з спроса в моей голове, я больше  не  испытывал  к  нему
ненависти.
   А случилось с ним вот что. Пока я пытался приобщить Первенца,  Варду  и
Верткого на краю колодца к идее терпимости,  Арроба  шел  мимо  Зеркальных
стен. Его увидел Тихий и уставился на него.
   - Прочь с дороги! - приказал Арроба. - Ты мешаешь мне пройти.
   Но Тихий, казалось, не слышал его слов. Он словно завороженный  смотрел
на него.
   - Прочь, трехглазый! - крикнул Арроба и шагнул вперед.
   Из-за угла показался Узкоглазый.
   - Что здесь у вас происходит? - спросил он Тихого.
   - У него... - пробормотал Тихий, - у него  два  глаза!  Какая  странная
голова. Никогда не видел такого... Может, он болен?
   - Прочь! - еще раз крикнул Арроба и толкнул Тихого.
   - Для больного он довольно боек, - хмыкнул Узкоглазый.
   - Ему нужно помочь, он качается, - сказал Тихий. - Я никогда  не  видел
элла с двумя глазами...
   - Жалкие твари! - взревел Арроба, отшвырнул Тихого и помчался вперед.
   До лагеря неживых он добрался благополучно.
   - Я Арроба. Я эбр  и  ваш  повелитель,  -  сказал  он  неживым,  и  они
почтительно расплющили перед ним свои шары и протянули к нему щупальца.  -
Я вернулся, чтобы возродить величие эбров и двинуться дальше, и мне  нужна
ваша помощь.
   - Мы счастливы повиноваться, господин. Но мы дряхлы и немощны. Мы  едва
поддерживаем силы с помощью источника.
   - Мне не нужны беспомощные старцы, - грозно сказал Арроба.
   Несколько дней он потратил на приведение роботов в  порядок,  а  вскоре
один из них пробурчал:
   - Ты, конечно, наш повелитель, но мы уже привыкли жить сами...
   - Робот, молчать! - скомандовал Арроба.
   Наверное,  они  слишком  долго  ждали  возвращения  господ.  И  слишком
боготворили память о них. Раз за разом обращалось светило  вокруг  Элинии,
они дряхлели, слабела их память. Их создатели уходили от них все дальше  в
прошлое и, уходя, становились все прекраснее, все идеальнее.
   Они думали, что мечтают о возвращении господ. На самом деле  они  давно
уже отвыкли от служения им. Мессия хорош, пока он не вернулся. Во плоти он
не  нужен.  Наяву  мечта   обернулась   тяжким   трудом   и   требованиями
беспрекословного повиновения.
   Сначала робко, не веря своей смелости,  они  начали  огрызаться,  потом
отказывались выполнять команды.
   - Не для того мы ждали их возвращения, - вздыхали они и  не  оканчивали
фразу, потому что сами не знали для чего.
   - Раньше корры служили нам, а теперь... - говорили другие.
   -  А  может,  это  вовсе  не  настоящий  господин,  наши  господа  были
справедливы, и нам было хорошо, - вздыхали третьи.
   - Наверное, так...
   Как-то Арроба в припадке гнева бросился на  робота,  не  подчинившегося
ему, а тот попытался схватить его щупальцами.
   - Разобрать его! - приказал Арроба.
   Неживые окружили бунтовщика, но остановились в нерешительности.
   - Мы жили тихо и спокойно, - сказал бунтовщик. - Мы  вспоминали  господ
и, даже угасая, были, наверное, счастливы. Пришел господин,  и  оказалось,
что я больше не испытываю радости, подчиняясь.
   - Схватите его! - еще раз крикнул Арроба.
   - Сегодня вы разберете меня, а завтра он прикажет схватить  другого.  А
потом уже некому будет хватать и некого будет хватать.
   Роботы все еще стояли в нерешительности, и Арроба крикнул:
   - Вы не должны рассуждать, когда вам приказывает господин.  Вы  созданы
для подчинения. Ваша радость - в беспрекословном подчинении. Вы не  имеете
права существовать вне подчинения. Такими вас создали, и только такими  вы
можете быть.
   - Мы жили тихо, - сказал бунтовщик. - Нам служили корры...
   - Вы не жили, - загремел Арроба.  -  Вам  казалось,  что  вы  жили.  Вы
медленно  выходили  из  строя,  одна  за  другой  отказывали  ваши  тонкие
аналитические  системы,  я  до  сих  пор  не  могу  привести  вас  даже  в
относительный порядок.
   - Мы жили, - упрямо сказал бунтовщик.
   - Вы созданы слугами, - презрительно сказал Арроба. - Вы машины. Вы  не
имеете права думать, хотеть и сомневаться.
   - Может быть, когда-то мы были действительно машинами.  Но  мы  слишком
долго жили одни...
   - Вы рабы, - презрительно крикнул эбр.
   - Наверное, рабы не могут оставаться рабами без своих господ.  Мы  тоже
думали, что мы рабы. Но мы отвыкли от слепого повиновения.
   - Вы ни от чего не отвыкли, просто ваши логические цепи требуют ремонта
и настройки.
   - Мы не хотим ремонта и не хотим больше настройки.
   - Уничтожьте его! - закричал Арроба. - Робот, выходящий из повиновения,
должен быть уничтожен.
   - Мы давно уже не роботы.
   - Молчать! Вы унижаете своего господина.
   Арроба  оттолкнул  неживого,  стоявшего  перед  ним,   и   кинулся   на
бунтовщика, но тот схватил  его  щупальцами  и  поднял  над  головой.  Эбр
мгновенно вошел в мозг робота, чтобы очистить его от ненависти и заполнить
любовью к себе.
   - Ты господин, и я хочу служить тебе, - пробормотал робот. -  Я  сделаю
так, чтобы тебе было лучше, чтобы никто не унижал тебя.  -  И  он  швырнул
эбра наземь...


   Меня провожали эллы, корры и даже неживые.
   - Мы всегда будем считать  тебя  своим  повелителем,  Юуран,  -  сказал
Первенец.
   -  Я  не  хочу  быть  повелителем,  -  пробормотал  я,  чувствуя,   как
предательски увлажняются мои глаза. О небо, как же я стал сентиментален...
- Я хочу остаться вашим другом.
   - Ты и есть друг. Друг-повелитель.
   - Ты помог коррам стать свободными, - сказал Варда.
   Неживые молча расплющили шары.
   Такими я их всех и запомнил.


   Как-то я читал какой-то роман, в котором звездолетчик  возвращается  из
космоса, опаленный просторами Вселенной,  с  глазами,  в  которых  застыла
бесконечность мира. Он пытается вернуться к земной жизни, ко все на  Земле
кажется ему чужим.
   Со мной все было наоборот. Как только на меня с визгом набросились  мои
пудели, как только прижалась ко мне Ивонна,  Элиния  плавно  опустилась  в
самый нижний слой памяти. Она стала нереальной. Она и не могла быть другой
в теплой, пульсирующей реальности Земли.
   Поэтому-то я не  сразу  согласился  еще  раз  пережить  возвращение  на
планету оранжевых облаков.