з наших организаций послужит интересам всех общин Будайина.
Оккинг передаст тебе всю имеющуюся у него информацию об убийствах, возможно,
примерное описание того, кто перерезал горло Тамико и Абдуллы  абу-Зайда,  и
другие сведения,  которые  до  сих  пор  считал  конфиденциальными.  В  свою
очередь, ты заверишь его, что будешь немедленно сообщать  полиции  все,  что
нам удастся обнаружить.
   - Лейтенант Оккинг - хороший человек и отличный профессионал,. -  заметил
я, - но он проявляет готовность к сотрудничеству только когда сам захочет, а
это происходит, если ему это выгодно.
   Папа коротко улыбнулся:
   - Теперь он будет с тобой сотрудничать, я позабочусь об этом. Очень скоро
Оккинг выяснит, Что подобный союз ему выгоден. - Раз  Папа  обещал,  значит,
так и будет: он единственный, кого может послушаться Оккинг.
   - А потом, о шейх?
   Он наклонил голову и снова улыбнулся. Сам не знаю почему,  меня  внезапно
охватил озноб, словно ледяной порыв  ветра  прорвался  из  внешнего  мира  в
неприступную крепость Фридландер-Бея.
   - Ты можешь представить себе момент или какие-то  особые  обстоятельства,
по  которым  решишься  подвергнуться  модификации,  от   чего   так   упорно
отказывался до сих пор? Холод пробрал меня до костей.
   - Нет, о шейх, - произнес я, - не представляю себе ни такого момента,  ни
таких обстоятельств; но это вовсе не значит, что это никогда не  произойдет.
Кто знает, может быть,  когда-нибудь  в  будущем  я  почувствую  потребность
модифицировать себя...
   Он кивнул:
   - Завтра  пятница,  и  я  не  могу  заниматься  делами  (Пятница  -  день
отдохновения у мусульман.). Тебе тоже нужно время, чтобы хорошенько обдумать
свои планы. Что ж, тогда понедельник. Да, понедельник подойдет.
   - Подойдет? Для чего?
   - Для встречи с моими личными хирургами, - коротко ответил он.
   - Нет, - прошептал я в ужасе.
   Неожиданно Фридландер-Бей преобразился. Он больше не был добрым дядюшкой.
   Рядом со мной сидел повелитель, чьи приказы выполняются беспрекословно.
   - Ты принял мои деньги, племянник, - сказал он резко, - и  сделаешь  так,
как я скажу. Ты не сумеешь одолеть наших врагов, если не модифицируешь мозг.
Мы знаем, что по крайней мере один из убийц может пользоваться  электронными
устройствами, стимулирующими работу  рассудка.  Ты  должен  иметь  такую  же
возможность и даже приобрести способность пользоваться ею в гораздо  большей
степени, чем остальные. Мои хирурги дадут тебе серьезные преимущества  перед
убийцами.
   На плечи, словно две гири, опустились каменные десницы, удерживая меня на
стуле. Вот теперь действительно обратной дороги нет.
   - Какие преимущества? - спросил я, ожидая  услышать  новые  кошмары.  Все
тело покрылось противным липким холодным потом. Я запаниковал.  Я  не  хотел
вставлять в мозг розетку больше из животного,  бессмысленного  страха  перед
этой процедурой, чем в силу каких-то принципов. Сама  мысль  вызывала  такой
парализующий ужас, что мое состояние граничило с настоящей фобией.
   - Хирурги все тебе объяснят, - сказал Папа.
   - О шейх, - произнес я срывающимся голосом, - я не хочу...
   - События повернулись так, что придется поступить вопреки твоим желаниям,
- ответил  он.  -  В  понедельник  ты  изменишь  мнение;  ты  будешь  думать
по-другому.
   Да, я буду думать по-другому, но не потому, что изменится мое  мнение  об
операции. Просто Фридландер-Бей и его хирурги изменят мой мозг.

Глава 10

   - Лейтенанта Оккинга нет, - сообщил полицейский в форме. - Может быть,  я
смогу вам помочь?
   - Скоро он вернется? -  спросил  я.  Часы  над  рабочим  столом,  фараона
показывали десять без нескольких минут. Интересно, до какого времени  Оккинг
собирается работать сегодня ночью?  Мне  очень  не  хотелось  иметь  дело  с
сержантом Хаджаром; как бы он ни был связан с Папой,  я  все  равно  ему  не
доверял.
   - Лейтенант  сказал,  что  сейчас  вернется.  Он  спустился  за  какой-то
надобностью на первый этаж.
   Хорошие новости...
   - Можно подождать в его кабинете? Мы с Оккингом старые приятели.
   Фараон недоверчиво оглядел меня:
   - Разрешите взглянуть на ваше удостоверение личности? - Я  протянул  свой
алжирский паспорт: он, правда, просрочен, но  больше  никаких  документов  с
фотографией у меня не имелось. Фараон ввел данные в компьютер, и почти сразу
же на дисплее появилась история моей богатой приключениями жизни.  Очевидно,
полицейский все-таки решил, что  перед  ним  добропорядочный  гражданин:  он
вернул мне паспорт,  несколько  мгновений  с  любопытством  разглядывал  мою
физиономию и наконец произнес:
   - Вы с Оккингом побывали в разных переделках.
   - Да, это долгая история, - ответил я скромно.
   - Он будет минут через десять. Можете подождать в кабинете.
   Я поблагодарил и вошел  в  кабинет,  в  котором  действительно  частенько
бывал.
   Мы с Оккингом выглядим довольно странно в качестве напарников,  учитывая,
что работаем по разные стороны закона... Я устроился рядом с рабочим  столом
лейтенанта и стал ждать. Скоро мне надоело сидеть без  дела,  и  я  принялся
разглядывать бумаги, лежащие  на  столе,  пытаясь  прочитать  надписи  вверх
ногами.
   Ящик  с  исходящими  бумагами  был  заполнен  наполовину,   но   входящих
документов и дел было несравненно больше.  Оккинг  сполна  отрабатывал  свое
ничтожное жалованье. Я заметил большой конверт, адресованный торговцу ручным
оружием из Федерации Ново-Английских Штатов Америки;  послание  к  какому-то
доктору  в  нашем  городе,  подписанное   от   руки;   элегантный   конверт,
адресованный фирме "Юниверсал Экспорте", офис которой  расположен  в  районе
порта, - может, это одна из компаний, с которой имеет дело  Хасан,  или  она
принадлежит  Сейполту,  -  и  толстенный  пакет,  который  будет   отправлен
производителю канцелярских принадлежностей в протекторате Брабант.
   Я успел уже рассмотреть практически каждую пылинку  в  кабинете  Оккинга,
когда, час спустя, появился хозяин.
   - Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать, - произнес он небрежно. Какого
черта ты здесь делаешь, Одран?
   - Рад вас видеть,  господин  лейтенант.  Я  только  что  имел  встречу  с
Фридландер-Беем. Он сразу насторожился.
   - Вот так,  значит...  Теперь  ты  мальчик-посыльный  трущобного  халифа,
страдающего  манией  величия...  Намекни,  пожалуйста,  как  это  считать  -
падением или, наоборот, возвышением для  тебя,  а,  Одран?  Как  я  понимаю,
старый заклинатель змей хотел передать с тобой некое послание? Я кивнул:
   - Да, насчет этих убийств. Оккинг уселся  за  стол  и,  широко  распахнув
глаза, изобразил невинного младенца.
   - Каких убийств, Марид?
   - У двоих дырки от пистолетных пуль, у второй парочки перерезано горло.
   Неужели забыл? Или снова все силы уходят на героическую борьбу с уличными
шлюхами?
   Он злобно посмотрел на меня и поскреб свой квадратный подбородок, который
давно бы следовало побрить.
   - Нет, не забыл, - резко осадил он меня. - А почему все это  вдруг  стало
волновать Бея?
   - Трое из четырех выполняли кое-какую грязную работу для него, когда  еще
могли ходить без помощи некроманта. Он  просто  хочет  быть  уверенным,  что
больше никто из его... помощников не пострадает.  Знаешь,  в  таких  случаях
Папа проникается неподдельной  заботой  о  нуждах  населения.  По-моему,  ты
всегда недооценивал это его качество.
   Оккинг фыркнул:
   - Да, тут ты прав. Я всегда подозревал, что страшенные бабы  работали  на
него. Они выглядели так, словно тайком проносили через  таможню  арбузы  под
свитером.
   - Папа считает, что преступления направлены против него.
   Оккинг пожал плечами:
   - Что ж, если он прав, значит, убийцы подобрались никудышные. До сих  пор
даже не задели нашего Папу.
   - Он думает иначе. Женщины, работающие на Бея, -  его  глаза,  а  мужчины
пальцы. Он сам так выразился, в своей обычной теплой, искрящейся  любовью  и
добротой манере.
   - Ну а Абдулла тогда кто? Дырка в его заднице?
   Я знал, что мы с Оккингом можем перебрасываться подобными  репликами  всю
ночь напролет. И коротко пересказал  суть  довольно  необычного  предложения
Папы Как я и ожидал, Оккинг разделял мой пессимизм.
   - Знаешь, Одран, - сказал он сухо, -  органы  охраны  правопорядка  очень
заботятся  о  своей  репутации.  Нас  и  так  постоянно  пинают   газеты   и
телевидение; не хватало еще взобраться на самое видное место, чтобы публично
полизать задницу такого типа, как Фридландер-Бей, раз уж ни одна живая  душа
не  верит,  что  мы  способны  разобраться  с  убийствами  без  его  мудрого
руководства!
   Я примирительно помахал руками, чтобы немного разрядить атмосферу.
   - Нет, нет. Все не так, как ты думаешь, Оккинг; ты неправильно понял  мои
слова и неправильно понял побуждения Папы. Никто не хочет  сказать,  что  ты
неспособен поймать убийц без посторонней помощи. Эти парни не намного хитрее
и сообразительнее, или опаснее, чем обычные поганцы, которых  ты  тащишь  за
шиворот в тюрьму каждый день. Фридландер-Бей просто считает, что,  поскольку
данное дело впрямую затрагивает его интересы, сотрудничество сэкономит массу
времени и сил и, кстати, поможет сохранить немало жизней. Разве наши  усилия
не окупятся, если благодаря им хотя бы  один  полицейский  не  наткнется  на
пулю?
   -  Или  если  какой-нибудь  шлюхе  Папы  не  вставят  нож,  вместо  более
привычного ей инструмента? Ага. Ладно, слушай: мне уже позвонил Папа,  когда
ты, наверное, только направлялся сюда. Мы с  ним  прошли  через  все  стадии
переговоров, и я дал согласие сотрудничать, но до определенной  степени.  До
определенной степени, Марид. Я не потерплю ни от него, ни  от  тебя  попыток
диктовать мне, как  вести  расследование,  вообще  -  любого  вмешательства.
Ясно?
   Я кивнул. Мне были хорошо знакомы оба деятеля.  Лейтенант  мог  возражать
сколько угодно:
   Папа в любом случае добьется своего.
   - Вижу, мы поняли друг друга, -  продолжил  Оккинг.  -  Вообще,  все  это
выглядит как-то неестественно: крысы и мыши спешат в  церковь  помолиться  о
скорейшем выздоровлении кота. Когда  мы  заполучим  двух  психопатов,  учти:
медовый месяц пройдет. Да, милый, продолжится старая игра  в  полицейских  и
воров...
   Я пожал плечами:
   - Бизнес есть бизнес.
   - Как мне надоела эта идиотская поговорка! Ладно, теперь убирайся отсюда!
   Я  послушно  убрался  из  кабинета,  спустился   на   лифте   и   покинул
негостеприимный казенный дом. Стоял приятный прохладный вечер; огромный  шар
луны  то  прятался  за  сверкающими  металлическим  блеском   облаками,   то
представал во всей своей красе. Я шагал  по  улице,  погруженный  в  мрачные
мысли. Через три дня в мой мозг вставят  розетку.  До  сих  пор  я  старался
отвлечь себя разными делами, но теперь будет масса времени поразмыслить  над
своей судьбой. Я не чувствовал возбуждения перед грядущей операцией - только
голый животный ужас.
   Ровно  через  трое  суток  Марид  Одран  перестанет  существовать,  и   с
операционного стола встанет другой человек, считающий себя Одраном, причем я
сам никогда не смогу определить, что именно изменилось: сознание этого будет
вечно мучить меня, не давать покоя, словно  кусочек  еды,  застрявший  между
зубов. Все вокруг заметят  разницу,  но  только  не  я,  потому  что  нельзя
посмотреть на себя со стороны.
   Я отправился прямиком в клуб Френчи. Ясмин уже  трудилась  в  поте  лица,
обрабатывая молодого тощего клиента, одетого в живописные  просторные  белые
штаны с завязками вокруг  щиколоток  и  желтовато-серую  спортивную  куртку.
Наряд выглядел намного старше своего владельца и тянул лет на пятьдесят,  не
меньше.
   Все это парень, наверное,  приобрел  за  полтора  киама  в  пыльном  углу
какого-нибудь магазина подержанных вещей; от его одежды несло  нафталином  и
затхлостью.
   Так пахнет платье  вашей  прабабушки,  висящее  в  шкафу  с  незапамятных
времен.
   На сцене работал обрезок по имени Бланка;
   Френчи взял себе за правило не  принимать  на  работу  гетеросеков.  Фемы
о'кей, послеоперационные гетеросеки -  никаких  проблем,  но  люди,  как  бы
застрявшие между мужским и женским полом,  возбуждали  в  нем  инстинктивное
подозрение, что они точно так же заморозят какое-нибудь важное дело, и он не
хотел отвечать за последствия. Заходя к Френчи,  можно  всегда  быть  твердо
уверенным, что не напорешься  на  кого-нибудь,  чья  штука  окажется  больше
твоей, за исключением других клиентов и самого Френчи, конечно. Ну,  а  если
обнаружишь эту ужасную истину - что ж, кроме себя, винить будет некого...
   Бланка танцевала так, словно мысленно перенеслась куда-то  очень  далеко;
ее бренное тело двигалось с грацией неотлаженного автомата. Подобная  манера
распространена среди девочек, промышлявших в  барах  на  Улице.  Они  нехотя
дергались, едва попадая в  такт  музыки,  измученные  опостылевшей  работой,
думая  лишь  об  одном  -  поскорее  убраться  от  жары  и  слепящего  света
прожекторов.
   Танцовщицы разглядывали свое отражение в мутных стеклах, установленных за
сценой, либо упирались взглядом в зеркала на противоположной стене бара,  за
спинами посетителей; обычно  они  смотрели  поверх  голов  зрителей,  выбрав
какую-нибудь точку, от которой во время всего выступления не отрывали  глаз.
Бланка   старалась    выглядеть    "клевой    телкой"    (выражения    вроде
"обворожительная" или "сексапильная" в ее словарном запасе отсутствуют),  но
результат получался несколько  иной:  казалось,  девочке  только  вкатили  в
челюсть заморозку, и она никак не может решить, приятно это или не .очень...
Танцуя, Бланка продавала себя, как коммивояжер - одежду или обувь,  то  есть
изображала нечто, совершенно отличное от обычного "рабочего" образа, который
она сразу  принимала,  сходя  со  сцены.  Ее  движения  -  устало-неуклюжие,
бездарные  попытки  имитации  сексуальных  поз  -  должны  были,  по   идее,
возбуждать мужчин, но производили нулевой эффект на всех, кроме основательно
набравшихся  посетителей  и  клиентов,  уже  положивших   глаз   на   данную
танцовщицу. Я видел Бланку на сцене сто раз. Удручающее впечатление: одна  и
та же музыка,  притоптывания,  жесты...  Можно  заранее  предсказать  каждое
движение, даже неуклюжие "всплески страсти" - каждый раз в одном  и  том  же
месте песни.
   Наконец Бланка отработала свое; раздались жиденькие аплодисменты,  причем
в  основном  старался  клиент,  который  регулярно  покупал  ей  выпивку   и
воображал, что нашел девушку,  о  которой  мечтал  (в  плане  удовлетворения
сексуальных потребностей). На самом  деле,  в  заведении  Френчи,  как  и  в
остальных клубах, расположенных на Улице, требуется гораздо больше времени и
усилий, чтобы завязать знакомство с  длительными  последствиями.  Это  может
показаться невероятным, потому что девочки, как стайка саранчи, налетали  на
любого, решившего заглянуть в клуб. Диалог (и само  знакомство)  был  обычно
очень коротким:
   - Привет, милый, как тебя зовут?
   - Хуан-Ксавьер.
   - Ой, как красиво! Ты откуда?
   - Новый Техас.
   - Ой, как интересно! Давно в нашем городе?
   - Пару дней.
   - Хочешь меня угостить?
   Разговор закончен: знакомство состоялось. Даже  суперагент  экстра-класса
не смог бы вытянуть столько информации за такой  рекордно  короткий  отрезок
времени.
   Все это было пронизано подспудным  ощущением  безысходной  тоски,  словно
девочки отчаялись когда-нибудь распрощаться с постылой работой, хотя  внешне
здесь царила обманчивая атмосфера абсолютной свободы и полной независимости.
"Если придет в голову послать нас к черту, дорогуша, просто закрой за  собой
дверь и больше не возвращайся!"  Но,  покинув  ночной  клуб,  девочка  могла
выбирать два пути: либо открыть дверь другого заведения подобного рода, либо
спуститься еще на одну  ступеньку  лестницы,  ведущей  на  Дно  Жизни  ("Эй,
миленький, скучно? Нужна компания? Ищешь чего-нибудь особенное?"  Понимаете,
что я имею в виду). Годы идут и цены становятся все ниже и ниже, доходы  все
меньше; вскоре начинаешь продавать себя за стакан белого вина, как одна  моя
знакомая, Мирабель.
   Вслед за Бланкой на сцене появилась настоящая фема по имени Индихар.
   Кстати, вполне возможно, это ее настоящее имя. Она пользовалась  теми  же
нехитрыми приемами, что и Бланка: плавно покачивала бедрами и  плечами,  при
этом практически не двигаясь  по  сцене.  Танцуя,  Индихар,  сама  этого  не
сознавая,  шевелила  губами,  повторяя  слова  песни.   В   свое   время   я
интересовался у девочек насчет этого; все они во время выступлений  шевелили
губами, и тоже бессознательно. Они тогда очень смутились и  обещали  следить
за собой, но, когда снова поднялись на сцену, все повторилось. Наверное, так
быстрее летело  время,  да  и  веселее  все-таки,  чем  просто  разглядывать
посетителей. Танцовщицы извивались, бессмысленно  двигали  руками,  их  губы
немо шевелились; повинуясь  многолетней  привычке,  почти  превратившейся  в
рефлекс, подсказывавшей, когда надо соблазнительно повилять задом,  начинали
энергично  работать  бедрами.  Может  быть,  для  новичка  зрелище  казалось
сексуальным и возбуждающим, а качество  исполнения  вполне  окупало  расходы
посетителей на выпивку - мне трудно об этом судить; я  получал  свою  порцию
бесплатно, во-первых, потому что здесь работала Ясмин, а  во-вторых,  Френчи
нравилось со  мной  болтать.  Но  если  бы  пришлось  платить,  я  нашел  бы
какой-нибудь  более  интересный  способ  провести   время.   Любое   занятие
интереснее этого, даже сидеть одному  в  абсолютной  темноте  в  комнате  со
звуконепроницаемыми стенами.
   Я подождал конца выступления Индихар;  наконец  из  гримерной  показалась
Ясмин. Она подарила мне широкую улыбку, сразу  заставив  почувствовать  себя
особенным, не похожим на других. Раздались не очень энергичные аплодисменты:
старались три-четыре человека у стойки. Моя  девочка  сегодня  снова  сумела
заработать популярность, а  стало  быть,  и  деньги.  Индихар  закуталась  в
прозрачную накидку и отправилась добывать "чаевые". Я подбросил  ей  киам  и
получил легкий поцелуй в благодарность.  Индихар  -  хорошая  девчонка.  Она
всегда играет по правилам и никому не делает пакостей. Бланка -  паскуда,  а
вот с Индихар можно просто дружить.
   У самого края стойки я увидел Френчи. Он поманил меня к себе. Хозяин  был
массивным мужчиной -  в  его  шкуру  свободно  влезла  бы  парочка  отборных
марсельских громил, - с потрясающей пышной черной бородой,  по  сравнению  с
которой моя выглядела как подростковый пушок. Френчи  обжег  меня  взглядом,
блеснув своими страстными черными глазами.
   - Ну, что еще случилось, шеф?
   - Нынешней ночью все тихо, - ответил я.
   - Твоя девочка сегодня неплохо справляется...
   - Приятно  слышать,  потому  что  недавно  я  потерял  последний  грошик;
наверное, выпал из дырки в кармане.
   Френчи нахмурился, окинул взглядом мою галабийю.
   - Что-то не вижу карманов.
   - Несчастье произошло пару дней  назад.  С  тех  пор  нас  питает  только
любовь.
   - Ясмин прицепила какой-то невероятный модик, и ее танец  был  прямо-таки
потрясающим зрелищем. Посетители забыли обо всем: о  недопитых  стаканах,  о
лапках девочек, лезущих в ширинки брюк, - и разинув рты уставились на Ясмин.
   Френчи рассмеялся: он знал, что я никогда не оставался совсем без  гроша,
хотя постоянно твердил об этом.
   - Да, бизнес идет паршиво, - пожаловался он в свою очередь,  сплевывая  в
маленький пластиковый стаканчик. Он всегда так говорил. Никто не  хвастается
приличными заработками на нашей Улице: плохая примета.
   - Слушай-ка, - сказал я, - мне нужно поговорить о важном  деле  с  Ясмин,
как только она кончит кривляться.
   Френчи покачал головой:
   - Твоя девочка обрабатывает вон того слюнявчика в  феске.  Подожди,  пока
она выдоит его досуха, а потом можешь беседовать сколько душе  угодно.  Если
потерпишь до ухода клиента, я заменю ее