когда один из  нас
просто обязан был  сказать  какую-нибудь  глупость,  и  Труди  удалось  меня
опередить. В этот момент я  принял  два  важных  решения:  послать  подальше
всякую  осторожность  и  хорошенько  проучить  Ясмин.  Слушайте,  я  здорово
набрался, мне было грустно и одиноко, а Труди казалась такой лапочкой,  и  к
тому же настоящей красоткой... Что еще нужно человеку?
   Когда мы поднялись в номер,  Труди  сладко  улыбнулась,  поцеловала  меня
медленно, сочно, так, словно утро наступит тогда, когда мы ему разрешим...
   Затем сообщила, что теперь ее  очередь  использовать  ванную  комнату.  Я
подождал, пока она закроет дверь, связался с дежурным и попросил, чтобы меня
разбудили в семь утра. Потом вытащил маленький  игломет,  привел  постель  в
порядок и быстро спрятал  оружие.  Показалась  Труди:  она  расстегнула  все
пуговицы, все крючочки на одежде, как бы распахнулась передо мной.  На  лице
ее играла уверенная хозяйская улыбка. Единственная мысль,  промелькнувшая  в
мозгу в этот момент: первый  раз  в  жизни  придется  спать  с  оружием  под
подушкой.
   - О чем ты задумался? - спросила она.
   - О том, что ты выглядишь очень неплохо для настоящей девочки.
   - Тебе не нравятся настоящие девочки? - прошептала она, щекоча  шелковыми
губами мое ухо.
   - Просто довольно давно не встречался с ними. Так уж получилось.
   - Тебе больше нравятся мальчики? - шепнула она, но мне  было  уже  не  до
разговоров...

Глава 17

   Когда зазвонил телефон, мне снилось, что на меня кричит мать.  Она  орала
так громко, что я уже не узнавал ее, просто понимал: это  голос  мамы.  Спор
начался из-за Ясмин, но потом мы перешли к другим темам: переезду  в  город,
моей злосчастной судьбе. Я никогда ничему не научусь, кричала  мама,  потому
что всегда и всюду думаю только о себе. Мое участие в беседе  ограничивалось
периодическими воплями: "Неправда!"; сердце  учащенно  билось  от  волнения,
словно все происходило на самом деле.
   Я в очередной раз дернулся, кипя от несправедливых упреков, и  проснулся.
С трудом разлепил глаза, с трудом сообразил что к чему;  я  чувствовал  себя
таким вялым, словно и не ложился спать. Уставился на надрывающийся  телефон,
снял трубку. "Доброе утро. Сейчас  ровно  семь  часов".  Короткие  гудки.  Я
положил трубку и сел, сделав глубокий вдох, который чуть было не  перешел  в
зевок. Хочу спать! Уж лучше кошмары, чем перспектива пережить еще один день,
вроде вчерашнего!
   Труди рядом не было. Я спустил ноги на пол и голым прошелся по комнате. В
ванной ее тоже не было,  но  девочка  оставила  мне  прощальную  записку  на
столике.
   "Дорогой Марид, Спасибо тебе за все! Ты очень хороший,  добрый  и  милый.
Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся снова.
   А сейчас мне надо идти, так что ты, конечно, не будешь возражать, если  я
возьму, сколько мне причитается, из твоего бумажника.
   Я тебя люблю, милый.
   Труди.
   (Мое настоящее имя - Гюнтер Эрих фон С. Ты и вправду не знал, или  просто
притворялся, чтобы сделать мне приятное?)"
   Я полагал, что знаю все о сексе. Тут для  меня  не  осталось  ни  единого
белого пятна. Мои сокровенные фантазии давно уже направлены не на способ,  а
на  объект...  Так  вот,  единственное,  чего  еще   никому   не   удавалось
сымитировать (по крайней мере, до Труди!), бессознательная,  чисто  животная
реакция женщин,  по  которой  сразу  понимаешь,  что  трахаешь  фему,  а  не
подделку, - это полувскрик-полувсхлип, когда у нее перехватывает  дыхание  в
момент первого контакта, еще до того, как  ваши  движения  успевают  обрести
какую-то ритмичность. Да... Я снова бросил взгляд на записку Труди, вспомнил
часы, проведенные в компании друзей:
   Жак, Махмуд, Сайед  и  я  сидим  за  столиком  в  "Соласе",  оценивающими
взглядами знатоков пронзая посетителей. "Вот эта? Перв-недоделок..."  Я  мог
безошибочно определить, кто есть кто. Я ни разу не  ошибся  и  был  знаменит
своим умением на весь Будайин.
   Клянусь бородой Пророка, больше ни слова не скажу на этот  счет!  Неужели
судьба никогда не устанет  зло  подшучивать  надо  мной?  Нет,  не  стоит  и
надеяться... Она продолжит свое черное дело  с  упорством  маньяка  снова  и
снова, с каждым разом шутки будут все  более  и  более  зловещими.  Если  уж
возраст и жизненный опыт не  оградят  от  них,  то,  наверное,  смерть  тоже
окажется бессильной, так что мои мучения продолжатся и в загробном мире.
   Я бережно и тщательно сложил  свою  новую  одежду  и  упаковал  в  сумку.
Сегодня снова надену свою белоснежную галабийю и предстану  перед  людьми  в
новом облике: араб в традиционном костюме, но гладко выбритый, как европеец.
Вот я какой человек с тысячью  лиц!  Я  решил,  что  настало  время  поймать
Хаджара  на  слове  и  воспользоваться  информацией,  хранящейся  в   памяти
полицейского компьютера. Хочу узнать кое-что  о  самих  легавых  и  о  связи
Оккинга с Бондом-Ханом.
   Вместо того чтобы дойти до полицейского участка на своих двоих, я  поймал
такси. Нет, меня не начала  развращать  роскошь,  оплаченная  Папой;  просто
события развивались слишком быстро и не хотелось терять времени. Да,  сейчас
мы были с временем на равных: я  торопил  его,  оно  торопило  меня.  Училки
старательно обновляли мою энергию: я не испытывал ни  усталости,  ни  голода
или жажды. А также страха или злости. Кстати, многие сочли бы  это  опасным.
Наверное, страх все-таки полезная штука...
   Хаджар куда-то ушел. Я сидел и ждал его, наблюдая, как  Оккинг  поглощает
поздний завтрак, сидя в своей застекленной клетке,  словно  редкий  зверь  в
зоопарке. Наконец появился сержант и недовольно взглянул на меня.
   - Ты не  единственный  полудурок,  доставляющий  мне  уйму  беспокойства,
Одран, - сказал он желчно. - У нас побывало  не  меньше,  тридцати  идиотов,
жаждущих поделиться важнейшими сведениями,  которые  они  откопали  в  своих
снах, видениях и так далее.
   - Я тебя обрадую, Хаджар: никакой информации  у  меня  нет.  Наоборот,  я
пришел получить ее от тебя. Ты сказал, что разрешишь мне поработать с  вашим
компьютером.
   - А, ну конечно; только не здесь. Если тебя засечет Оккинг, он мне  сразу
башку проломит. Я  сейчас  свяжусь  с  нижним  этажом.  Можешь  использовать
терминал там, хорошо?
   - Мне все равно, - согласился я. Хаджар позвонил, напечатал мне пропуск и
подписал его. Я поблагодарил и отправился вниз. Молодая женщина, черты  лица
которой свидетельствовали, что она родом из  Юго-Восточной  Азии,  показала,
как выбрать программу, вести поиск, и объяснила, что, если у меня  возникнут
вопроси,   компьютер   сам   ответит   на   них.   Она   вовсе    не    была
профессионалом-программистом или  здешним  библиотекарем:  просто  выполняла
роль регулировщицы...
   Сначала я проверил основные файлы: это было похоже на морг  какого-нибудь
агентства новостей. Когда  я  печатал  чье-либо  имя  и  фамилию,  компьютер
выдавал мне все имеющиеся в его  памяти  факты,  так  или  иначе  касающиеся
данного человека. Первым делом  я  запросил  информацию  на  Оккинга.  Через
несколько секунд по дисплею  справа  налево  поползли  бесконечные  арабские
фразы: имя, фамилия, возраст, место рождения, чем  занимался  до  того,  как
поселился в нашем городе, то есть все, что заносят  в  любую  анкету.  Потом
следует действительно ценная информация.  В  зависимости  от  места  и  цели
заполнения, это может быть история болезни, данные об  арестах,  сведения  о
финансовом положении, занятиях политикой, сексуальных пристрастиях и что там
еще есть важного?
   Что касается Оккинга, кроме самых общих сведений, о нем не было ничего.
   Абсолютно ничего. Альсифр - ноль!
   Сначала я решил, что возникла неполадка в компьютере, снова залез в выбор
программ, снова напечатал имя Оккинга и стал ждать. Ничего.
   Ну конечно, это сделал наш лейтенант. Он замел следы точно  так  же,  как
его наемник Хан сейчас старался замести свои.  Если  не  пожалею  времени  и
денег, могу отправиться за нужной информацией в Европу, но там я узнаю,  чем
он занимался вплоть  до  отъезда  в  наш  город.  Дальше,  если  смотреть  с
формальной точки зрения, юн просто не существовал.
   Я напечатал кодовое название шпионской группы Джеймса  Бонда:  "Юниверсал
экспорте". Как-то раз я видел такой адрес на одном из конвертов  в  кабинете
Оккинга. Снова ничего!
   Ни на что особенно не надеясь, запросил данные о Джеймсе Бонде: ничего.
   Тот же результат - с Ксаргисом Ханом. Подлинный Хан  и  "настоящий"  Бонд
никогда не посещали наш город, поэтому информация о них отсутствовала.
   Я перебрал в  уме  всех,  сведения  о  которых  стоит  запросить:  Ясмин,
Фридландер-Бей, а может, сам Марид Одран? -  но  потом  решил  удовлетворить
любопытство позднее, при более благоприятных  обстоятельствах,  и  остановил
выбор на Хаджаре. То, что я узнал, не было неожиданным. На два  года  моложе
меня, выходец из Иордании, перед тем как поселиться в  городе,  неоднократно
имел дело с полицией. Психологические характеристики  дословно  подтверждали
мое мнение об этом субъекте: ему ни в коем случае  нельзя  доверять.  Хаджар
подозревался в том, что передавал заключенным деньги  и  наркотики.  Однажды
даже провели расследование в связи с пропажей большей части  конфискованного
имущества, но бравый сержант сумел выйти сухим из воды. В досье  содержалось
предположение, что Хаджар может использовать служебные возможности в  личных
целях,  работать  в  интересах  отдельных  лиц,  той  или  иной   преступной
организации. В досье отмечалось, что Хаджар,  судя  по  всему,  способен  на
такие  противоправные  действия,   как   лжесвидетельство,   вымогательство,
преступный сговор и многое другое.
   Ах ты Боже мой! Да неужели! Хаджар? А мы и не знали!
   Я грустно покачал головой. Легавых всех стран мира объединяют  две  вещи:
во-первых, они жаждут разбить тебе дубинкой башку под любым, самым ничтожным
предлогом, а то и вовсе без такового, а во-вторых, не способны, так сказать,
познать правду, даже когда  эта  голая  правда  лежит  у  них  перед  носом,
призывно расставив ноги. Полиция не следит за  исполнением  законов;  фараон
никогда не оторвет от стула  свою  толстую  задницу,  пока  закон  не  будет
нарушен. Они раскрывают ничтожное количество преступлений. По сути,  полиция
- просто что-то вроде  статической  службы,  регистрирующей  имена  жертв  и
показания свидетелей.
   После того как проходит определенное  инструкциями  время,  они  спокойно
убирают эту информацию подальше, чтобы освободить место для новой.
   Да, чуть не забыл: полицейские  помогают  беспомощным  старушкам  перейти
улицу. По крайней мере, так принято думать...
   Одно за другим я скормил компьютеру  имена  всех,  кто  хоть  как-то  был
связан с Никки, начиная с ее(его) дяди Богатырева. Высветившиеся на  дисплее
данные в точности соответствовали  тому,  что  рассказал  мне  лейтенант.  Я
решил, что, если Оккинг способен убрать все сведения о себе, он  вполне  мог
"откорректировать" и  остальную  информацию.  Если  мне  что-нибудь  удастся
раскопать, то либо по чистой случайности, либо  из-за  того,  что  лейтенант
допустил оплошность. Я продолжил работу, хотя надежда  найти  хоть  какую-то
зацепку таяла с каждой минутой.
   Увы, мои  опасения  подтвердились.  В  конце  концов,  я  все-таки  решил
заглянуть в досье на Ясмин, Папу, Чири, на Черных Вдов, Сейполта и Абдуллу.
   Компьютер поведал мне, что Хасан, похоже, большой ханжа,  потому  что  по
религиозным соображениям не прибегает к  помощи  училок  для  вящего  успеха
своего бизнеса и в то же время не  скрывает,  что  он  педераст.  Тоже  мне,
новости! Когда-нибудь я посоветую Хасану использовать  мальчишку-американца,
который, кстати, оборудовал  себе  мозги  по  последнему  слову  техники,  в
качестве администратора-бухгалтера, а не как живую статую  на  стуле  вместо
пьедестала, восседающую в пустом помещении.
   Мое неуемное любопытство не распространялось лишь на одного жителя нашего
квартала - Марида Одрана. Я решил, что не  желаю  знать,  что  они  обо  мне
думают.
   Зачем расстраивать себя понапрасну?
   Прочитав досье на своих друзей и  знакомых,  я  пожелал  ознакомиться  со
счетами телефонной компании, представленными  полицейскому  участку.  И  тут
ничего; но, конечно, Оккинг не такой дурак, чтобы звонить своему Бонду прямо
из кабинета. Я стоял на перекрестке множества дорог, и все они заканчивались
тупиком.
   В результате, я получил пищу для размышлений, но не новые факты. На самом
деле, мне было интересно узнать всю подноготную  Хаджара  и  других  жителей
Будайина,  а  скудость  данных  об  Оккинге  -  и,  что  вполне  понятно,  о
Фридландер-Бее - давала почву для определенных предположений, а может,  даже
утверждений...
   Я думал обо всем этом, шагая по улице, и не заметил, как оказался у  себя
дома.
   Какого черта я сюда  пришел?  Ну,  вообще-то  меня  вовсе  не  привлекала
перспектива провести еще одну ночь в номере отеля. По крайней мере, один  из
убийц знал, что я остановился там; мне нужна новая ставка, по крайней  мере,
на день-два... Я все больше свыкался с училками, мои решения не зависели  от
всяких эмоций, и я принимал их намного быстрей, чем раньше. Меня не покидало
чувство уверенности в своих силах и хладнокровие. Надо связаться с Папой,  а
затем подыскать себе другое место для ночлега.
   В комнате все было так,  как  перед  уходом.  На  самом  деле  я  недолго
отсутствовал, но чувство такое, словно  прошла  целая  вечность:  я  потерял
ощущение времени. Бросив сумку на матрас, я сел и  пробурчал  код  Хасана  в
трубку. Три долгих гудка; наконец Шиит отозвался.
   - Мархаба, - произнес он устало.
   - Привет, говорит Одран.  Мне  нужно  встретиться  с  Фридландер-Беем;  я
надеюсь, ты сможешь организовать это.
   - Он будет  доволен  тем,  что  ты  высказываешь  стремление  действовать
правильно, мой племянник. Разумеется, он захочет увидеть тебя и узнать,  как
обстоят дела, из твоих уст. Тебя устраивает сегодня вторая половина дня?
   - Как можно раньше, Хасан.
   - Я позабочусь об этом, о мой проницательный  друг,  и  перезвоню,  чтобы
сообщить точное время.
   - Спасибо. Подожди, я хочу задать тебе один вопрос. Скажи, существует  ли
какая-то связь между Папой и Сейполтом?
   Хасан замолчал надолго,  очевидно  обдумывая,  как  лучше  сформулировать
ответ.
   - Уже нет, о мой племянник. Ведь, если я не ошибаюсь, Сейполт мертв?
   - Знаю, - нетерпеливо бросил я.
   - Сейполт занимался только мелкими  операциями  по  импорту  и  экспорту;
такое не интересовало Папу.
   - Значит, насколько ты можешь судить. Папа не пытался  наложить  руку  на
часть его бизнеса?
   - О  мой  племянник,  этот  "бизнес"  настолько  незначителен,  что  даже
недостоин называться бизнесом. Сейполт был просто мелким дельцом, таким  же,
как я.
   - Но ведь он, так же как и ты, решил, что для сведения концов  с  концами
нужно искать дополнительный заработок. Ты работаешь  на  Фридландер-Бея,  он
работал  на  немцев.  -  Клянусь  светом   моих   глаз!   Не   может   быть!
Сейполт-шпион?
   - Могу поспорить, это для тебя не новость;
   Неважно. Ты когда-нибудь имел с ним дело?
   - Что ты имеешь в виду? - Голос Шиита сразу приобрел жесткость.
   - Бизнес. Импорт-экспорт. Здесь у вас общие интересы.
   - О, понятно. Да, время  от  времени  я  покупал  кое-что,  если  Сейполт
предлагал хорошие европейские товары, но не  припомню,  чтобы  он  хоть  раз
делал закупки у меня.
   Он не сказал  мне  ничего  существенного.  По  просьбе  Хасана  я  быстро
ознакомил его с тем,  что  произошло  с  тех  пор,  как  обнаружили  убитого
Сейполта.
   Когда я закончил, Шиит  был  здорово  напуган.  Попутно  я  рассказал  об
Оккинге и явно неполных досье полиции.
   - Поэтому мне надо увидеть Фридландер-Бея.
   - Ты подозреваешь кого-то? - спросил Хасан.
   - Дело не  только  в  исчезнувшей  информации,  или  в  том,  что  Оккинг
иностранный агент. Я просто не могу поверить, что, бросив весь свой отдел на
расследование этих убийств, он так и  не  нашел  ни  единой  зацепки,  чтобы
поделиться со мной. Я уверен, лейтенанту известно намного больше, чем он мне
говорит. Папа обещал, что заставит  Оккинга  выложить  все.  Мне  необходима
информация.
   - Ну разумеется, мой племянник, об этом можешь не беспокоиться.  Иншалла,
все будет сделано. Как я понял, ты не можешь сказать точно, как много  знает
Оккинг?
   - Таковы приемы полицейских, Хасан. То ли лейтенант распутал все дело  до
последней мелочи, то ли ему известно не больше, чем мне.  Трудно  сказать...
Все они мастера пудрить мозги.
   - Он не посмеет пудрить мозги Фридландер-Бею.
   - Попытается, Хасан.
   - Из этого ничего не выйдет. Тебе нужны еще деньги, о мой  проницательный
друг?
   Черт, вообще-то хрустики никогда не помешают...
   - Нет, Хасан, с этим все в порядке. Папа более чем щедр со мной.
   - Если тебе понадобятся наличные, чтобы продвинуть вперед  расследование,
дай мне знать. Ты прекрасно справляешься, сын мой.
   - Да, по крайней мере, до сих пор еще жив.
   - Ты красноречив и остроумен, как поэт, дорогой мой! Но прости, сейчас  я
должен идти. Сам знаешь, бизнес есть бизнес...
   - Это точно, Хасан. Позвони мне, как только переговоришь с Папой.
   - Хвала Аллаху, пусть Он оградит тебя от бед.
   - Аллах йисаллимак. - Я встал, спрятал телефон. Затем принялся рыскать по
комнате  в  поисках  маленькой  вещицы,  которую  вынул  из  сумочки  Никки:
скарабея, украденного моей подругой  из  коллекции  Сейполта.  Этот  кусочек
меди, как и  кольцо,  увиденное  мной  во  время  первого  посещения  немца,
напрямую связывал его с Никки. Конечно, теперь, когда Сейполт  присоединился
к бесконечному сонму усопших,  ценность  обеих  улик  довольно  сомнительна.
Кстати, у доктора Еникнани остался самодельный  модик;  он  может  оказаться
важным вещественным доказательством. Пожалуй, настало время как-то  обобщить
все, что мне удалось узнать, чтобы со временем передать властям. Не Оккингу,
конечно, и не Хаджару.
   Я смутно представлял себе, кого конкретно имею  в  виду,  но  был  твердо
уверен, что существуют честные представители закона и порядка. 3 европейском
суде мало трех улик для вынесения обвинительного приговора, но по  исламским
законам и обычаям этого более чем достаточно, чтобы опустить карающий меч на
шею убийцы.
   В конце концов скарабей все-таки нашелся  под  матрасом;  я  засунул  его
поглубже в сумку. Неторопливо и тщательно  собрал  все,  чтобы  не  оставить
следов в квартире. Сгреб мусор на полу  в  несколько  аккуратных  кучек.  На
настоящую уборку не было ни времени, ни сил, ни  желания.  Теперь  ничто  не
указывало на то, что в квартире  жил  некий  Марид  Одран.  Сердце  охватила
щемящая боль: я провел здесь больше времени, чем в любом другом убежище, это
единственное место, которое я мог назвать домом. Сейчас оно  превратилось  в
обычное, покинутое жильцом помещение с грязными окнами и рваным матрасом  на
полу. Я тихонько вышел и запер дверь.
   Ключи передал хозяину дома, Казему. Он был  удивлен  и  искренне  огорчен
моим внезапным уходом.
   - Мне нравилось жить здесь, - сказал я,  -  но  Аллах  пожелал,  чтобы  я
покинул твой кров. Казем обнял меня, пожелал нам обоим  благополучно  пройти
по дороге, указанной Аллахом, прямиком до райских кущей. Потом я  отправился
в банк и снял все деньги со счета. Купюры засунул в конверт,  полученный  от
Фридландер-Бея. Когда найду новое жилье, вытащу хрустики и посмотрю, сколько
их осталось: я как бы растягивал удовольствие,  наслаждаясь  сознанием,  что
обладаю целым состоянием.
   Третья остановка  -  отель  "Палаццо  ди  Марко  Аврелио".  На  мне  была
галабийя, но волосы коротко острижены, а лицо гладко выбрито. Не думаю,  что
портье узнал меня. - Я заплатил за неделю вперед, - объяснил  я  ему,  -  но
вынужден покинуть вас раньше, чем. собирался.
   Портье пробормотал:
   - Нам