-то
от шестидесяти до восьмидесяти лет; полвека назад, когда  она  еще  обладала
нормальным телом и личиком, Мирабель работала  танцовщицей.  Когда  миновала
первая молодость, бросила развлекать полупьяную публику и сосредоточилась на
тех аспектах  индустрии  развлечений,  которые  приносили  хрустики  гораздо
быстрее.
   Достигнув  еще  более  почтенного  возраста,  вынуждена  была   уменьшить
запросы, чтобы ее не вытеснила с рынка напористая молодежь. Теперь на голове
у Мирабель красовался роскошный  ярко-красный  нейлоновый  парик,  сочный  и
упругий, как искусственные лужайки в европейском квартале  города.  Мирабель
так и не накопила достаточно денег, чтобы модифицировать тело или  мозг.  По
контрасту с окружающими ее великолепными телесами - лучшими,  которые  можно
купить за хрустики, - ее лицо казалось даже более старым и  сморщенным,  чем
на самом деле.
   Мирабель явно проигрывала соперницам, но умудрялась возмещать  недостатки
особой методикой  работы  с  клиентами,  упирая  на  персональный  подход  и
максимальное удовлетворение  запросов:  за  сумму,  равную  стоимости  одной
порции коктейля, она предложит  клиенту  терапевтический  сеанс  мастурбации
плюс свой многолетний опыт.
   Прямо у стойки, не переставая болтать о разных  пустяках,  словно  они  с
клиентом заперлись в номере  мотеля.  Мирабель  подтверждала  одну  арабскую
пословицу: наилучшее из благодеяний - то, которое совершают без промедления.
Конечно, говорит при этом в основном  она,  но,  если  вы  не  разглядываете
парочку пристально или не  попадется  несдержанный  клиент,  ни  за  что  не
догадаетесь, что происходит.
   Как правило, девочки требовали, чтобы им заказали не  меньше  семи-восьми
коктейлей, прежде чем вообще начать переговоры.  Но  время  работало  против
Мирабель, она не могла себе такого позволить. Если сравнить Ясмин, скажем, с
новенькой спортивной машиной, Мирабель тянула  на  полумертвое  от  старости
искореженное такси Билла, безумного американца.
   Вот почему  в  рассказ  Френчи  верилось  с  трудом.  Мирабель  не  могла
представиться возможность заметить шрамы на теле  любого  клиента.  Как  она
подцепит его, сидя в темном уголке бара?
   - Она отвела его к себе домой, - ухмыляясь, сообщил Френчи.
   - Да кто согласится пойти с ней?!
   - Тот, кому нужны деньги.
   - Ах ты черт! Значит, она платит мужикам, чтобы ее трахнули?
   - Если есть круговорот воды в  природе,  почему  то  же  самое  не  может
происходить с деньгами?
   Я  поблагодарил  Френчи  за  ценную  информацию  и  сказал,  что   должен
побеседовать с Мирабель. Он засмеялся и  отправился  к  кассе.  Я  подсел  к
ветеранке древнейшей профессии.
   - Привет, Мирабель.
   Ей пришлось долго  разглядывать  мою  физиономию.  Наконец  она  радостно
воскликнула:
   - Марид! - Между первым и вторым слогом ее проворные  пальчики  принялись
за работу. - Купишь мне выпивку, милый?
   - Хорошо.
   Я сделал знак Далии, и та сразу  поставила  перед  престарелой  красоткой
порцию коктейля. Барменша ухмыльнулась  мне;  я  с  обреченным  видом  пожал
плечами.
   Девочки и обрезки в заведении  Френчи  всегда  просили  подать  вместе  с
выпивкой высокий стального цвета  стакан  ледяной  воды,  объясняя,  что  не
терпят спиртного и должны  запивать  его,  чтобы  избавиться  от  противного
привкуса. Они отхлебывали немного коктейля, а  потом  припадали  к  стакану.
Клиенты жалели бедных шлюх: как им тяжело каждый вечер  вливать  в  себя  по
две-три дюжины порций ненавистного  зелья!  На  самом  деле  девочки  просто
выплевывали коктейль в стакан. Время от времени Далия брала  стаканы,  якобы
для наполнения их свежей водой, и выпивала содержимое. В  отличие  от  своих
коллег, Мирабель не нуждалась в подобной услуге: ей нравился вкус спиртного,
даже очень!
   Должен признать, Мирабель  умела  работать  пальцами  не  хуже  классного
ювелира. Вот что значит практика. Я уже собрался прервать  сеанс,  но  потом
решил: "Почему бы и нет?" Любой опыт полезен.
   - Мирабель, - шепнул я. - Френчи сказал, что ты видела какого-то парня  с
ожогами и шрамами по всему телу. Ты можешь вспомнить, кто это был?
   - Я видела?
   - Парень, которого ты отвела к себе домой.
   - Когда?
   - Не знаю. Если я найду его  и  хорошенько  расспрошу,  мы  спасем  много
жизней.
   - Правда? А мне выдадут какое-нибудь вознаграждение?
   - Сотню киамов,  если  вспомнишь.  Мои  слова  подействовали,  как  ведро
холодной воды. Она не видела такой суммы со времен бурной юности, а эти годы
казались далекими, как древние предания. Мирабель  вся  напряглась,  пытаясь
воссоздать облик своего ночного знакомца.
   - Ты знаешь, - сказала она наконец, - что-то в таком роде произошло.  Но,
хоть убей. не могу вспомнить, кто это был. Марид, я обязательно  вспомню.  А
награда...
   - Как только вспомнишь, позвони мне или скажи Френчи.
   - А мне не придется с ним делиться?
   - Нет. - На сцене появилась Ясмин. Она увидела  меня  рядом  с  Мирабель,
заметила ритмичные движения ее  руки,  окинула  меня  взглядом,  исполненным
презрения, и отвернулась. Я засмеялся:
   - Спасибо, Мирабель, мне пора.
   - Уже уходишь, Марид? - спросила Далия. - Не  очень-то  много  времени  у
тебя это заняло.
   - Куча дел, Далия. - Я покинул гостеприимный бар. Меня  страшно  угнетало
сознание  того,  что  мои   лучшие   друзья,   вроде   Оккинга,   Хасана   и
Фридландер-Бея, пребывали в уверенности, что им больше ничто не угрожает.  Я
знал, что они ошибаются, но они не желали меня слушать.  На  мгновение  даже
захотелось, чтобы произошло что-нибудь  ужасное,  и  все  убедились  в  моей
правоте, но, конечно, нести потом бремя вины я не желал.
   В самый разгар ликования жителей Будайина, избавившихся с моей помощью от
страха перед убийцей, я чувствовал себя более одиноким, чем всегда.

Глава 19

   - На самом деле ты не хочешь этого. Одран взглянул на  собеседника.  Вулф
восседал  в  кресле  -  воплощенное  высокомерие  и  самодовольство:   глаза
полузакрыты, губы то выпячиваются, то сжимаются  в  тонкую  линию.  Он  чуть
повернул голову и посмотрел на меня.
   - Ты не хочешь этого, - повторил великий детектив.
   - Нет, хочу! - вскричал Одран. - Хочу, чтобы все поскорее закончилось!
   - Тем не менее...  -  Тот  поднял  толстый  палец  и  помахал  им.  -  Ты
продолжаешь надеяться на упрощенное решение проблемы, некий способ,  который
избавит тебя от опасности быть убитым  или,  что  еще  больше  пугает  тебя,
изуродованным. Если бы Никки убили чисто, без изуверской жестокости, ты  без
колебаний преследовал бы преступника и  нашел  его.  А  теперь  ситуация,  в
которой ты оказался, ужасает тебя все больше,  и  ты  желаешь  лишь  одного:
спрятаться от реальности. Подумай сам, где ты сейчас находишься: скорчился в
вонючем чулане какого-то  нечистоплотного  феллаха.  Фу!  -  Вулф  осуждающе
нахмурился.
   Одран почувствовал, что обречен на поражение.
   - Ты хочешь сказать, что я избрал неверный путь? Но ведь детектив  ты,  а
не я! Я просто Од-ран, здешний черномазый,  который  сидит  на  куче  тряпья
рядом с пластиковыми стаканами и  прочим  мусором.  Ты  ведь  сам  постоянно
твердишь, что любая спица приведет муравья к центру колеса.
   Вулф пожал плечами (то есть чуть приподнял их).
   - Да, я действительно так говорю. Но если муравей проползет три  четверти
пути по оси, прежде чем выбрать спицу, он рискует потерять не  просто  время
гораздо более ценную вещь, мой друг!
   Одран беспомощно развел руками.
   - Я приближаюсь к цели своим некультурным и неуклюжим способом. В  общем,
как умею. Почему бы  тебе,  о  эксцентричный  гений,  не  использовать  свои
великие способности и не объяснить мне, где искать второго убийцу?
   Вулф вцепился в ручки кресла и медленно поднял свое массивное тело. Он не
удостоил меня вниманием, проходя мимо. На лице гения дедукции застыло весьма
озабоченное выражение. Пора навестить орхидеи.
   Вытащив из розетки модик  и  вставив  вместо  него  свои  суперучилки,  я
обнаружил, что сижу на полу чулана, опустив  голову  между  колен.  Я  снова
почувствовал себя непобедимым: исчезли голод, усталость, жажда, страх,  даже
гнев. Сжав губы, пригладил растрепавшиеся волосы,  принял  героический  вид.
Ну-ка, ребята, разойдись, это работа для...
   Это работа для меня. Да, наверное. Тут уж ничего не поделаешь.
   Я бросил взгляд на часы. Уже вечер. Тем лучше: все местные потрошители  и
их потенциальные жертвы как раз вышли на улицу.
   Я хотел доказать этой раздувшейся  от  чванства  жабе,  Ниро  Вулфу,  что
настоящие, из плоти и крови, а не придуманные люди  тоже  способны  шевелить
своими  примитивными  мозгами.  А  еще  хотел  прожить  остаток  жизни   без
подспудного страха, что через мгновение меня начнет выворачивать  наизнанку.
Следовательно, надо найти убийцу Никки. Вот и все.
   Я вытащил конверт и пересчитал хрустики. Пятьдесят семь  с  лишним  тысяч
киамов. Я рассчитывал найти, самое большее, пять кусков. Я долго  сидел,  не
отрывая глаз от толстой пачки банкнот.
   Потом убрал деньги, вытащил коробочку с пилюльками,  проглотил  без  воды
двенадцать паксиумов. Покидая свое убежище, по пути столкнулся с Джариром и,
не проронив ни слова, вышел из его дома.
   Улицы в этом квартале уже были  пустынны,  но  чем  ближе  я  подходил  к
Будайину, тем больше встречалось прохожих. Я миновал Южные ворота и  зашагал
по Улице. Во рту пересохло, хотя училки по идее должны контролировать работу
эндокринной системы. Хорошо еще, что я не чувствовал страха,  потому  что...
потому что на самом деле напуган до смерти. Мне повстречался  Полу-Хадж;  он
что-то бормотал, но я просто кивнул ему и прошел мимо, словно  столкнулся  с
незнакомым человеком. Должно быть, сегодня в городе проходил какой-то  съезд
или к нам привезли группу туристов, потому  что  мне  вспомнились  небольшие
скопления чужаков посреди Улицы, глазеющих на живописные бары и кафе. Я даже
не удосуживался обойти их, просто расталкивал стоявших на пути.
   Когда я добрался до магазина Шиита, дверь была  заперта.  Я  стоял,  тупо
уставившись на нее. Не помню, чтобы заведение Хасана когда-нибудь закрывали.
   Если бы такое увидел обычный человек по имени Марид Одран, он сообщил  бы
Оккингу; но сейчас здесь стояли Одран и его чудо-училки.  Поэтому  я  вмазал
несколько раз по замку. Наконец он не  выдержал  моего  натиска,  и  я  смог
войти.
   Абдул-Хасан, наш юный американец, естественно, не сидел на своем  обычном
месте. Я быстро пересек комнату, сорвал ткань, прикрывавшую вход  на  склад.
Там тоже никого не оказалось.  Почти  бегом  преодолев  неосвещенный  проход
между высокими рядами деревянных ящиков с товарами,  я  распахнул  массивную
стальную дверь и вышел в темный переулок. Напротив в стене  красовалась  еще
одна дверь, а за ней - комната, в которой когда-то  я  выторговывал  свободу
для Никки (увы,  она  недолго  наслаждалась  ею).  Я  подошел  к  последнему
препятствию и забарабанил по гулкому металлу.  Нулевой  результат.  Я  снова
принялся отбивать кулаки. В конце концов послышался тонкий голос, сообщавший
мне что-то по-английски.
   - Хасан! - заорал я.
   Новая порция загадочных  отрывистых  фраз;  затем  голос  утих,  а  через
несколько секунд его обладатель опять  выкрикнул  несколько  слов  на  языке
неверных янки. Я поклялся, что, если переживу сегодняшнюю ночь,  обязательно
куплю пареньку училку арабского языка. Вытащив конверт с  деньгами,  я  стал
размахивать им в воздухе, вопя как пароль:
   - Хасан! Хасан!
   Дверь чуть приоткрылась. Я вынул тысячную банкноту, сунул  в  руку  юного
американца, дал ему полюбоваться на остальные хрустики и повторил:
   - Хасан! Хасан!
   Дверь с грохотом захлопнулась; мои деньги бесследно исчезли.
   Когда дверь  снова  приоткрылась,  я  был  готов  действовать:  сразу  же
вцепился в нее, потянул изо всех сил,  заставив  мальчишку  в  конце  концов
отпустить ручку.
   Он, пронзительно  вскрикнув,  навалился  на  дверь,  но  все-таки  разжал
пальцы. Я распахнул ее и сразу согнулся пополам: поганец  стукнул  меня  изо
всех сил. Из-за его маленького роста удар не попал в цель, но все равно было
чувствительно. Я схватил его  за  рубашку,  влепил  пару  хороших  затрещин,
стукнул головой о стену и отпустил. Абдул-Хасан мешком свалился  на  грязную
мостовую. Я немного постоял,  чтобы  отдышаться.  Училки  работали  отлично:
сердце билось ровно, как будто я только что отплясывал на  вечеринке,  а  не
дрался. Перед тем как  отправиться  дальше,  я  нагнулся  над  мальчишкой  и
вытащил зажатую в кулаке тысячную банкноту.
   Как часто говорила моя мамочка: "Никогда не бросай свои вещи где попало".
   На первом этаже - ни души. Я решил  запереть  за  собой  стальную  дверь,
чтобы ни американец, ни другие злоумышленники не смогли  подкрасться  сзади,
но потом передумал: возможно,  придется  быстро  сматываться.  Прижимаясь  к
стене, стараясь идти бесшумно, я медленно и осторожно двинулся  к  лестнице,
которая вела наверх.
   Без моих училок я был бы сейчас далеко отсюда, нашептывая всякие красивые
фразы на ушко незнакомке на  каком-нибудь  романтическом  языке.  Я  вытащил
коробку с приставками и задумался. Обе моих розетки загружены не  полностью,
можно нацепить еще штуки три,  но  я  ведь,  кажется,  обзавелся  всем,  что
пригодится в  критической  ситуации.  Если  честно,  оставалась  еще  черная
училка, воздействующая на центр наказания. Вряд  ли  когда-нибудь  соглашусь
подключить эту страшную штуку; с другой стороны, если  придется  столкнуться
лицом к лицу с чудищем, вроде Хана, имея при  себе  только  хлебный  нож,  я
скорее стану разъяренным хищником, чем визжащим от бессилия, страха  и  боли
царем природы.
   В комнате второго  этажа  находилось  два  человека.  В  углу,  рассеянно
улыбаясь и сонно протирая глаза, стоял Хасан. Он выглядел  так,  словно  его
отвлекли от некоего приятного времяпрепровождения.
   - А, Одран, мой племянник.
   - Хасан...
   - Тебя впустил мальчик?
   - Я дал ему тысячу киамов и избавил от ответственности. Потом  избавил  и
от денег. Хасан тихонько рассмеялся:
   - Как ты знаешь, я привязан к мальчишке, но он американец.
   Непонятно, что хотел сказать Шиит: то ли "он американец, значит,  тупой",
то ли "он американец, этого добра навалом, я всегда могу достать другого".
   - Он нам не помешает.
   - Очень хорошо, о обладатель многих достоинств, - согласился Хасан.
   Он опустил  глаза  на  Оккинга,  распростертого  на  полу.  Ноги  и  руки
лейтенанта были привязаны  нейлоновыми  веревками  к  кольцам,  вделанным  в
стены.
   Совершенно очевидно, что Хасан так забавлялся и раньше.  Причем  довольно
часто.
   Тело, конечности и лицо Оккинга покрывали  ожоги  от  сигарет  и  длинные
порезы, из которых сочилась кровь. Не знаю, кричал  он  или  нет,  -  училки
заставили меня сосредоточить все внимание на Хасане. Но  одно  могу  сказать
точно: он был еще жив.
   - В конце концов ты все-таки добрался до  легавого,  -  констатировал  я.
Наверное,  сейчас  жалеешь,  что  у  него  нет  розетки.  Ты   ведь   любишь
использовать свой особый модик, правда?
   Хасан поднял брови.
   - Да, тут уж ничего не поделаешь... Но  зато  у  тебя  их  целых  две.  Я
предвкушаю удовольствие, которое ты скоро подаришь  мне,  о  сынок.  Кстати,
должен поблагодарить тебя за то, что порекомендовал мне этого  полицейского.
Я, честно говоря, пребывал  в  уверенности,  что  мой  сегодняшний  гость  и
вправду тот безмозглый болван, за которого он себя выдавал. Но ты  постоянно
твердил, что он скрывает важную информацию. В конце концов я подумал, что не
могу рисковать: а вдруг ты прав?
   Я  нахмурился,  посмотрев  на  извивающееся  тело  Оккинга,  и   мысленно
пообещал, что, когда снова стану самим собой, непременно ударюсь в истерику.
   - С самого начала, - сказал я спокойно, словно обсуждая стоимость  партии
пилюлей, - я вбил себе в башку, что у нас орудуют два  убийцы-модика.  Я  не
мог даже представить себе, что вторым преступником  может  оказаться  старый
добрый  маньяк.  Какой  же  я  болван:  ломал  голову,  пытаясь  перехитрить
суперсовременного   профессионала   международного   класса,   а   это   был
всего-навсего  местный  старикашка-пакостник!   Господи,   сколько   времени
потрачено впустую, Хасан! Стыдно мне было  брать  деньги  у  Папы  за  такую
паршивую работу! - Естественно, произнося эту речь, я  незаметно  подбирался
все ближе и ближе к нему, разглядывая тело, распростертое на полу, с печалью
и укоризной покачивая головой - в общем, изображая из себя  добросердечного,
умудренного   опытом   сержанта   полиции,   который   пытается    урезонить
слабонервного жлоба, собравшегося прыгнуть с энного этажа небоскреба. Можете
поверить мне на слово: это гораздо труднее, чем кажется!
   - Ты больше не получишь от Фридландер-Бея ни  киама.  -  Казалось,  Хасан
искренне опечален моей судьбой.
   - Может быть, да, а может, нет, кто знает? -  Я  медленно  приближался  к
нему, не отрывая взгляда  от  пухлых  коротких  пальцев,  сжимающих  обычный
дешевый кривой арабский нож. -  Каким  же  я  был  слепцом!  Ты  работал  на
русских.
   - Конечно, - раздраженно отрезал Хасан.
   - Ты похитил Никки.
   Он удивленно посмотрел на меня:
   - Нет, мой племянник, ее забрал Абдулла, а не я.
   - Но он действовал по твоему приказу.
   - По приказу Богатырева.
   - Абдулла похитил ее из виллы Сейполта:
   Хасан молча кивнул.
   - Значит, Никки еще была жива,  когда  я  в  первый  раз  разговаривал  с
немцем.
   Она находилась где-то в доме. Сейполт не  собирался  убивать  ее.  Потом,
когда я ворвался к нему, чтобы выведать правду, он уже был трупом.
   Хасан уставился на меня, то и дело пробуя пальцем лезвие.
   - После смерти Богатырева ты убил ее и засунул тело в мешок для мусора.
   Потом убил Абдуллу и Тами, чтобы обезопасить  себя.  Кто  заставил  Никки
написать записку?
   - Сейполт, о мой проницательный друг.
   - Значит, единственный, кто может раскрыть твою причастность к убийствам,
- Оккинг.
   - Не считая тебя, конечно.
   - Разумеется. Ты отличный актер, Хасан. Ты сумел полностью обдурить меня.
   Если бы я не нашел случайно  твой  самодельный  модик  (Хасан  оскалился,
словно зверь, застигнутый  врасплох),  если  бы  не  другие  улики,  которые
выдавали связь Сейполта с исчезновением Никки, у меня не было бы  ни  единой
зацепки.  Вы  с  немецким  наемником  Ханом  отлично  сработались.  Я  и  не
подозревал ничего, пока не понял, что все мало-мальски важные  сведения  шли
через тебя. Подумать только преступник был совсем рядом, требовалось  только
увидеть его. В конце концов, я просто не мог не сообразить -  это  ты,  твои
проклятые короткие, жирные, неуклюжие пальцы...
   Я придвигался все ближе и ближе. Нас разделяло всего  футов  десять.  Еще
шаг... В это  мгновение  Шиит  разрядил  в  меня  обойму  маленького  белого
пластикового игломета. Целая  армада  игл  пронзила  воздух.  Последние  два
заряда вонзились  мне  в  бок,  чуть  пониже  левой  подмышки.  Я  почти  не
почувствовал их, словно это произошло не со  мной.  Знал,  что  потом  будет
по-настоящему больно, а какая-то часть рассудка,  неподконтрольная  училкам,
задалась вопросом: отравлены иглы, или это просто  острые  кусочки  металла,
которые рвут мышцы в клочья.
   Впрочем, очень скоро я узнаю ответ на собственном опыте.
   Меня охватило отчаяние. Я совсем забыл про свой парализатор  и,  в  любом
случае, не собирался состязаться в меткости с  Шиитом...  Уже  падая,  сумел
выхватить черную училку и вогнал ее в розетку.
   Как описать свои ощущения? Ты привязан к креслу,  и  зубной  врач  дрелью
вгрызается тебе в небо; ты чувствуешь, что еще немного - и начнется припадок
эпилепсии, а он все не начинается,  и  ты  страстно  желаешь,  чтобы  пришли
долгожданные муки, потому что находиться на Грани  их  еще  страшнее.  Глаза
слепит нестерпимо ярки