проснулся  с
такой сильной головной болью, что не сразу сумел заставить себя  встать.
Должно быть, решил он, на восемь было назначено очередное  совещание,  о
котором он совершенно забыл, и теперь ему звонит кто-то  из  сотрудников
УПИ, чтобы выяснить, почему он не пришел.
   Вчера вечером, когда пьяный Мерфи вернулся домой на такси, Донна была
крайне недовольна, а необходимость подвозить его с утра на работу отнюдь
не способствовала примирению. Смерив  мужа  укоризненным  взглядом,  она
вернулась к телевизору досматривать утренний гороскоп.
   Мерфи взял трубку.
   — Алло, Зак  слушает...  —  сказал  он,  прижимая  телефон  плечом  к
подбородку.
   — Говорит Роджер Ордман...
   Мерфи  чуть  не  уронил  трубку  в  раковину.   Роджер   Ордман   был
исполнительным директором Управления, и за десять лет службы в УПИ Мерфи
разговаривал с ним ровно три раза:  в  первый  раз,  когда  поступал  на
работу, и дважды — по разным социальным  вопросам.  Достаточно  сказать,
что Роджер Ордман был тем самым человеком, которому Президент  позвонил,
когда на втором этаже Белого дома был замечен дух Мэри Линкольн.
   — Слушаю вас, сэр. — Мерфи непроизвольно выпрямился. — Извините,  что
опаздываю, однако как раз сегодня утром аккумулятор  в  машине  приказал
долго жить. Но жена меня подбросит...
   — Не волнуйтесь, мистер Мерфи,  я  все  понимаю.  Такие  вещи  иногда
случаются. Я хотел поговорить с  вами  по  другому  поводу.  У  нас  тут
возникла одна небольшая проблема...
   Мерфи нервно переступил с ноги на  ногу;  кафельная  плитка  на  полу
ванной  неожиданно  показалась  ему  гораздо  холоднее,   чем   была   в
действительности.
   О Боже, подумал он, должно быть, это из-за вчерашнего. Не  иначе,  по
пути домой Гарри завернул в ночной бар,  сцепился  там  с  кем-нибудь  и
попал в кутузку. Или же Кент врезался во что-нибудь на машине.  Так  или
иначе, без полиции дело не обошлось, и его имя выплыло наружу.
   — Проблема, сэр?..
   — Вы на защищенной линии, Зак? Мерфи не сразу понял, что имеет в виду
Ордман. Потом он вспомнил, что говорит по радиотрубке.
   — Гм-м... Нет, сэр. Вы хотите, чтобы я...
   — Да, будьте добры.
   — Одну минуточку, сэр... — Мерфи  не  без  труда  отыскал  на  трубке
кнопку «ожидание» и, выйдя из ванной, прошел  по  коридору  в  небольшой
кабинет рядом с гостиной. Дверь за собой он закрыл,  но  Донна  даже  не
подняла головы;  телевизор  был  включен  на  полную  громкость,  и  это
значило, что она не  услышит,  о  чем  он  будет  говорить  с  Ордманом.
Астролог-предсказатель как раз объяснял Донне, почему  сегодняшний  день
особенно благоприятствует Козерогам, желающим обновить старые  дружеские
связи, в особенности — со Скорпионами.
   Сев  за  стол,  Мерфи  снял  трубку  обычного  телефона  и   выключил
радиотелефон.
   — Я слушаю, сэр. Извините,  что  заставил  вас...  —  Это  защищенная
линия? Да что с ним такое?!
   — Да, сэр, я говорю с другого аппарата, если вы это имели в виду.  Я,
видите ли, был в ванной, когда вы позвонили. Я как  раз  собирался...  —
Сообразив, что начинает мямлить, Мерфи оборвал сам себя. — Да, сэр,  это
надежная линия.
   Последовало короткое молчание, потом Мерфи услышал:
   — Произошла авария.
   Господи Иисусе! Кто-то из парней и впрямь попытался доехать  до  дома
на собственной машине. Кто же — Кент или Гарри?  Скорее  всего  Гарри  —
пожалуй, он был самым пьяным. Полез за руль, и на тебе!..
   Только потом Мерфи вспомнил, с кем он разговаривает. В этом контексте
фраза об аварии приобретала совсем иное значение.
   — Да, сэр, я понимаю, — медленно  проговорил  он,  а  мысли  его  уже
неслись  с  бешеной  скоростью,  обгоняя  одна  другую.  —  А  где   это
произошло?
   — В Теннесси, примерно в шестидесяти милях  к  востоку  от  Нэшвилла.
Всего час или полтора назад.
   — Понятно... Скажите, кто-нибудь... Кто-нибудь видел саму машину?
   — Мы обнаружили машину, но внутрь еще никто не  заглядывал.  Как  раз
сейчас готовится к выезду бригада «скорой помощи»,  которая  должна  все
исследовать. Вы можете быть готовы через... десять минут?
   По спине Мерфи пробежал неприятный холодок.
   — Через десять? Мистер Ордман, я еще не...
   — Мы выслали за вами автомобиль. Группа уже в сборе, самолет  ждет  в
аэропорту Далласа. С подробностями вас  познакомят  по  дороге.  Так  вы
сможете выйти через десять минут?
   Мерфи все еще был в халате. Его костюм висел  на  плечиках  и  скорее
всего нуждался в том, чтобы по нему прошлись специальной щеткой, которая
так хорошо собирает приставшие к ткани волоски и ворсинки. Он  даже  еще
не выбрал галстук, зато в  чулане,  в  его  старой  адидасовской  сумке,
лежала смена чистого белья, оставшаяся еще с прошлой осени, когда  он  в
последний раз ездил на охоту. На то, чтобы собрать и уложить портативный
компьютер, требовалось всего несколько минут.
   — Да, я буду готов.
   — Очень хорошо, доктор Мерфи. У вас появился отличный шанс,  смотрите
не упустите его.
   — Не упущу, сэр, — ответил Мерфи, постаравшись вложить в  свои  слова
как можно больше уверенности, которой он не чувствовал. —  Буду  держать
вас в курсе.
   — Хорошей кармы, — ответил Ордман и дал отбой.
   Мерфи осторожно опустил трубку и, откинувшись  на  спинку  кресла,  с
облегчением выдохнул. Ночью над Арлингтоном прошел легкий снег, и в окно
кабинета ему был виден выбеленный  цветник  Донны  и  присыпанные  белым
крошевом качели Стива, которыми он уже давно не пользовался. В саду было
холодно, пусто и неприютно; Мерфи невольно задумался  о  том,  насколько
теплее может быть в Теннесси.
   Потом он снова вздохнул и, встав из-за стола,  пошел  сказать  Донне,
что уезжает в служебную командировку.
    
   6 мая 1937 года
   Четверг, 20:00
    
   Через тридцать пять минут после того как «Гинденбург»  пришвартовался
на аэродроме базы ВМФ в  Лэйкхерсте,  взрыв,  прогремевший  в  одном  из
кормовых отсеков дирижабля, уничтожил гигантский воздушный корабль.
   По счастливому стечению обстоятельств, когда «Гинденбург»  взорвался,
на борту не было ни одного человека. Все пассажиры и члены экипажа сошли
на землю, а техники наземной команды успели разбежаться  и  попрятаться,
прежде  чем  пылающий  дирижабль  рухнул  на  землю,  увлекая  за  собой
причальную  мачту.  Оператор  из  отдела   кинохроники   сумел   заснять
катастрофу на пленку, и впоследствии комментаторы и журналисты наперебой
твердили о том, как удачно, что «Гинденбург» взорвался уже  на  стоянке.
Случись это, пока воздушный корабль был в воздухе, не  обошлось  бы  без
множества жертв.
   Фрэнк  и  Леа  наблюдали  за  пожаром,  сидя   во   взятом   напрокат
«форде»-седане Хоффмана. Машину  Хоффман  предусмотрительно  отогнал  на
край аэродрома и припарковал на обочине шоссе.
   То, как развивались события,  по-настоящему  потрясло  их.  С  трудом
сохраняя видимость спокойствия, Фрэнк  и  Леа  разыскали  свой  багаж  и
спустились на землю по выходному трапу. Как они прошли таможню, где в их
паспорта поставили соответствующие штампы и поздравили с возвращением на
родную землю, они помнили плохо — настолько были удивлены.  За  стойками
таможенного контроля их встретил Хоффман. Он  сразу  же  начал  задавать
вопросы, но Фрэнк знаком велел ему молчать, пока они не отойдут на такое
расстояние, где их не могли бы услышать другие пассажиры.
   Когда они уже шли к  машине,  Фрэнк  заметил  Эрика  Шпеля,  все  еще
одетого в тускло-коричневую рабочую униформу. Не  замеченный  ни  своими
товарищами по команде, ни офицерами  разведки  Люфтваффе,  Эрик  сел  на
заднее сиденье такси и уехал. А через пятнадцать минут взорвалась бомба.
   Фрэнк, Леа и Хоффман только переглядывались, пока мимо  них  одна  за
другой проносились по шоссе  пожарные  машины,  направлявшиеся  к  месту
катастрофы. Потом Том сказал:
   — Ну что ж, по крайней мере мы не вызвали парадокса времени. Ведь  мы
еще здесь!..
   Фрэнк мрачно посмотрел туда, где бушевал огненный ад.
   — Черта с два мы его не вызвали!.. — буркнул он.
   — Это еще неизвестно, — подала голос Леа, которая  сидела  на  заднем
сиденье. — Какое-то  отклонение,  несомненно,  произошло.  И  серьезное,
должно быть, но все же только отклонение.
   —  Ничего  себе  отклонение!  —  Фрэнк  кивнул  в  сторону  пылающего
дирижабля. — Да, я знаю, что во время событий в Далласе  кто-то  заметил
за изгородью двоих наших людей, но тогда ход  истории  не  изменился.  А
это...
   — «Оберон» все еще на орбите, — вставил Хоффман, поворачиваясь, чтобы
бросить взгляд на футляр с радиопередатчиком, который лежал открытым  на
заднем сиденье. Леа только что выходила на связь с хронолетом. — Если бы
мы вызвали парадокс времени, Василия сейчас  бы  здесь  не  было.  Более
того, мы и сами исчезли бы, верно?
   — Что такое парадокс? — сердито  спросил  Фрэнк.  —  Ты  можешь  дать
определение? Можешь сказать, что происходит, когда имеет место  парадокс
пространства-времени?
   — Я не совсем...
   — Ну давай же, скажи точно, как такой парадокс влияет на существующие
темпоральные линии?
   — Перестаньте. — Леа захлопнула крышку футляра.  —  Мы  поговорим  об
этом позже, когда доберемся до места встречи.
   И они поехали прочь  от  Лэйкхерста.  Держась  пустынных  проселочных
дорог, они спешили на юго-запад, а вокруг  сгущалась  холодная  весенняя
ночь. Когда они углубились в Сосновые пустоши, огни домов и  ферм  стали
показываться все реже, а потом и вовсе исчезли.  Низкий  туман  стелился
над болотистыми низменностями, и «белобокие» покрышки седана то  и  дело
натыкались на горбы и ухабы разбитого дорожного полотна.
   Составив на пол футляр с передатчиком, Леа вытянулась во весь рост на
заднем  сиденье,  заметив  при  этом,  как  невероятно  просторны   были
автомобили этой исторической эпохи. Том Хоффман  возразил  на  это,  что
зато они были крайне неэкономичны, так как для того,  чтобы  сдвинуть  с
места такую большую массу, требовалось слишком много бензина.  Пока  они
так переговаривались, Фрэнк, которого не  покидало  мрачное  настроение,
включил на  приборной  доске  встроенный  радиоприемник  и,  изнывая  от
нетерпения,   принялся    вращать    рукоятку    настройки,    ненадолго
останавливаясь каждый раз,  когда  ему  удавалось  поймать  передачу  из
Нью-Йорка, Трентона или Филадельфии.  Танцевальные  джазовые  программы,
юмористические постановки, криминальные мелодрамы сменяли друг друга,  а
Фрэнк все гонял волосок метчика из конца в конец шкалы,  стараясь  найти
хоть какой-то ключ к тому, что случилось — или, вернее, не случилось — с
«Гинденбургом».
   Когда они  сворачивали  с  шоссе  на  неприметную  грунтовую  дорогу,
эстрадная программа  из  Нью-Йорка  неожиданно  была  прервана  коротким
выпуском экстренных новостей. Диктор сообщил, что  германский  дирижабль
«Гинденбург», погибший в результате необъяснимого пожара час с четвертью
назад, был уничтожен взрывом заложенной  на  борту  бомбы.  В  анонимном
сообщении,  полученном  радиостанцией  всего  несколько   минут   назад,
говорилось, что  ответственность  за  акт  саботажа  принимает  на  себя
немецкая подпольная антифашистская организация. Подпольщики  утверждали,
что бомба на борту «Гинденбурга» была заложена для того, чтобы, с  одной
стороны,  привлечь  внимание  мировой  общественности   к   жестокостям,
творимым нацистским режимом, а с другой — показать немецкому народу, что
Гитлер все еще может быть отстранен от власти.
   Прослушав это сообщение, Фрэнк выключил радио. В машине  установилось
долгое молчание, потом Фрэнк вздохнул.
   — Именно это я и называю парадоксом, — сказал он.
   — Но мы все еще здесь, — негромко напомнил Том Хоффман.
   — Это означает, что мы каким-то образом пережили возмущение,  которое
сами же и вызвали.
   — Кто тебе сказал, что это  наша  вина?!  —  воскликнула  Леа,  снова
садясь на сиденье. — Никто  не  знает,  почему  бомба  Шпеля  взорвалась
именно тогда, когда она взорвалась. Может  быть,  часовой  механизм  был
неисправен...
   — А может быть, он вернулся и перевел стрелку, — сказал Том.
   Фрэнк кивнул.
   — Скорее всего так и было. Как раз вчера Эрик случайно  столкнулся  с
Эммой Пеннс и решил, что не может допустить, чтобы такая  очаровательная
фройляйн погибла в огне.
   — По-твоему, выходит, это я виновата?! — изумленно воскликнула Леа. —
Я тебе не верю! Я не...
   — Я шучу.
   — Совсем не смешно! Мне и в голову не приходило, что ты...
   — По-моему, вам обоим лучше помолчать, — сказал  Том,  крепко  сжимая
руль и пытаясь разглядеть в тумане  проселок.  —  Все  равно  сейчас  мы
ничего не можем поделать. Но Леа никак не могла успокоиться.
   — Так ты думаешь, что это смешно? — спросила она.
   — Нет, не думаю. Но учитывая, что мы пока ничего не знаем, даже такая
гипотеза имеет право на существование...
   — Заткнитесь, вы, оба! — во  все  горло  заорал  Том.  —  Ради  всего
святого, просто заткнитесь и помолчите хоть немного!..
   После этого в салоне снова повисла напряженная, враждебная тишина.
   В конце концов проселок вывел их на обширную вырубку, где лет  десять
назад стояла ферма, уничтоженная одним из тех  лесных  пожаров,  которые
время от времени проносятся  по  Сосновым  пустошам.  От  дома  осталась
только наполовину обрушившаяся каминная труба, все остальное  обратилось
в трухлявые головешки. Лишь кое-где из высокой  травы,  которой  заросло
пепелище, торчали старые, наполовину сгнившие кедровые пни.
   Остановив машину, Том выключил фары. Стоило им открыть дверцы, как  в
салон ворвался слаженный хор лягушек  и  сверчков.  Ночь  была  довольно
прохладной, и Леа, вздрогнув, поплотнее запахнула  пальто,  инстинктивно
сделав шаг по направлению к Фрэнку. Она родилась и выросла  на  Луне,  и
звуки дикой природы пугали ее. Фрэнк обнял Леа за  плечи  и,  запрокинув
голову, посмотрел на небо. Поднявшийся западный ветер относил  облака  в
сторону, и в безлунном небе сияли яркие звезды.
   — Ты не ошиблась, когда давала Василию наши  координаты?  —  негромко
спросил он, но, увидев выражение ее лица, осекся.  —  Прости,  я  только
поинтересовался.
   Хоффман достал с заднего сиденья чемоданчик с передатчиком и,  отойдя
на несколько шагов в сторону, положил его на  траву.  Потом  вернулся  к
«форду» и, включив под потолком свет, бегло осмотрел салон.  Нет,  здесь
не было ничего такого, что не следовало оставлять  в  прошлом.  Дорожные
сумки Фрэнка и Леа  лежали  в  багажнике,  а  документы  и  записывающая
аппаратура были у них в карманах.
   Погасив свет,  он  вынул  из  нагрудного  кармана  небольшую  золотую
коробочку и, нажав на боковой грани утопленный переключатель, положил ее
на выступ крыла рядом с задним  сиденьем.  Через  пять  минут  после  их
отлета прокатная компания «Херц»  таинственным  и  необъяснимым  образом
лишится одного из своих автомобилей, если, конечно, какой-нибудь охотник
не набредет на его оплавленный остов.
   Когда Том снова подошел к Леа и Фрэнку, оба смотрели в небо, он  тоже
поднял взгляд.  Сначала  он  не  видел  ничего;  потом  там,  где  сияло
созвездие  Большой  Медведицы,  появилось  небольшое   темное   пятнышко
округлой формы, которое было лишь ненамного чернее ночного неба.
   — Лучше отойти подальше, — пробормотал Хоффман. — Возьмите кто-нибудь
передатчик.
   Они поспешно отбежали к краю поляны. Когда,  обернувшись,  они  снова
посмотрели вверх, то увидели  большую  черную  тень,  которая  с  каждой
секундой становилась еще больше, заслоняя звезды. «Оберон»  спускался  в
режиме  «хамелеон»,  поэтому  для  невооруженного  глаза  хронолет   был
практически невидим. Даже если бы  в  это  время  уже  получили  широкое
распространение радиолокационные станции, «Оберон» не появился бы на  их
экранах, поскольку полимерное покрытие  корпуса  поглощало  любые  лучи.
Обнаружить можно было только  решетчатый  модулятор  привода  негамассы,
расположенный на нижней  части  хронолета,  но  он  работал  практически
бесшумно, так что трое путешественников поняли, что  «Оберон»  опустился
до верхушек окружающих поляну деревьев,  только  тогда,  когда  услышали
негромкий гул и увидели, как стелется по земле трава.
   Гудение стало громче, и хронолет вдруг появился прямо  над  ними.  Он
был  специально   сконструирован,   чтобы   походить   на   классические
сомбрероподобные «летающие тарелки», и мог  бы  украсить  собой  обложку
одного из многих посвященных проблемам НЛО журналов, которые появились в
двадцатом столетии. И действительно, украсил в  качестве  иллюстрации  к
очередному рассказу о  похищении  людей  инопланетянами,  опровергнутому
большинством современных ученых. В момент, когда в плоском  днище  между
полусферическими  гондолами  тоннель-генераторов   откинулись,   подобно
цветочным  лепесткам,  посадочные  опоры,  в  единственном  иллюминаторе
хронолета вспыхнул  свет.  Казалось,  на  мгновение  «Оберон»  застыл  в
воздухе, потом гудение негатрона неожиданно  стихло,  и  корабль  грузно
опустился на землю.
   Исследователи  уже  бежали  к  «Оберону»,  когда  в  одном  из  ребер
открылась диафрагма входного шлюза,  вниз  упала  легкая  лесенка,  а  в
освещенном прямоугольнике входа появился темный силуэт Меца.
   — Чего вы ждете?!  —  прокричал  он.  —  Пошевеливайтесь,  мы  должны
убраться отсюда как можно скорее! Фрэнк первым добежал до трапа.
   — Не  так  быстро!  —  сказал  он,  поднимая  над  головой  футляр  с
передатчиком. — Нам необходимо выяснить,  что  здесь  произошло!  Должно
быть, случилось что-то такое, чего мы не предусмотрели!..
   — Ты хочешь сказать, что вы еще не закончили?.. — Мец  протянул  руку
и, схватив чемоданчик за ручку, выдернул его из  руки  Фрэнка.  —  Может
быть, на обратном пути нам следует сделать остановку в Вашингтоне, чтобы
вы могли подстрелить Тедди Рузвельта?
   — Франклина, ты хочешь сказать...
   — Да какая  разница?  Нам  нельзя  здесь  больше  оставаться.  —  Мец
поставил футляр в люк. — Надеюсь, вы не совершили  какой-нибудь  ошибки,
которая помешает нам смыться отсюда?
   — Черт побери, Василий, это не наша вина! — Судя по голосу, Леа  была
вне себя от ярости. — Мы не знаем, что случилось, но это... Мы не...
   — Оправдываться будешь в суде, Ошнер. А сейчас нам надо  взлетать.  —
Мец скрылся в люке. — Поднимайтесь на борт или останетесь  здесь!  Через
шестьдесят секунд — старт.
   — Василий, погоди! — Фрэнк вскарабкался  по  трапу  и  протиснулся  в
воздушный  шлюз  «Оберона».  После  ночного   холода   узкое   помещение
клиновидной формы показалось ему слишком теплым. В забрале  висящего  на
переборке шлема от скафандра для работы в  открытом  космосе  отразилось
его вытянутое, словно в кривом зеркале, лицо.
   Он помог Леа подняться в шлюз, потом нырнул в  диафрагму  внутреннего
люка и, нагнав  пилота,  прошел  вслед  за  ним  по  узкому  радиальному
коридору в рубку управления.
   — Успокойся, Василий, — начал он. — Я должен поговорить с тобой о...
   — Не о чем тут разговаривать, Фрэнк. — Войдя в рубку, Мец опустился в
кресло  пилота  и  быстро  пробежался  пальцами  по  пульту,  готовя   к
перепрограммированию навигационные системы хронолета. —  И  нечего  меня
успокаивать, во всяком случае — не после этого! Лучше проследи  за  тем,
чтобы твои люди пристегнулись как следует. Мы взлетаем.
   — О'кей, хорошо. — Фрэнк миролюбивым жестом поднял обе руки. — Вытащи
нас отсюда, доставь на орбиту, но не начинай переход до тех пор, пока мы
не разберемся в ситуации. Нам  по  крайней  мере  необходимо  попытаться
понять, что вызвало отклонение...
   Мец резко повернулся вместе с креслом и уперся Фрэнку в грудь крепким
пальцем.
   — Послушайте, доктор Лу, не вынуждайте  меня  читать  вам  лекцию  по
теории  пространства-времени.  Причинно-следственные  связи.   Парадоксы
несообразности. Поддержание и энергетический режим  перехода  Морриса  —
Торна... Помните?..
   — Я только хотел  сказать,  что  нам  нельзя  торопиться.