казал Шестой.
   - Мы помогли вам выйти из леса. Вы перестали быть животными, -  добавил
Пятый.
   - Какому добру? Убивать эллов? Когда Варда пытался открыть  нам  глаза,
мы гневались, потому что мы привыкли жить  с  закрытыми  глазами.  Нам  не
нужны были свои глаза, мы все видели вашими. Мы не верили Варде, не хотели
его слушать. Мы чувствовали, что поверить ему значило понять,  кто  мы  на
самом деле. Увидеть, что мы не благородные корры, несущие добро трехглазым
и гордые найденным  смыслом  существования,  а  глупые,  обманутые  твари.
Творящие зло. Истинное зло, которое мы в своей глупой слепоте принимаем за
добро. И в самодовольстве своем не желающие ничего видеть и слышать.
   - Это ложь, - твердо сказал Шестой. - Вы прекрасно знаете, что мы  ваши
учителя.
   - Вы заставляли нас служить вам, - сказал Курха, выступая вперед.
   - Мы никогда никого не заставляли  ничего  делать  насильно,  -  сказал
Пятый. - Ответь, Курха, так? Хоть раз мы прибегали к  насилию?  Почему  ты
молчишь?
   - Да, не прибегали. Вам не нужно было насилие. Вы пользовались обманом.
Вы знаете, что он порабощает сильнее, чем насилие.
   - Какой обман? - крикнул Шестой. - В  чем  обман?  Почему  вы  слушаете
безумного Варду, который предал ваше дело, ушел к трехглазым? В чем обман?
О чем вы толкуете? Разве неправду мы говорили вам,  когда  рассказывали  о
Семье эллов, в которой у них не было даже имен, в которой они не могли  ни
радоваться, ни печалиться? Разве получил бы какой-нибудь элл без нас  имя?
Вы говорите, что мы обманывали вас, а на самом деле это Варда сбивает  вас
с толку, потому что он хочет предводительствовать вами.
   -  Послушайте,  корры,  -  пробормотал  невысокий  корр,  -  может,  мы
поторопились? Все-таки неживые действительно многому научили нас.
   - Лгать они нас научили, - печально сказал Курха. - И убивать. И ты это
знаешь, Раху.
   - Вы убивали не для удовольствия, - сказал Шестой. - Вы поставили перед
собой благородную цель освободить эллов от рабства Семьи  и  стремились  к
ней. Но не  всем  доступно  бескорыстное  благородство.  И  те,  кому  оно
непонятно, пытаются  объявить  его  злом.  Плохо,  плохо  вы  еще  усвоили
принципы любви, если вас так легко сбить с тропы мудрости.
   - Слова, - угрюмо сказал Хиал, сжимая и разжимая огромные кулаки. -  Вы
ими ловко швыряетесь, лучше, чем камнями. Вы нас  одурманили  словами.  Не
успевали облака налиться дневным оранжевым светом,  как  вы  уже  начинали
опутывать нас словами: долг, любовь, мудрость, добро. Вы затыкали ими наши
глотки, вы залепляли ими наши глаза, набивали  ими  наши  головы.  А  сами
строили планы, как превратить нас в покорных слуг...
   - Ложь! - крикнул Пятый. - Вы добровольно слушали нас,  потому  что  вы
видели в наших словах правду.
   - Мы встретили на пути двух неживых. Почему  вы  бросили  их,  если  вы
учите нас добру? - спросил тихо Курха.
   - Вы ничего не сказали нам,  -  сказал  Хиал,  -  когда  отправились  к
Зеркальным стенам. Да, мы не хотели верить Варде, когда он пытался открыть
нам глаза на ваши истинные планы, но когда вы бросили все  и  помчались  к
Зеркальным стенам, мы поняли, что он говорит  правду.  И  мы  кинулись  за
вами. Варда объяснил нам, что вам нужна энергия, новые источники.
   - Ложь! - взвизгнул Пятый. -  Уничтожьте  Варду,  он  предатель!  -  Он
дернулся вперед и поднял щупальца, но Варда увернулся.
   - Уничтожить - хорошее слово, - пробормотал Хиал. - Это как раз то, что
нужно сделать с вами. - Он нагнулся и поднял с дороги увесистый камень.  -
Вот ответ на ваши слова.
   - Хиал, - пробормотал Курха. - Обожди, нельзя так...
   - Мы слишком долго ждали.
   - Хиал прав, - вздохнул Варда.
   - Но ведь уничтожить неживых - тоже зло, - задумчиво сказал Курха. - Мы
бежим от одного зла к другому.
   - Зло надо уничтожать, так вы нас учили, учителя? - насмешливо  спросил
Хиал, перебрасывая камень из руки в руку.
   Я не знал, что делать и что сказать. Варда был  прав,  и  я  чувствовал
невольную симпатию  к  простодушному  Хиалу.  Для  него  ощущение  правоты
означало действие. Сначала оно было направлено на  мою  голову,  а  теперь
увесистый с острыми краями аргумент в его руках адресовался неживым.
   И сомнения бедного Курхи я мог понять. И я думал так же, как он.  Но  в
отличие от них я видел еще мысленным взором и мерцающие всполохи света  за
прозрачными стенами в подземелье. Я знал, как страстно ждут два бесплотных
духа, обреченных  на  вековое  ожидание,  освобождения.  Знал  и  все  еще
испытывал постыдную, навязанную мне любовь к ним.  Я  должен  бы  привести
неживых в подземелье.
   - Ты молчишь, Юуран? - недоуменно спросил Варда. - Ты ничего не  хочешь
сказать нам?
   Я хотел крикнуть коррам, что убивать нельзя, но  мои  голосовые  связки
были парализованы. Не мог я защищать неживых, и не мог я благословлять  их
уничтожение.
   - Видишь, Варда, он с ними, - угрожающе сказал Хиал.
   - Юуран никогда не сделал никому ничего плохого! - пылко крикнул Варда.
- Если он с ними, значит, у него есть какой-то план.
   - Хватит! - взревел Хиал. - Хватит слов, планов,  объяснений!  Вот  мой
план! - Неуловимым движением он швырнул камень, и тот со звоном  ударил  в
голову Пятого. Что-то брызнуло, какие-то  светлые  осколки  разлетелись  в
стороны.
   - Стойте! - застонал Курха.
   - Бей! - крикнул Раху, нагибаясь за камнем.
   - Бей, бей! - скандировали корры.
   - Не трогайте Юурана! - кричал Варда.
   - Плевать нам на твоего пришельца, раз он с неживыми! - кричал Хиал.
   - Не прикасайтесь к нему!
   - Он с ними!
   - Бей!
   - Топчи, топчи неживых!
   Я не думал о себе. В голове билась лишь мысль об эбрах, замурованных  в
подземелье. Я должен был их освободить. С пронзительной ясностью я  понял:
если я не смогу привести к ним роботов, мне придется отдать им свое  тело,
свой мозг. Я не смогу поступить иначе. Иначе  мина  замедленного  действия
все равно взорвется во мне. Не соображая, что делаю, я схватил Шестого  за
щупальца и бросился вперед.
   - Держите их!
   - Нет!
   - Я тебе дам нет!
   - Смотрите, он встает!
   - Ты попал в меня!
   - Ты что делаешь? О-о-о...
   - Держите их...
   - Варда, ты что...
   - Да я...
   - А-а-а...
   Крики затихали позади. Я не мог обернуться, у меня для  этого  не  было
мгновения. Мелькали в голове обрывки мыслей. Варда... без  него  бы...  Не
успеем... Надо...
   Я никогда не мчался с такой скоростью. Дыхание  перехватывало,  ноги  с
каждым шагом делались все тяжелее и неповоротливее. Воздух загустел, и мне
никак не удавалось наполнить им легкие. "Остановись! -  вопили  все  мышцы
тела. - Мы больше не можем". Мысль об остановке была  сладостна,  ей  было
трудно сопротивляться. Сердце колотилось короткими  ударами:  стой,  стой,
стой.
   В спину что-то больно толкнуло, и я  инстинктивно  обернулся.  На  меня
мчался Хиал. Руки его были пусты, он уже швырнул в меня камень.
   - Шестой! - крикнул я.
   - Теперь ты не уйдешь! - крикнул корр. Он опустил голову и бросился  на
меня. Он хотел сбить меня на землю. В последнюю долю секунды я отскочил  в
сторону и успел подставить ему ногу. По  ноге  ударил  молот,  и  я  упал.
Падая, я видел, как упал и Хиал. Он тут же вскочил на  ноги,  чтобы  снова
броситься на меня, на этот раз уже в последнюю атаку,  но  Шестой  схватил
его щупальцами, поднял в воздух - я даже  представить  себе  не  мог,  что
неживые так сильны - и с силой швырнул наземь.  Корр  шмякнулся  с  глухим
стуком, с каким падают тяжелые и мягкие вещи.
   - Бежим, - прохрипел я, вскочил на ноги, но тут же снова упал.  Боль  в
ноге была невыносимой. Сломал я ее, что ли... Неважно.  Ничего  больше  не
было важно. Все потеряло смысл. Я знал, что не смогу бежать, даже если  бы
все корры Элинии гнались за мною с пудовыми каменьями в руках.
   Только что робот никак не мог взять  в  толк,  почему  нужно  с  кем-то
чем-то делиться - не слишком они большие альтруисты, это уж  точно,  -  но
когда что-то касалось их самих...  Шестой  легко  подхватил  меня.  Болела
спина, правую ногу простреливали вспышки острой боли, я все еще  никак  не
мог изловчиться и набрать полную грудь воздуха. Я вдруг  почему-то  увидел
со стороны, как нелепый робот прижимает к холодному телу циркового артиста
Юрия Александровича Шухмина и катит с ним по узкой дороге на своем шаре.
   - Еще чуть-чуть. Скоро уже развалины,  -  прокаркал  я  хрипло.  -  Вот
сейчас мы должны повернуть.
   Еще через несколько минут мы были уже у той роковой  плиты,  с  которой
начались все мои злоключения. Труба была на месте, такая же ровная, как  и
тогда, когда я первый раз уподобился лемуру и пополз по  ней,  жмурясь  от
ярких облаков. И вдруг я понял, что робот никогда не сможет взобраться  на
плиту.  Как  бы  он  ни  манипулировал  своим  шаром,  ему  не  преодолеть
препятствие. У шара просто  слишком  малый  диаметр,  чтобы  вкатиться  на
метровой высоты кусок стены, на котором лежала плита.
   - Ты не сможешь залезть на эту плиту, - сказал я, и Шестой поднял  меня
и опустил на плиту. - Один я не поползу.
   - Почему один? - пробормотал неживой, и  я  увидел,  как  шар  на  моих
глазах раздвоился, каждая половинка вытянулась, превращаясь в ноги.
   Еще через минуту мы были внизу, в темноте колодца.
   - Сейчас я нащупаю руками проход в коридор, - сказал я.
   - Не надо, - прошептал Шестой. - Не надо  ничего  нащупывать.  Я  знаю,
куда идти. Я слышу голос. О, я слышу голос! Иду, мой  господин,  иду,  мой
повелитель.
   Он ринулся вперед, и я остался один. Я не мог идти за  ним,  я  не  мог
опереться на ногу. Я опустился на пол. Я  испытывал  полную  отрешенность.
Эмоции  мои  не  успевали  за  событиями.  Я  был  пуст,  легок.  И   боль
пульсировала не во мне, а где-то в стороне, в плотном мраке.
   Сердце постепенно замедляло галоп. Я уже не  хватал  судорожно  воздух.
Ощущение легкости и пустоты все усиливалось. Я был воздушным шаром  -  еще
мгновение, и порыв ветра унесет его. Но  вот  пустота  начала  подниматься
вверх, словно я находился в  свободном  падении,  и  взорвалась  в  голове
фейерверком. Я не сразу понял, что произошло.  Я  лишь  знал,  что  что-то
случилось. И вдруг понял, почувствовал: противоестественная и рабская  моя
любовь к эбру, которую он, не спрашивая моего  согласия,  всунув  в  меня,
ушла. Я был свободен. Мне было легко. Пусть я сижу в темноте со  сломанной
ногой и не знаю, что делать, все равно я больше не марионетка. И  неважно,
что не я сам оборвал нитки, за которые дергал бесплотный кукловод,  а  он,
потому что занялся очередной марионеткой. Важно, что я обрел самый  ценный
на свете дар - духовную свободу. Никто больше не управлял моим  сердцем  и
моим сознанием.
   И раньше сквозь навязанную  рабскую  покорность  я  видел,  чего  стоят
повелители неживых. Теперь, свободный, я испытывал огромное облегчение  от
мысли, что не должен больше служить им.
   Я услышал шаги в темноте. По коридору кто-то  шел  к  колодцу,  на  дне
которого я сидел. Стены коридора засветились, и я в их зыбком свете  успел
увидеть элла. Он вошел  в  темь  колодца,  стены  коридора  погасли.  Зато
засветилось все вокруг меня. Да, это был элл. В нем было что-то  странное,
но что именно, я не понимал. Он прошел мимо меня и  посмотрел  вверх,  где
виднелся кусочек неба.
   - Элл, - пробормотал я, - как ты попал сюда?
   Он не ответил. Свечение стен усилилось. Труба,  которая  доставила  нас
вниз, плавно и бесшумно скользнула вверх.
   - Как ты сюда попал? - повторил я. - И как ты думаешь выбраться?
   - Я выйду, - сказал элл. - Но я не элл. Я эбр. Я Арроба,  и  я  начинаю
новую главу. Я не элл. Я не трехглазый.
   - А я... Ты опустишь для меня трубу? - по-детски спросил я.  Сейчас  он
исчезнет, а я останусь один. В темноте. Я уже знал, что  свет,  сочившийся
из стен, погаснет, когда он уйдет.
   - Нет.
   - Почему?
   - Ты больше не нужен, пришелец.
   - Я привел тебе твоего слугу, Арроба. Я ничего  не  прошу,  помоги  мне
только выйти.
   - Нет.
   - Почему?
   - Я могу помочь тому, кто существует. Тебя нет, ты фикция.  Ты  позади.
Впереди я не вижу тебя, стало быть, тебя нет.
   Он не сделал видимого усилия,  он  просто  начал  медленно  подниматься
вверх, тем самым воздушным шаром, каким я только что чувствовал  себя.  Он
подымался, и стены гасли за ним.
   Вот он мелькнул на фоне неба и исчез. Я сидел на жестком дне колодца со
сломанной ногой, не зная, сумею ли я вообще когда-нибудь выбраться отсюда,
сидел  в  плотной,  физически  ощутимой  темноте,   вымотанный,   выжатый,
опустошенный и глупо улыбался. Я понимал, что  с  такой  улыбкой  в  таких
обстоятельствах я готов был для психокорректора, но ближайший психиатр был
довольно далеко.
   Мне было хорошо. Мне было противоестественно хорошо. В этой  западне  я
был свободен. Выберусь я отсюда или нет - это  было  уже  другое  дело.  А
сейчас я ни о чем не хотел думать. Сейчас я  был  скупцом,  наслаждавшимся
своими сокровищами. Только сокровищами  были  не  деньги,  не  золото,  не
драгоценные камни, а чувство освобождения от тягостного бремени  постыдной
любви. Я снова и  снова  раскладывал  свое  эмоциональное  богатство:  вот
блестела теплым, нежным блеском  любовь  к  Ивонне,  вот  ровно  светилась
глубочайшая  привязанность  к  маме  и  брату,  прыгали  веселые   искорки
заботливой нежности к моим животным, сияла преданность родной  Земле.  Все
свое, все вольно родившееся во  мне,  а  не  втиснутое  в  сознание  чужой
враждебной волей.
   - Юу-ра-ан, - услышал я зов и поднял голову. Я не зря улыбался во тьме.
Это был голос Варды.
   - Я здесь! - заорал я во все горло. - Здесь, Варда, внизу.
   - Как тебе помочь?
   - Найди веревку.
   - Хорошо, Юуран, я пойду к Верткому.
   К тому времени, когда около меня зазмеилась веревка, я  уже  знал,  что
ногу я все-таки не сломал. Это был очень сильный ушиб.
   Объединенные  силы  корра  и  элла  не  шли  ни  в  какое  сравнение  с
таинственной мощью неведомых машин, которые плавно меняли силу  тяжести  в
колодце. Они тянули меня долго, рывками. Несколько раз мне даже  казалось,
что вот-вот веревка лопнет, но какой-то фильтр  не  пропускал  в  меня  ни
страх, ни дурные предчувствия. Я так и перевалился через  край  провала  с
глупой улыбкой,  которая  стала  еще  шире  при  виде  Барды,  Верткого  и
Первенца.



7

   - А кто был этот элл, что вылетел, как пробка, из  колодца?  -  спросил
Варда. - Я видел его издалека, когда мчался сюда. Почему он  оставил  тебя
внизу? И как он поднялся, кто его вытащил?
   - Это был не элл, - сказал я.
   - Но я видел его.
   - Это был не элл. Это был эбр.
   - Но я же видел элла. Элл выбрался отсюда.
   - Я повторяю, это был эбр.
   - А неживой? Он внизу? И кто такой эбр? - допытывался Варда.
   - Пойми, Варда. Это был эбр. Он  использовал  неживого,  превратив  его
тело в тело элла.
   - Для чего?
   - Он сам в этом теле.
   - Юуран, ты говоришь странно, - участливо  пробормотал  Первенец.  -  Я
ничего не понимаю. Что такое эбр? Как он может быть в теле  неживого?  Как
неживой может быть эллом?
   - Скажите, Первенец и Верткий, кто были ваши предки?
   - Предки?
   - От кого вы произошли?
   - Что значит "произошли"?
   - Кто был до вас?
   - Мы ни от кого не произошли. Семья была всегда.
   - Нет, братья, не всегда. Элинию некогда населял могущественный  народ,
который звал себя эбрами. Они умели странствовать по Вселенной, они  умели
подчинять себе силы природы, даже силу тяжести они заставили  работать  на
себя. Они создавали роботов, которые преданно служили им.
   - Неживых?
   - Да. Это был беспокойный народ, полный  гордыни  от  своего  всесилия,
снедаемый зудом новых открытий, нового знания, томимый  неутолимой  жаждой
постоянных перемен. В какой-то момент самые мудрые из них поняли, что  они
слишком бездумны с силами природы, что они похожи на детей, которые играют
страшными игрушками. Они почувствовали, что народ, не умеющий  оглянуться,
подумать, не желающий признавать никого, кроме себя, обречен.
   Эти  мудрецы  стали  пророками.  Они  призывали   своих   соплеменников
осмотреться, внять  предзнаменованиям,  а  их  было  много.  Сила  тяжести
оказалась покоренной не до конца, и то и дело землю сотрясали толчки.
   У эбров было по два глаза, но пророки открыли в себе третий  глаз,  как
символ своего стремления увидеть то, что остальные эбры не хотели видеть.
   - И мы... - прошептал Первенец и не закончил фразы.
   - Да, - сказал я. - Вы потомки эбров, трехглазых  эбров,  оставшихся  в
живых  после   страшного   Большого   Толчка,   который   покрыл   планету
бесчисленными развалинами.
   - Но Семья... - недоуменно пробормотал Верткий.
   - Я думаю, катастрофа так потрясла выживших, что они прокляли не только
бездумное знание, которое привело к ней, они прокляли всякое  знание.  Они
прокляли жажду знания, и чтобы жажда эта больше никогда не томила их,  они
объединили всех эбров в Семью, лишили их имен, своего "я", своих чувств  и
эмоций. Они стали не эбрами, а  эллами.  Они  выбросили  из  своей  памяти
прошлое, чтобы прошлое не вернулось.
   Осталась в живых после Большого Толчка и горстка неживых, которые  тихо
угасали, живя воспоминаниями о своих господах.
   Но перед самой катастрофой эбры  заложили  на  всякий  случай  сознание
нескольких своих соплеменников в машины, спрятанные глубоко под землей,  и
машины хранили их спящее сознание, пока я случайно не наткнулся на одну из
таких машин.
   Сознание одного такого эбра - его имя Арроба - в  неживом,  которого  я
привел сюда. А эбры умеют изменять форму вещей.
   - Ты привел сюда неживого? - недоуменно спросил Первенец. - Почему?
   - Может, ты заодно с этими... эбрами, пришелец? - Верткий подозрительно
посмотрел на меня.
   - Нет, братья. Иначе Арроба не бросил бы меня одного в колодце.  Потом,
потом я все объясню вам. Знайте только, что Арроба  заставил  меня  помочь
ему.
   - Значит, элл, которого я видел... - начал было  Варда,  но  я  прервал
его:
   - Да. Это Арроба.
   - Что же нам делать?
   - Мы убьем его! - крикнул Верткий.
   - Не  торопись,  не  уподобляйся  сам  бездумным  твоим  предкам,  брат
Верткий, - сказал я.
   - Его нужно убить, - упрямо повторил Верткий.
   - Он опасен. Видишь, даже тебя он заставил  служить  себе,  -  вздохнул
Первенец.
   - Мы можем его найти, - сказал Варда. - Далеко уйти он не мог.
   - Братья мои, - сказал я, - вы должны сами решать, как вам поступить. Я
здесь не для того, чтобы отдавать вам приказы, думать за вас и  решать  за
вас. Но я могу сказать, что думаю. Да, Арроба может быть опасен, хотя пока
что это единственный эбр, воскресший после вековой спячки. Пусть он  умеет
менять форму, пусть в его власти окажется горстка неживых, но пока что  он
не представляет для вас прямой угрозы.
   - Он не такой, как мы, - фыркнул Верткий.
   - Ну и что?
   - Ему нет здесь места.
   - А он скажет: трехглазые не такие, как я. А  поэтому  их  надо  убить.
Выходит, надо убивать всех, кто не похож на тебя? У тебя имя,  Верткий,  а
многие члены Семьи до сих пор предпочитают  жить  по-старому,  без  имени.
Значит, и их надо убить? А корры должны убивать эллов и с  именем  и  без,
потому что те и другие ходят на двух ногах, а не на четырех. Так?
   - В твоих словах мудрость, Юуран, - тихо сказал Первенец.
   - Может быть, - упрямо сказал Верткий, -  но  я  нутром  чувствую,  что
лучше  не  рисковать.  Сегодня  один  эбр,  завтра  их  станет  больше,  а
послезавтра они опять превратятся во  властелинов.  Его  нужно  убить.  Ты
согласен, Варда?
   - Не знаю. Мой ум разделился на две части. Одна идет за Юураном. Другая
бежит за тобой.
   - Решайте сами, братья. Это ваша планета и ваша история.


   Я ждал прилета "Гагарина", писал отчет о пребывании  на  Элинии,  делал
снимки, думал о своих новых братьях и о том, что случилось с Арробой. Хоть
он и хозяйничал бе