журналист узнал об этом.  Нельзя
нарушать ход истории, все должно идти своим чередом.
   — Нет, — ответил он. — Всего лишь мысль в голову пришла.
   Ширер кивнул, но сквозь бледный  дым,  поднимающийся  из  трубки,  он
следил за каждым  движением  Фрэнка  проницательными  голубыми  глазами.
Каким-то  непостижимым,  почти  телепатическим  умением,  которое  любой
хороший  журналист  развивает  из  годами  накопленного   опыта,   Ширер
догадывался, что Джон Пеннс говорит неправду. И Фрэнку,  который  сейчас
выполнял  роль  Пеннса,  было  интересно,  вспомнит  ли  Билл  разговор,
состоявшийся этой  ночью,  когда  ему  сообщат  о  таинственном  взрыве,
прогремевшем на борту  «Гинденбурга»  при  посадке  в  Лэйкхерсте,  штат
Нью-Джерси.
   Но к тому времени Джон и Эмма Пеннс будут уже мертвы...
   Позади раздался звон стаканов. Бармен возвращался к их столику,  неся
в руках поднос, заставленный стаканами со шнапсом,  водкой  и  бурбоном.
Когда он составил напитки, Фрэнк притворился, что смотрит на часы.
   — Господа, становится  уже  слишком  поздно,  —  сказал  он.  —  Эмма
наверняка уже заждалась меня. — Лу отодвинул кресло  и  встал.  —  Прошу
меня извинить...
   — Ну разумеется.
   — Конечно.
   — До завтра, Джон.
   — Был очень рад нашему  знакомству,  мистер  Пеннс.  —  Уильям  Ширер
поднялся и еще раз протянул руку. — Когда в  следующий  раз  приедете  в
страну, обязательно свяжитесь со мной.
   — С удовольствием, Билл, — ответил  Фрэнк,  и  они  в  последний  раз
обменялись рукопожатиями.
    
   14 января 1998 года
   Понедельник, 18:02
    
   Стоянка автомобилей рядом со станцией  метро  была  хорошо  освещена,
однако это  нисколько  не  успокоило  Мерфи.  Между  ровно  выстроенными
фонарными столбами лежали длинные участки, куда не попадал свет, а  ряды
покрытых снегом автомашин отбрасывали огромные тени.
   Он преодолел примерно половину пути по центральному ряду, то  и  дело
оглядываясь назад, чтобы проверить, не преследуют ли его, и вдруг понял,
что не может вспомнить, где именно сегодня утром поставил машину. Где-то
ближе к концу стоянки; он проехал один ряд, затем вернулся и  все  время
ехал вдоль другого, пока наконец не нашел свободного места, которое, как
Мерфи смутно припоминал,  находилось  вблизи  ограды.  Спеша  успеть  на
очередной поезд, Дэвид забыл записать номер ряда; все,  что  он  сделал,
это запер дверь, сунул ключи в карман и бросился на платформу.
   Боже! Для человека, имеющего степень доктора  астрофизики,  он  порой
ведет себя хуже самого тупого болвана на планете. Впервые за  день  гнев
сменил страх. Снова  поднялся  ветер,  и  теперь  он  сметал  сверкающие
снежные покровы с капотов припаркованных повсюду автомобилей. Натянув на
голову капюшон парки, Мерфи зашагал сквозь морозный туман и в  очередной
раз пожалел о том, что не потребовал работу в отделении HАСА  в  Алабаме
или Техасе.
   Он услышал, как где-то позади под ногами хрустнул лсд.
   Дэвид остановился и быстро обернулся. Всего в десяти ярдах вдоль ряда
позади него шел какой-то высокий человек в парке  и  бейсбольной  кепке,
засунув правую руку в карман.
   В тот же момент Мерфи узнал в нем бродягу, которого видел  в  поезде.
Он посмотрел по сторонам, но, кроме них,  на  стоянке  никого  не  было.
Вдалеке за крышами десятков машин Дэвид различил очертания  приземистого
здания городской тюрьмы. Оно по меньшей мере в сотне футов  от  него  на
другой стороне автомобильного лабиринта,  но  там  наверняка  кто-нибудь
есть. Какой-нибудь скучающий  дежурный,  перелистывая  журнал  «Пипл»  и
слушая негритянский хип-хоп, греет ноги у  электрического  камина.  И  у
него обязательно имеется телефон, и...
   И вдруг человек остановился напротив «ниссана-пас-файндера»  и  вынул
руку из кармана. Раздались пронзительные звуки — бип! бип! — и вспыхнули
фары. Мужчина приблизился к фургону и принялся сметать снег  с  лобового
стекла.
   Мерфи расслабился.
   — Идиот, — проворчал он под нос  и  отвернулся.  —  Заводишься  из-за
ерунды.
   Дэвид  достиг  конца  ряда.  Хорошо,  теперь  он  на  задней  стороне
парковки, а вот и ограда. Колеса должны быть где-то рядом.  Повернувшись
лицом к ветру, он поднял руку, чтобы заслонить лице от снега,  и  побрел
по встречной полосе. Черт возьми, неужели  все  в  Арлингтоне  ездят  на
«фордах»? На заднем  бампере  старенькой  «вольво»  когда-то  находилась
наклейка «Благодарных мертвецов», что  облегчало  задачу  опознания,  по
крайней мере пока яппи не начали  переводить  на  свои  BMW  изображения
черепов и молний. Теперь же его машина имела более отличительную  черту.
Если внимательней присмотреться...
   Вот он, пятилетний  «эскорт»  травянисто-зеленого  цвета,  засыпанный
снегом,  но  отчетливо  выделяющийся  сине-белой  наклейкой  на   заднем
бампере, на которую падал свет от соседнего фонаря: Мне  нужно  ехать  в
Национальное  Космическое  Общество  202/593-1900.  Наверное,   половина
машин, паркующихся в гараже НАСА,  имела  точно  такую  же  наклейку  на
заднем бампере, но здесь, на стоянке  в  Хантингтоне,  она  выступала  в
качестве маяка. Мерфи улыбнулся и подумал, что только  по  этой  причине
следует возобновить членство в НКО.
   Поставив портфель на капот, Дэвид стал обшаривать  карманы,  пока  не
нашел кольцо с ключами. Он отпер дверь со стороны водителя, отворил  ее,
затем нагнулся и нашел скребок для льда  с  длинной  рукояткой,  который
всегда  возил  с  собой  под  пассажирским  сиденьем.  Захлопнув  дверь,
принялся счищать снег с лобового  и  боковых  стекол,  а  затем  соскреб
примерзший тонким слоем лед. Да, определенно настало  время  подумать  о
переезде  в  Хьюстон.  В  следующем  году  космические  корабли   начнут
отправлять  модули  на  новую  орбитальную  станцию.  Возможно,  у  него
получится получить перевод в Джонсон. Им может потребоваться новый...
   На капот упала тень человека.  Кто-то  еще  не  может  найти  машину?
Погруженный в мечты о Техасе, Мерфи не поднимал головы, пока не  заметил
за спиной едва уловимое движение.
   — Доктор Мерфи?
   Голос был старым и хриплым от возраста  и  в  то  же  время  каким-то
странно знакомым.
   Дэвид, не разгибаясь, слегка повернулся и увидел старика  из  поезда,
который стоял у заднего бампера его машины.
   Тень от  бейсбольной  кепки  и  густая  седая  борода  скрывали  лицо
незнакомца, однако Мерфи казалось, что он уже где-то видел его и раньше.
В левой руке старик держал нечто, похожее  на  пистолет,  но  не  совсем
оружие.
   Мерфи медленно выпрямился, поднял скребок и выставил его перед собой,
чтобы при необходимости использовать  для  самообороны.  Старик  неловко
переступил с ноги на ногу; и Мерфи смог немного лучше разглядеть орудие.
Оно имело тупоугольную форму, в которой не  было  ни  одного  отверстия.
Нелепо, но Дэвиду показалось, что  оно  похоже  на  игрушечную  лазерную
пушку, которая продавалась во многих магазинах.
   — Да, — ответил он. — А кто вы?  Старик  замялся.  Хотя  Мерфи  из-за
козырька бейсболки не видел его глаз, но почему-то ему казалось, что они
бегают из стороны в сторону, словно  проверяя,  нет  ли  поблизости  еще
кого-нибудь. Мерфи точно знал, что никого.
   — Что вам нужно? — потребовал он. — Почему вы преследуете меня?
   — Простите, — пробормотал незнакомец. — Простите меня.
   Он поднял оружие и направил его прямо на Мерфи.
   — Что...
   Последним,   что   почувствовал   Дэвид,   был   раскаленный   добела
электрический разряд, пронзивший его  тело.  Он  не  успел  закричать  и
рухнул на землю между машинами.
   Какое-то время  старик,  тяжело  вздыхая,  смотрел  на  Мерфи.  Затем
засунул  оружие  обратно  в  карман  и,  в  последний  раз  оглядевшись,
опустился рядом с Дэвидом на колени и ухватил его за лодыжки.
   Незнакомец протащил Мерфи по снегу и отпустил  рядом  с  водительской
дверью, затем открыл ее, поднял его за плечи и затолкнул внутрь  машины.
Усадив Дэвида вертикально на пассажирское сиденье,  старик  обшарил  его
карманы, где нашел ключи и бумажник. Затем он снял с капота  портфель  и
закинул его на заднее сиденье,  после  чего  забрался  в  автомобиль  и,
устроившись за рулем, захлопнул дверь.
   Понадобилось  всего  несколько  секунд,  чтобы  отыскать  парковочный
талон; он  торчал  из  противосолнечного  козырька.  Старик  вытащил  из
бумажника двадцатидолларовую купюру и зубами стиснул ее,  затем  вставил
ключ в гнездо зажигания. Остывший двигатель издал  глухой  металлический
звук, но завелся.
   Незнакомец улыбнулся, поправил Мерфи, чтобы все выглядело так, словно
тот придремал на сиденье, и затем осторожно дал задний ход.
    
   3 мая 1937 года
   Понедельник, 19:35
    
   На юге Германии целый день шел дождь, но ко времени, когда  автобусы,
перевозящие пассажиров «Гинденбурга» из «Франкфуртер  Хоф»,  прибыли  на
аэродром на другом берегу Майна, он почти прекратился. Багаж доставили в
аэропорт  еще  утром,  но  предварительно  офицеры   гестапо   тщательно
проверили его в вестибюле, не пропустив ни один чемодан, сумку,  корзину
или контейнер. Чемоданы тех  немногих  пассажиров,  которые  прибыли  из
других мест, также подверглись тщательному досмотру. В качестве  обычной
меры предосторожности, предпринимаемой перед каждым рейсом цеппелина,  у
пассажиров изъяли все спички и зажигалки, однако немногие понимали,  что
гестаповцы перетряхивали весь багаж не в поисках контрабанды,  а  искали
они взрывные устройства.
   Наконец пассажирам позволили покинуть зал ожидания,  расположенный  в
огромном ангаре. Дирижабль уже отбуксировали на взлетное поле, и рядом с
ним оркестр в униформе исполнял немецкие  народные  баллады  на  духовых
инструментах. Когда Фрэнк и Леа  вышли  из  ангара,  стюард  пристроился
рядом с девушкой, чтобы нести зонт над ее  головой.  Фрэнк  обрадовался,
что ему не оказали подобную честь; он не хотел, чтобы ему  помешали  как
следует рассмотреть дирижабль.
   Он около года изучал «Гинденбург» и знал каждую его деталь, как будто
был членом экипажа; если спросить, он наизусть процитировал бы  все  его
важные технические  характеристики.  Однако  изучать  архивные  чертежи,
фотографии и видеофильмы —  это  одно,  а  увидеть  ЛЗ-129  собственными
глазами — совершенно другое. Корабль появился над ними  словно  огромный
серебристый эллипс, такой же большой, как любой межпланетный космический
аппарат, когда-либо построенный на лунных верфях, такой необъятный, что,
направляясь к его носу, Фрэнк не мог разглядеть широкие стабилизаторы  в
хвостовой части. Он на мгновение остановился не только для  того,  чтобы
миниатюрные записывающие устройства, вмонтированные в  пуговицы  пальто,
могли запечатлеть картинку, но и чтобы самому насладиться видом.
   — Великолепно, — пробормотал он. — Совершенно невероятно...
   — Пошли, Джон. — Леа остановилась рядом с ним; стюард терпеливо ждал,
по-прежнему держа в руках зонтик. — Ты видел это раньше,  —  раздраженно
добавила она. — Ничего нового.
   Она была права. Вид немецких дирижаблей уже утомил Джона Пеннса;  тот
уже не первый раз поднимался  на  борт  «Гинденбурга».  Он  бы  не  стал
таращиться на него.
   — Конечно, дорогая, — сказал он, неохотно опуская глаза. —  Я  просто
не могу свыкнуться этим, вот и все.
   — Я тоже, герр Пеннс.
   Стюард, возможно, всего лишь хотел быть учтивым, но Фрэнк чувствовал,
что он искренне гордится своим кораблем.
   — Пройдите, пожалуйста, сюда.
   Когда они ступили на  трап,  оркестр  заиграл  «Хорста  Весселя».  Из
ангара появилась группа гитлеровской молодежи  и  строем  направились  к
дирижаблю, их  лидер  нес  нацистский  флаг.  Увидев  это,  Фрэнк  вдруг
обрадовался  тому,  что  покидает  Германию.  Обернувшись,  он   заметил
осторожно сдерживаемую реакцию других пассажиров.  Несмотря  на  то  что
владельцы  корпорации  «Цеппелин»   пытались   держаться   подальше   от
нацистской партии (Хьюго Экенер,  ее  президент,  был  ярым  противником
национал-социалистов, поэтому отказался назвать ЛЗ-129 в честь Гитлера),
«Гинденбург» тем не менее был построен на деньги нацистов. На самом деле
«Гинденбург», как и  его  младший  брат  «Граф  Цеппелин»,  нацисты  уже
использовали, чтобы разбрасывать листовки во время ралли в  Нюрнберге  и
Берлине. Спроектированный и построенный для менее  отвратительных  целей
«Гинденбург» тем не менее стал главным символом власти нацистов.
   Именно по этой причине зародившееся в Германии движение сопротивления
выбрало этот дирижабль, чтобы разместить на его борту бомбу. Несмотря на
свою  жестокую  власть,  гестапо  оказалось  беспомощным  и  не   смогло
предотвратить катастрофу.  Бомба  была  уже  спрятана  рядом  с  газовым
баллоном в кормовой  части,  как  раз  под  свастикой,  нарисованной  на
верхнем вертикальном стабилизаторе. Через три дня она сдетонирует, унеся
жизни тридцати семи пассажиров и экипажа...
   Фрэнк почувствовал, как его сердце сжало  тисками.  На  мгновение  он
захотел как  можно  быстрее  покинуть  «Гинденбург».  Должно  быть,  Леа
заметила выражение его лица, так как заглянула ему прямо в глаза.
   — Что-то не так, дорогой? — пробормотала она.
   — Как-то мне нехорошо. — Был неподходящий момент  для  объяснений.  —
Мне станет лучше, как только мы доберемся до каюты.
   Они  присоединились  к  пассажирам,  которые  поднимались  по  трапу,
спущенному  из  дирижабля.  Фрэнк  не  позволил  себе  еще  один  момент
нерешительности, он последовал за Леа вверх по  лестнице.  Они  миновали
палубу Д, где располагались каюты экипажа и кухня, и вышли на палубу  А,
где прямо напротив бронзового бюста маршала фон Гинденбурга их  встретил
другой стюард.
   — Герр Пеннс, фрау Пеннс, приветствую вас на борту. — Он  развернулся
и повел их по узкому коридору, который проходил  посредине  судна  вдоль
киля. — Ваша каюта № 12. Сюда, пожалуйста...
   Каюта их оказалась  на  удивление  маленькой:  двухъярусная  кровать,
компактный алюминиевый стол и миниатюрная раковина, которая крепилась  к
перегородке, маленький шкаф, где уже был сложен их багаж.  Фрэнк  ожидал
чего-то более просторного;  пассажирский  отсек  «Оберона»  был  намного
больше. Стюард показал им, где  что  находится,  объяснил,  что  уборные
располагаются под ними на палубе Б  и  в  жесткой  форме  напомнил,  что
rauchen verboten* везде, кроме комнаты для курения. Затем он пожелал  им
счастливого пути  и  оставил  наедине.  Фрэнк  поднялся  по  алюминиевой
лестнице на верхнюю полку, сел на тонкий матрац и взбил подушку размером
с носовой платок. Когда  он  попытался  выпрямиться,  то  задел  головой
потолок. Тогда он посмотрел на Леа и улыбнулся.
   — Думаю, нам придется придумать новые позиции, — сказал он.
   — Подумай о чем-нибудь другом. —  Леа  хмуро  посмотрела  на  него  и
открыла дверь каюты. — Они в любой момент поднимут корабль в  воздух,  я
не хочу этого пропустить.
   Прогулочная площадка  на  палубе  А,  когда  они  туда  пришли,  была
переполнена. Стюард протянул им бокалы с  шампанским,  затем  они  нашли
свободное место возле иллюминаторов по правому борту. Внизу на земле они
увидели людей, которые держали туго натянутые тросы.  На  взлетное  поле
начинали  спускаться  сумерки;  дождь  перестал,  и   зеленоватые   лучи
солнечного света пробивались сквозь темные тучи.
   Оркестр  заиграл  «Германия  превыше  всего»,  и   после,   казалось,
бесконечного  проигрыша   наземная   команда   ослабила   тросы,   затем
устремилась вперед, чтобы оттолкнуть контрольную гондолу. Затем медленно
и очень тяжело «Гинденбург» стал отрываться от взлетной площадки.  Фрэнк
обнял Леа за талию. Спустя мгновение она положила голову ему на плечо.
    
   * курить воспрещается (нем.).
    
   — Мы отправились, — тихо сказала она, когда  они  смотрели,  как  под
ними проплывает Германия. — Следующая остановка — Нью-Джерси.
   Он кивнул и наклонил голову, чтобы поцеловать се в щеку.
   — Следующая остановка — история, — прошептал он ей на ухо.
   Фрэнк не хотел, чтобы его слова были зловещими, однако Леа именно так
их и восприняла. Он понял это, когда она задрожала в его руках.
    
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   КУДА МУДРЕЦ БОИТСЯ И СТУПИТЬ...
    
   15 января 1998 года
   Четверг, 23:15
    
   Когда улеглась шумиха, связанная с происшествием на озере Сентерхилл,
когда  были  подшиты  и  сданы  в  архив  отчеты  компетентных  служб  и
специально созданные подкомитеты провели свои закрытые слушания,  когда,
наконец,  высокие  персоны,  допущенные  к   государственным   секретам,
убедились, что проблема хоть и не решена до конца, но  по  крайней  мере
перестала быть животрепещущей и острой — только  тогда,  оглядываясь  на
то, как разворачивались события, Зак Мерфи начал постигать, что на самом
деле  все  началось  днем   раньше,   в   пивном   баре   «Снегирь»   на
Пенсильвания-авеню.
   «Снегирь» был одной из самых почтенных забегаловок, расположенных  на
Капитолийском холме. Он находился примерно в трех  кварталах  от  здания
Конгресса и совсем близко от одного  из  самых  сложных  в  криминальном
отношении районов  Вашингтона.  Днем  здесь  любили  обедать  сотрудники
Конгресса и журналисты, приходившие сюда на перерыв, когда  в  коридорах
власти происходила какая-нибудь сенсация; в вечерние же  часы  «Снегирь»
наполнялся  федеральными  служащими  из  доброй  дюжины  министерств   и
ведомств.  Взмыленные,  во  влажных  от  пота  рубашках,   с   животами,
распухшими от высококалорийной, но  малосъедобной  пищи,  которую  можно
извлечь  из  любого  торгового  автомата,  они   являлись   сюда   после
напряженного  двенадцатичасового  рабочего  дня,  чтобы   пропустить   с
друзьями по  паре  кружек  пива,  а  потом  нетвердой  рысью  мчались  к
ближайшей станции метро «Капитол-Саут» и садились на  поезда,  идущие  в
вашингтонский пригород — в Мэриленд или Виргинию.
   Так повелось,  что  вечер  четверга  был  «пивным  днем»  сотрудников
Управления паранормальных исследований. Мерфи бывал  на  этих  дружеских
вечеринках нечасто, предпочитая проводить время с женой и сыном в  своем
доме в Арлингтоне, однако в последнее время дома ему было  тяжко.  Донна
никак не могла прийти в себя после  смерти  матери,  скончавшейся  перед
Рождеством, а Стива,  похоже,  гораздо  больше  интересовали  магические
карты, чем родной отец. Вот почему, когда Гарри Камиски, заглянув в  его
комнату в начале девятого, спросил, не хочет ли  он  выпить  с  ребятами
пивка, Мерфи неожиданно решил пойти. В конце концов, подумал  Мерфи,  он
уже давно не устраивал себе выходной, и не будет ничего страшного,  если
сегодня он явится домой на часок позже. Пусть  даже  при  этом  от  него
будет пахнуть «Будвайзером» — Донна все равно молча свернется  калачиком
на своей половине кровати, а Стиву на все наплевать, если только отец не
откажется от своего обещания взять сына в субботу в магазин комиксов.
   Выключив компьютер, Мерфи запер свой кабинет и присоединился к  Гарри
и Кенту Моррису, которые уже  ждали  его  в  вестибюле.  На  улице  было
слякотно и сыро, и пешая прогулка до «Снегиря»,  находившегося  всего  в
пяти кварталах, не доставила Мерфи удовольствия.
   В «Снегирь» они пришли самыми последними — завсегдатаи  давно  сидели
на месте. В задней комнате пивной уже были составлены  вместе  несколько
столов, и официантка сбилась с ног, обнося собравшихся кувшинами с пивом
и  тарелками  с  подсоленным  поп-корном.  Появление  Мерфи  вызвало   у
собравшихся умеренное любопытство  —  все-таки  он  в  «Снегире»  редкий
гость. Как бы там ни было, для него сразу освободили место, и Мерфи сел.
В Управлении он пользовался репутацией «сухаря» и знал это,  поэтому  он
начал с того, что распустил галстук и велел смотревшему на него  во  все
глаза молодому специалисту, недавнему выпускнику Йельского университета,
перестать обращаться к нему «сэр» и звать его попросту Зак. Потом  Мерфи
налил себе первую из двух кружек, которые он себе  обещал.  Вып