тельнейшую привязанность?
   - Я видела это на балу в Опере, принц!
   - Эта привязанность никогда не будет разделена. Но Боже меня  сохрани
поверить в это!
   - Так вот, ваше высокопреосвященство: королева не любит вас.
   - В таком случае, я погиб! Никакое ожерелье тут не поможет!
   - А вот тут вы можете и ошибиться, принц.
   - Ожерелье куплено!
   - По крайней мере, королева увидит, что если она вас не любит, то  ее
любите вы.
   - И что же дальше, графиня?
   - А дальше все очень просто.
   - Что я должен делать?
   - Ничего. Подождите меня.
   - А куда вы едете?
   - В Версаль.
   - Когда?
   - Завтра.
   - И я получу ответ?
   - Тотчас же.
   - Ну что ж, моя покровительница, полагаюсь на вас!
   - Предоставьте мне поле действий.

Глава 25

ЖАННА, ПОЛЬЗУЮЩАЯСЯ ПОКРОВИТЕЛЬСТВОМ

   Обладательница такой тайны, обогащенная таким будущим, имеющая  столь
мощную поддержку с обеих сторон, Жанна ощущала в себе  достаточно  силы,
чтобы победить весь мир.
   Она дала себе двухнедельную отсрочку, прежде чем всеми зубами впиться
в сочную кисть, которую судьба повесила у нее над головой.
   Настал день, когда Жанна одним прыжком очутилась в Версале. У нее  не
было уведомления о соизволении на аудиенцию, но ее вера в  свое  счастье
стала такой крепкой, что она уже не сомневалась,  что  этикет  склонится
перед ее желанием.
   Она оказалась права.
   Скоро она очутилась перед государыней.
   Мария-Антуанетта   была   серьезна   и,   по-видимому,   в   неважном
расположении духа,  быть  может,  именно  потому,  что  она  уж  слишком
покровительствует графине этим неожиданным приемом.
   - Ваше величество! - заговорила Жанна, - я в большом затруднении.
   - Как так?
   - Ваше величество! Вы знаете, - по-моему, я говорила вам об  этом,  -
сколь велико благорасположение ко мне господина  кардинала,  которому  я
стольким обязана?
   Королева нахмурила брови.
   - Нет, не знаю, - ответила она.
   - Так вот, позавчера его высокопреосвященство оказал мне честь  своим
посещением.
   - Ах, вот как!
   - Я сказала ему, что несколько дней назад вы, ваше  величество,  дали
мне крупную сумму денег; что королеве случалось поступать таким образом,
по крайней мере, тысячу раз в течение двух лет и что  если  бы  королева
была не столь мягкосердечна и не столь щедра, в ее  кассе  было  бы  два
миллиона, благодаря которым никакие соображения не помешали бы ей  взять
себе  это  великолепное  брильянтовое  ожерелье,  от  которого  она  так
благородно, так мужественно, так несправедливо отказалась.
   Королева покраснела и устремила взгляд на Жанну.
   - Да, - сказала она, - ожерелье великолепно; я хочу сказать: оно было
великолепным, и мне очень приятно, что женщина со вкусом похвалила  меня
за то, что я от него отказалась.
   - Я увидела, что, узнав, как героически  вы  пожертвовали  ожерельем,
господин де Роан побледнел.
   - Побледнел?
   - На мгновение глаза его наполнились слезами. Я не знаю, такой ли  уж
красавец-мужчина господин де Роан, такой ли он  истинный  вельможа,  как
это утверждают  многие,  но  я  знаю,  что  в  то  мгновение  лицо  его,
освещенное сиянием его души и залитое слезами, исторгнутыми у него вашим
великодушным  бескорыстием..,  да  что  я  говорю!   вашим   возвышенным
самоотречением, это лицо никогда не изгладится из моей памяти.
   Королева  на  минуту  остановилась,  чтобы  вылить  воду   из   клюва
золоченого лебедя, погрузившегося в ее мраморную ванну.
   - Продолжите, - произнесла она.
   - Ваше величество! Вы приводите меня в оцепенение;  ваша  скромность,
которая побуждает вас отвергать даже хвалу...
   - Хвалу кардинала? О да!
   - Но почему же?
   - Потому, что она мне подозрительна, графиня.
   - Мне не  подобает,  -  с  глубоким  уважением  заговорила  Жанна,  -
защищать того, кто был так несчастен, что  впал  в  немилость  у  вашего
величества. Не усомнимся в том  ни  на  минуту  -  он  виновен,  ибо  он
неприятен королеве.
   - Господин де Роан мне не неприятен - он оскорбил меня. Но я королева
и христианка и, следовательно,  вдвойне  склонна  забывать  оскорбления,
Королева произнесла эти слова с такой величественной  добротой,  которая
была присуща только ей.
   Жанна промолчала.
   - Вы больше ничего не скажете?
   - Я буду находиться под подозрением у вашего величества, я навлеку на
себя вашу немилость, я заслужу порицание вашего величества, если выскажу
мнение, которое вас заденет.
   - Вы горячо любите господина де Роана, графиня;  я  больше  не  стану
нападать на него в вашем присутствии. Королева рассмеялась.
   - Я предпочитаю ваш гнев  вашим  насмешкам,  -  отозвалась  Жанна.  -
Господин кардинал питает  к  вам  чувство  столь  почтительное,  что,  я
уверена, если бы он увидел, что королева смеется над ним, он бы умер!
   - Ого! Значит, он сильно изменился.
   - Знаете, ваше величество, - начала свою выразительную, полную огня и
увлечения речь Жанна, - то, что сделал господин  де  Роан,  изумительно,
это поступок великодушный, поступок, совершенный от  всего  сердца,  это
прекрасный поступок; душа, подобная душе  вашего  величества,  не  может
удержаться от сочувствия всему, что прекрасно и что исполнено  глубокого
чувства.  Признаюсь,  узнав  от  меня  о  временном  безденежье   вашего
величества, господин де Роан сейчас  же  воскликнул:  "Как!  Французская
королева отказывается от того, от чего не осмелилась бы отказаться  жена
откупщика?" Господин де  Роан  еще  не  знал,  что  португальский  посол
торгуется о цене на эти брильянты. Я  рассказала  ему  и  об  этом.  Его
негодование усилилось.  "Это  уже  вопрос  не  о  том,  чтобы  доставить
удовольствие  королеве,  -  заметил  он,  -  это   вопрос   королевского
достоинства". И внезапно покинул меня. Час спустя я узнала, что он купил
эти брильянты.
   - За полтора миллиона?
   - За миллион шестьсот тысяч.
   - Ас какой же целью он их купил?
   - Чтобы эти брильянты, коль скоро они не  могут  принадлежать  вашему
величеству, по крайней мере, не достались другой женщине.
   Мария-Антуанетта задумалась, и ее благородное лицо  позволяло  видеть
без единого облачка все, что происходило у нее в душе.
   - Господин де Роан  вел  себя  великодушно,  -  сказала  она,  -  это
благородный поступок и деликатная самоотверженность.
   Графиня де ла Мотт жадно впитывала в себя ее слова.
   - Поблагодарите же господина де Роана, - продолжала королева.
   - Непременно, сударыня!
   - Вы прибавите, что господин де Роан доказал мне свою дружбу, что  от
дружбы я принимаю все и что  долг  платежом  красен.  Таким  образом,  я
принимаю не дар господина де Роана...
   - Но что же в таком случае?
   - Его аванс... Господин де Роан пожелал выдать деньги авансом  или  в
кредит, чтобы доставить мне удовольствие. Я возвращу ему долг. Бемер,  я
думаю, просил заплатить наличными?
   - Двести пятьдесят тысяч ливров.
   - Это деньги за три месяца из того  пенсиона,  который  назначил  мне
король. Сегодня утром мне прислали их  авансом,  я  знаю,  но,  так  или
иначе,  прислали.  Откройте,  пожалуйста,  вон  тот  ящик.  Видите   там
бумажник?
   - Вот он, ваше величество.
   -  В  нем  двести  пятьдесят  тысяч   ливров.   Пересчитайте!   Жанна
пересчитала.
   - Отдайте их кардиналу. Поблагодарите его. Скажите ему, что я  устрою
так, чтобы ежемесячно выплачивать ему таким же способом. Проценты  будут
установлены.  Таким  образом  я  получу  ожерелье,   которое   мне   так
понравилось, и если мне придется ограничить свои расходы, я, по  крайней
мере, не ограничу расходы короля.
   Минуту она собиралась с мыслями.
   - И тем самым я выигрываю, - продолжала она, - узнав, что у меня есть
деликатный друг, который оказал мне услугу...
   Она снова остановилась.
   - и.., подруга, которая меня разгадала, - закончила  она,  протягивая
Жанне руку, к которой та устремилась.
   Так как она хотела  выйти,  королева,  снова  поколебавшись,  сказала
совсем тихо, словно боялась произнести эти слова:
   - Графиня! Уведомите господина де  Роана,  что  он  будет  в  Версале
желанным гостем и что я хочу поблагодарить его.
   Жанна выскочила из покоев королевы даже не хмельная,  а  безумная  от
радости и удовлетворенной гордости.
   Она сжимала купюры так, как сжимает ястреб похищенную добычу.

Глава 26

БУМАЖНИК КОРОЛЕВЫ

   Кардинал еще не вышел из дому, когда графиня де ла Мотт  появилась  в
самом центре его особняка и его окружения.
   Она объявила о своем прибытии более  церемонно,  чем  сделала  это  у
королевы.
   - Вы из Версаля? - спросил он.
   - Да, ваше высокопреосвященство.
   - Ах, графиня, вы говорите это с таким видом...
   - Вы хотели, чтобы я увидела королеву?
   - Да.
   - Я ее видела. Вы хотели, чтобы она позволила мне заговорить  о  вас,
она,  которая  неоднократно  обнаруживала  свою  к   вам   неприязнь   и
неудовольствие при одном вашем имени?
   - Вернее, вы были так добры, что заговорили с ней обо мне?
   - Это требует объяснений.
   - Не говорите мне больше ни слова, графиня, - я вижу какое отвращение
питает ко мне ее величество...
   - Да нет, не  такое  уж  отвращение!!!  Я  осмелилась  заговорить  об
ожерелье.
   - Вы сказали ей, что я преподнесу ей эти брильянты?
   - Она отказалась наотрез...
   - Я погиб!
   - Отказалась принять их в подарок - это да, но ссуду...
   - Ссуду... Вы так тонко повернули это предложение?
   - Так тонко, что она его приняла.
   - Я, я предоставляю ссуду королеве!.. Графиня, может ли это быть?
   - Это больше, чем если бы вы их просто подарили.
   - В тысячу раз!
   - Я так и думала. Тем не менее ее величество это принимает.
   Кардинал поднялся, потом снова сел.  Потом  опять  встал,  подошел  к
Жанне и взял ее за руку.
   - Не обманывайте меня, - сказал он. - Подумайте, что одно ваше  слово
может сделать меня последним из людей.
   - Страстями не играют, ваше высокопреосвященство; подавно не играют с
тем, что может стать смешным; люди же вашего ранга и ваших достоинств не
могут стать смешными.
   - Это верно! Но тогда то, что вы мне сказали..
   - ..абсолютная истина.
   - И у меня с королевой общая тайна?
   - Да, тайна.., пагубная тайна.
   Кардинал снова подбежал к Жанне и нежно сжал ей руку.
   - Королева приказала мне передать вам, что она будет рада видеть  вас
в Версале.
   Неосторожная Жанна едва успела выговорить  эту  фразу,  как  кардинал
побледнел, словно юноша при первом поцелуе.
   Неуверенной, как у пьяного, походкой он добрел до  кресла,  стоявшего
поблизости от него.
   "Ах вот оно что! - подумала Жанна. - Да это  куда  серьезнее,  чем  я
думала! Я мечтала о герцогстве, о пэрстве, о ста тысячах ливров ренты, а
получу княжество и полмиллиона ренты, ибо де Роан томим не честолюбием и
не алчностью - он томим любовью!"
   Де Роан скоро оправился.  Радость  -  не  из  тех  болезней,  которые
протекают долго, а так как  это  был  человек  сильный  духом,  он  счел
приличным заговорить с Жанной о делах, чтобы заставить  ее  забыть,  что
сейчас он говорил о любви.
   Она ему не мешала.
   - Друг мой, - сказал он, сжимая графиню в объятиях, -  как  же  хочет
поступить королева с этой ссудой, которую вы ей предложили?
   - Она хочет заплатить вам так же, как заплатила бы Бемеру, с той лишь
разницей, что, если бы она купила брильянты у Бемера, об этом  узнал  бы
весь Париж, а после знаменитой фразы о корабле  это  невозможно,  и  что
если бы она сделала кислую мину королю, сделала бы гримасу вся  Франция.
Итак, королева хочет приобрести брильянты в рассрочку и в  рассрочку  же
уплатить  долг.  Вы  представите  ей  эту  возможность;  вы  будете   ее
молчаливым, ее платежеспособным кассиром в том случае, если она Окажется
в затруднительном положении, вот и все; она счастлива, она платит  -  не
требуйте большего.
   - Она платит... Каким же образом? Жанна спокойно порылась в кармане и
вытащила оттуда бумажник ее величества.
   - Что это? - спросил де Роан.
   - Бумажник,  в  котором  двести  пятьдесят  тысяч  ливров  кредитными
билетами.
   Из пачки с двумястами  пятьюдесятью  тысячами  ливров,  которые  дала
королева, двадцать пять тысяч ливров, он сунул в руку Жанне.
   - Отлично, ваше высокопреосвященство:  даром  ничто  не  дается.  Мне
приятно, что вы подумали обо мне.
   - Так будет всегда, - целуя ей руку, заверил кардинал.
   - Я отвечу вам тем же,  -  сказала  Жанна.  -  До  скорой  встречи  в
Версале, ваше высокопреосвященство!
   И она удалилась,  предварительно  вручив  кардиналу  перечень  сроков
платежа, назначенных  королевой;  в  первый  срок,  который  должен  был
наступить через месяц, платеж составлял сумму в пятьсот тысяч ливров.

Глава 27

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С ДОКТОРОМ ЛУИ

   Быть может, наши читатели, памятуя, в каком затруднительном положении
мы оставили де Шарни, будут нам признательны, если мы проведем их  в  ту
переднюю малых версальских апартаментов,  куда  храбрый  моряк,  который
никогда не боялся ни людей, ни стихий, бежал из страха потерять сознание
в присутствии трех женщин: королевы, Андре и графини де ла Мотт.
   Дойдя до середины передней, молодой офицер упал в  обморок,  а  через
несколько минут пришел в себя, не подозревая о  том,  что  королева  это
видела.
   Король, который из своих апартаментов направлялся к галерее, вошел  в
переднюю; король  остановился:  он  увидел  человека,  повалившегося  на
подоконник,  да  так,  что  это  встревожило  трех  караульных,  которые
оказывали ему помощь и которые не привыкли к тому, чтобы у них на глазах
офицеры теряли сознание без всякой причины.
   - Ox! - воскликнул король, внезапно узнавший молодого офицера.  -  Да
ведь это господин де Шарни!
   Эти слова произвели чудодейственный эффект. В  одно  мгновение  Шарни
был залит туалетной водой, словно его окружал добрый десяток женщин. Был
вызван врач; он поспешно осмотрел молодого человека.
   Первым долгом врач расстегнул на  больном  куртку  и  рубашку,  чтобы
воздух получил доступ к  его  груди,  но,  когда  он  это  проделал,  он
обнаружил то, чего отнюдь не искал.
   - Рана! - с глубоким состраданием сказал король  и  подошел  поближе,
чтобы увидеть ее своими глазами.
   - Да, да, - пролепетал Шарни, пытаясь приподняться и  обводя  комнату
потускневшими  глазами,  -  открылась  старая   рана.   Это   пустяки..,
пустяки...
   Король был человеком  порядочным;  он  догадался,  что  Шарни  что-то
скрывает. Тайна была для короля священной. Другой на его месте подхватил
бы эту тайну, готовую слететь с уст у врача, который услужливо предлагал
ее, но Людовик XVI предпочел оставить ее в распоряжении обладателя.
   - Я не хочу, чтобы господин де  Шарни  подвергался  малейшему  риску,
возвращаясь домой, - сказал он. - О господине  де  Шарни  позаботятся  в
Версале; сюда немедленно вызовут его дядю, господина де Сюфрена, и,  как
только он отблагодарит  за  заботы  этого  господина,  -  он  указал  на
угодливого врача, -  к  господину  де  Шарни  приведут  моего  домашнего
хирурга, доктора Луи. Я думаю, что он где-то здесь.
   Один из офицеров побежал выполнять  приказания  короля.  Двое  других
подняли Шарни и отнесли в конец галереи, в комнату начальника караула.
   Оливье был счастлив очутиться в постели, был счастлив, видя,  что  он
на попечении человека, исполненного доброты и ума; он притворился,  что,
спит.
   Доктор приказал всем выйти из комнаты.
   Когда Оливье в жару лихорадочного возбуждения подробно перебрал в уме
сцену с Филиппом, сцену с королевой и сцену с королем, - у него  начался
бред.
   Три часа спустя этот бред был все еще слышен на галерее,  и,  заметив
это, доктор позвал своего лакея и приказал ему взять Шарни на руки.
   Шарни, бредящий, кричащий,  рычащий,  размахивающий  руками,  был  на
глазах у караульных поднят, как перышко, дюжим овернцем.
   - Я отправляю его к себе, ибо я лентяй, - объявил доктор. -  Как  вам
известно, у меня здесь две комнаты; в  одной  из  них  я  уложу  его,  а
послезавтра, если никто не вмешается, расскажу вам, как идут дела.
   Доктор все еще говорил, когда Шарни уже невозможно было слышать.
   - Пойду предупрежу королеву! она даст мне совет.
   Славный доктор наложил цепочки на ставни, запер дверь комнаты двойным
поворотом ключа и, положив ключ в карман, отправился  к  королеве  после
того, как, послушав под дверью,  удостоверился,  что  ни  единого  вопля
Шарни нельзя ни услышать, ни понять.
   У этой самой двери он увидел г-жу де Мизери, которую королева послала
справиться о здоровье раненого. И он прекрасно сделал, заставив фрейлину
Марии-Антуанетты бежать бегом, чтобы явиться вместе с ним.

Глава 28

ЛИХОРАДОЧНЫЙ БРЕД

   Королева ждала рассказа г-жи де Мизери; доктора она не ждала.
   Он вошел с присущей ему непринужденностью.
   - Ваше величество, - громко сказал он. - Больной, в котором принимают
участие король и  ваше  величество,  чувствует  себя  настолько  хорошо,
насколько это возможно при лихорадке.
   - Бедный мальчик! А лихорадка сильная?
   - Страшная.
   - Знаете, дорогой Луи, вы меня пугаете. Вы всегда так  хорошо  умеете
успокоить, и я просто не знаю, что с вами сегодня!
   - Я жду ваших вопросов. Рассказываю я неважно, но  когда  мне  задают
вопросы, я отвечаю как по книге.
   - Хорошо! Я спрашиваю вас, как протекает  лихорадка  у  господина  де
Шарни.
   - Как только начинается приступ,  у  господина  де  Шарни  начинается
бред.
   - Ох! - воскликнула королева, сжимая руки.
   - А когда он  бредит  -  несчастный  молодой  человек!  -  подходя  к
королеве, продолжал Луи, - он говорит об  уйме  разных  вещей,  чересчур
деликатных, чтобы их услышали королевские стражники или еще кто-нибудь.
   - Быть может, у него болезненное возбуждение мысли?
   - Вот именно, возбуждение.
   Королева  придала  лицу  соответствующее  выражение   и   обрела   то
изумительное хладнокровие, которое сопровождает все действия  государей,
привыкших к уважению Других  и  к  почитанию  самих  себя,  -  свойство,
необходимое великим мира сего, чтобы управлять и не выдавать себя.
   - Господин де Шарни был мне рекомендован, - сказала  она.  -  Скажите
мне правду: я должна и хочу знать правду.
   - Но я не могу сказать вам правду, - отвечал Луи, - и если  вы,  ваше
величество, так стремитесь узнать ее, я не  вижу  другого  способа,  как
только послушать его вам самой, ваше величество.
   - Вручаю себя моему дорогому доктору, - ответила королева.
   Взяв Луи под руку, она выскользнула из апартаментов, вся  трепеща  от
любопытства.
   Доктор запер первую дверь, подошел ко второй и приложил к ней  ухо  -
Подождите, сейчас я открою эту дверь.
   - Но я не хочу входить к нему! - отшатнувшись, воскликнула королева.
   - Я вам этого и не предлагаю, - возразил доктор. - Я говорю, чтобы вы
вошли только в первую комнату и оттуда, не опасаясь ни того, что он  вас
увидит, ни того, что вы его увидите, вы услышите все, что будет  сказано
в комнате больного.
   И он один подошел к Шарни.
   Шарни рассказывал самому себе о своем путешествии в фиакре в  Версаль
вместе с дамой-немкой, которую он повстречал в Париже.
   - Немка! Немка! - то и дело повторял он.
   - Да, немка, версальская дорога, - сказал доктор, - это мы уже знаем.
   - Французская королева! - внезапно вскричал Шарни.
   - Эге! - произнес Луи, глядя в ту комнату, где была королева. - Этого
еще недоставало! Что вы на это скажете, ваше величество?
   - Это ужасно, - бормотал Шарни, - ужасно  полюбить  ангела,  полюбить
женщину, полюбить безумно, отдать за нее жизнь  -  и,  подойдя  поближе,
увидеть перед собой только королеву в золоте и бархате, увидеть металл и
ткань, а не сердце!
   - Ого! - с принужденным смехом произнес доктор.
   - А дети? - с мучительной болью внезапно вскричал Шарни. - Не  бросит
же она детей!
   И он испустил страшный крик.
   Луи оставил больного и подошел к королеве.
   Он увидел, что она стоит, холодная и