
Мотт проскользнули в зал между тысячами домино и масок всех видов.
   Вскоре они исчезли в толпе,  подобно  тому  как  исчезают  в  больших
водоворотах маленькие воронки: на  мгновение  их  замечают  гуляющие  по
берегу, затем их увлекает за собой и сглаживает течение.
   Два домино бок о бок, - насколько  в  такой  суматохе  возможно  было
держаться бок о бок, - общими усилиями пытались  сопротивляться  натиску
толпы, но, видя, что они не смогут достичь  желаемого,  решили  укрыться
под ложей королевы, где напор толпы был не столь сильным  и  где,  кроме
того, стена давала им точку опоры.
   Домино черное и домино белое, одно высокое,  другое  среднего  роста,
одно - мужчина, другое - женщина, один работал  руками,  другая  вертела
головой.
   Эти два домино, очевидно, вели самый оживленный  разговор.  Послушаем
их.
   - Говорю тебе. Олива, что ты кого-то ждешь, - повторял тот,  что  был
выше ростом, - у тебя не шея, а флюгер, который не только поворачивается
под всеми ветрами, но и ловит все взгляды.
   - Ты привел меня на бал в Оперу; дело сделано, примирись с этим.
   - Мадмуазель Олива!
   Черное  домино  сделало  гневное  движение,  которое  было  мгновенно
остановлено появлением голубого  домино  -  Довольно  полного,  довольно
высокого.
   - Ну, ну! - заговорил вновь прибывший, -  Черт  возьми,  предоставьте
даме развлекаться так, как ей хочется.
   - Не суй свой нос в чужой вопрос, - грубо ответило, черное домино.
   - Сударь! - заметило голубое домино. - Запомните раз и навсегда,  что
немного вежливости никогда ничего не испортит.
   - Я вас не знаю, - отвечало черное домино, - какого же дьявола я буду
с вами церемониться?
   - Зато я вас знаю, господин де Босир. Когда  было  названо  это  имя,
черное домино содрогнулось.
   - О, не пугайтесь, господин де Босир! - продолжала маска. - Я не тот,
о ком вы думаете.
   - Черт побери! А о ком я думаю?
   - Вы приняли меня за агента господина де Крона.
   - Господина де Крона?
   - Ну да, как будто вы не знаете, черт  побери!  Господина  де  Крона,
лейтенанта полиции. Но придите в себя, дорогой господин де  Босир,  вашу
шпагу вы оставили дома и  прекрасно  сделали.  Поговорим  о  другом.  Не
угодно ли вам сделать мне одолжение и отдать мне руку этой дамы?
   - Руку этой дамы?
   - Ну да!
   - Я вижу ясно, что дама и вы... - пробормотал Босир.
   - Что - дама и я?
   - Поладили друг с другом.
   - Клянусь, что нет.
   - Неужели это можно подумать? - воскликнула Олива.
   - А впрочем... - прибавило голубое домино.
   - То есть как это - "впрочем" ?
   - Да, если бы мы и поладили, вам это было бы только на благо.
   -  Когда  высказываешь  какую-то  мысль,  ее  еще  надо  доказать,  -
бесцеремонно заявил Босир.
   - Я и докажу, - подхватило голубое  домино,  -  я  докажу,  что  ваше
присутствие здесь столь же для вас вредно, сколь полезно для вас было бы
ваше отсутствие.
   - Чем же, скажите, пожалуйста?
   - Мы ведь являемся членом некоей академии, не так ли?
   - Я?
   - Улица По-де-Фер, второй этаж - верно я говорю, господин де Босир?
   - Тес! Сударь! Вы становитесь малоприятным собеседником!
   - Так вот, через четверть часа в вашей академии не улице По-де-Фер, у
господина де Босира, будет обсуждаться некий план, который  должен  дать
два миллиона прибыли двенадцати истинным компаньонам, одним  из  которых
являетесь вы, господин де Босир!
   - Ах, сударь, вы отсылаете меня на улицу По-де-Фер? - спросил тот.
   - Я отсылаю вас на улицу По-де-Фер.
   - Чтобы там меня схватили! Я еще не рехнулся.
   - Но если в моей власти сделать то, о чем вы говорите,  если  в  моей
власти гораздо большее -  догадаться  о  том,  что  затевается  в  вашей
академии, то зачем же я явился бы просить у вас разрешения на  беседу  с
вашей дамой? О нет! В этом случае я сделал бы так, что вас арестовали бы
сию же секунду, и мы с вашей дамой освободились бы от вас. Я же поступаю
иначе: "Всего добиваться вежливостью и убеждением" -  таков  мой  девиз,
дорогой господин де Босир.
   - Послушайте! - вскричал Босир, выпуская руку Оливы. -  Ведь  это  вы
сидели на софе у этой дамы два часа назад? А? Отвечайте!
   - На какой  софе?  -  переспросило  голубое  домино,  которому  Олива
легонько сжала кончик мизинца.
   - А в сущности говоря, мне  это  совершенно  все  равно,  -  возразил
Босир. - Доводы ваши вполне убедительны - это  все,  что  мне  нужно.  Я
сказал:  "Убедительны",  -  а  должен  был  бы  сказать:  "Превосходны".
Возьмите же даму под руку, и если  вы  вели  себя  как  благовоспитанный
человек с дурными намерениями, - краснейте!
   Голубое домино расхохоталось.
   - Спите спокойно, - объявило оно Босиру. - Отсылая вас туда, я  делаю
вам подарок стоимостью, по меньшей мере, в сто тысяч ливров:  ведь  если
вы  сегодня  вечером  не  явитесь  в  академию,   по   обвинению   ваших
компаньонов, вы не примете участия в дележе, тогда  как,  если  вы  туда
явитесь...
   - Что ж, будь по-вашему, пойду наудачу, - пробормотал Босир.
   Поклонившись и сделав пируэт,  он  исчез.  Голубое  домино  завладело
рукой мадмуазель Оливы.
   - Я не знаю ничего более прелестного на свете, нежели  ваша  история,
дорогая мадмуазель Николь, - заговорило  голубое  домино,  нежно  сжимая
округлую  руку  маленькой  женщины.  Услышав  это  имя,  она   испустила
сдавленный крик; маска сползла ей на ухо.
   - Боже мой! Что это за имя? - воскликнула она. - Николь!.. Уж не  обо
мне ли идет речь? Уж не хотите ли вы ненароком назвать так меня?
   - Теперь вас зовут Олива. Имя Николь чересчур отдавало провинцией.  Я
прекрасно знаю, что вы - это две  женщины:  Олива  и  Николь.  Не  будем
сейчас говорить об Оливе, поговорим сперва о Николь. Разве вы забыли  те
времена, когда вы откликались на  это  имя?  Никогда  не  поверю!..  Ах,
дорогое дитя мое, когда, будучи юной девушкой, носишь какое-то имя,  это
имя всегда сохраняешь если и не для всех, то, по крайней мере, в глубине
сердца, каким бы ни было то имя, которое она вынуждена была взять, чтобы
забыть первое. Бедная Олива! Счастливая Николь!
   - Вы, стало быть, не считаете меня счастливой?
   - Вам трудно было бы стать счастливой с таким человеком,  как  Босир.
Олива вздохнула.
   - Да, я отнюдь не счастлива, - сказала она.
   - Но если вы его не любите, бросьте его.
   - Нет.
   - Но почему же?
   - Потому что если бы я скоро его бросила,  я  пожалела  бы  об  этом.
Пожалела бы о том шуме, который он поднимает вокруг меня.
   - Я должен был  бы  догадаться  об  этом.  Вот  что  значит  провести
молодость среди людей молчаливых!
   - Вам известна моя молодость?
   - Прекрасно известна.
   - Ах, вы мой дорогой! - смеясь и покачивая  головою,  с  недоверчивым
видом произнесла Олива.
   - Так поговорим же о вашей молодости, мадмуазель Николь?
   - Что ж, поговорим, но предупреждаю вас, что не подам  вам  ни  одной
реплики.
   - Я не коснусь вашего детства - это время не идет в счет нашей жизни;
я начну с вашей юности, с того мгновения, когда вы обнаружили,  что  Бог
вложил в вас сердце для того, чтобы вы любили.
   - Чтобы я любила кого-то?
   - Чтобы вы любили Жильбера.
   При этом имени дрожь пробежала  по  всему  телу  молодой  женщины,  и
голубое домино почувствовало, как задрожала ее рука.
   - Боже мои! Откуда вы  это  знаете?  -  спросила  она.  Внезапно  она
остановилась, с непостижимым волнением устремив взгляд сквозь  маску  на
голубое домино. Голубое домино промолчало.
   Олива иди, вернее, Николь вздохнула.
   - Ах, сударь! - сказала она. -  Вы  сейчас  произнесли  имя,  которое
вызывает у меня столько воспоминаний!.. Так вы знали Жильбера?
   - Раз я заговорил с вами о нем, значит, я его знал.
   - Увы!
   - Славный парень, клянусь честью!.. Вы любили его?
   - Да, да; вам известны самые страшные  тайны,  сударь!  -  вздрогнув,
отвечала Олива. - А теперь...
   Она посмотрела на незнакомца так, словно могла  читать  по  его  лицу
сквозь маску.
   - А что с ним сталось теперь? Голубое домино хранило молчание.
   - Прошу вас, - почти умоляюще настаивала Николь, - скажите  мне;  что
сталось с Жильбером?  Вы  молчите,  вы  отворачиваетесь...  Быть  может,
воспоминание о нем оскорбляет вас, удручает?
   В самом деле: голубое домино не  только  отвернулось,  но  и  поникло
головой, словно груз воспоминании был чересчур тяжел для него.
   - Когда Жильбер любил мадмуазель де Таверне... - произнесла Олива.
   - Имена называйте лоташе, - перебило ее голубое домино. - Разве вы не
обратили внимание, что я их и вовсе не называю?
   - Когда он так любил ее, - со вздохом продолжала Олива, - что  каждое
дерево в Трианоие звало об этой любви...
   - О! - произнесло голубое домино; мягкое покачивание головы  выдавало
улыбку, появившуюся под маской. - О вас, о Жильбере и еще об одной особе
мне известно все, что может быть известно вам самой, милое дитя мое!
   - Скажите мне откровенно: что сталось с  Жильбером?  -  Разве  вы  не
слыхали, что он умер?
   - Да, но...
   - Так вот: он умер.
   - Умер? - с недоверчивым видом переспросила Николь.
   Внезапно она содрогнулась так же, как и в первый раз.
   - Ради Бога, сударь, - сказала она, - окажите мне услугу!
   - Две, десять - сколько вам будет угодно, дорогая Николь!
   - Снимите маску!
   - Здесь это невозможно.
   - Вы боитесь, что я вас узнаю!
   Голубое домино больше не заставило себя упрашивать; оно направилось в
темное место, которое указала ему молодая женщина, и, очутившись  там  и
отвязав маску, показало свое лицо Оливе, -  та  с  минуту  пожирала  его
взглядом.
   - Увы, нет! - топая ногой и вонзая ногти в  ладони,  сказала  она.  -
Увы, нет, это не Жильбер!
   - А кто же я?
   - Не все ли мне равно, раз вы - не он?
   - С сегодняшнего дня, дорогая Олива, - вы видите, что  я  оставляю  в
покое  Николь,  -  с  сегодняшнего  дня,  дорогая  Олива,   перед   вами
открывается все ваше будущее - счастливое, богатое, блестящее.
   - Вы так думаете?
   - Да, если вы и впрямь решились на все, чтобы с моей помощью  достичь
цели.
   - О, на этот счет будьте спокойны!
   - Только не надо больше вздыхать так, как вы вздохнули сейчас.
   - Поговорим о том, о чем вам желательно.
   - Почему вы убежали с Босиром?
   - Потому что я хотела  покинуть  Трианон,  и  должна  была  бежать  с
кем-нибудь. Я не могла больше оставаться для Жильбера крайним средством,
презираемой заменой.
   - Десять лет верности из-за гордыни, - заметило голубое домино. -  О,
как дорого вы заплатили за свое тщеславие!
   Олива расхохоталась.
   - Я прекрасно понимаю, над  чем  вы  смеетесь,  -  серьезно  произнес
незнакомец. - Вы смеетесь над  тем,  что  человек,  который  утверждает,
будто ему известно все, обвиняет вас в том, что вы  десять  лет  хранили
верность, тогда как вы и не  подозреваете,  что  вас  можно  обвинить  в
подобной глупости. Боже мой! Раз речь зашла о физической верности, милая
девушка, то я знаю, о чем я должен теперь говорить. Да, я знаю,  что  вы
вместе с Босиром были в Португалии, что вы провели  там  два  года,  что
после этого вы уехали в Индию, уже  без  Босира,  с  капитаном  фрегата,
который прятал вас у себя в каюте и который позабыл вас в  Шандернагоре,
на материке, когда возвращался в Европу. Я знаю,  что  у  вас  было  два
миллиона рупий на расходы в доме одного набоба, который  держал  вас  за
тремя  решетками.  Я  знаю,  что  вы  бежали.  Я  знаю,  наконец,   что,
разбогатев, - вы унесли с собой два  браслета  с  мелким  жемчугом,  два
брильянта и три крупных рубина, - вы вернулись во Францию,  в  Брест,  и
там, при высадке в гавани, ваш злой гений снова привел к вам  Босира,  и
тот едва не упал в обморок, когда узнал в  вас,  смуглой  и  исхудавшей,
вернувшуюся во Францию бедную изгнанницу!
   - Но кто же вы такой. Боже милостивый? - произнесла Николь. -  Откуда
вы все это знаете?
   - Я знаю, наконец, что Босир увез вас, доказал вам, что он вас любит,
продал ваши драгоценности и довел вас до нищеты... Я знаю,  что  вы  его
любите, что, во всяком  случае,  вы  так  говорите  и  что,  раз  любовь
является источником всех благ, вы должны быть самой счастливой  женщиной
в мире.
   Олива опустила голову, закрыла лицо рукой, и сквозь пальцы этой  руки
были видны две слезы, скатившиеся из глаз.
   - И эту женщину, такую гордую и такую счастливую, вы сегодня  вечером
купили за пятьдесят луидоров! - сказала она.
   - Вы стоите гораздо дороже, и я докажу вам это. О, не отвечайте мне -
ведь вы ничего не понимаете.., а кроме того...  -  прибавил  незнакомец,
склонившись в сторону от Оливы.
   - А кроме того?
   - А кроме того, сейчас мне необходимо все мое внимание.
   - В таком случае, я умолкаю.
   - Нет, как раз напротив: говорите со мной, о чем  хотите.  Боже  мой!
Рассказывайте мне о любых пустяках, это мне безразлично, лишь бы у нас с
вами был вид людей, занятых разговором.
   - Будь по-вашему. А все-таки вы оригинальный человек.
   - Дайте мне руку, и мы с вами походим. И они принялись  ходить  между
группами людей; она  выгибала  свою  тонкую  талию  и  делала  головкой,
изящной даже под капуцинкой и шейкой,  гибкой  даже  под  домино,  такие
движения, что все знатоки смотрели на нее с вожделением.
   Тут двое пеших гуляющих прошли мимо группы, в центре которой  человек
изящного сложения, с непринужденными, гибкими движениями, что-то говорил
трем своим спутникам, а те, казалось, слушали его весьма почтительно.
   - Кто этот  молодой  человек?  -  спросила  Олива.  -  какое  у  него
прелестное жемчужно-серое домино!
   - Это его высочество граф д'Артуа, - отвечал незнакомец, - но теперь,
Бога ради, помолчите!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

БАЛ В ОПЕРЕ

(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

   В то мгновение,  когда  Олива,  оглушенная  громким  именем,  которое
сейчас произнесло голубое домино, посторонилась, чтобы ей  было  виднее,
два других домино, отделившись от болтливой и шумной группы людей, нашли
себе местечко в проходе вдоль кресел партера, где не было диванчиков.
   Здесь было нечто вроде пустынного островка, куда  забегали  время  от
времени группы гуляющих.
   - Прислонитесь к этому столбу, графиня, - совсем тихо произнес голос,
который произвел впечатление на голубое домино.
   И почти тотчас же высокое  оранжевое  домино  со  смелыми  повадками,
обличавшими  в  нем  скорее  нужного  человека,  нежели   обходительного
льстеца, раздвинуло толпу, подошло к голубому домино и сказало:
   - Это он.
   - Хорошо, - отвечало оно и одним движением отпустило желтое домино.
   - Слушайте меня, мой добрый  маленький  друг,  -  заговорило  голубое
домино на ухо Оливе, - сейчас мы начнем развлекаться.
   - Буду очень рада.
   - Черное домино - вы его видите? -  это  один  немец  из  числа  моих
друзей.
   - А-а.
   - Вероломный человек, который отказался пойти  со  мной  на  бал  под
предлогом мигрени.
   - И которому вы сказали, что тоже не пойдете.
   - Разумеется!
   - С ним женщина?
   - Да.
   - Кто она?
   - Не знаю. Мы подойдем к ним, хорошо? Мы сделаем вид, что вы - немка;
вы не раскроете рта из опасения, чтобы он не признал в  вас  по  акценту
чистокровную парижанку.
   - Превосходно. А вы его заинтригуете?
   - О, за это я вам ручаюсь! А теперь  начинайте:  показывайте  мне  на
него концом веера!
   - Вот так?
   - Да, превосходно. Шепчите мне  что-нибудь  на  ухо.  Черное  домино,
предмет этой атаки, повернулось к  залу  спиной;  оно  разговаривало  со
своей спутницей. Спутница, глаза которой сверкали под  маской,  заметила
жест Оливы.
   - Смотрите, ваше высокопреосвященство, - еле слышно  сказала  она.  -
Вон там - две маски; они интересуются нами.
   - Графиня, не бойтесь ничего! Нас узнать невозможно. И раз  уж  мы  с
вами на пути к гибели, разрешите мне повторить, что на свете еще не было
столь пленительной фигуры, как ваша, что на  свете  еще  не  было  таких
жгучих глаз. Позвольте же мне сказать вам...
   - Остановитесь, вы погубите себя... А между тем, опасность будет куда
страшнее, если вас услышат наши соглядатаи.
   - Два соглядатая! - воскликнул взволнованный кардинал.
   - Да, вот они: они решились подойти к нам.
   - Если они вынудят вас заговорить, как можно  сильнее  измените  свой
голос, графиня.
   - А вы -  свой,  ваше  высокопреосвященство.  В  самом  деле:  к  ним
подходили Олива и ее голубое домино. Домино обратилось к кардиналу.
   - Маска! - произнесло домино и наклонилось к уху Оливы -  та  сделала
утвердительный знак.
   - Чего ты хочешь? - изменив голос, спросил кардинал.
   - Дама, которая меня  сопровождает,  -  отвечало  голубое  домино,  -
поручила мне задать тебе несколько вопросов.
   - Задавай их поскорее, - сказал де Роан.
   - И пусть они будут в высшей степени нескромными, -  нежным  голоском
прибавила графиня де ла Мотт.
   - Такими нескромными, -  подхватило  голубое  домино,  -  что  ты  не
поймешь их, любопытная!
   И тут  незнакомец  на  безупречном  немецком  языке  задал  кардиналу
следующий вопрос:
   - Ваше высокопреосвященство!  Вы  влюблены  в  женщину,  которая  вас
сопровождает? Кардинал вздрогнул.
   - Вы сказали: "Ваше высокопреосвященство"? - переспросил он.
   - Да, ваше высокопреосвященство.
   - Вы ошибаетесь: я не тот, за кого вы меня принимаете.
   - О, я  безусловно  прав,  господин  кардинал!  Не  отпирайтесь,  это
бесполезно: ведь даже если бы я и не знал вас, дама,  кавалером  коей  я
являюсь, поручает мне сказать вам, что она прекрасно вас знает.
   Он наклонился к Оливе и еле слышно сказал ей:
   - Сделайте знак, что да. И делайте этот знак всякий раз, как  я  буду
сжимать вам руку. Она сделала