быть,  продаются
на каждом углу. У меня оставалось по крайней  мере  восемь  штук.  Куда  они
девались?
   Наверное,  пригоршню  я  проглотил,  чтобы  заснуть  назло  бесновавшимся
треугольникам, а остаток сожрала Никки. Но какая разница?  Мне  нужны  любые
опиаты. Я нашел семь пилюлек соннеина. Когда они засияют внутри меня, словно
солнечные лучи, пронзающие  угрюмо-серые  облака,  я  смогу  купаться  в  их
теплом, ласкающем свете; иллюзия счастья и благополучия  распространится  по
всему телу, окутает поврежденные Сестрами, нестерпимо  болящие  места.  Одна
мысль о том, чтобы попытаться  доползти  до  кухни  и  налить  стакан  воды,
заставила меня содрогнуться. Я набрался решимости, набрал побольше  слюны  и
проглотил похожие по вкусу на мел таблетки-"солнышки", одну за другой. Минут
через двадцать, не раньше, придет  избавление  от  боли,  но  одно  сознание
близкого забытья уже заставило ее немного утихнуть. Однако еще до того,  как
заработали "солнышки", в дверь снова постучали. Помимо воли из  моего  горла
вырвался тревожный  полувскрик-полувсхлип.  Я  не  двинулся  с  места.  Стук
повторился, негромкий, но настойчивый.
   - Йа шабб, - раздалось за дверью. Хасан. Я закрыл глаза; если бы я только
был способен верить во что-то, я облегчил бы душу, помолившись о спасении.
   - Одну минуту, - прохрипел я. Кричать я не мог. - Позволь мне одеться.
   Хасан   только   что   использовал   достаточно   дружественную   формулу
приветствия, но это ничего не значило. Я доковылял до двери с той быстротой,
на какую был способен; кроме джинсов,  на  мне  ничего  не  было.  Распахнул
дверь. Рядом с Хасаном стоял Абдулла. Плохой признак...
   -  Бисмиллах!  -  пригласил  я  гостей  войти  во  имя   Аллаха.   Пустая
формальность, и Хасан никак не отреагировал на мои слова. -  Абдулла  должен
получить три тысячи киамов, - просто сказал он,  разводя  руками.  -  Деньги
причитаются с Никки. Ступай к ней. Мне сейчас не до твоих нудных поучений.
   Наверное, не следовало так говорить. Лицо Хасана омрачилось, словно  небо
перед бурей.
   - Находящаяся под покровительством сбежала, - ответил он резко. - Как  ее
представитель, ты отвечаешь за своевременную уплату долга.
   Никки сбежала? Я не мог поверить, что она способна так поступить со мной.
   - Полдень еще не наступил, - выдавил я наконец. Неуклюжая  отговорка,  но
больше ничего в голову не приходило.
   Хасан кивнул:
   - Мы воспользуемся твоим гостеприимством и подождем.
   Они уселись на матрас и пронзительно уставились на меня.  Мне  совсем  не
нравилось выжидательно-хищное выражение на лицах гостей.
   Что делать? Попробовать связаться с Никки? Нет смысла:  Хасан  и  Абдулла
наверняка уже посетили дом на Тринадцатой улице. Неожиданно до  меня  дошло,
что исчезновение  Никки  и  физическая  обработка,  которой  меня  подвергли
Сестры, связаны между собой. Никки была их приемной деточкой,  чем-то  вроде
любимой зверюшки. Да, что-то здесь вырисовывается, но пока я ничего  не  мог
сообразить.
   Ладно, оставим это. Судя по всему, придется найти и  выложить  три  куска
Абдулле, а потом уже вытащить хрустики у Никки, когда поймаю ее.
   - Слушай, Хасан, - сказал я хрипло, облизывая распухшие, разбитые губы, я
могу сейчас дать, самое большее, две с половиной. Ровно столько лежит у меня
на счету в банке. Остальные полтыщи  заплачу  завтра.  Это  все,  на  что  я
способен.
   Хасан и Абдулла переглянулись.
   - Ты заплатишь мне две с половиной тысячи сегодня, - произнес Абдулла,  -
и еще тысячу завтра. - Снова быстрый обмен взглядами.  -  Поправка:  полторы
тысячи завтра.
   Я сообразил, в чем суть. Пятьсот  законного  долга  плюс  пятьсот  навара
Абдулле, а остальные пятьсот - доля Хасана.
   Я молча кивнул. В любом случае, выбора мне никто не оставлял. Вся боль  и
злость, которую  я  испытывал,  сфокусировалась  на  Никки.  Я  отвлекся  от
собственных проблем, предвкушая нашу встречу. Ах, что я с ней  сделаю!  Будь
это даже рядом с мечетью, мне на это наплевать! Каждый унизительный  момент,
каждый миг ада, через который прошел я по милости старой подружки, все,  что
мне пришлось претерпеть от Сестер, а теперь - от двух толстозадых  ублюдков,
испытает и она, поганая сука!
   - Я вижу, ты не очень хорошо себя чувствуешь,  -  слащавым  тоном  сказал
Хасан. - Мы поможем тебе добраться  до  кредитного  автомата.  Воспользуемся
моим автомобилем.
   Я  долго   не   отрывал   глаз   от   Шиита,   страстно   желая   стереть
тошнотворно-благостную улыбку с его лица; в конце концов просто сказал:
   - Не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность.
   Хасан снисходительно помахал рукой.
   - Правоверный не ждет благодарности, когда исполняет долг милосердия.
   Аллах велик.
   - Хвала Аллаху! - отозвался Абдулла.
   - Это точно, - буркнул я.
   Мы вместе вышли на улицу: Хасан по-братски  прижимался  к  моему  правому
плечу, Абдулла - к левому.
   Абдулла устроился рядом с водителем, я сел сзади вместе с Хасаном, закрыв
глаза, прильнув к обивке сиденья из  настоящей  кожи.  Никогда  в  жизни  не
приходилось мне  ездить  в  такой  роскошной  машине.  Но  сейчас  мне  было
абсолютно наплевать на все, кроме боли. Она все росла и росла,  сжимая  тело
тисками... Я почувствовал, как по лбу медленно текут капли пота.
   Наверное, я застонал, потому что Хасан шепнул:
   - Когда покончим с расчетами, обязательно позаботимся о твоем здоровье.
   Остальную часть дороги я проехал молча, ни о  чем  не  думая.  Где-то  на
полпути к банку заработали "солнышки", и  я  обнаружил,  что  могу  свободно
дышать и даже немного двигаться. Возбуждение росло, мне  показалось,  что  я
вот-вот потеряю сознание, но потом все улеглось,  оставив  прочное  ощущение
приподнятости, предчувствие чего-то  прекрасного.  Я  едва  услышал  Хасана,
когда мы прибыли к банку. Засунул в автомат  кредитную  карточку,  проверил,
все ли в порядке, и снял со счета две с половиной тысячи  пятьдесят  киамов.
Теперь в банке у меня лежала вдохновляющая сумма в  шесть  киамов.  Протянул
крупные банкноты Абдулле.
   - Остальные полторы тысячи - завтра, - буркнул он.
   - Иншалла! - сказал я насмешливо.
   Абдулла занес руку, чтобы ударить меня, но Хасан  удержал  его  и  что-то
пробормотал, - я не смог  разобрать,  что.  Оставшиеся  пятьдесят  киамов  я
запихнул в карман джинсов и при этом обнаружил, что больше  денег  там  нет.
Странно...
   Хоть  немного-то  должно  было  остаться  -   хрустики,   полученные   от
Богатырева, плюс сотня Никки, минус - потраченное прошлой  ночью.  Наверное,
стянула моя сбежавшая клиентка или позарилась одна из Черных Вдов.  Господи,
какое это сейчас имеет значение? Хасан и Абдулла что-то оживленно  обсуждали
вполголоса. Наконец Абдулла приложил ладонь ко лбу, губам, сердцу и  оставил
нас вдвоем. Хасан крепко взял  меня  за  локоть  и  помог  дойти  до  своего
роскошного сверкающего черного  чуда  техники.  Я  старался  заговорить,  но
первая попытка провалилась.
   Наконец пробормотал: "Куда?"
   Голос показался мне чужим - хриплым, срывающимся, словно голосовые связки
томились без работы уже многие годы.
   - Я отвезу тебя в госпиталь, - ответил Хасан, - и там покину. Надеюсь, ты
не обидишься. У меня масса неотложных дел. Увы, бизнес есть бизнес...
   - А дело есть дело, - закончил я. Хасан улыбнулся. Не думаю, что у  Шиита
имелась какая-то личная неприязнь ко мне. -  Салаамтак,  -  он  пожелал  мне
мира. Аллах йисаллимак,  -  произнес  я  в  ответ.  Когда  мы  добрались  до
бесплатного госпиталя,  я  вывалился  из  машины  и  заковылял  к  отделению
неотложной помощи.
   Пришлось показать удостоверение личности и ждать, когда  все  данные  обо
мне  извлекут  из  компьютера.  Примостился  на  стальном  сером   стуле   с
распечаткой этих данных на коленях и терпеливо  ждал,  когда  меня  вызовут.
Сидел так несколько часов. "Солнышки" перестали действовать через  девяносто
минут, потом начался ад... Полубред-полуявь: огромная комната, переполненная
искалеченными, страдающими людьми, все - хронические  бедняки,  всех  мучает
боль. Нескончаемый стон, вопли младенцев. Воздух  пропитан  табачным  дымом,
вонью немытых тел, мочи, блевотины, сладковатым запахом крови. Наконец  меня
принял ошалевший от работы доктор; он долго бурчал что-то, осматривая  меня,
не задавал  никаких  вопросов,  прощупал  ребра,  выписал  рецепт  и  вызвал
следующего.
   Сегодня я уже не успею зайти в аптеку, но зато мне известно, где  достать
кое-какие дорогие пилюльки. Сейчас примерно два часа - самый  разгар  работы
на  Улице.  Пришлось  пешком  добираться  до  Будайина.  Меня   подстегивала
нестерпимая злость на Никки. Придется поквитаться и с Тами и ее подружками.
   В клубе Чириги было  необычно  тихо  и  безлюдно.  Девочки  и  гетеросеки
казались безжизненными,  словно  куклы;  клиенты  мрачно  разглядывали  свои
кружки с пивом. Но музыка, конечно,  как  всегда,  ревела,  а  пронзительный
голос Чири, с ее неповторимым суахильским прононсом, перекрывал весь шум.  И
все же не слышалось  смеха,  отсутствовал  привычный  фон  -  негромкий  гул
деловых переговоров. Работа замерла... В баре царил застоявшийся запах пота,
пролитого пива и виски, гашиша.
   - Марид, - оторопела Чири, увидев меня. Она тоже выглядела осунувшейся.
   Прошлая ночь, стало быть, для всех  нас  оказалась  мучительно  долгой  и
неудачной в смысле заработка.
   - Можно я угощу тебя чем-нибудь? - спросил я. -  Судя  по  тебе,  выпивка
явно не помешает.
   Она с трудом растянула губы в улыбке:
   - Когда-нибудь я отказывалась от подобного предложения?
   - На моей памяти - никогда, - отозвался я.
   - И не откажусь.
   Она повернулась и налила  себе  зелья  из  специальной  бутылки,  которую
держала под стойкой. - Это что? - поинтересовался я.
   - Тэнде. Особый напиток из Восточной Африки.
   После недолгих колебаний я решился:
   - Налей и мне!
   Чири   изобразила   беспокойство    и    утрированно-озабоченным    тоном
пробормотала:
   - Тэнде плохо-плохо для белый бвана! Белый бвана выпить - и сразу бум-бум
на свой белый мгонго.
   - У меня был сегодня длинный и  поганый  день,  Чири.  -  Я  протянул  ей
бумажку в десять киамов.
   Она сочувственно кивнула, налила мне и подняла свой стакан:
   - Ква сихо яко!
   - Сахтайн! - сказал я по-арабски, отпил немного тэнде и  сразу  вытаращил
глаза и поднял брови. Питье обжигало, как огонь, и имело неприятный привкус,
но я знал, что, если как следует постараюсь, смогу  оценить  его.  И  осушил
свой стакан.
   Чири покачала головой:
   - Моя сильно-сильно бояться за белый бвана. Моя думать, что  белый  бвана
вот-вот облюет чистый хороший бар.
   - Еще раз, Чири. А когда выпью, сразу наливай следующую порцию.
   - Такой плохой был, значит, день? Ну-ка, милый, подойди к свету.
   Я обошел вокруг стойки и встал так, чтобы она могла разглядеть  меня  как
следует. Лицо у меня, должно быть, выглядело  жутко.  Чири  протянула  руку,
осторожно коснулась ужасных ссадин на  лбу,  кроваво-синей  вздувшейся  кожи
вокруг глаз, носа, разбитых вспухших губ.
   - Хочу хорошенько напиться как можно быстрее, - сказал  я.  -  Кстати,  я
остался без гроша.
   - Ты разве не сорвал три тысячи с русского? Ты  ведь,  кажется,  сам  мне
сказал. Или я слышала от кого-то другого? Может,  от  Ясмин?  Знаешь,  после
того, как русский скушал пулю, мои новенькие сразу  попросили  расчет,  и  с
ними ушла Джамиля. - Она налила мне следующую порцию зелья.
   - Ну, Джамиля небольшая потеря. -  Это  был  предоперационный  гетеросек,
который и не собирался делать операцию.
   Я протянул руку к стакану. Кажется, сегодня я пью за счет заведения.
   - Тебе легко  говорить...  Посмотрела  бы  я,  как  ты  заманиваешь  сюда
туристов без баб, трясущих голыми сиськами на сцене. Ты мне расскажешь,  что
с тобой приключилось?
   Я осторожно взболтал содержимое стакана.
   - Как-нибудь в другой раз.
   - Ищешь кого-нибудь?
   - Никки.
   Чири коротко рассмеялась:
   - Да, кое-что это объясняет, но все-таки Никки не могла тебя  так  хорошо
отделать?
   - Сестры.
   - Все три? Я поморщился:
   - Да, все вместе и каждая в отдельности. Чири подняла глаза к потолку.
   - Почему? Что ты им сделал? Я фыркнул:
   - Пока еще не знаю.
   Чири наклонила голову и искоса посмотрела на меня.
   - Послушай, - произнесла она вполголоса, - я ведь видела сегодня Никки.
   Она приходила сюда примерно в десять утра. Просила, чтобы я передала тебе
ее благодарность. Не сказала за что, правда, но, думаю, ты сам знаешь. Потом
отправилась искать Ясмин.
   Я почувствовал, как во мне закипает злость.
   - Не сказала, куда идет? - Нет.
   Я снова расслабился. Если кто-нибудь в Будайине знает, где обретается моя
бывшая подружка, это Тамико. Но меня никак не привлекала  перспектива  снова
столкнуться с толстой рожей бешеной суки, а судя по всему, придется.
   - Не знаешь, где мне достать немного пилюлек?
   - Что именно тебе нужно, детка?
   -  Ну,  скажем,  полдюжины  "солнышек",  столько   же   треугольников   и
"красоток".
   - И все это, учитывая, что ты сейчас без гроша?  -  Она  снова  запустила
руку под стойку и вытащила свою сумочку. Порывшись в  ней,  извлекла  черный
пластмассовый цилиндрический контейнер. - Держи. Зайдешь  сейчас  в  мужской
туалет и отсчитаешь сколько нужно.  Потом  заплатишь.  Что-нибудь  придумаем
например, что скажешь, если я приведу тебя сегодня ночью к себе?
   Волнующая и вместе с тем  страшноватая  перспектива.  Вообще-то  меня  не
осаждают толпы жаждущих моих ласк фем, обрезков, гетеросеков или  мальчиков,
я не какой-нибудь гигант секса, машина любви, но в общем  справляюсь,  когда
нужно... Однако от мысли о ночи с Чири мороз по коже подирает. Эти  зловещие
узоры из шрамов по всему телу, вампирские клыки...
   - Скоро вернусь, - сказал я, нежно поглаживая контейнер с пилюльками.
   - Я только что купила новый модик Хони Пилар, - крикнула Чири мне  вслед.
Не терпится испробовать его. Когда-нибудь хотел трахнуть Хони Пилар, Марид?
   Соблазнительное предложение, но, увы,  в  ближайшее  время  у  меня  есть
другие дела, никак не терпящие отлагательства. А потом... вставив личностный
модуль непревзойденной секс-бомбы Хони Пилар,  Чири  станет  ею.  Чернокожая
амазонка будет любить меня так, как делала это сама Пилар, когда  записывала
модуль.
   Достаточно закрыть глаза, и в твоих объятьях - самая сексапильная женщина
на свете, и из всех мужчин  она  жаждет  лишь  тебя  одного,  молит  тебя  о
любви... Я пополнил  свой  лекарственный  запас  за  счет  хозяйки  клуба  и
вернулся в бар. Чири рассеянно оглядывалась по сторонам. Я вложил  контейнер
в ее руку.
   - Этой ночью никто не зашибает хрустики, - сказала она подавленно. -  Еще
по стаканчику?
   - Надо бежать, Чири. Дело есть дело...
   - А бизнес есть бизнес, - отозвалась Чири. - Любой.  Лишь  бы  он  вообще
был.
   Скажем, если дешевые ничтожества, собравшиеся здесь, начнут тратить  хоть
немного  денег,  это  снова  будет  бизнес,  а  не  бесцельное   отсиживание
задницы...
   Не забывай, что я тебе сказала о моем новом модике, Марид.
   - Слушай, Чири,  если  ты  еще  будешь  здесь,  когда  я  освобожусь,  мы
испробуем его вместе. Иншалла.
   Она подарила мне свою замечательную улыбку, которую я так любил.
   - Ква кери, Марид.
   - Ассалам алейкум, - ответил я и вышел из клуба.
   Меня окутал теплый, влажный  ночной  воздух;  я  глубоко  вдохнул  аромат
распустившихся цветов и поплелся по улице.
   Тэнде здорово подстегнуло меня, кроме того,  я  проглотил  треугольник  и
одно "солнышко". Когда  ворвусь  в  крысиную  нору  псевдогейши  Тамико,  ей
придется плохо. Я  попытался  бегом  преодолеть  расстояние  до  Тринадцатой
улицы. Увы, обнаружилось, что это выше моих сил. Раньше я мог пробежать куда
большую дистанцию. В конце концов я решил, что возраст тут ни при  чем.  Все
дело в мучениях, которые пришлось претерпеть этим утром. Да, конечно.
   Сейчас полтретьего или три часа ночи, а из окна Тами доносится громыхание
музыки кото! Я барабанил в дверь, пока не отбил кулаки.
   Она не слышала меня то ли из-за громкой музыки, то ли из-за наркотиков. Я
налег плечом на дверь и обнаружил, что она не заперта. Медленно и  осторожно
поднялся  по  ступенькам.  Практически  каждый  житель  Будайина  как-нибудь
модифицировал себя. Ввинченные в мозг модики и приставки-училки дарят  самые
разные знания, навыки и целые библиотеки информации, или,  как  в  случае  с
Хони  Пилар,  другое  "я",  совершенно  новую  личность.  Я  один  оставался
нетронуто-естественным, полагаясь на природные рефлексы, собственный опыт  и
осторожность.
   Я превосходил  других,  используя  дарованный  Аллахом  разум  против  их
компьютеризированной натаски.
   И вот сейчас дарованный Аллахом разум говорил мне, что  здесь  что-то  не
так. Тами не оставила бы дверь открытой, разве что ради Никки, забывшей дома
ключи...
   Она лежала примерно в той же позе, в какой я  застал  ее  накануне.  Лицо
густо набелено,  иссиня-черная  краска  на  веках.  Но  сейчас  Тамико  была
полностью обнажена,  и  ее  странное  созданное  хирургами  тело  выделялось
кричащим белым пятном на  деревянном  полу.  Кожа  имела  болезненно-бледный
синеватый  оттенок,  на  ней  ярко  проступали   темные   следы   ожогов   и
багрово-красные полосы вокруг запястий и шеи. Горло  перерезано  от  уха  до
уха; белила смешались с кровью, растекшейся огромной лужей вокруг Тами.  Эта
Черная Вдова больше никого не сможет ужалить.
   Я опустился на подушки рядом с безжизненным телом и попытался сообразить,
что здесь произошло. Может быть, Тами выбрала не того клиента, и он нанес ей
удар первым? Следы ожогов и кровоподтеки говорили о том,  что  ее  истязали;
пытали долго, неторопливо, так, чтобы причинить максимальную  боль.  Тами  с
лихвой заплатила за то, что сделала со мной. Квадаа  уквадар  -  правый  суд
Аллаха и судьбы.
   Телефон на моем поясе зазвонил как раз в тот  момент,  когда  я  собрался
связаться с лейтенантом Оккингом. Я настолько ушел в свои мысли, уставившись
на труп Тами, что звонок ударил по нервам. Что  ж,  сидеть  так  в  компании
мертвой женщины, которая неотрывно глядит тебе в лицо, - довольно неприятное
времяпрепровождение. Это кого угодно выведет из себя. Я взял трубку.
   - Слушаю.
   - Марид? Ты должен... -  Связь  прервалась.  Трудно  было  сказать,  кому
принадлежит голос, но, кажется, я все-таки узнал его. Похоже на Никки.
   Я посидел еще немного. Что  хотела  передать  мне  Никки  -  попросить  о
чем-то, предупредить? Тело  сковал  озноб,  я  не  мог  пошевелиться.  Стали
действовать наркотики, но сейчас я почти не  почувствовал  этого.  Несколько
раз глубоко вздохнул, собрался с силами и продиктовал код Оккинга в  трубку.
Сегодня ночью Хони Пилар мне не светит.

Глава 5

   Я выяснил один интересный факт.
   Правда,  это  знание  никак  не  стоило  мучений,  перенесенных  мною  за
сегодняшний ужасный день, но все же заслуживало того, чтобы поместить его  в
копилку моего замечательного мозга. Оказывается,  лейтенанты  полиции  редко
преисполняются энтузиазмом, когда им сообщают  об  убийстве  за  полчаса  до
конца их дежурства.
   - Твой второй труп, а неделя еще не  кончилась,  -  меланхолично  отметил
Оккинг,  прибыв  на  место  происшествия.  -  Учти,  если   ты   добиваешься
комиссионных, мы не собираемся выплачивать. Обычно  мы  стараемся  отвратить
граждан от подобной практики.
   Я взглянул на вытянувшееся, усталое лицо Оккинга. Принимая  во  внимание,
что сейчас глубокая ночь,  сказанное  можно  было  с  натяжкой  оценить  как
своеобразный полицейский юмор. Не знаю точно, откуда Оккинг родом  -  скорее
всего из какого-нибудь прогнившего, выродившегося  европейского  государства
или из Северо-Американских Федераций, - но он умудрялся прекрасно  уживаться
со всеми разношерстными группировками, находившимися под его юрисдикцией. Он
гово