кую сумму денег, - произнес Фридландер-Бей.
   - Сейчас ты уже ничего ему не должен, ибо он мертв. Я взыщу  долг  вместо
него; и я сделаю то, что дозволено Книгой.
   - Я ничего ему не должен! - выкрикнул я. - Ни единого гроша!
   Страшная рука принялась расплющивать мое второе плечо.
   - У собаки все еще опущен хвост, о повелитель,  -  пробормотал  Говорящий
Булыжник.
   - Я не лгу, - произнес я, немного задыхаясь. - Если я говорю, что  ничего
не должен Сонни, значит  это  правда.  Повсюду  в  городе  меня  знают,  как
человека, который никогда не лжет.
   - Что ж, я действительно раньше не имел оснований сомневаться в  тебе,  о
мой племянник.
   - Может быть, теперь он нашел  серьезную  причину,  чтобы  стать  лжецом,
пробормотал Говорящий Булыжник.
   - Сонни? - удивился Фридландер-Бей, возвращаясь  к  столу.  -  Никого  не
волнует судьба Сонни. Он не был ничьим другом, могу тебе в этом поручиться.
   Если Сонни тоже мертв, от этого воздух Будайина станет хоть немного чище.
Нет, мой племянник, я попросил тебя присоединиться ко мне, чтобы расспросить
о смерти моего друга, Абдуллы абу-Зайда.
   - Абдулла, - произнес я с трудом.  Боль  становилась  почти  невыносимой;
перед глазами начали мелькать красные вспышки,  голос  стал  хриплым  и  еле
слышным. - Я не знал даже, что его убили.
   Папа снова потер лоб:
   - За последнее время многих моих друзей внезапно забрала смерть.  Слишком
многих, чтобы объяснить их гибель обычными обстоятельствами.
   - Да, - сказал я.
   - Ты должен доказать, что невиновен в убийстве Абдуллы. Больше ни у  кого
не было веских причин желать ему несчастья.
   - Какая же у меня была причина?
   - Долг, как я уже говорил. Да, Абдулла не пользовался  всеобщей  любовью;
вполне допускаю, что многие не выносили  или  даже  ненавидели  его.  Однако
каждый житель квартала знал, что он находится под моей защитой, и  причинить
ему какой-либо вред - значит причинить вред мне. Его убийца  умрет  так  же,
как погибла жертва.
   Я попытался поднять руку, но не смог.
   - Как он умер?
   Папа мрачно посмотрел на меня из-под полуопущенных век.
   - Ты расскажешь мне, как он умер.
   - Я... - Каменные лапы оставили в покое мои плечи, от чего боль стала еще
сильнее. Потом я почувствовал, как стальные пальцы обвились вокруг горла.
   - Отвечай быстрее, - мягко произнес Папа, - или  очень  скоро  ты  вообще
никогда не сможешь ничего сказать.
   - Застрелен, - прохрипел я. - Одним выстрелом. Маленькая свинцовая пуля.
   Папа махнул рукой, и стальной обруч пальцев вокруг горла разжался.
   - Нет, он не был застрелен. Однако два других человека убиты именно таким
антикварным оружием. Интересно, что  ты  об  этом  знаешь.  Одна  из  убитых
находилась под моей защитой.  -  Он  остановился,  задумчиво  обвел  глазами
комнату.
   Дрожащие от старости сухие морщинистые пальцы вертели пустую чашку.
   Боль быстро прошла, хотя плечи будут ныть еще несколько дней.
   - Если его не застрелили, - спросил я, - то как же был убит Абдулла?
   Его взгляд словно прожег меня.
   - Я пока не уверен, что ты невиновен, - протянул он.
   - Ты сказал, что только я был заинтересован в смерти Абдуллы, потому  что
задолжал ему. Этот долг я выплатил полностью несколько дней назад. Мы с  ним
в расчете.
   Глаза Бея расширились:
   - Ты можешь это как-то  доказать?  Я  немного  привстал,  чтобы  вытащить
расписку, до сих пор лежавшую в кармане джинсов. Каменные  лапы  моментально
опустились на плечи, но Папа махнул, и Булыжник оставил меня в покое.
   - Хасан был при этом, - сказал я. - Он все подтвердит. - Я  вынул  клочок
бумаги, развернул его и протянул Папе. Фидландер-Бей взглянул  на  расписку,
потом внимательно изучил ее. Он поднял глаза на Булыжника, стоявшего за моей
спиной, слегка наклонил голову. Я повернулся: мой мучитель уже  вернулся  на
пост возле двери.
   - О  шейх,  позволь  спросить,  -  произнес  я,  -  как  зовут  человека,
сказавшего тебе об этом долге? Кто уверил тебя, что я - убийца Абдуллы?  Это
должен быть кто-то, не знавший о том, что я полностью расплатился с ним.
   Старик медленно кивнул, приоткрыл  рот,  словно  собираясь  ответить,  но
затем, очевидно, передумал.
   - Не задавай никаких вопросов.
   Я судорожно вздохнул. Нельзя забывать: пока не выберусь из этой  комнаты,
жизнь моя остается в опасности. Паксиум  еще  не  начал  действовать.  Черт,
поганые транквилизаторы не стоили и половины потраченных на них хрустиков!
   Фридландер-Бей посмотрел на свои пальцы, снова вертевшие чашку. Он знаком
подозвал второго Булыжника,  и  тот  налил  ему  кофе.  Слуга  вопросительно
взглянул на меня; я кивнул, и он наполнил мою чашку дымящимся напитком.
   - Где ты был сегодня, - спросил Папа, - в десять часов вечера?
   - В "Кафе Солас", играл в карты.
   - Так. Когда игра началась?
   - Примерно в полдевятого.
   - И ты оставался там до полуночи? Я постарался точно припомнить, как  все
происходило.
   - Где-то в полпервого  мы  все  отправились  в  "Красный  фонарь".  Сонни
пырнули ножом Примерно в час - полвторого.
   - Старик Ибрахим из "Соласа" подтвердит то, что ты сказал?
   - Да.
   Папа повернулся и  кивнул  Булыжнику,  стоявшему  за  его  спиной.  Слуга
подошел к телефону; вскоре вернулся к хозяину и что-то прошептал ему на ухо.
Папа вздохнул:
   - Я очень рад за тебя, мой племянник. Хорошо, что ты можешь доказать, где
был. Абдулла умер между десятью  и  одиннадцатью  вечера.  Я  верю,  что  ты
невиновен в его гибели.
   - Хвала Аллаху, Ограждающему от зла, - тихо произнес я.
   - Поэтому я скажу тебе,  как  он  умер.  Тело  обнаружил  мой  доверенный
служитель, Хасан-Шиит. Смерть Абдуллы абу-Зайда была ужасной и унизительной,
мой племянник. Я боюсь рассказать, как он погиб, дабы какой-нибудь злой  дух
не подслушал мои слова, чтобы затем приготовить и мне подобную участь.
   Я произнес формулу, отвращающую зло, которую позаимствовал у  Ясмин,  что
явно понравилось старцу.
   - Да оградит тебя Аллах, мой дорогой племянник, - произнес он. -  Абдулла
лежал в переулке за магазином Хасана, весь залитый  кровью,  с  перерезанным
горлом. Однако на земле крови  было  немного,  следовательно,  его  убили  в
другом месте, а затем перенесли труп туда, где  его  нашел  Хасан.  На  теле
обнаружены ужасные следы, говорящие о том, что его пытали огнем:  на  груди,
руках, ногах, даже на  детородных  органах,  мой  племянник!  Когда  полиция
осмотрела труп, Хасан выяснил, что презренный пес,  убивший  Абдуллу,  перед
этим поступил с ним, как поступают с женщиной, осквернив ему рот и запретное
место содомитов.  Хасан  был  столь  сильно  ошеломлен  увиденным,  что  ему
пришлось дать успокоительное. - Папа казался  глубоко  потрясенным,  излагая
подробности убийства, словно впервые в жизни узнал  о  подобных  невероятных
вещах. На самом деле он хорошо представлял себе, что  такое  смерть.  Многих
казнили по его приказу; многие погибли из-за того,  что  работали  на  него.
Несмотря на все это, случай с Абдуллой глубоко задел Папу.  Дело  тут  не  в
самом факте убийства - преступник попрал  элементарные  моральные  принципы,
которые соблюдаются  даже  самыми  ужасными  злодеями.  Руки  Фридландер-Бея
дрожали еще сильнее, чем раньше.
   - Точно так же  убили  Тамико,  -  заметил  я.  Папа  взглянул  на  меня;
несколько мгновений он не мог найти слов.
   - Откуда ты узнал об этом? - наконец спросил он.
   Я почувствовал, что старца снова охватили  сомнения.  Действительно,  где
мог раздобыть такие сведения не замешанный в этом деле человек?
   - Тело Тами обнаружил я. Я сообщил тогда об убийстве лейтенанту Оккингу.
   Папа кивнул и снова опустил глаза.
   - Не могу передать тебе, как сильны во мне ярость и  ненависть,  как  они
переполняют сейчас душу.  Это  тревожит  и  печалит  меня,  ибо  я  старался
сдерживать подобные чувства, жить  достойно,  наслаждаясь  богатством,  коль
скоро Аллах решил наделить им  меня,  и  возносить  Ему  за  это  хвалу,  не
выказывая ни гнева, ни жадности либо зависти. Но,  увы,  судьба  каждый  раз
вынуждает меня поднимать меч; снова и  снова  люди  пытаются  проверить,  не
ослаб ли я, дабы погубить. Я должен безжалостно пресекать их попытки,  иначе
потеряю все, что приобрел в результате тяжких трудов. Я желаю  лишь  мира  и
спокойствия, а награда за это - ненависть! Я заставлю негодяя  испить  кубок
смерти, опущу карающий меч на голову этого мясника, о мой племянник! Безумец
из безумцев, палач, оскверняющий мир, бросающий вызов священной воле Аллаха,
умрет! Клянусь бородой Пророка, я исполню долг отмщения!
   Я подождал, пока он немного успокоился.
   - О шейх, - произнес я, - два  человека  были  убиты  свинцовыми  пулями;
двоих пытали, замучив одним и тем же способом.  Скорее  всего,  будут  новые
жертвы. Я разыскиваю пропавшую подругу. Она жила  у  Тамико  и  послала  мне
записку, по которой видно, что она очень напугана. Я опасаюсь за ее жизнь.
   Папа нахмурился:
   - Мне сейчас не до твоих забот, - проворчал он. Фридландер-Бей все еще не
мог оправиться от ужасного события. С  точки  зрения  старика,  содеянное  с
Абдуллой в чем-то гораздо страшнее, чем то, что убийца сделал с  Тами.  -  Я
был готов поверить, что виновен ты, мой племянник, не докажи ты сейчас  свою
непричастность; ты умер бы ужасной медленной смертью в этой  комнате.  Хвала
Аллаху, который не дал  свершиться  подобной  несправедливости.  Ты  казался
самым подходящим объектом  для  моего  мщения,  но  теперь  я  должен  найти
настоящего виновника, чтобы обрушить на него свой гнев.  Это  просто  вопрос
времени. - Его бескровные губы  растянулись  в  безжалостной  улыбке.  -  Ты
сказал, что играл в карты с приятелями в "Кафе Солас". Значит те,  кто  были
тогда с тобой, тоже имеют алиби. Назови их.
   Я перечислил имена  друзей,  довольный,  что  избавил  их  от  допроса  с
пристрастием, который пришлось претерпеть мне.
   - Выпьешь еще кофе? - устало спросил Фридландер-Бей.
   - Да направит нас Аллах, я утолил жажду.
   - Пусть дни твои текут в богатстве и изобилии, - сказал Папа.  Он  тяжело
вздохнул. - Иди с миром.
   - С твоего позволения, - произнес я, вставая.
   - Да проснешься ты утром в добром здравии. Я вспомнил Абдуллу.
   - Иншалла. - Говорящий Булыжник уже распахнул дверь; покидая  комнату,  я
почувствовал великое облегчение, словно приговоренный к смерти, с которого в
последний момент сняли петлю. Снаружи,  под  ясным  ночным  небом,  расшитым
яркими блестками звезд, стоял сержант  Хаджар,  прислонившись  к  патрульной
машине. Я удивился: он должен был давным-давно вернуться в город.
   - Вижу, ты оказался чистым, - сказал он мне. - Залезай с той стороны.
   - Что, сесть впереди?
   - Ага. -  Мы  забрались  внутрь.  Никогда  не  сидел  рядом  с  водителем
полицейской машины. Если бы только сейчас меня могли видеть друзья...
   - Закуришь? - спросил Хаджар, вытащив пачку французских сигарет.
   - Нет, эту отраву не употребляю.
   Он завел машину, объехал вокруг мотеля  и  направился  к  центру  города,
включив мигалки, распугивая всех местных котов завыванием сирен.
   - Купишь немного "солнышек"? - снова  спросил  легавый.  -  Я  знаю,  эту
отраву ты точно употребляешь.
   Мне очень хотелось пополнить свой запас соннеина, но покупать наркотик  у
легавого  казалось  несколько  необычным.  На  торговлю  зельем  в  Будайине
смотрели сквозь пальцы,  как  и  на  другие  безвредные  шалости  обитателей
здешних мест.
   Немало легавых следило за исполнением далеко не всех  законов;  у  многих
можно было без опаски покупать пилюльки. Я просто не доверял сержанту.
   - Почему ты вдруг воспылал ко мне такой симпатией, Хаджар? - спросил я.
   Он повернул голову и ухмыльнулся:
   - Я не ожидал, что ты выйдешь из мотеля живым,  -  сказал  он.  -  Но  ты
выкарабкался, а значит, Папа поставил тебе на лбу печать: "С этим парнем все
о'кей". Что хорошо для Папы, хорошо для меня. Дошло?
   Да, теперь до меня дошло. Я думал,  что  Хаджар  работает  на  лейтенанта
Оккинга и охрану правопорядка, но сержант был собственностью Фридландер-Бея.
   - Ты можешь подбросить меня к заведению Френчи? - спросил я.
   - Френчи? А, там работает твоя девочка, правильно?
   - Ты всегда в курсе событий.
   Он повернул голову и снова ухмыльнулся:
   - Шесть киамов за штуку, я говорю о "солнышках".
   - Шесть? - отозвался я. - Таких цен не бывает! Я всегда могу  достать  их
за две с половиной.
   - Ты что, спятил? Нигде в городе не найдешь дешевле, чем за четыре, а  ты
такого места не знаешь!
   - Ладно, - сказал я. - Даю три киама за каждую.
   Хаджар закатил глаза.
   - Не трать понапрасну слов, - сказал он презрительно. - С помощью  Аллаха
я сумею обеспечить себе пропитание и без твоих грошей.
   - Какова минимальная цена? Самая минимальная, Хаджар, понимаешь?
   - Называй любую, которую сам сочтешь справедливой.
   - Три киама, - повторил я.
   - Ну хорошо, только для тебя, - очень серьезно произнес Хаджар, - я отдам
товар за бесценок: пять с половиной.
   - Три с половиной. Не продашь ты, найду кого-нибудь другого.
   - Аллах напитает меня. Желаю удачи.
   - Что за черт, Хаджар? О'кей, четыре. - Ты, видно, решил, что я  хочу  их
тебе подарить?
   - Ничего себе подарок по такой цене! Четыре с половиной. По рукам?
   - Хорошо. Господь меня поддержит. Я ничего не  выгадываю,  но  уж  ладно,
давай сюда деньги, и покончим с этим. - Вот  так  торгуются  арабы  в  нашем
городе, будь то базар или переднее сиденье патрульной машины.
   Я дал ему сотню киамов,  он  мне  -  двадцать  три  "солнышка".  Пока  мы
добирались до бара Френчи, он успел  трижды  напомнить,  что  одну  пилюльку
прибавил бесплатно, как  подарок.  Когда  доехали  до  Будайина,  машина  не
сбавила ход: пулей пролетев сквозь ворота, она помчалась по Улице.  Водитель
полагал, что все прохожие должны разбегаться в разные стороны, завидев  его.
Он оказался прав. Почти... Когда наконец  доехали  до  заведения  Френчи,  я
открыл дверцу, собираясь вылезти.
   - Эй, - произнес легавый таким тоном, словно  я  оскорбил  его  в  лучших
чувствах, - ты не хочешь угостить меня стаканчиком?
   Уже стоя на тротуаре, я захлопнул дверцу машины и  наклонился,  глядя  на
Хаджара через окошко.
   - Я просто  не  могу  тебя  пригласить,  как  бы  мне  ни  хотелось.  Сам
понимаешь, если друзья увидят, что я выпиваю с полицейским...  Подумай,  что
будет с моей репутацией. Бизнес есть бизнес, Хаджар.
   Он улыбнулся:
   - А дело есть дело. Знаю, знаю, слышал это раз сто. Ладно, еще  увидимся.
Машина сорвалась с места и, гордо рыча, умчалась.
   Я вспомнил про кровь на лице, руках  и  одежде,  только  когда  устроился
возле стойки. Слишком поздно: Ясмин уже меня заметила. Я застонал от досады.
Мне срочно требовалось стимулирующее средство, чтобы  выдержать  предстоящую
сцену. К счастью, я раздобыл массу "солнышек"...

Глава 9

   Утром меня опять разбудил телефон. На сей раз найти его оказалось гораздо
проще: я лишился джинсов, к которым он  был  пристегнут,  а  также  рубашки.
Ясмин решила, что гораздо легче просто выбросить их, чем  попытаться  отмыть
кровавые пятна. Кроме того, заявила она, ей не хочется каждый  раз,  проводя
своими холеными ногтями по моим бедрам, вспоминать о Сонни. Рубашек  у  меня
было много, а вот с джинсами - проблема...  В  четверг  нужно  первым  делом
раздобыть новую пару.
   Так, по крайней мере, я планировал начать день, но телефонный звонок внес
свои коррективы.
   - Да, я слушаю, - откликнулся я.
   - Алло! Приветствую тебя! Как здоровье?
   - Слава Аллаху, все нормально. Кто говорит?
   - Прошу прощения, о проницательный друг мой,  я  думал,  ты  узнаешь  мой
голос. Это Хасан. Я зажмурил глаза, снова открыл их.
   - Привет, Хасан. Я слышал о том, что произошло с Абдуллой прошлой  ночью,
от Фридландер-Бея. Слава Богу, с тобой все в порядке.
   - Да благословит тебя Аллах, дорогой мой. Однако я должен  передать  тебе
приглашение от Фридландер-Бея.  Он  желает,  чтобы  ты  посетил  его  дом  и
разделил утреннюю трапезу. Он пришлет за тобой машину с водителем.
   Мой любимый способ начинать день...
   - Я думал, прошлой ночью сумел убедить его, что не виновен в убийстве.
   Хасан рассмеялся:
   -  О,  нет,  тебе  нечего  бояться!  Это  просто  дружеское  приглашение,
Фридландер-Бей хочет возместить беспокойство, которое ты, возможно,  испытал
вчера. Кроме того, он, очевидно, попросит оказать ему одну услугу. Ты можешь
заработать деньги, Марид, сын мой. Большие деньги.
   Мне вовсе не хотелось брать Папины сребренники, но отвергнуть приглашение
было невозможно; в его городе такое не делается.
   - Когда прибудет машина?
   -  Очень  скоро.  Приведи  себя  в  порядок,  а   когда   встретишься   с
Фридландер-Беем, хорошенько выслушай, что он тебе предложит.  Если  проявишь
мудрость, получишь большую выгоду - Спасибо, Хасан.
   - Не стоит благодарности, - ответил  он  и  прервал  разговор  Я  откинул
голову на подушку и задумался Много лет назад  я  твердо  обещал  себе,  что
никогда не возьму денег из рук Папы, даже в виде законной платы  за  обычную
работу,  если  в  результате  войду  в  число  его  "друзей   и   доверенных
помощников". В общем, я свободный художник.  Но,  чтобы  сохранить  подобный
статус, сегодня придется соблюдать предельную осторожность.
   Ясмин, конечно, еще спала, и я не стал  ее  будить:  пока  не  закончится
пост.
   Френчи будет открывать свое заведение после захода солнца Я отправился  в
ванную, вымыл лицо, почистил зубы. Для визита следует надеть галабийю:  Папа
сочтет это  за  желание  угодить  ему  и  останется  доволен.  Кстати,  надо
обязательно захватить с собой какой-нибудь небольшой подарок: нынешний визит
будет разительно отличаться от предыдущего. Я быстро привел себя в порядок и
оделся, вместо кафии натянув вязаную шапочку, которую принято носить у  меня
на родине.
   Запихнув  в  сумку  телефон,  несколько  банкнот,  ключи,  осмотрел  свои
апартаменты и, охваченный предчувствием надвигающейся беды, вышел на  улицу.
Вообще-то, надо было оставить записку, чтобы Ясмин знала, куда я пошел,  но,
если мне не суждено вернуться, такая бумажка ей просто не понадобится.
   Воздух теплый, как парное молоко; близился вечер, и город нежился, омытый
освежающе-ласковым дождиком Я зашел в ближайший магазин и купил  корзинку  с
разными фруктами, потом вернулся к своему подъезду. С наслаждением втянул  в
себя свежий, чистый запах  дождя,  стучащего  по  мостовой.  Длинный  черный
лимузин уже негромко  рокотал  у  дома.  Водитель,  облаченный  в  форменную
одежду, стоял на крыльце, чтобы не промокнуть.  Он  прикоснулся  к  фуражке,
приветствуя меня, и открыл заднюю дверцу своей  роскошной  машины.  Я  залез
внутрь, твердя про себя короткую молитву. Дверца захлопнулась,  и  мгновенье
спустя машина уже мчалась по улицам к великолепному дому Фридландер-Бея.
   Возле ворот в высокой, увитой плющом стене стоял  охранник  в  форме.  Он
пропустил  лимузин;  мы  поехали  по  посыпанной  гравием  дорожке,   изящно
опоясывавшей ухоженный сад. Изобилие ярких тропических  цветов  -  настоящее
буйство красок! Позади возвышаются финиковые пальмы и банановые  деревья.  В
целом сад казался  как-то  естественней,  радовал  глаз  и  успокаивал  душу
гораздо больше, чем деревья и  цветы,  рассаженные  вокруг  жилища  Сейполта
согласно чуждому природе, жесткому плану. Мы двигались медленно; галька  под
шинами приятно поскрипывала. В этом оазисе, отгороженном от остального мира,
все было тихо и  безмятежно,  словно  стены  оберегали  Папу  не  только  от
нежданных гостей, но и от городского шума и суеты. Сам дом состоял всего  из
двух этажей, но он высился на участке земли в самом центре  города,  который
стоил целое состояние.
   Над зданием возвышалось несколько башен - без  сомнения,  там  находилась
охрана; кроме того,  Фридландер-Бей  имел  собственный  минарет.  Интересно