народной
смутой, расчищавшей путь большевизму. Казачьи социалисты не учли
соотношения сил. Против Рады и правительства встало не только иногороднее
население, но и фронтовое казачество; эти элементы обладали явным
численным перевесом, а главное большим дерзанием и буйной натурой.
Большевизм пришел в массу иногородних, найдя в различных слоях их такую же
почву, как и везде в России, осложненную вдобавок чувством острого
недовольства против земельных и политических привилегий господствующего
класса - казачества. Но фронтовая молодежь не имела решительно никаких
данных в политических, бытовых, социальных условиях жизни Кубани для
восприятия большевизма. Ее толкнули к нему только психологические причины:
пьяный угар обезумевшей солдатчины на фронте, принимавший заразительные
формы, безотчетное сознание силы в новом нашествии, усталость от войны и
нежелание дальнейшей борьбы в какой бы то ни было форме; наконец,
сильнейшая агитация большевиков, угрожавших кровавой расправой в случае
сопротивления и обещавших не касаться внутреннего казачьего уклада,
имущества и земель в случае покорности. Был еще один элемент на Кубани, по
природе своей глубоко враждебный большевизму, это - черкесский народ,
вызывавший большие и необоснованные надежды на Дону и в кругах
Добровольческой армии в качестве одного из источников комплектования
противобольшевистской вооруженной силы. Бедные, темные, замкнутые в узких
рамках архаического быта, черкесы оказались наименее воинственным
элементом на Кавказе и приняли большевистскую власть с наибольшей
покорностью и с наиболее тяжелыми жертвами. Формирования же черкесских
частей впоследствии окончились полной неудачей: полки эти были страшнее
для мирного населения, чем для противника.
   В конечном результате, когда Каледин, чтобы создать в глазах донских
казаков некоторую иллюзию обще казачьего фронта, просил Кубанского атамана
прислать на Дон хоть один пластунский батальон, такого на Кубани не
оказалось. Кубанские части не шли войной против своего правительства, но
не шли также и против большевиков и приказания своей выборной власти не
исполнили. Кубанскому правительству в декабре пришлось прибегнуть в свою
очередь к универсальному средству - формированию добровольческого отряда
из офицеров и юнкеров, заброшенных судьбою на Кубань. Формирование это
поручено было капитану-летчику Покровскому. И здесь перед элементом
государственным, каким являлось офицерство, встали смутные, неясные цели:
защита "Кубанской республики" и ее социалистического, отчасти
украинофильского правительства.
   Почтенный старик Ф. Щербина - историк Кубанского края приводить
статистические данные по вопросу распространения на Кубани большевизма,
как доказательство полной чужеродности его казачьей среде. Поражены им
были прежде всего и главным образом станицы, лежавшие на железнодорожных
путях из Ростова и Закавказья, откуда шли солдатские эшелоны и
возвращались фронтовые казаки. Баталпашинский, например, отдел,
расположенный в стороне от магистралей, сохранился дольше и лучше всех.
Мартиролог Кубанских станиц, переходивших в большевизм, выражается
следующими цифрами:
   1917 г. 1918 г.
   Август 3 январь 20 Сентябрь 2 февраль 16 Октябрь 5 март 24 *131 Ноябрь
5 апрель 1 Декабрь 10 май 1 
   Всего 87 станиц.
   Таким образом, роковой круг замкнулся втечение 10 месяцев.
   Эта оригинальная статистика, вероятно единственная в своем роде на
пространстве русской территории, дает и другие любопытные указания: на
947.151 жителей станиц, большевиков было 164.579, т. е. 17 процент.; в их
числе казаков 3,2 процент. и иногородних 96,8 процент. В пятидесяти
станицах насчитано 770 видных советских деятелей-комиссаров, членов совета
и агитаторов; из них 69 интеллигентов и полуинтеллигентов и 711 людей
совершенно необразованных, состоявших на низших ступенях общественной
лестницы, по большей части уголовного элемента. В общем числе их 34
процент, казаков и 66 процент, иногородних.
   Большевизм начал проявляться в области обычными своими признаками:
отрицанием краевой власти, упразднением станичной администрации и заменой
ее советами, насилиями над офицерами, зазажиточными казаками и "буржуями",
разбоями, "социализациями", реквизициями и т. д. В самом Екатеринодаре
царила до нельзя сгущенная, нездоровая атмосфера, шли непрерывные митинги,
на каждом перекрестке собиралась толпа, возбуждаемая речами большевистских
ораторов. В городе с октября существовал военно-революционный комитет,
имевший свои отделы - Дубинский и Покровский - в пригородах.
   Кубанское правительство, сознавая отсутствие всякой опоры, пошло по
пути Дона:
   12 декабря был созван совместный съезд представителей всего населения.
Половина иногородних представителей оказалась большевиками и отказалась от
участия в работе съезда. Другая половина в согласии с казачеством
приступила к работе. Но вместо того, чтобы принять героические меры хотя
бы к спасению родных очагов, соединенные силы казачьей и общерусской
революционной демократии в созданной ими Законодательной раде и в
преобразованном на паритетных началах правительстве приступили, по
выражению современного публициста, "к кипучей творческой работе", прямым
результатом которой было создание конституции Кубанской республики,
"всесторонне разработанная программа решения важнейших политических и
экономических вопросов" и... отдача всей Кубани во власть большевиков.
   "Паритет", как и на Дону, только ослабил сопротивление, введя в составь
власти элементы еще менее устойчивые, соглашательские. Добровольческий
отряд успешно сдерживал еще попытки большевистских банд, наступавших со
стороны Новороссийска и даже в конце января у Эйнема, под начальством
капитана Покровского, нанес им жестокое поражение. Но в то же время на
узловых станциях Кавказской, Тихорецкой, Тимашовке оседали солдатские
эшелоны бывшей Кавказской армии и местные большевики, сжимая все более и
более в тесном кольце Екатеринодар. В гор.
   Армавире большевики образовали "кубанский краевой революционный
комитет", под председательством Я. Полуяна; оттуда началась
систематическая борьба против Екатеринодара вооруженной силой и агитацией.
   Северный Кавказ бушевал. Падение центральной власти вызвало потрясение
здесь - более серьезное, чем где бы то ни было. Примиренное русскою
властью, но не изжившее еще психологически вековой розни и не забывшее
старых взаимных обид разноплеменное население Кавказа заволновалось.
Объединявший его ранее русский элемент - 40 процент., населения края*132
- состоял из двух почти равных численно групп - Терских казаков и
иногородних, разъединенных социальными условиями и сводивших теперь в
междоусобной борьбе старые счеты, по преимуществу земельные; они не могли
поэтому противопоставить новой опасности ни силы, ни единства. Терское
войско, слабое численно, затерянное среди враждебной стихии и переживавшее
те же моральные процессы, что и старшие братья на Дону и Кубани, внесло
еще менее своей индивидуальности в направление борьбы. Еще до половины
декабря, когда был жив атаман Караулов и до некоторой степени сохранилось
несколько терских полков, сохранялся еще и призрак власти и вооруженной
силы.
   Караулов вел определенную политику борьбы с большевизмом и примирения с
горцами.
   Видя невозможность для себя остановить анархию в крае, Караулов пришел
к мысли о создании "Временного Терско-Дегестанского правительства",
которое и было образовано в начале декабря совместно тремя организациями:
Терским казачьим правительством, Союзом горцев Кавказа и союзом городов
Терской и Дагестанской областей. Новое правительство приняло на себя
"впредь до создания основных законов полноту общей и местной
государственной власти".
   Но эта власть не имела решительно никакой реальной силы, ни на кого не
опиралась, и даже в самом Владикавказе ее игнорировал местный совет. 13
декабря на станции Прохладной толпа солдат-большевиков, по указанию из
владикавказского совдепа, оцепила вагон, в котором находился атаман
Караулов с несколькими сопровождавшими его лицами, отвела на дальний путь
и открыла по вагону огонь.
   Караулов был убит. С его смертью "Терско-Дегестанское правительство"
стало еще более обезличенным.
   Фактически на Тереке власть перешла к местным советам и бандам солдат
Кавказского фронта, которые непрерывным потоком текли из Закавказья и, не
будучи в состоянии проникнуть дальше, в родные места, ввиду полной
закупорки кавказских магистралей, оседали как саранча по
Тереке-Дагестанскому краю. Они терроризовали население, насаждали новые
советы или нанимались на службу к существующим, внося повсюду страх, кровь
и разрушение. Этот поток послужил наиболее могущественным проводником
большевизма, охватившего иногороднее русское население! (жажда земли),
задевшего казачью интеллигенцию (жажда власти и идеи социализма) и
смутившего сильно терское казачество (страх! "идти против народа"). Что
касается горцев, то крайне консервативные в своем укладе жизни, и котором
весьма слабо отражалось социальное и земельное неравенство, верные своим
задачами и обычаям, они управлялись своими национальными советами, были:
глубоко чужды и враждебны идеям большевизма, но быстро и охотно восприняли
многие прикладные стороны его, в том числе насилие и грабеж. Тем более,
что путем разоружения проходивших войсковых эшелонов или купли у них,
горцы приобрели много оружия (даже пушки) и боевых припасов. Кадром для
формирования послужили полки и батареи бывшего Кавказского Туземного
корпуса.
   В начале 1918 года в общих чертах картина жизни на Северном Кавказе
представлялась в следующем виде:
   Дагестан, в общем наиболее замиренный и лояльный, теперь под влиянием
событий стал подпадать под турецкое влияние, и в нагорной части его велась
широко проповедь панисламизма. Подогреваемая его идеей шла не прекращаясь
партизанская война против большевиков, группировавшихся по преимуществу
вдоль дороги Баку - Петровск; но по отношению к казакам и служилым
русским людям дагестанцы враждебных действий не проявляли.
   Чечня, раздираемая внутренними междоусобиями, разделенная на 50 - 60
враждующих партий по числу влиятельных шейхов, склоняясь то к турецкой, то
к большевистской ориентации, проявила, однако, полное единение в
исторической тяжбе с русскими колонизаторами. Общая идея совместной с
ингушами борьбы их заключалась в том, чтобы отбросить терских казаков и
частью осетин за Сунжу и Терек, овладеть их землями и, уничтожив тем
чересполосицу, связать прочно горную и плоскостную Игнушетию (в районе
Владикавказа) с одной стороны и Чечню с Игнушетией - с другой. Еще в
конце декабря чеченцы с фанатическим воодушевлением крупными силами
обрушились на соседей. Грабили, разоряли и жгли дотла богатые цветущие
селения, экономии и хутора Хасав-Юртовского округа, казачьи станицы,
железнодорожные станции; жгли и грабили город Грозный и нефтяные промысла.
   Ингуши, наиболее сплоченные и выставившие сильный и отлично вооруженный
отряд, грабили всех: казаков, осетин, большевиков, с которыми, впрочем,
были в союзе, держали в постоянном страхе Владикавказ, который в январе
захватили в свои руки и подвергли сильному разгрому. Вместе с тем, в союзе
с чеченцами игнуши приступили к вытеснению казачьих станиц Сунженской
линии, для чего еще в ноябре в первую очередь подожгли со всех сторон и
разрушили станицу Фельдмаршальскую.
   Осетины - наиболее культурный из горских народов, имевший "даже" свою
социалистическую интеллигенцию, склонявшуюся к большевизму. Народ однако
выдержал искушение. Подчиняясь господствующей силе, осетины все же считали
своими врагами большевиков и ингушей и, не взирая на не разрешенные еще
земельные споры с казаками, охотно присоединялись к каждому выступлению их
против большевиков.
   Наконец Кабардинцы, восприняв от большевиков земельную практику, отняли
у своих узденей (дворянства) земли и затем жили мирно, стараясь сохранить
нейтралитет среди борющихся сторон.
   В этой сложной обстановке терское казачество пало духом. В то время,
как горские народы, побуждаемые национальным чувством, путем чистой
импровизации создавали вооруженную силу, природное войско с историческим
прошлым, выставлявшее 12 хорошо организованных полков, разлагалось,
расходилось и разоружалось по первому требованию большевиков. Агитация,
посулы большевистских агентов и угрозы горцев заставляли малодушных искать
спасения в большевизме, который, вначале по частной инициативе местных
советских организаций, потом по указанию из центра, пользовался распрей,
становясь то на сторону горцев против казаков, то на сторону казаков
против горцев и в общем хаосе утверждая на крови тех и других свою власть.
   В конце января в гор. Моздоке собрался "рабоче-крестьянский съезд",
переехавший затем в Пятигорск. Съезд выбрал из своего состава
самостоятельное правительство "Терский народный совет", под
председательством некоего Пашковского, сосланного некогда в каторжные
работы за ограбление казначея реального училища и возвращенного) в силу
общей амнистии, данной Временным правительством.
   В течении месяца "Народный совет" правил параллельно с
"Терско-Дагестанским правительством"; наконец, последнее, не видя ни
откуда поддержки, в конце февраля "во избежание кровопролития" добровольно
сложило с себя власть и предложило "Совету" переехать во Владикавказ.
   Терский край был объявлен составной частью "Р С Ф. С. Р."
   ***
 Мне остается еще отметить две попытки к объединению Юго-востока в более
широких областных или национальных рамках.
   Вскоре после начала революции возник "Союз горцев Северного Кавказа",
который выделил центральный комитет и первоначально поставил своей целью
борьбу с анархией, поддержание правопорядка, мирное разрешение
межнациональных столкновений, обеспечение прав национальных меньшинств в
Учредительном Собрании и т. д. После большевистского переворота
центральный комитет в декабре 1917 года объявил себя "правительством
горских народов Кавказа". Тот разброд задач и целей, которые преследовали
горские народы, лишал всякой почвы "союзное правительство". Совершенно
чуждое одним (абхазцы и черкесы), враждебное другим (осетины), оно
установило некоторую внешнюю связь с Ингушетией и Чечней, откуда изредка и
случайно получались небольшие суммы на содержание самого правительства.
Эти суммы и личный большой кредит председателя, богатого чеченца
нефтепромышленника Топы Чермоева были единственным источником
существования "правительства". Не имея никаких реальных возможностей
управления, "горское правительство" с самого начала бросило всякие попытки
устроения края и перешло к чистой политике, составив звено в цепи тех
многочисленных самодовлеющих "народных" представительств, которые рождены
были русской революцией и составляют одну из любопытных ее черт.
   Январские события во Владикавказе заставили "горское правительство"
перейти в Тифлис и тем порвать почти вовсе связи с краем. С тех пор личный
состав "правительства" рассеялся; иногда только оно подавало признаки
своего существования торжественными декларациями от имени двух своих
столпов - Топы Чермоева и Пшемаха Коцева. И только через год, когда
Добровольческая армия освободит Северный Кавказ, мы встретимся опять с
возглавляемым Коцевым "меджилисом горских народов", обнаружившимся
неожиданно в Темир-Хан-Шуре и обратившимся к главному командованию с
ультимативными требованиями.
   В послании к Кабардинскому национальному совету *133 Коцев писал:
   "Почти год тому назад... я вырван из среды близкого, родного мною
народа.
   Обстоятельства так сложились, что меня бросало по всему лицу Европы и
Азии. Само собою разумеется, что за все это время я делал народное дело.
Когда анархия и развал коснулись и нашей окраины, то для меня стало ясно,
что собственными силами и авторитетом мы не можем водворить у себя
порядок; и вот все это время прошло в хлопотах за поисками этой силы".
   В течении года г. г. Чермоев и Коцев призывали варягов последовательно
в лице турок, немцев, англичан, грузин, едва поспевая за быстро вертящимся
колесом мировых событий. А тем временем Северный Кавказ в огне и в крови
разрешал самостоятельно вопросы своего бытия.
   Гораздо серьезнее и по замыслу и по политическому значению
представлялось образование в конце сентября Юго-восточного союза.
Возникшее по инициативе Кубани, это объединение должно было включать три
казачьи области - Донскую, Кубанскую, Терскую "вольные народы гор и
степей", под которыми разумелись горцы северного Кавказа, калмыки и другие
инородцы Ставропольской губернии. В дальнейшем в состав союза
предполагалось привлечь Уральское (Яицкое) и Астраханское войско и, может
быть, Закавказье.
   Первоначальная идее этого объединения, вызванного к жизни главным
образом бессилием центральной власти, с достаточной полнотой выражена в
постановлении Донского "большого круга", заседавшего в первой половине
сентября*134:
   "Заслушав и обсудив доклад представителя Кубанского войска,
поддержанный представителем войска Терского по вопросу о федеративном
устройстве государства Российского и признавая федерацию, как принцип, как
идею, на основании прошлого исторического опыта зарождения и существования
казачества желательной, постановил:
   1. поручить войсковому правительству принять участие в конференции,
созываемой в Екатеринодаре 20 сентября 1917 г. по этому вопросу, с правом
делегировать от имени войска представителей в союзный орган, имеющий быть
созданным для защиты краевых интересов; 2. просить этот союзный орган, с
участием представителей соседних областей, вольных народов и коренного не
казачьего населения казачьих земель, а также сведущих лиц, разработать к
Учредительному Собранию проект такого устройства края, которое,
обеспечивая полную самостоятельность национальностей и крупных бытовых
групп в сфере местного законодательства, суда, управления, земельных
отношений, культурной и экономической жизни, в то же время оставило бы
ненарушенной тесную связь частей с целым, не поколебало бы единства и силы
России".
   Под этой довольно безобидной формой пожеланий и признания авторитета
Всероссийского Учредительного собрания скрывались однако более реальные
стремления. В них смешались начала государственно-охранительные и
центробежные; стремление сохранить от разложения более устойчивую часть в
интересах целого и желание использовать государственную смуту в интересах
чисто местных.
   Практического осуществления идее союза однако не получила. К концу
сентября создано было "Объединенное правительство Юговосточного союза",,
во главе с В. А.
   Харламовым *135 - правительство чисто фиктивное, не только не
оказавшее в ту трудную пору (конец 17 - начало 18 года) какого либо
влияния на ход событий, но просто прошедшее незамеченным для широких
кругов населения Юга. Безвластие и бессилие областных правительств,
неимение денежных средств и вооруженной силы, а главное - отсутствие
опоры в народной массе лишили это начинание казачьей интеллигенции всякого
реального значения.
   Идее союза, однако, не была оставлена и в 1919 году, при совершенно
иной военно-политической обстановке вновь привлекла к себе серьезное
внимание казачьих верхов.
   15 ноября Закавказский комитет сложил свои полномочия м власть перешла
в руки "Закавказского комиссариата" (правительства), избранного на
совещании из представителей революционных организаций и социалистических
партий. Этим же совещанием постановлен был созыв Закавказского сейма в
составе членов, избранных во Всероссийское Учредительное Собрание,
пополненном членами политических партий. Сейм собрался в начале февраля.
Еще ранее в конце октября и в ноябре собирались национальные съезды и
возникли национальные советы.
   Перед новым правительством, возглавлявшимся Гегечкори, позднее перед
сеймом возникли вопросы необыкновенной важности и трудности, об отношении
к русской государственности, о войне или мире и, наконец, о лик